Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Олег Трофименко

Джорданвилль, 2001

Диагноз Зарубежного раскола

выдержки из статьи

•  Libellis pacis
•  Сергианский ретроспект
•  Сад, егоже не насади Отец Мой Небесный...
•  Кругом измена, трусость и обман
•  Экуменизм — есть искомая цель сергианства
•  Сергианство на экспорт (оптом и в розницу)

Libellis pacis

 Вот уже более года продолжаются трагические события в Русской Зарубежной Церкви. В течение всего этого времени приходилось переживать и взвешивать все происходящее и обнаруживать свои суждения лишь в узком кругу близких, поскольку я мирянин. Однако настало время, когда дальнейшее молчание приносит только вред и собственной душе, и твоим домочадцам.

 В свое время, с 1981-1988 гг., я открыто свидетельствовал свое «кредо» перед безбожными властями в СССР. С 1981-1984 г. я отбывал срок в Советском Гулаге за переход Границы. Уже тогда я отказался от Советского гражданства по идейным соображениям и требовал статуса политзаключенного. По окончании срока и возвращении, за мной был установлен официальный, но беззаконный административный надзор (я не имел права появляться в общественных местах, выходить из дома с 21.00 до 6.00), моя почта была арестована, о чем я был уведомлен на допросе в отделе КГБ, за политическую неблагонадежность. В 1985 г. я и моя жена отказались от гражданства СССР по религиозным и политическим мотивам, направив свои обращения в Верховный Совет. За это моя семья подвергалась преследованию со стороны органов прокуратуры и КГБ. На меня возбуждались уголовные дела по государственным статьям ("Антисоветская агитация и пропаганда"; "Распространение измышлений, порочащих советский государственный строй"), я дважды проходил принудительную психиатрическую трехнедельную экспертизу (и оба раза был признан вполне нормальным), часто арестовывался, подвергался газетной клевете и вообще моральной травле. Мне пришлось для защиты написать более 30-ти обращений в высшие государственные инстанции и международные организации, в которых я доказывал, что не могу свободно исполнять свои религиозные потребности в подвластной безбожникам церкви, считая советский режим антинародным и противоестественным. Я всегда призывал на молитвенную помощь Святых Царственных Мучеников и Свят. Иоанна Кронштадтского. И вот, с Божьей помощью, оказался со всей семьей в 1988 г. в Америке, где смог присоединиться к долгожданной Зарубежной Церкви.

 Все это скучное повествование (которое без труда можно проверить, сделав запрос в Жовтневый отдел КГБ г. Одессы, где хранятся все материалы моего дела), я привел для того, чтобы оправдать свое «вмешательство» в НАШИ церковные проблемы, ибо по древней церковной традиции, христиане, засвидетельствовавшие свое упование перед языческими властями имеют преимущественное право ходатайствовать перед Соборами архиереев. Вот и я, недостойнейший из всех, испытавших тяжесть гонений, желаю воспользоваться своим свидетельским правом «Libellis pacis».

 Наши архиереи в своем недавнем обращении указали, правда, что готовы выслушать мнение благочестивых мирян. Заявляю, что я к таковым не отношусь, но прошу принять меня как разбойника, как мытаря и как блудного, помятуя, однако, что благочестие нередко кричит: «Распни Его», а с Истиной распинается, подчас, неблагочестивое благоразумие.

Сергианский ретроспект

 То, что произошло за этот год в Зарубежной Церкви нельзя рассматривать, как неожиданный поворот в курсе Церкви, или как влияние сторонних сил. Последние события являются следствием глубочайшего духовного кризиса, пронизавшего всю ткань РПЦЗ от архиереев до простых монахов и мирян. Этот кризис можно назвать всезарубежным «осергианиванием». А точнее проявлением того обновленчества, которое не выявлялось до времени внешне, а таилось под покровом декларируемого антисергианства, являвшегося, по сути, лишь одной из форм антикоммунизма. Сам по себе антикоммунизм — еще не есть правильное вероисповедание, а только неприятие явного богоборческого режима. Теперь, когда коммунизм рухнул, и политический режим Россиянской Федерации ничем не отличается от американского, многим показалось, что и сергианство стало неким историческим печальным феноменом. Именно в этом принципиально различном понимании сущности вселенской духовной скверны и кроется причина разногласий Митрополита Виталия и большинства архиереев нынешнего синода РПЦЗ. Это не случайные козни каких-то злых сил, окружения, стечение обстоятельств, как пытаются представить дело поверхностному обывателю. Это прорыв зловонной язвы, десятилетия зревшей на зарубежном церковном теле. Имя ей «сергианство».

