Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Что же такое сергианство?

(из статьи А. Правдолюбова "ГЛОБАЛИЗМ И РЕЛИГИЯ АНТИХРИСТА", "Русский эсфигмен", Санкт-Петербург, 2006)

Что же это такое, многоразлично произносимое, сергианство? Во-первых, с самого начала, следует определиться терминологически, хотя бы в рамках данных рассуждений. Необходимо понимать разницу между духовным недугом (каких бывает немало в церковной общности, как блуд, симония, лжесвидетельства и прочие канонические преступления) и философскими попытками оправдать болезнь, то есть, придать ей статус законности, что уже является откровенной ересью. Далее следует различать ересь, как частное мудрование, личную фантазию и ересь, как стройное богословское учение. И наконец, должно отделять даже обоснованное суемудрие от ереси соборно анафематствованной Кафолической Церковью. Сергианство прошло все эти стадии: и как нравственный недуг, и как суетное мудрование, и как богословско-философски оправданная ложь, и как политически оформленный порок (на церковной практике), и как ересь, анафематствованная Святым Собором. Нам, посему, надлежит теперь рассмотреть все эти стадии сергианства.

Как нравственный недуг, сергианство имеет глубокие корни в самом начале истории христианства. Конечно, своим названием оно обязано митрополиту Сергию Страгородскому, доведшему эту скверну до апогея, проявившему ее во всей полноте, но природа этой нравственной болезни означена Спасителем во Святом Евангелии. Через все проповеди Господа красной нитью проходят Его предостережения ученикам блюсти себя от закваски иродовой, фарисейской и саддукейской. Через все евангельские события просматриваются образы книжников, законников, левитов, архиереев, молчаливо-ненавистных свидетелей Истины, видевших в ней урон своему авторитету и власти.

Но наиболее ярко обрисовал Спаситель природу сергианства в Притче о добром Пастыре, полагающем душу свою за овец и о наемниках, иже не радят о овцах и, видя волка грядущего, бегают. Этих наемников или волков в овечьей шкуре, остерегаться которых призывал и Господь Иисус Христос, и Святые Апостолы в первохристианской Церкви не обнаруживается (ну почти, во всяком случае), по той простой причине, что исповедывать Христа было крайне опасным для жизни, и потом, все приходилось делать своими руками, даже Апостолам на хлеб зарабатывать. Но со времени огосударствования христианства, когда Церковь вынуждена была обрастать внешней стройной структурой, обзаводиться мощной административной системой, огромным имперским чиновничьим аппаратом и, соответственно, обладать властью, вот тут и хлынул в церковную ограду бурный поток наемников.

Для чиновника истина только в силе Системы, в ее власти, а отнюдь не в Правде. Как мыслит власть, за то и будет бороться наемник, ибо она, эта структура, обезпечивает ему и авторитет, и комфорт. Вот почему, как только император отступал от Истины, целые соборы архиереев собирались на поборников Отеческой Веры. Эти разбойничьи соборы гнали и Св. Афанасия Великого, и Св. Кирилла Иерусалимского, и Св. Кирилла Александрийского, и Св. Иоанна Златоустого, и Св. Максима Исповедника и прочих, имже несть числа. Нередко они обрушивали на Исповедников всю силу своего авторитета; подчас только один истинный защитник Православия оставался перед властным синедрионом наймитов, готовых задушить любую правду, противоречащую чиновной кривде. Но как только Верховная Власть возвращалась к Православию, то и архиереи, вчерашние разбойники, в мгновение ока переоблачались в твердых "защитников истины" и даже принимали участие во Вселенских Соборах, анафематствуя ими же исповедуемые ереси и прославляя ими же гонимые Догматы.

И снова, когда жизнь Церкви успокаивалась от бурь, от простецов не требовались знания точных вероисповедных догматов. Принадлежность к Церкви становилась естественной в евхаристическом сочленении. Но когда наступали окаянные для Церкви дни, тогда блюстители структуры, внешней иерархической оболочки превращались в подлинных гонителей православных исповедников, оберегая форму, жертвовали Содержанием Святой Веры, повинуясь голосу своего учителя, сказавшего, что «уне нам, аще один погибнет за люди, а не весь язык наш погибнет» (Ин 11; 50). Вот она философия наемника в чистом виде. Пусть погибает Истина, но не наш брат-бюрократ.

Применительно к церковным событиям в России конца 20-х годов ХХ века это прекрасно выразил новосвященномученик Виктор Глазовский в своем "Послании к пастырям" (Февраль 1928 г.) по поводу Декларации ("Воззвания") митр. Сергия (Страгородского):

"Вы, оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати" (Гал. 5, 4).

«... И это падение их не малое и не тайное, но весьма великое и всем очевидное для имеющих ум (1 Кор. 2, 16); а обнаружилось оно в известном "воззвании" 16(29) июля и в восследовавшем за ним дерзком разрушении Православной Церкви. "Воззвание" прельщенных есть гнусная продажа непродаваемого и бесценного, т. е. – нашей духовной свободы во Христе (Ин, 8, 36); оно есть усилие их, вопреки слову Божию, соединить несоединяемое; удел грешника с делом Христовым, Бога и Мамону (Мф. 6, 24) и свет и тьму (2 Кор. 6, 14-18). Отступники превратили Церковь Божию из союза благодатного спасения человека от греха и вечной погибели в политическую организацию, которую соединили с организацией гражданской власти на служение мiру сему, во зле лежащему (1 Ин. 5, 19). Иное дело лояльность отдельных верующих по отношению к гражданской власти. При первом положении Церковь сохраняет свою духовную свободу во Христе, а верующие делаются исповедниками при гонении на веру; при втором положении она (Церковь) лишь послушное орудие для осуществления политических идей гражданской власти, исповедники же за веру здесь являются уже государственными преступниками.

Все это мы видим на деятельности митрополита Сергия, который в силу нового своего отношения к гражданской власти вынужден забыть каноны православной церкви, и вопреки им он уволил всех епископов-исповедников с их кафедр, считая их государственными преступниками, а на их места он самовольно назначил непризнанных и непризнаваемых верующим народом других епископов. Для митрополита Сергия теперь уже не может быть и самого подвига исповедничества Церкви, а потому он и объявляет в своей беседе по поводу "воззвания", что всякий священнослужитель, который посмеет что-либо сказать в защиту Истины Божией против гражданской власти есть враг Церкви Православной. Что это разве не безумие, охватившее прельщенного? Ведь, так рассуждая, мы должны будем считать врагом Божиим, например, святителя Филиппа, обличившего некогда Иоанна Грозного и за это удушенного; более того, мы должны причислить к врагам Божиим самого великого Предтечу, обличившего Ирода и за это усеченного мечом.

... Вот почему св. Максим Исповедник, когда его уговаривали и страшными мучениями заставляли вступить в молитвенное общение с неправомудрствующим патриархом, воскликнул: "если и вся вселенная начнет причащаться с патриархом, я один не причащусь с ним". Почему это. Потому что он боялся погубить душу свою через общение с увлеченным в нечестие патриархом, который в то время не был осужден собором, а наоборот, был защищен большинством епископов. Ведь церковная административная власть, даже в лице соборов, не всегда и раньше защищала истину, о чем ясно свидетельствует история святителя Афанасия Великого, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Феодора Студита и др. Как же и я могу оставаться впредь неразумно безразличным. Это не может быть. Вот почему мы и встали на единственный возможный в нашем теперешнем положении выход, – это путь исповедничества истины спасения. Путь этот тяжел, это – путь подвига; но мы уповаем не на свои силы, но взираем на начальника веры и совершителя Иисуса Христа (Евр. 12, 2). И дело наше есть не отделение от Церкви, а защищение истины и оправдание Божественных заповедей, или – еще лучше – охранение всего домостроительства нашего спасения. Вот почему с обличением митрополита Сергия выступил целый сонм архипастырей: митрополиты (Иосиф, Агафангел, Арсений), архиепископы, епископы и множество отдельных пастырей, которые заявляют митрополиту Сергию, что они не могут далее признавать его за руководителя Православной Церкви, а будут управляться самостоятельно до времени.

