Преподобный Исаак Сирин
Если не очищен малый зрачок твоей души, не смей задержать свой взгляд на солнце
Если не очищен малый зрачок твоей души, не смей задержать свой взгляд на солнце, чтобы не лишиться тебе [и] обычного зрения и не быть брошенным в одно из тех умопостигаемых мест, которое есть тартар, представляющий собой образ шеола. Это есть тьма вне Бога, в которой те, кто вышли за пределы естества в движениях своего ума, блуждают той разумной природой, которой они обладают. Поэтому и тот, кто дерзнул войти в грязных одеждах на пир, назначен быть брошенным в эту внешнюю тьму. Пиром называется видение духовного знания; тем, что приготовлено на нем, [называется] обилие Божественных тайн, исполненных радости и ликования и услаждения души; одеждой пира именуется облачение чистоты, грязными же одеждами — страстные движения, пачкающие душу; тьмой внешней — [то, что пребывает] вне всякого услаждения ведением истины и Божественным общением. Ибо тот, кто, облачившись в эти [т. е. грязные] одежды, дерзает вообразить в своем разуме вышняя Божия и ввести и поместить себя внутрь духовных созерцаний оного святого пира, который появляется только среди чистых, и, будучи охвачен наслаждением страстей, желает приобщиться его [т. е. пира] наслаждению, — тотчас поглощается, словно неким наваждением, и извергается оттуда в место, лишенное сияния, — то, которое именуется шеолом и погибелью, которое есть неведение и отклонение от Бога. Ведь сказано: «То, что от Бога, приходит само, если будет место чистое и неоскверненное». То, что это «приходит само», — [вместо того] чтобы сказать: для чистоты естественно, чтобы в ней воссиял небесный свет без нашего исследования и труда. «В чистом сердце запечатлевается новое небо, вид которого — свет, место которого духовно», как и в другом месте [сказано]: «Подобно тому, как камень магнит по своей природной силе обладает способностью притягивать к себе частицы железа, так и духовное ведение — для чистого сердца». Хотя и передано с тщательностью истинными [наставниками], что в здешней жизни нет мысли, которая не подверглась бы полному расхищению из-за хищничества страстных побуждений, я говорю это с уверенностью — и я не страшусь силы опыта, — что тот, кто облачен в одежду плача в помышлении своем, не только непобедим для страстных побуждений или силен в брани с ними и победоносен — то есть они совсем не дерзают показываться [ему] в намерении сражения, — но даже и издалека не дерзают они проходить перед тем [местом], где находится душа, у которой устроен дом скорби в разнообразных стенаниях о грехах ее. И, как сказано блаженным Иаковом, в могиле она [т. е. душа] устроит обитание свое, пока снова не встретится с возлюбленным Иосифом. Я не соглашусь сказать, что сладость страстей войдет туда, где есть горечь плача. Я же говорю, что дело плача безопасно, и надежно, и превыше страха. Тот, кто постоянен в плаче из-за страха — а именно, что он не знает, где окончится его течение, — превосходнее того, кто постоянен в радостном житии оттого, что отсюда он чувствует уверенность в своем делании. О [ты], чей град пленен внутренними страстями! Вооружись оружием плача, и преследуй их, и изыми детей твоих из рук их! Ибо непобедимо и надежно это оружие и во всякое время и испытано сильными.
Преподобный Исаак Сирин
