Дионисий Ареопагит
О Мистическом Богословии
Глава первая. |
Что такое божественный мрак |
|
Глава вторая. |
Как подобает восходить ко всеобщей и все превосходящей Причине и Ее воспевать |
|
Глава третья. |
Каково катафатическое богословие и каково апофатическое |
|
Глава четвертая. |
Что ничем из чувственного не является, превосходя его, Причина всего чувственного |
|
Глава пятая. |
Что ничем из умственного не является, превосходя
его, Причина всего умственного |
|
Глава первая
Что такое божественный мрак
1. Троица пресущественная, пребожественная и преблагая, руководящая премудростью
христиан, направь нас к таинственных слов пренепознаваемой пресветлой и
высочайшей вершине, где простые, абсолютные и неизменные таинства
богословия, окутанные пресветлым мраком сокровенно таинственного молчания, в
глубочайшей тьме пресветейшим образом сияют и совершенно таинственно и невидимо
прекрасным блеском преисполняют безглазые умы . Молюсь, чтобы было мне так.
Ты же, дорогой Тимофей, усердно прилежа мистическим созерцаниям, оставь как
чувственную, так и умственную деятельность и вообще все чувственное и
умозрительное, все не сущее и сущее, и изо всех сил устремись к соединению с
Тем, Кто выше всякой сущности и познания. Неудержимым и абсолютным из себя и
из всего исступлением , все оставивший и от всего освободившийся, ты
безусловно будешь возведен к пресущественному сиянию божественной тьмы .
2. Смотри, однако же, чтобы никто из непосвященных об этом не услышал.
Таковыми я называю привязанных к сущему, воображающих, что ничего сверх сущего
сверхсущественно не существует, но полагающих, что своим собственным разумом они
способны ведать "Положившего тьму покровом Своим" (2 Цар. 22, 12; Пс. 17, 12).
Если выше таковых оказываются божественные тайноучения, то что и говорить о
еще менее причастных к тайнам, которые лежащую над всем Причину изображают как
последнее из сущего и утверждают, что Она ничем не превосходит создаваемых ими
безбожных многообразных форм. Подобает, между тем, Ей как всеобщей Причине
приписывать все качества сущего и еще более подобает их отрицать, поскольку Она
превыше всего суща; и не надо при этом считать, что отрицание противоречит
утверждению, так как Она намного первичней и выше умалений, выше всякого и
отрицания, и утверждения.
3. Так, божественный Варфоломей говорит ведь, что и велико богословие, и
мало, и Евангелие и пространно и велико, но при этом и кратко. Мне кажется, он
совершенным образом понимал, что и многословесна благая Причина всего, и
малоречива, и даже бессловесна настолько, что не имеет ни слова, ни мысли
по причине того, что все Она сверхсущественно превосходит, и неприкрыто и
истинно изъявляется одним тем, кто нечистое все и чистое превзойдя, и на все и
всяческие святые вершины восхождение одолев, и все божественные светы, и звуки,
и речи небесные оставив, вступает в мрак, где воистину пребывает, как
говорит Писание, Тот, Кто вне всего.
И ведь не сразу божественный Моисей - сначала ему было повелено
очиститься самому и от неочищенных отделиться, - лишь после всяческого очищения
услышал многогласные трубы и увидел светы многие, чисто сияющие, и
разнообразные лучи. После этого он покинул толпу и с избранными священниками
достиг вершины божественных восхождений. Но и там он собеседовал не с Самим
Богом и видел не Его Самого, ибо Тот незрим, но место, где Тот стоял. Это
указывает, как мне кажется, на то, что божественнейшие и высочайшие из
предметов созерцания и разумения являются всего лишь некоторыми гипотетическими
выражениями подножий все Превосходящего, с помощью которых обнаруживается
превышающее всякое мышление присутствие Того, Кто опирается на умственные
вершины Его святейших мест.
И тогда Моисей отрывается от всего зримого и зрящего и в мрак
неведения проникает воистину таинственный, после чего оставляет всякое
познавательное восприятие и в совершенной темноте и незрячести оказывается, весь
будучи за пределами всего, ни себе, ни чему-либо другому не принадлежа, с
совершенно не ведающей всякого знания бездеятельностью в наилучшем смысле
соединяясь и ничего-не-знанием сверхразумное уразумевая.
Глава вторая
Как подобает восходить ко всеобщей и все превосходящей
Причине и Ее воспевать
Молимся о том, чтобы оказаться нам в этом пресветлом мраке и
посредством невидения и неведения видеть и разуметь то, что выше созерцания и
знания, что невозможно ни видеть, ни знать, ибо это и есть поистине видеть и
ведать; и - чтобы Пресущественного пресущественно воспеть путем отъятия
всего сущего, подобно создателям самородно-цельной статуи изымая все облегающее
и препятствующее чистому восприятию сокровенного, одним отъятием выявляя как
таковую сокровенную красоту.