Смотрите же, други мои и сопастыри, – заключает еп. Виктор, – чтобы не быть вам увлеченными духовными зверями.» (Акты П. Тихона... с. 583-584).

Таким образом, наемничество, как евангельская формулировка сергианской психологии, явившей свое цинично-откровенное обличье лишь в начале ХХ века, сопребывало при Церкви в качестве нравственного недуга на протяжении многих столетий, паразитируя на духовных нуждах, особенно с момента официоза церковной иерархической структуры. Этот паразит никоим образом не смешивался внутренне со Святой и Непорочной Невестой Христовой – Церковью, однако, всячески старался в простосердечии народа подменить собой понятие церковной полноты.

Так что же такое Церковь в действительном понимании наемников-фарисеев, сергиан и обновленцев и что такое Церковь в действительном понимании Святых Исповедников Отеческого Предания? В чем смысл "сергианской" экклезиологии, выработанной в прошлых столетиях и наиболее открыто проявившейся в последнее время?

Смысл сергианского взгляда в подмене Христовой Церкви внешней структурой со всеми видимыми категориями, придании Системе статуса всей церковной полноты. Необходимо сместить акцент с Личности Христа, с Его мистического Тела в область четко осязаемой и видимой Структуры. Пропадает, собственно, момент Веры в Церковь и тонко подменяется видением клирикальной иерархии, которая наделяется самобытностью и самовластием. А потому посягательство на внешнюю форму, даже оправдываемое стоянием за Истину, осознается сергианством, как покусительство на саму Церковь Христову, и, напротив, защита внешнего кастового аппарата, даже в ущерб Истине, воспринимается как защита Церкви.

Эта подмена (церкви внешним кастовым аппаратом, а еще шире, – всего содержания – голой формой) – есть существо сергианской экклезиологии. Сам Христос, Его Пречистая Плоть становятся понятиями относительными, зависимыми от "главного" – правильного внешнего устроения оболочки, то есть Истина, Дух и Жизнь становятся производными от Формы, другими словами тварная материя (!) оказывается причиной Жизни.

Понятно, что Православие также не мыслится без содержательной формы. Естественно, что и иерархия, и храмы со всеми принадлежностями, и каноны, и иконы – святы. Но они святы не самопроизвольно, они святы, поскольку и до тех пор, постольку и покуда их освящает благодать Святаго Духа. И Чаша, и Антиминс – святы, пока находятся в Церкви Христовой, вся форма наполнена Божественными энергиями до той поры, пока эта форма приличествует Содержанию, то есть, пока иерархия исповедует правильно Христа. А если форма перестает быть Христовой и правоверной, то все священные титулы, предметы, здания, евхаристические наборы становятся просто театральным реквизитом. Ибо вся литургическая жизнь превращается в театральное зрелище. Когда в чаше вместо Святых Даров простые хлеб и вино, то всю эту организацию можно назвать как угодно, но только не Святой Церковью. Православный монастырь в таком случае превращается в мистический орден, приход – в национально-религиозную организацию, богослужение – в красивый ритуальный обряд. Да и мало ли на планете Земля добрых устроений, общественных союзов с милыми и умными, с коварными и хитрыми, с талантливыми и бездарными, добродетельными, образованными, бедными и богатыми, благолепными и безобразными, миллионами и миллиардами, говорящими на всех языках социально-религиозных образований, с тысячами наименований и уставов. Всех их объединяет одно – они все вне Церкви, хотя многие из них именуются не просто церквями, а церквями православными. У многих из них есть хлеб и вино, елей и молитвы, у них не достает Одного – Христа.

Христос производит Церковь, а не церковная организация – Христа. Христос наполняет Церковь благодатью Святого Духа, от Отца исходящаго, а не иерархическая каста подает Христа и низводит на пасомых благодатные дары Духа. В последнем случае мы сталкиваемся с тонко замаскированным материализмом. То есть это уже язычество (облеченное в восточный христианский обряд), где основным творцом сакральной теургики становится каста жрецов. Более того, можно без труда доказать, что сергианство – это одна из форм талмудического раввинизма, в котором именно правильно выстроенная раввинистическая формула, иероглифическая категория – есть наиглавнейшие субстанции в производстве божественных энергий. Именно по такой схеме составляется раввинистическая каббалистика, являющаяся основой сотворения бога раввином в иудаизме. Именно "бога, сотворившего вся" сотворяет раввин.

Здесь, в сергианской экклезиологии (как и в папском осмыслении) происходит полнейшее отождествление Тела Христова как Церкви и тела церкви, как иерархической структуры в сущностной полноте, так что физис Церкви богословски не отделяется от физиса иерархии и что волит иерархия, то волит Христос, как Тело и как Глава Тела.

Процесс трансформации патриархии в структуру по типу западного папизма Вячеслав Полосин описывает следующим образом: «Если митрополит Сергий руководствовался не личной выгодой, а ошибочным пониманием того, что служит на пользу Церкви, то очевидно, что богословское обоснование такого понимания было ложным, и даже составляло ересь в отношении учения о Церкви как таковой и ее деятельности в мiре. Мы можем предположить, что эти идеи были очень близки к идее Filioque: поскольку Дух Святой исходит не только от Отца, но также "и от Сына" (filioque), следовательно, Викарий Сына может посылать Духа, поскольку Дух действует через него ex opere operato. Отсюда с необходимостью следует, что тот, кто совершает таинства Церкви, "служитель таинств", должен автоматически быть "непогрешимым", раз Сам непогрешимый Дух Божий действует через него и неотделим от него ^[1].

Однако эта латинская схема Церкви значительно уступает той схеме, той структуре, которую создал митрополит Сергий. В его схеме Собор вообще отсутствует, либо заменяется формальным собранием для утверждения уже принятых решений – по типу съездов КПСС. Место Собора в его церковной структуре занимает отсутствующая у латинян советская власть, лояльность которой становится чем-то вроде догмата...

Эта схема стала возможной потому, что она была подготовлена русской историей. Но если православный Царь и православный обер-прокурор в какой-то степени являли собой "малый Собор", который по общей направленности не противоречил... умонастроению большинства верующих, то при перемене мiровоззрения тех, кто был у кормила светской власти, эта схема приняла еретический характер, так как решения центральной церковной власти, ассоциирующиеся у народа с волей Духа Божия, стали определяться ни большим, ни "малым" собором, а волей тех, кто хотел уничтожить даже само представление о Боге (официальная цель второй "безбожной" пятилетки – полное забвение народом даже слова "Бог") ^[2]. Таким образом, в родник истины волеизъявления Духа Святаго был подмешан смертельный яд...

Московская патриархия, вверив себя вместо соборной воли Духа злой богоборческой воле большевиков, являет собой как раз образ такого соблазна неверия во всемогущество и Божественное достоинство Христа, Который Один только и может спасать и сохранять Церковь, и Который неложно обещал, что "врата ада не одолеют ее"... Подмена такой веры надеждой на свои собственные человеческие силы, которые сумеют спасти Церковь, так как через них действует Дух ^[3], не соответствует канонам и Преданию Церкви, а ex opere operato исходит от "непогрешимой" верхушки иерархической структуры». (В. Полосин. Размышления о Теократии в России. //Вестник Христианского Информ. Центра. М., № 48, ноябрь 24, 1989).

Ярким примером подмены Соборности Католицизмом является событие, имевшее место в ноябре 1944 г., когда после смерти Сергия был созван собор епископов для избрания нового патриарха. Согласно правилам Собора 1917—18 гг. Патриарх должен быть избран путем тайного голосования из числа выборных кандидатов. Однако это предложение было отвергнуто, а была выдвинута единственная кандидатура митрополита Ленинградского Алексия (Симанского). Того самого, который снял анафему, наложенную на обновленца Введенского Митрополитом Вениамином, и который был, как и следовало ожидать, единогласно "избран" 17-ю голосами. Большая часть епископата Русской Церкви (в том числе катакомбные и даже сергианские епископы) к тому времени была или уничтожена, или находилась в заключении. Очень немногие сергианские епископы оставались на свободе (всего 4 в июне 1941 г. и 19 спешно дорукоположенных из числа бывших обновленцев после сентября 1943 г.), и они поэтому имели свободное пространство для своей деятельности, очищенное от всякой оппозиции, на котором они и пришли к своему "единогласному" решению.

