Письма "стойкого" митрополита Петра Полянского
из книги "Акты патриарха Тихона", М. 1994, стр.885
Письмо многоуважаемому чекисту тов. Ивану Васильевичу
Обратите особое внимание на выделенные и подчеркнутые места документа
11 марта 1931 г.
Многоуважаемый тов. Иван Васильевич!
Пользуясь дозволением, решаюсь беспокоить вас настоящим письмом. Уполномоченный ПП ОГПУ по Уралу тов. Костин сообщил мне, что к Евгению Александровичу отправлено на распоряжение дело по расследованию о ведении мною якобы пораженческой агитации среди населения села Абалак и села Хэ. В протоколах допроса даны показания относительно клеветнического характера этого обвинения. О чем и перед вами заявляю со всей решительностью и добавляю, что моя ссыльная жизнь протекала в большой сфере неприязни трех обновленческих священников Абалакского, Хэнского, поначалу скрывавшего свое обновленчество, и Абдорского. В данном случае, надо полагать, прежде всего фигурировала материальная сторона дела. В их храмы я не ходил, а глядя на меня, уклонялись от посещения и верующие, которых и без этого было незначительное количество. Абдорский священник между прочим стремился в Хэ, но потерпел поражение, приписав последнее, конечно, моему влиянию, хотя я стоял совершенно в стороне. Та листовка от имени старосты Вятской епархии, которая, как я слышал, была распространена и по Москве, говорят, дело его рук. В обвинении указаны и предметы агитации: близкая война и падение советской власти, а также упоминается о том, что я руководил будто бы церковниками для активной борьбы с нею. Какая наглая ложь, даже слышать неприятно. О войне я мог знать не больше того, что сообщалось в газетах. Строить же отсюда какие-то фантастические выводы, а тем более брать на себя роль для ведения какой-то активной борьбы – это в моем положении значит или обладать совершенно детской наивностью или совсем лишиться рассудка. Очень прошу Евгения Александровича и вас проявить ко мне советскую справедливость. Не откажите в ускорении выяснения моей дальнейшей участи и дайте мне возможность испытать чувство свободного человека. Всеж-таки, Иван Васильевич, не теряю надежды, что в конце концов мы протянем друг другу руку взаимного доверия. Одно только жаль, что конец-то мой уже у дверей. Седьмой месяц сижу и положительно задыхаюсь без пользования наружным воздухом (только 20 минут поздним вечером). Не имею также подходящего питания и испытываю лишения со стороны ухода, столь необходимого вследствие моей крайней слабости и начинающих появляться обмороков. И в моральном отношении нахожусь в каком-то безвыходном тупике. Будучи предоставлен только самому себе, я продолжаю нести бремя гнетущей неизвестности относительно правильного решения поставленного вами вопроса. В связи с этим вопросом возникает и другой, не менее острый вопрос: смена местоблюстителя не повлечет ли за собой и смену его заместителя. Возможно, конечно, что мой преемник, если бы ему не пришлось непосредственно осуществлять свои обязанности, оставит заместителем то же самое лицо, это его право; но то, по моему мнению, несомненно, что исполнение обязанностей этим заместителем должно прекратиться одновременно с уходом замещаемого им лица, подобно тому, как по заявлению митр. Сергия с его уходом прекращает свое существование и учрежденный им синод. Все это, равно и другие вопросы требуют всестороннего и авторитетного обсуждения и канонического обоснования. Поверьте, что лично я ни на что не претендую. Я только желаю, чтобы мои действия были закономерные. Очень извиняюсь за свою бывшую беседу с вами в несколько повышенном настроении, причина которого крылась и в неожиданном аресте после продолжительной и в невыносимых условиях ссылки и в совершенной неожиданности самого предмета беседы. Видите ли, тюремная и ссыльная жизнь на протяжении в общем более 8-ми лет так измотала и исковеркала, что порой совсем не узнаешь себя и иной раз дозволяешь себе сказать что-нибудь неуместное, как это и случилось и в беседе с вами. Еще раз прошу извинить и не поставить это мне в вину. Во всяком случае худых намерений у меня не было. Будьте добры передать митр. Сергию, за невозможностью мне самому это сделать, мой поклон и усердную просьбу, чтобы он вместе с митр. Серафимом и архиеп. Филиппом, которым также кланяюсь, посодействовали моему освобождению. Убедительно прошу их защитить меня, еле движущегося старика. Я всегда был проникнут к митр. Сергию чувством глубокого уважения и признательности, и мысль о каком-либо ухудшении наших взаимоотношений повергла бы меня в невыразимую скорбь. Потрудитесь передать привет Евгению Александровичу, тоже шлю и вам.
Митр. Петр (Полянский).