Подобает, как мне кажется, отъятия предпочитать прибавлениям . Ибо
прилагая, мы сходим от первейших через среднее к последним; а в этом случае,
восходя от последних к первейшим, все отнимаем, чтобы, открыв, уразуметь то
неведение, прикровенное в сфере сущего познаваемым, и увидеть тот
пресущественный мрак, скрываемый всяческим светом, связанным с сущим.
Глава третья
Каково катафатическое богословие и каково апофатическое
В "Богословских очерках" мы раскрыли, что принадлежит собственно
катафатическому богословию: почему божественная и благая Природа называется
единственной, почему тройственной, что в ней именуется Отцовством и Сыновством,
прояснению чего служит богословие Духа, как от невещественного и неделимого
Блага происходят в сердце благостные светы и пребывают в нем, в самих себе и
друг в друге неотрывными от совечного их возникновению Пребывалища; почему
пресущественный Иисус восуществляется естественными для человека истинами; и
остальное, что явлено Писанием, разъяснено в "Богословских очерках".
В книге же "О божественных именах" говорится о том, почему Бог именуется
Благим, почему Сущим, почему Жизнью, Премудростью, Силой и прочим, чем
пользуется умозрительное богоименова-ние.
В "Символическом же богословии" - каковы от чувственного на божественное
метонимии, что такое божественные формы, каковы божественные образы, части,
органы, что представляют собой божественные места, миры, каковы стремления,
страдания, негодования, что такое упоения и похмелья, каковы клятвы и проклятия,
что - сны, каковы пробуждения, и что представляют собой прочие священнозданные
формы символического богословия.
Ты, я думаю, видел, насколько последнее многословнее первого .
Подобает ведь "Богословским очеркам" и раскрытию божественных имен быть
короче "Символического богословия". Ибо, по мере нашего восхождения вверх,
речи вследствие сокращения умозрений сокращаются. Так что и ныне, входя в
сущий выше ума мрак, мы обретаем не малословие, но совершенную бессловесность
и неразумение.
А оттуда, сверху, до пределов нисходя, слово по мере нисхождения
соответствующим образом распространяется. Но теперь, восходя от нижнего к
высшему, по мере восхождения оно сокращается и после полного восхождения будет
вовсе беззвучным и все соединится с невыразимым.
Почему, спрашиваешь ты, утверждения о божественном начиная с первичного,
божественные отъятия мы начинаем с последнего? Потому что, высказывая
утверждение о все Превосходящем, подобает начинать гипотетическую катафазу
с более тому родственного. Отнимая же от того, что выше всякого отъятия,-
начинать отнимать с более от того удаленного. Разве не более Бог жизнь и
благость, нежели воздух и камень? И не в большей ли мере не бывает Он
в похмелье и не гневается, чем не может быть выражен словом или помыслен?
Глава четвертая
Что ничем из чувственного не является, превосходя его, Причина всего чувственного
Итак, мы утверждаем, что Причина всего, будучи выше всего, и несущностна, и
нежизненна, не бессловесна, не лишена ума и не есть тело; не имеет ни образа, ни
вида, ни качества, или количества, или величины; на каком-то месте не пребывает
, невидима, чувственного осязания не имеет; не воспринимает и воспринимаемой
не является;
Ей не свойственны беспорядок, смута и беспокойство, возбуждаемые страстями
материи; Она не бессильна как неподверженная чувственным болезням, не имеет
недостатка в свете; ни изменения, ни тления, ни разделения, ни лишения, ни
излияния не претерпевает; и ничего другого из чувственного Она не представляет
Собой и не имеет.
Глава пятая
Что ничем из умственного не является, превосходя его, Причина всего умственного
Далее восходя, говорим, что Она не душа, не ум; ни воображения, или мнения,
или слова, или разумения Она не имеет ; и Она не есть ни слово, ни мысль; Она
и словом не выразима и не уразумеваема; Она и не число, и не порядок, не величина
и не малость, не равенство и не неравенство, не подобие и не отличие; и Она
не стоит, не движется, не пребывает в покое, не имеет силы и не является ни
силой, ни светом; Она не живет и не жизнь; Она не есть ни сущность, ни век,
ни время; Ей не свойственно умственное восприятие; Она не знание, не истина,
не царство, не премудрость; Она не единое и не единство , не божественность
или благость; Она не есть дух в известном нам смысле, не сыновство, не отцовство
, ни что-либо другое из доступного нашему или чьему-нибудь из сущего восприятию;
Она не что-то из не-сущего и не что-то из сущего; ни сущее не знает Ее такой,
какова Она есть , ни Она не знает сущего таким, каково оно есть; Ей не свойственны
ни слово, ни имя, ни знание; Она не тьма и не свет, не заблуждение и не истина;
к Ней совершенно не применимы ни утверждение, ни отрицание; и когда мы прилагаем
к Ней или отнимаем от Нее что-то из того, что за Ее пределами, мы и не прилагаем,
и не отнимаем, поскольку выше всякого утверждения совершенная и единая Причина
всего, и выше всякого отрицания превосходство Ее, как совершенно для всего запредельной.