И вот, эта ничтожная кучка покорных марионеток – единственных во всем Советском Союзе, в надежности которых большевики были абсолютно уверены – снова выросла уже вдвое ко времени интронизации "патриарха" Алексия в январе 1945 г. ^[4] И снова произошло это посредством спешного рукоположения главным образом обновленческих протоиереев, которые внезапно вдруг обнаружили как свое призвание к монашеству, так и убежденность в истинности сергианской веры. Эти "раскаявшиеся обновленцы" были представлены к хиротонии безбожными властями, и их приняли с соблюдением минимума формальностей, не взирая на постановления Собора 1925 г., касающиеся принятия обновленцев ^[5]. Разумеется, это не особенно тревожило "патриарха" Сергия и его преемника "патриарха" Алексия, которые сами были "покаявшимися обновленцами". Но это означало, что новое, послевоенное поколение епископов теперь совершенно отличалось от довоенного тем, что оно было уже полностью уверено в своих еретических, обновленческих убеждениях, формируя тем самым еретическое ядро епископата, контролирующее патриархию и находящееся в совершенном подчинении у атеистов. То, что последнее действительно было так, показала вызывающая у многих недоумение резкая смена позиции в отношении к экуменизму от строго-антиэкуменической в 1948 г. к откровенно экуменической в 1961 г., соответствовавшая смене внешнеполитического курса компартией СССР.

Такая быстрая трансформация всей церковной иерархии оказалась возможной благодаря тому факту, что сергианская церковь, смиренно подчинявшаяся власти тоталитарного диктатора Сталина, стала сама теперь, в сущности, тоталитарной организацией. Все решения, принимаемые «Церковью», в действительности зависели единственно от воли патриарха, а через него – от Сталина.

Но как папизм в своей эволюции с необходимостью должен был прийти к "восточному обряду", при котором теряют свою ценность любые обрядовые и вероисповедные формы, кроме одного – догмата о папском примате; так и в МП в качестве ответа на папоцезаризм сверху довольно быстро начались брожения в духе протестантизма снизу, которые, впрочем, были инициированы уже самой иерархией.

Одним из первых примеров этого явилось то, что в результате еще одного "единогласного" решения иерархии в 1961 г. приходские священники были отданы во власть приходских советов, состоящих из двадцати человек (так называемых "двадцаток"), которых большевики могли легко контролировать. Эта власть двадцаток простиралась до права "нанимать и увольнять" священников по своему желанию, без согласия их архиереев.

Сегодняшнюю же ситуацию в МП довольно лаконично и выразительно описал А. Тускарев: «Аналогом "восточного обряда" в латинстве явился провозглашенный в МП "плюрализм в рамках церкви". Согласно этому принципу, в пределах "послушания патриарху" можно заниматься любой деятельностью: например, проводить экуменические моления и разоблачать экуменизм, проповедовать "иудео-христианство" и кричать о "ереси жидовствующих", в области богослужения быть и модернистом и "типиконщиком", благословлять и космополитов, и патриотов, освящать любые знамена и коммерческие объекты, служить молебны для палачей "октябрьских событий" (в Москве в 1993) и панихиды по их жертвам. Так существует в МП "левое" и "правое" крылья, которые за счет широты своего размаха стараются охватить и привлечь в общую для них систему МП наибольшее число людей. Суть такого "плюрализма" на приходском уровне некий епископ МП одному иерею-монархисту сформулировал так: «хочешь повесить в алтаре вместо иконы Спасителя портрет Царя – повесь, хочешь начинать службу вместо "Царю Небесный" гимном "Боже, Царя храни" – начинай, только поминай патриарха и плати епархиальные взносы». В этих циничных словах патриархийный папизм (как и его оборотная сторона – протестантский плюрализм – ред.) виден очень выпукло, – как и в "восточном обряде", ничего не имеет цены, кроме послушания папе». (А. Тускарев. Два полюса Русской Церкви, "ВЕЧЕ", № 54, 1995)

По сути новая экклезиология, ставшая столь популярной в так называемом вселенском православии и которую мы именуем сергианством – есть логичное завершение латинского папского суеверия, только строящаяся не на юридических принципах, а на нравственно-гуманистических, как в протестантизме.

«Но такова ведь судьба всякого выпадения из Тела Церкви, – пишет св. новом. М. А. Новоселов одному епископу, – то, что в Нем находится в органическом единстве, то в секте выступает разрозненно, как в учении, так и в жизни. Так, для Запада такими "продуктами распада" являются дисциплина католичества и субъективный морализм протестантства, т. е. как бы расслоение церкви и верующей личности, что в Православии органически связано. Подобно тому, крайность католического воззрения на Иерархическое единство и церковную дисциплину и у Вас сочетается с явным уклоном в протестантскую мысль о личном спасении.

Таково и все сергианство; недаром сторонники его много говорят об аскетизме христианства, разумея под ним одно внутреннее самоусовершенствование, без церковного "бодрствования" над тем, право ли правят предстоятели Церкви слово Христовой истины. Они забыли о тех отцах и учителях истинного аскетизма, которые покидали пустыни, чтобы отстоять омоусиос, против омиусиоса, две воли против одной, икону (которой иные из них, м. б., и не имели в своих убогих кельях) против ее гонителей и под. Вспомните хотя бы св. Антония Великого, или преп. Далмата, который, дав на всю жизнь обет не выходить за ограду обители, нарушил его, чтобы бороться с Несторием.

Современные же моралисты – довольствуются простым безсловесным послушанием епископату. Но это, Владыка, не православие, а именно сектантство. Я и в Вас чувствую это опасное отклонение от золотой точки христианского равновесия в сектантскую односторонность лжи – "евангельской" духовности, всегда подпираемую с другого конца каким-нибудь грубейшим идолом "дорогого братца", идолопоклонством перед св. Писанием, вне его церковного понимания и употребления, какою-нибудь одною заповедью, в ущерб прочим (толстовское "непротивление злу") и под., чем враг рода человеческого издевается над любителями чистой морали.

Так и Вы, Владыка, незаметно для своей христианской совести, свернув с Царского Пути Спасения в Православии в сторону одного лишь внутреннего нравственного "бодрствования" над самим собою, неизбежно преткнулись о бездушный камень внешнего и глубоко аморального единства и голой дисциплины и склонились пред ним, как пред неким идолом, – "дорогим братцем Сергием". Отсюда и то странное противоречие, которое у Вас получилось. Именно,

1) Вы то, что нуждается особенно в нравственном освящении, т. е. учение о Единстве Церкви... подменяете призывом к бездушной и в сущности своей... глубоко безнравственной дисциплине, –

2) то же, что относится к последним судьбам мiра и Церкви, т. е. и знамения второго пришествия – небесные и земные, и великие соблазны того времени, и падение (обольщение) многих, и умаление веры на земле, и малое число спасающихся, и прилив новых сил из обратившегося к вере "остатка израилева"... и, наконец, все же видимое торжество зла перед самым концом (Апокалипсис)... – все это Вы разводите теплохладной водицей "своего дела", т. е. толстовским морализмом – вниманием к себе и невниманием к судьбе Церкви, и евангельское "бодрствуйте" обращаете лишь к своей личной совести, а не и к церковной, соборной, хотя оно стоит во множ. числе, да еще с пояснением: "а что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте" (Марк.13,37), т. е. относится не к одной лишь душе, а ко всей Церкви.

Православный же христианин должен исповедывать не одну лишь христианскую нравственность, но и христианскую истину, не только "нагорную проповедь", но и евангельскую историю (ср. в Символе слова: "распятаго... при Понтийском Пилате... и погребенна, и воскресшего в третий день по Писаниям"), не только один догмат и канон о Иерархическом Единстве, но и все догматы и каноны, и все церковное предание, иначе – то будет не православный христианин, а сектант.

И если бы, Владыка, ранние христиане, непосредственные ученики св. апостолов, были научены от них только Вашему моральному бодрствованию, то и перед осадою Иерусалима они, слыша слова Господа о грядущих судьбах мiра: "тогда сущии во Иудеи да бежат в горы" – не побежали бы в заиорданскую Пеллу, а постарались бы их истолковать в смысле чисто духовно-назидательном и все погибли бы жертвою Божьего гнева, обращенного на врагов христианства.» (М.А. Новосёлов "Апология отошедших...", с. 43-44).

Можно сказать, что методологически сергианское богомыслие – есть протестантизм, только (в отличие от чистого обновленчества) в восточном обрядовом вкусе, ведь так проще обманывать хлоос (толпу, или, по-чиновничьи – налогоплательщика, а для приличия – паству).

При таком церковном устроении современная МП не боится себя даже разоблачать, выпуская обилие святоотеческой литературы. Ведь практически полное невнимание к учению о Церкви приводит к искаженному восприятию и нравоучения отцов-аскетов, предполагавших как нечто само собою разумеющееся первоначальное усвоение православного вероучения ^[6] (в т.ч. догмата о Церкви). Но применительно к настоящим условиям патриархийной действительности аскетические труды служат уже существенным подспорьем для привития пастве ложного смирения, сочетающегося с протестантской надеждой на личное спасение независимо от собственной же иерархии.

Однако, в МП протестантское блудомыслие проявляется не только на внутриорганизационном уровне, но и в плоскости отношений ее иерархии к властям. Если в первом случае еретическое учение о Церкви позволяло привлекать широкие массы из различных слоев населения, когда лучшим средством примирения неизбежных в этих условиях вероисповедных разногласий выступает их свободное сосуществование, то в последнем варианте – дало возможность руководству МП узаконить свое существование в условиях ярко выраженного антихристианского режима, получая блага мiра сего от богоборческого государства.

Речь идет прежде всего о самой легализации сергиевской церкви в 1927г. и создания с "благословения" тов. Сталина МП в 1943-м. Но и в настоящее время МП ничуть не изменила своего положения, ярким свидетельством чего явилось прохождение ею государственной регистрации в Едином Государственном Реестре Юридических Лиц с присвоением соответствующего регистрационного номера как обычной светской организации. Архиепископ «Церкви Истинно-Православных Христиан Греции» Макарий пишет о сходном положении раскольников в своей стране следующим образом:

«Священные каноны 39-й Апостолов, 4-й IV Вселенского Собора, 9-й Антиохийского и др. дают право каждому местному епископу дозволить христианам основание организаций, обществ, братств и т.п. юридических лиц с определенными благочестивыми целями... Превращение же в организацию (т.е. секуляризация) Церкви есть протестантская экклезиологическая ересь, появившаяся после провозглашения свободы совести Соединенными Штатами в 1787 году и особенно после Французской революции 1789 года... Протестанты начали понимать Церковь как общество людей, как организацию, такую же как и любая другая, отличающуюся от них только лишь своею премiрною целью. Как люди образовывают какое-либо общество, так и имеющие общие религиозные нужды, объединившись, составляют глаголемую Церковь. Это протестантское отродье, "церковь", обнажается чудесного своего образа и перестает быть на земли сущим Телом и Невестой Христа, но есть совершенно человеческое общество...

Церковь от составления своего и до сего дне, как уже говорилось, не нуждаясь в человеческом факторе для своего составления и служения, не считалась несовершенной, и никто из христиан не дерзал помыслить, ... будто нужно придать ей какую-либо форму для облегчения связей ее с государством, вопреки заповеди Господней "воздадите убо Кесарева Кесареви и Божия Богови", определившей раз и навсегда связи Церкви с государством... Протестанты, как мы видели, после 1789 года воодушевленные групповой теорией свободы совести... создали сотни общин, т.н. "церквей" с различными исповеданиями.» (Иером. Нектарий. Краткая история священной борьбы старостильников греции против всеереси экуменизма. Спб.: 2001г. С. 39)

В сегодняшних же условиях всемiрной интеграции с целью подчинить человечество власти единоличного диктатора такая секуляризация приобретает уже новое апокалипсическое значение. Как известно, номера, присваеваемые как физическим, так и юридическим лицам, имеют в своей основе число имени зверя – 666. И вот этим-то числом и заклеймила свое мистическое тело МП, пройдя государственную регистрацию в качестве юридического лица и, в конце концов, завершив свое превращение в ТЕЛО АНТИХРИСТА.

Сергианство, и мы не устанем это повторять – есть экклезиологическая ересь иудействующего толка, искажающая основополагающие принципы православного богомыслия в язычество восточного обряда, и оно, и только оно, станет основным богословским осмыслением глобалистической всеэкуменической церкви Антихриста. Сергианство – это всемiрная религия скорого будущего, это вера Нового Мiрового Порядка. Это ересь, вызвавшая самый глубокий кризис русского богословия в преддверие Еврейской Революции, вызвавшая самый глубокий раскол в Русской Церкви ХХ столетия, и откликнувшаяся расколом в Русском Зарубежье.

Покаяние в сергианстве невозможно, здесь нужно полное перерождение во Христе. «Вы дети дьявола есте» – вот Господнее определение сергианства.

Мы сказали о внутренних причинах происхождения сергианства. Они в духовной нравственной скверне, именуемой в Святом Евангелии наемническим фарисейством, законничеством и саддукейством. Именно на этой закваске вскисает сергианство. Мы сказали, что философски оно оправдывается посредством гуманистической протестантской морали (являющейся оборотной стороной юридической латинской схоластики), несовместимой с Отеческим Православным Богомыслием и приводящей в своей последовательной диалектике к языческому материализму, а от него и к сатанизму, что роднит сергианство с талмудическим раввинизмом.

Богословски эта философия оформлялась в русской и греческой академической школе особенно на рубеже XIX-XX веков. Своего высшего и последовательного завершения это богословское течение церковно-клирикальной мысли получило в обновленчестве и создании "Живой церкви". Но, когда народ в своей соборной массе не принял последнего, обновленчество быстро переоблачилось вновь в церковные ризы, сохранив при этом свое суемудрие неизменным в основополагающих принципах. Одним из самых ярких представителей, самым тонким и последовательным учителем скрытого, идейного обновленчества был митрополит Сергий (Страгородский) – основатель МП, а одним из самых близких его единомышленников, был... будущий Предстоятель РПЦЗ митрополит Антоний (Храповицкий). Два идейных соратника расходятся на второстепенных началах и при этом один возглавляет поместную церковь, являющуюся (являвшуюся – ред.) неразрывной частью Вселенской Церкви (РПЦЗ), а другой образует неканоническое сборище (МП), организовывая на практике приложение своих еретических положений. Один свои неправые мысли таит в виде частных богословских рассуждений, а другой, безсовестным предательством те же мысли пытается оправдать на практике, оплодотворяя их своей церковной политикой и извергается из общения с этой Самой Церковью, представленной в России Исповедниками и Новомучениками, а зарубежом – русскими изгнанниками.

Уже после появления в 1927 г. Декларации митр. Сергия сщмч. Виктор (Островидов) указывал: «Его заблуждения о Церкви и спасении в ней человека мне ясны были еще в 1911 году, и я писал о нем в старообрядческом журнале, что придет время и он потрясет Церковь» (Лев Регельсон. Трагедия Русской Церкви… С. 601). И митр. Сергий, действительно, потряс Церковь, но как? Церковь Христова, как евхаристический мистический Организм совокупляет в Себе своих верных в Духе Святом и истинном благочестии, во Исповедничестве и Святоотеческом Священном Предании. Все верующие в Искупителя через Святое Крещение становятся членами единого Тела Христова. А церковь лукавых формалистов соединяет своих подчиненных властью внешней иерархической структуры, хотя и освященной тысячелетней жизнью Церкви, Святыми Канонами, однако остающейся лишь сосудом благодати, а не источником. И эту подмену Источника на пустой сосуд и навязывал м. Сергий своим последователям, именуя свой бюрократический аппарат священной полнотой Христовой Церкви.

На самую возможность такой подмены сщмч. Виктор Глазовский обратил внимание задолго до выхода в свет печально известной Декларации, и даже ещё за 10 лет до уклонения митр. Сергия в обновленчество. В своей статье "Новые Богословы", он раскрывает богословские основания сергианства и показывает его связь с учением митр. Антония. Самой важной в статье является та мысль, что митр. Антоний и Сергий совершенно отрицают сверхъестественную сторону спасения, заменяя ее чисто естественным развитием самой церковной организации, которое понималось ими как преодоление с помощью "любви" греховной раздробленности человеческого естества. Здесь в основание совершенствования человека был поставлен не Христос, а гуманистическая нравственность, в сторону которой смещался от Креста смысл Искупления. И Божественная Любовь, проявленная в Крестной Жертве, заменялась нравственными (психологическими) переживаниями. А потому Христос (как личность) заменялся нравственным совершенствованием личности благодаря ее послушанию власти (как в масонстве) ^[7]. В 1928 г. сщмч. Виктор более пространно писал: «Декларация – это отступление от истины спасения. Это взгляд на спасение как на естественное нравственное совершенствование человека; это языческое философское учение о спасении, и для достижения такого спасения внешняя организация абсолютно необходима. По моему мнению, это то же самое заблуждение, в котором я обвинил митр. Сергия еще в 1912 г.». (Russia' Catacomb Saints. By Ivan Andreev. Ed. by Fr. Seraphim (Rose). Platina, California: St. Herman of Alaska Press, – 1982. С. 146). Это культ не Бога, это культ человека с гуманистически-нравственным отношением к нему как к равному, а не как к образу Божию. Истинной любви о Христе к ближнему не может быть без любви к Истине ^[8]!

В то время как истинное единство в Церкви означает прежде всего единство каждой отдельной личности с Личным Богом, а потому и всех во Христе ^[9], то масоны (следуя учению гностиков) рассуждают о мистическом единстве коллектива вне единства каждого со Христом, удалив, таким образом, Христа из круга этого "единства" и оставив только круг, приписав ему божественное значение. Точно такое же гностическое понятие о единстве мы встречаем и у некоторых православных богословов (митр. Сергий (Страгородский) и архиеп. Иларион (Троицкий)). Их субъективное (без Истины) понятие о единстве ведет к относительности позиции Церкви в мiре. А Церковь без своей позиции – с "позицией", зависящей от воли властей или других внешних факторов – это и есть сергианство, т.е. стихия без Истины, или круг без Центра.

Но такова сама природа наемнического фарисейства, что ставит служение сильным мiра сего выше Истины, а исповедничество отвергает как религиозный фанатизм. И до тех пор, пока верховная власть является православной, внутренняя зараза Церковной организации способна лишь медленно растлевать её изнутри, богословски оформляясь и обрастая сторонниками. Но, как только власть меняется, тут же приспосабливается к новой ситуации, сообразовывается с требованиями времени и кастовый "жреческий" аппарат. Такой срыв произошёл в XX в. во всех когда-то Православных Поместных Церквах. Уничтожение единственной благословленной Богом монархической формы правления автоматически привело в зависимости от характера установившейся власти либо к модернизму, либо, как это было в странах, порабощённых советскими иудобольшевистскими оккупантами, – к полному ниспровержению существа Христианства и подмене его антихристианством, служащим "не за страх, а за совесть" (по словам Декларации 1927г.) породившему его коллективному антихристу…

На этом моменте необходимо остановиться подробнее. По нашему глубокому убеждению, которое, кстати подтверждается историей почти без исключений (эти "почти" мы поясним ниже), только Православная Святая Монархия является единственной законной властью от Бога. Не одной из возможных форм политического устройства, как ложно учит академическая "православная" социология, а единственно Православная законная Верховная Власть. Политика, по учению Церкви (православная, разумеется, а не антихристианская) – есть раздел богословия. Ибо политика – это приложение идеологического учения на практике, это наука взаимоотношения людей, то есть в христианстве, это конкретное приложение евангельского отношения к ближним и к врагам. В христианском обществе эти взаимоотношения – прерогатива исключительно Церкви, которая помимо своего сакрального значения имеет и необходимую общественную форму. Христианин, как член общины, как ячейка народа не может быть православным по утрам и вечерам на молитвенном правиле, да на воскресной литургии. Он христианин всегда и везде, дома и на работе, в храме и на государевой службе, а потому его политика, те есть отношение к окружающим имеет прямое отношение к Евангелию и находится в ведении его пастыря. Оторвать Церковь от политики государства – это значит лишить церковный народ благодатной помощи Христа, без которого не может никто творить ничего (доброго). А потому Самодержавие Православного Помазанника является неотъемлемой частью Церкви, как правильное иерархическое устройство. Сама по себе монархия еретика – это такое же беззаконие, как само по себе священство еретика. И как Православие – есть не одна лишь из многих религиозных исповедных форм, а Единственная Истинная Вера, так и Православная Монархия (единоначалие по образу Троического единоначалия Отца) есть единственная власть от Бога, удерживающая вселенскую апостасию.

Только благодаря Православной Монархии Церковь могла побеждать ереси на Вселенских Соборах, так как исповедников всегда значительно меньше наемников, которые будут отстаивать лишь веру власти. Поэтому любая неправославная власть заставит церковную бюрократию подчиниться своей воле, а истинная Церковь, которая не согласится с ней, будет гонима. Редкие исключения, когда неправославная власть "мирилась" с Православием объясняются временным совпадением интересов власти с интересами Церкви (как в случае с американским "антисергианством") или уже отступнического сообщества (как в случае со сталинским "антиэкуменизмом"). Но как только меняется государственная политическая конъюнктура, власть легко заставит свои карманные религиозные структуры действовать по ее указке, которые, в свою очередь должны уметь быстро "наводить порядок в своих ведомствах". Никогда Церковь свободно не могла исповедывать Истину вне Православной Монархии. У Нее в этом случае только два Господом указанных пути:

1. Исповедничество или мученичество;

2. Бегство или катакомбы.

Третий путь, путь наемников – это путь соглашательства хоть с самим дьяволом, лишь бы жить в привычном комфорте.

Первый путь ведет к славе единиц и трусливому отступничеству миллионов, второй к самозамкнутости с тяжелыми, подчас, богословско-идейными последствиями. Однако оба первых пути, невзирая на тяжелые потери сохраняют в Церкви, то есть в Причастии Христу. Третий путь, при сохранении иногда внешнего благоденствия, множественности, и даже, иногда при сохранении догматически верного богословия поставляет последователей его вне Церкви, то есть вне Причастия Христу (Иуда тоже не был еретиком).

Феномен Зарубежной Церкви, свидетельствовавшей Истину всему человечеству, который можно рассматривать как единственное исключение в Церковной истории, объясняется тем, что в первый период своего существования (довоенный) Церковная власть пребывала в православном монархическом государстве (Сербском королевстве Александра I-го Карагеоргиевича) и, тем самым, не подвергалась идеологическому давлению, а второй (послевоенный) период связан с "холодной войной", когда верховная власть США, где пребывал Зарубежный Синод, рассматривала идейное противостояние РПЦЗ Москве, как неотъемлемую часть своей идеологической борьбы с коммунизмом. Поэтому, те плевелы сергианства, потенциально готовые к произрастанию на почве учения митр. Антония и поддерживавших его сторонников, весьма долго осаждались консервативной частью духовенства, в числе которых были такие выдающиеся богословы как святители Феофан (Быстров) и Иоанн (Максимович), архиепископы Виталий (Максименко) и Аверкий (Таушев), архим. Константин (Зайцев), иеромонах Серафим (Роуз), прот. Михаил Помазанский, профессора И.М. Андреев и И.М. Концевич, афонский старец Феодосий Карульский и другие знаменитые церковные деятели. Многим из них принадлежат критические статьи, в которых авторы, неизменно подчёркивая уважение к своему Первоиерарху, тем не менее, изобличали и его заблуждения.

Таким образом, по Промыслу Божию, политическое противостояние Запада коммунистической Совдепии совпадало с Православным противостоянием сергианству. Противостоянием не только как внешней угрозе ("Красной церкви"), но и как внутренней порче, что дало возможность РЗЦ за время своего исповеднического существования поспособствовать устроению истинно-православной жизни и других братских народов, восстановив Церковную иерархию, которую они утратили по отпадении своих Поместных Церквей в ереси экуменизма и модернизма.

Но, когда в последнее время явно изменился характер отношений безбожного Запада с безбожной Россиянией, кризис в РПЦЗ стал просто неизбежен. Как писал еще задолго до ее падения приснопамятный отец Серафим (Роуз): «…вообще, сегодняшние церковные вопросы далеко не так просты, как были раньше или, по крайней мере, как они представляются нам в нашем комфортабельном историческом будущем, и много подводных скал ожидает нас (т. е. РЗЦ – ред.) впереди. Главный ключ к пониманию всей церковной ситуации, видимо, заключается именно в "сергианстве", которое станет еще более острой проблемой, чем сейчас... Суть сергианства связана с общей проблемой всех Православных Церквей в наши дни – это потеря вкуса Православия, привыкание к Церкви как к чему-то само собой разумеющемуся, подмена Тела Христова "организацией", мнение, что благодать и таинства подаются как бы "автоматически".» (Из эпистолярного наследия отца Серафима. "Вертоградъ-Информ". № 8, 1999. С. 35).

И мы сейчас уже отчетливо видим, что Антихристу сергианское нравственное богословие необходимо как воздух для подчинения себе православных народов. Сергианство буквально создано для него. Более гибкого и тонкого мудрования лжи не смогли составить ни католики, ни протестанты. И у тех и у других нравственно-юридическая диалектика страдает логической незавершенностью и однобокостью, закрепощая простор движения мысли между цезарепапистской военно-законнической неподвижностью с одной стороны и индивидуалистической анархией с другой. И в том, и в другом случае выработать сердечное личностное духовное подчинение антихристу как богу нельзя. Ибо в первом случае (папизм) исчезает момент желаемой дьяволом искренности поклонника, а во втором (протестантизм) – индивидуалистическая множественность растворяет единодушное поклонение в формальном плюрализме. Оба эти аспекта прошли проверку на советских людях и с треском провалились. Ни общий тиранический режим, ни частная мораль не создали искреннего поклонника коммунистическому богу. Люди в массе поклонялись из страха, а искренние поклонники-индивидуалисты не смогли зажечь в сердцах народа единый порыв.

Сергианская же диалектика дает самый широкий простор для мысленного маневра, с одной стороны разбивая папский централизм бюрократической коммунитарностью (подделкой под православную соборность и общинность), а с другой – разрушая броню индивидуалистической защищенности строгой приверженностью кастовой иерархии (т. е. можно слушать "плохих" батюшек, можно – "хороших", но, главное, – своих, входящих в единый бюрократический аппарат, выполняющий роль посредника между властью и народом в идеологической пропаганде). Просто, как все гениальное. Каждый человек поклоняется искренне, от всей души богу, проповедуемому жрецами, которым он безмерно верен и послушен, чтобы они не говорили. Здесь и единый мiровой сердечный порыв, и личное с ним соединение, и все это в строго очерченных кастовой олигархией границах (то есть никакого самочиния). С помощью сергианской философии, дьявол одним разом примиряет самые противоречивые сложности мiрового межнационального подчинения.

Сегодня мы видим, как это удивительное сочетание протестантской индивидуалистической нравственности с внешним и искренним соподчинением Системе превосходно уже работает на всех социальных уровнях в московско-патриархийной пастве. Любой мiрянин прекрасно чувствует мир со своей совестью, когда причащается от даже злостного экумениста или содомита, полагая спасительную Благодать, действующую по каким-то, ему одному известным, законам зависимости от личной нравственной чистоты, не вдаваясь в святоотеческие несоответствия своим "спасительным" стандартам.

Но св. новомуч. еп. Виктор (Островидов) (как, впрочем, и другие российские исповедники) утверждал, что не только совершающий сергианское "священнодействие", но и каждый «участвующий в нем подлежит сугубому осуждению», т.е. не только непосредственные виновники отступления, но и все, имеющие с ними молитвенно-евхаристическое общение.

Этот экклезиологический закон вытекает непосредственно из православного учения о Церкви, как о едином Теле, «составляемом и совокупляемом посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена» (Нф. 4, 16), – где «все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело» (1 Кор. 12, 12), и в котором «аще страждет един уд, с ним страждут и все уди» (1 Кор. 12, 26). Преп. Феодор Студийский в связи с этим говорит: «...Не только неверных еретиков, не только блудников и прелюбодеев и других, творящих подобные непотребства, забирает под власть свою змий; но и тех, кои безразлично относятся ко всем таким и вступают в общение с ними, так как верно слово, что касаяйся смоле очернится, и приобщаяйся гордому точен ему будет (Сир. 13, 1)». (Добротолюбие. т.4. – М. 1901, с. 626)

В сектантском же воззрении на устройство Церкви Христовой каждый член ее спасается сам по себе, совершенно независимо от других членов; имеет право сам, как ему вздумается, толковать Свящ. Писание и по своему усмотрению применять к себе нравственные евангельские законы. Не случайно протестант Господа Иисуса Христа понимает по преимуществу как своего "личного" Спасителя, а не как Спасителя всего тела Церкви, коей Он является Главой (Еф. 5,23). Протестантский религиозный индивидуализм и эгоизм в результате вылился в такие уродливые формы как экуменическое движение, основной доктриной которого стало утверждение, будто ни одна церковь сегодня не имеет исключительного права обладать неповрежденной истиной, а потому спастись возможно в любой "христианской" конфессии.

Экуменические понятия о каком-то чисто механическом устройстве Церкви, формальном преемстве иерархии, автоматическом совершении св. Таинств во многих чертах перешли и в сознание некоторых, еще продолжающих себя именовать православными, христиан. По ложному мудрованию таковых, главное – самому стоять в истине, "лично спасаться", а приступать к таинствам можно в какой угодно "православной" юрисдикции, у каких угодно священников или епископов. По мнению таких протестантствующих "православных", главное – чтобы в их юрисдикции хотя бы в общих чертах сохранялась внешняя богослужебная обрядность и формальное преемство рукоположений, а уж это обезпечивает гарантию получения благодати и спасения. «Мы ходим в церковь к Богу, а не к священнику, – говорят они. – А если этот священник отступает от православия или церковных канонов, то нас это ни в коей мере не касается». Эти, по названию только православные, убеждены, что архиереи и священники – сами по себе, а они – сами по себе. – Как будто две разные церкви.

Здесь целиком разрушается православное понятие об иерархическом устроении Церкви, связующем всех ее членов в одно тело, а вместо него мы видим понимание сего догмата чисто сектантское, которое, хотя формально, саму иерархию не упраздняет, но благодатное значение ее для спасения каждого члена Тела Христова отвергает, оставляя за ней только административные обязательства. В протестантском смысле, пастор и епископ спасаются сами по себе, а простые верующие – каждый сам по себе. Такое лжеучение явно противоречит богословию святых Отцов и Учителей Православной Церкви.

На основании протестантского лжеучения таинства становятся благодатными и спасительными, главным образом, в силу веры лиц, к этим таинствам приступающих, и независимо от чистоты вероисповедания самих совершителей. Здесь мы воочию сталкиваемся с чисто сектантской ересью, основанной на перетолковании слов св. Ап. Петра о народе Божием как «царственном священстве» (1 Пет. 2, 9). «Реформаты и лютеране,— пишет известный русский догматист митрополит Макарий (Булгаков), – измыслили учение, что действительность и действенность таинств зависит не от достоинства и внутреннего расположения совершителя таинств, а от расположения и от веры лиц, приемлющих таинства, так что таинство бывает таинством и имеет силу только во время самого принятия и употребления его с верою, а вне употребления, или в случае принятия без веры, не есть таинство и остается безплодным». (Православно–догматич. богословие. Т.2. Спб. 1857, с. 242-243.) Но в Послании Восточных Патриархов 1723 г. «О православной Вере» говорится: «...Веруем, что сие таинство Святой Евхаристии совершается не всяким, а одним только благочестивым Иереем, получившим священство от благочестивого и законного Епископа, как учит Восточная Церковь» (чл. 17). (Догматические послания православных иерархов XVII-XIX веков. Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 1995).

Святая Церковь об архиерейском чине учит, что «Епископ, как преемник Апостольский, ...есть живый образ Бога на земли и, по священнодействующей силе Духа Святого, – обильный источник всех Таинств Вселенской Церкви, которыми приобретается спасение» (там же, чл. 10). Таким образом, полнота Церкви заключается в епископе, «от которого проистекают для нее и учение, и священнодействия, и управление», – как сказано в Догматическом богословии митр. Макария. «...Звание Епископа так необходимо в Церкви, – говорится в том же Послании Восточных Патриархов, – что без него ни Церковь Церковью, ни христианин христианином, не только быть, но и называться не может», (чл. 10). А св. Игнатий Богоносец наставляет: "Делающий что-нибудь без ведома епископа, служит диаволу".

Священник же не совершает ни одного таинства самолично и находится в полной зависимости во всех своих действиях от архиерейского чина, является как бы вместо рук или очей Епископа. Митр. Макарий пишет: «Священник также имеет власть совершать таинства и вообще священнодействия (кроме исключительно принадлежащих епископу); но получает эту власть от своего архипастыря при своем рукоположении. Затем, и в прохождении этой своей обязанности подлежит непрестанному надзору, власти и суду своего архипастыря. В частности, при самом совершении некоторых таинств, вполне зависит от него; не может, например, совершать таинства мvропомазания без св. мvра, которое освящается только архиереем; не может тайнодействовать евхаристию без жертвенника или антиминса, который также освящается только епископом» (Указ. соч. С. 174-175). В «Новой скрижали» Архиепископа Вениамина (Спб. 1899, с. 260) о священническом чине говорится: «Чин священников просвещает совершаемых и руководит их к созерцанию Божиих тайн не иначе как в зависимости от священноначальников и под управлением их божественного чина. Священнодействуя в зависимости от епископа, он хотя и совершает те же таинства, какие совершает священноначальник, но совершает их не своевольно, а как бы властью того чина, который сообщил ему таинство священства, или право священнодействия». Отсюда непреложно следует, что если высшая иерархия в общении с которой находится тот или иной священник, исповедует ересь или пребывает в расколе с Церковью, то он не может никаким образом от своего высшего священноначалия получить благодатных даров, преподающихся в таинстве рукоположения, ни прав священнодействовать. Поэтому ни вера и расположение священника, ни личное благочестие его, или точное соблюдение канонов и догматов, не могут заменить полномочия для совершения св. таинств, проистекающего только от архиерейского чина. И в связи с этим св. каноны повелевают православным священникам, чтобы они «никаким образом не были подчинены отступившим или отступающим от православия епископам» (3-е пp. Ill Всел. Соб.).

Еще меньшее, чем низшее священноначалие, имеет отношение к совершению священнодействий церковный народ. Согласно вышеизложенному учению, совершитель, раздаятель и причастник святых Тайн в Церкви есть епископ или посредствующий ему священник; народ же – только причастник. От народа ни в коей мере не зависят совершение и действительность св. таинств, а от него зависит только достойно или недостойно приступить к этим таинствам, т.е. их действенность в зависимости от расположения лиц, приемлющих эти таинства. И это только в том случае, если священнодействия совершены в ЕДИНОЙ ИСТИННОЙ ЦЕРКВИ. Но если еретический священнодействователь, как находящийся вне Церкви, не имеет права совершать св. таинства, то народ ни по какому закону не может восприять их от него. Напротив, все приемлющие запрещенного в свяшеннослужении «будут отлучены от всея Церкви» (88 пр.св.Васил. Вел.).

Особый контингент "спасающихся" в сергианской лже-церкви, по мнению протестантствующих богословов, составляют так наз. "блаженно неведущие" об истинах православного вероучения и непонимающие сущности ересей сергианства и экуменизма, глубоко и смертельно поразивших тело Московской "патриархии". Такие неведущие будто и спасаются самым своим невежеством в важнейших вопросах веры, этим невежеством оправдываются пред Господом и не несут пред Ним поэтому никакой ответственности. Нo Господь Иисус Христос в Евангелии Своем ясно возражает такой постановке вопроса, и говорит: «Той же раб, ведевый волю господина своего, и не уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много; неведевый же, сотворив же достойная ранам, биен будет мало» (Лук 12, 47.48). «Иные спрашивают: – объясняет блаж. Феофилакт Болгарский, – пусть так, что справедливо наказывается знавший волю господина и не делавший по ней; но почему наказывается тот, кто не знал? Потому что и он мог узнать, однакож не захотел, а по безпечности сам сделался виновным в незнании. Итак, он достоин наказания за то, что добровольно не узнал. Устрашимся, братия! Ибо если тот, кто совершенно не знал, достоин наказания, то какое извинение оправдает согрешающих при знании, особенно, если они были учителями?» (Благовестник. Ч.3. Казань. 1896, с. 208). Не какие-то чисто внешние обстоятельства, следовательно, послужили причиной падения и наказания незнающих, а их же собственные безпечность и духовное расслабление, греховное нежелание искать истину и совершенное забвение Христовых обетований: «Блажени алчущие и жаждущие правды; яко тии насытятся» (Мф. 5, 6); или: «Просите, и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам» (Лук. 11, 9) и проч. Посему, в подтверждение этого, митрополит Филарет Московский говорит: «Словесные овны, – не как безсловесные, – могут сами различать безопасную пажить от опасной дебри; и потому сами будут виновны, если сделаются добычею волка». (Слова и речи. Т. 5. М. 1885, с. 247). Главное отличие овен от козлищ в том и заключается, что овцы идут лишь за истинным пастырем, «потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса» (Ин 10,4.5).

Вообще, невежество в делах веры никогда не считалось заслугой или добродетелью, а всегда признавалось Церковью тягчайшим смертным грехом. «Незнание Божественных законов, – говорит св. Епифаний Кипрский, – великое предательство своего спасения». А епископ Игнатий (Брянчанинов) замечает, что «покаяние возможно только при точном, хотя бы и простом, знании православной христианской веры, чуждом всякой ереси и злоумия... Неведение христианства,— заключает святитель, – величайшее бедствие!». (Смерть праведников и грешников. //Соб. соч. Т. III.).

Епископ Феофан Затворник выражается в том же духе: «Странный ходит у нас предрассудок, что как скоро мiрянин, то ему нет нужды утруждать себя полным знанием Христианской истины, стыдятся заявить сие знание, если имеют его, – и тем более заступиться за него. – И расширяется у нас таким образом область лжи и царство отца ее... Стало быть, всякий неведущий истины есть уже изменник ее, и изменник общества верующих или Святой Церкви. – Строго? Но так есть». (Слово в неделю Православия, 8 марта 1864г. //СПб. епарх. вед. Вып. 13).

И наконец, в своем 1-м правиле св. Василий Великий между вождями ереси, или основателями раскола, и всеми теми, кто последовал за ними по простому неведению, не делает никакой разницы, называя последних общим именем – «народ не наученный», и говорит, что вместе с ересиархами и расколоучителями «отступили некоторые другие, оставив кафолическую Церковь». Здесь святитель Василий ясно дает разуметь, что не только сами еретики и возглавители раскола или самочинного сборища отпадают от Церкви, но и весь общающийся с ними «народ ненаученный». В этом смысле и св. Новомуч. архиеп. Андрей Ухтомский называл церковный народ, пошедший за митр. Сергием (Страгородским), «толпой безсмысленной и даже еще не оглашенной», т.е. совершенно не наученной основам православного вероучения. Поэтому св. Новомученик Еп. Дамаскин в письме митр. Сергию от 29 марта 1929 г. отмечал, что народные массы, «держась своих пастырей, не порывающих общения с Вами, являются невольными соучастниками и греха Вашего».

Таким образом, становится очевидно, что вера большинства "патриархийных" обывателей в свое спасение не смотря ни на что – суетная, ибо зиждится не на твердом святоотеческом фундаменте, который и есть Христова Любовь, а на преходящих вещах (свои умствования, чей-то авторитет, обстоятельства, родственные связи и прочая, прочая, чему и числа-то нет). Это – не Правая Вера, а суеверие. Именно такое суеверие и положено в основу всех богословских попыток оправдать наемническую психологию, придать этому еретическому мудрованию философский лоск, каноническое обоснование, приправить выкладками из Св. Писания. В самом деле, как представить, что все китайцы или бразильцы погибнут? Но китайцам в спасении еще отказать можно, но как отказать в спасении благочестивым русским, грекам, сербам, чье священноначалие отступило от правой веры. Сами начинают выстраивать, выдумывать за Господа, за Отцов свои широкие и узкие границы спасения целых наций… Но такие построения оказались не просто суетными, они оказались пагубными для поместных церквей, поставив их вне Церкви Христовой, как некогда были извергнуты таким же суемудрием из Церкви все латинские народы Европы и всего мiра.

Нам непостижимы пути Божьего смотрения, во тьме неведения от сынов человеческих пролегают тайны Промысла и Домостроительства не только наций, но и всей вселенной. Знаем, только, что по Слову Божьему, Имже и небеса простерты, весь мiр не стоит одной души человеческой, а потому возможно допустить, что даже ради одного только спасенного человека, может тысячи лет плодиться и размножаться все человечество, а не то, чтобы какой-то народ. Хотя у нас уже только ведомых святых, достигших Царствия более двенадцати томов. Так что нет никакого оправдания для суетного искажения догматов, разрушения их границ, ради мнимого плотским рассудком «увеличения вероятности спасения» различных народов, только потому, что они именуют себя православными и подчиняются церковному начальству, не взирая на многочисленные ереси, исповедуемые этим начальством, невзирая на антихристовый дух этого самого начальства. Какое оправдание можно представить подобному безумию? Экуменисты в один голос закричат: любовь. Но истинная искренняя любовь к заблудшему брату заключается не в том, чтобы лицемерно молиться с ним одному богу, а в том, чтобы сказать: «Брате, ты заблуждаешься и если не покаешься – погибнешь». Вот подлинная любовь. Но разве по этой любви сергиане всего мiра подписывают контракты с безбожными правительствами и общие уставы с еретическими сборищами? Нет. Ими движет не любовь к заблудшим, а любовь к своему чреву, похоть очес, похоть плоти, гордость житейская и любовь к мiру. А разве не знаете, говорит Божественный Апостол Любви, что любовь к мiру, есть вражда против Бога?

 

---

 

[1]  Да, наемническая психология, как и любое мiровоззрение, требует для человека совестливого, философского подтверждения, а то как же иначе быть в мире с самим собой. Требуется осмысленное оправдание неблагородным поступкам и объяснение непонятным, с рациональной точки зрения, явлениям. Так формируется новая еретическая экклезиология, новое учение о Церкви, вернее даже не столько учение, сколько сердечное осмысление Церкви, отличное по сути, но весьма схожее по формулировкам, со Святоотеческим вероисповеданием.

[2]  Как тут не вспомнить удивительное прозрение св. новомуч. Михаила Новосёлова, связывающее все вышеописанное с известными апокалиптическими событиями: «...Ключом же ко всему, который вдруг отверзает дверь на все это "нечестие и неправду" (Рим.1,18) сергианства, служат слова "Послания", приглашающие к сочувствию в радостях и печалях тому, что само о себе открыто свидетельствует, как о силе Боговраждебной и на погибель Церкви направленной. Вслед за этими пустыми (для христианского слуха) словами – и все сергианское море словесное выходит из церковных берегов и разливается и отстаивается тонкою трясиною лжи, где легко увязнуть, откуда необходимо скорее бежать. И вся организация сергианства представляется каким-то водяным чудовищем, выброшенным на апокалипсический "песок морской", на котором оно остро ощущает свою безпозвоночность, свою духовную нетвердость и, подпираемое рогами зверя (красного коммунистического дракона – ред.), принимает их за костный стан своего собственного безформенного расплывчатого, "лжемистического" тела (т.е. придает сов. власти статус Собора в своей церковной структуре – ред.).

Итак, м. Сергий подменил не какой-нибудь отдельный догмат еретической ложью: он подменил саму Церковь: вот почему за деревьями его обманчивых слов не видят леса его церковной неправды.» (М.А. Новосёлов. "Апология отошедших..." С. 43).

[3]  «Моя программа, – говорит митр. Сергий, – программа Духа Святого, я действую сообразно нуждам каждого дня». (ЖМП. N 11. 1984. С. 67).

[4]  Созыв собора Сталин приберег к нач. 1945 г., т.е. к официальной встрече глав правительств СССР, США и Великобритании 4-12 февраля 1945 г. в Ялте, имевшей для Сталина стратегически важное значение.

[5]  Так, сергиане приняли в церковное общение обновленцев, не требуя от них покаяния и нарушая, таким образом, форму принятия обновленцев, утвержденную Патриархом Тихоном, о чем свидетельствуют сами сергианские источники (см.: Митр. Иоанн (Снычев). «Митрополит Мануил (Лемешевский)». СПб, 1993. С. 185). Кроме того, бывшим обновленцам, через покаяние присоединившимся к Православной Церкви, запрещалось занимать в Церкви какие-либо руководящие должности.

[6]  См. напр., единственное упоминание Св. Иоанна Лествичника об условиях, необходимых для стяжания смиренномудрия: «Невозможно пламени происходить от снега; еще более невозможно быть смиренномудрию в иноверном, или еретике. Исправление это принадлежит одним православным, благочестивым, и уже очищенным.» (Лествица 25; 33); или другое, указывающее границы проявления его: «В том, кто совокупляется со смирением, не бывает ни следа ненависти, ни вида прекословия, ни вони непокорства, разве только где дело идет о вере.» (25;10). И никогда не будет забыт пример свт. Николая Чудотворца, давшего пощечину ересиарху Арию.

[7]  См. подробнее главу "Иудо-масонские корни экуменизма" в 1-ом выпуске настоящей серии.

[8]  Отсюда и так побюбившиеся некоторыми членами РПЦЗ экуменическо-гуманистические призывы к противостоянию Новому Мiровому Порядку – под эгидой объединения разномыслящих, «невзирая на принадлежность» их «к разным церковным юрисдикциям». Именно «благими намерениями устлана дорога в ад». Не имея подлинной любви к своим собратьям, призывающие к соединению с Апостасией, напоказ демонстрируют «участливое и снисходительное отношение» и «любовь» к, пусть даже невольным, находящимся в отступлении, но чужим по вере...

[9]  «И чтобы вам яснее понять силу сказанного, предложу вам сравнение, преданное от отцов. Представьте себе круг, начертанный на земле, средина которого называется центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами. Теперь вникните, что я буду говорить: предположите, что круг сей есть мiр, а самый центр круга – Бог; радиусы же, т. е. прямые линии, идущие от окружности к центру, суть пути жизни человеческой. Итак, на сколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, на столько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу; и сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу; и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и возвращаются ко внешнему, то очевидно, что в той мере, как они исходят от средоточия и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга; и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково естество любви: на сколько мы находимся вне и не любим Бога, на столько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним; и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом.» (Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения. Поучение шестое. О том, чтобы не судить ближнего).