 Что же это такое, многоразлично произносимое, сергианство? Во-первых, с самого начала, следует определиться терминологически, хотя бы в рамках данных рассуждений. Необходимо понимать разницу между духовным недугом (каких бывает немало в церковной общности, как блуд, симония, лжесвидетельства и прочие канонические преступления) и философскими попытками оправдать болезнь, то есть, придать ей статус законности, что уже является откровенной ересью. Также следует различать ересь, как частное мудрование, личную фантазию и ересь, как стройное богословское учение. И наконец, должно отделять даже обоснованное суемудрие от ереси соборно анафематствованной Кафолической Церковью. Сергианство прошло все эти стадии: и как нравственный недуг, и как суетное мудрование, и как богословско-философски оправданная ложь, и как политически оформленный порок (на церковной практике), и как ересь, анафематствованная Святым Собором. Нам, посему, надлежит теперь рассмотреть все эти стадии сергианства.

 Как церковный недуг, сергианство имеет глубокие корни в самом начале истории христианства. Конечно, своим названием оно обязано митрополиту Сергию Страгородскому, доведшему эту скверну до апогея, проявившему ее во всей полноте, но природа этой нравственной болезни означена Спасителем во Святом Евангелии. Через все проповеди Господа красной нитью проходят Его предостережения ученикам блюсти себя от закваски иродовой, фарисейской и саддукейской. Через все евангельские события просматриваются образы книжников, законников, левитов, архиереев, молчаливо-ненавистных свидетелей Истины, видевших в ней урон своему авторитету и власти.

 Но наиболее ярко обрисовал Спаситель природу сергианства в Притче о добром Пастыре, полагающем душу свою за овец и о наемниках, иже не радят о овцах и, видя волка грядущего, бегают. Этих наемников или волков в овечьей шкуре, остерегаться которых призывал и Господь Иисус Христос, и Святые Апостолы в первохристианской Церкви не обнаруживается, ну почти, во всяком случае, по той простой причине, что исповедывать Христа было крайне опасным для жизни, и потом, все приходилось делать своими руками, даже Апостолам на хлеб зарабатывать. Но со времени огосударствования христианства, когда Церковь вынуждена была обрастать внешней стройной структурой, обзаводиться мощной административной системой, огромным имперским чиновничьим аппаратом и, соответственно, обладать властью, вот тут и хлынул в церковную ограду бурный поток наемников. Для чиновника истина только в силе Системы, в ее власти, а отнюдь не в Правде. Как мыслит власть, за то и будет бороться наемник, ибо она, эта структура, обеспечивает ему и авторитет, и комфорт. Вот почему, как только император отступал от Истины, целые соборы архиереев собирались на поборников Отеческой Веры. Эти разбойничьи соборы гнали и Св. Афанасия Великого, и Св. Кирилла Иерусалимского, и Св. Кирилла Александрийского, и Св. Иоанна Златоустого, и Св. Максима Исповедника и прочих, имже несть числа. Нередко они обрушивали на Исповедников всю силу своего авторитета; подчас только один истинный защитник Православия оставался перед властным синедрионом наймитов, готовых задушить любую правду, противоречащую чиновной кривде. Но как только Верховная Власть возвращалась к Православию, то и архиереи, вчерашние разбойники, в мгновение ока переоблачались в твердых «защитников истины» и даже принимали участие во Вселенских Соборах, анафематствуя ими же исповедуемые ереси и прославляя ими же гонимые Догматы.

 Пока, таким образом, Верховная Власть исповедует Православие, от наемников особого вреда нет. Конечно, где в огромной империи набрать столько пастырей, как говорится, от Бога. Нужно огромное число простых требоисполнителей, тружеников на тяжелой повседневной рутинной работе, нужны раздутые штаты законоучителей, церковных судебных исполнителей, тысячи общин, гигантские соборы, монастыри, армия. Все требовали удовлетворения своих нужд. В такие эпохи, жизнь Церкви успокаивалась от бурь, от простецов не требовались знания точных вероисповедных догматов. Принадлежность к Церкви становилась естественной в евхаристическом сочленении. Но когда наступали окаянные для Церкви дни, тогда блюстители структуры, внешней иерархической оболочки превращались в подлинных гонителей православных исповедников, оберегая форму, жертвовали Содержанием Святой Веры, повинуясь голосу своего учителя, сказавшего, что «уне нам, аще один погибнет за люди, а не весь язык наш погибнет». Вот она философия наемника в чистом виде. Пусть погибает Истина, но не наш брат-бюрократ.

 Таким образом, наемничество, как евангельская формулировка сергианской психологии, сопребывало при Церкви в качестве нравственного недуга на протяжении многих столетий, паразитируя на духовных нуждах, особенно с момента официоза церковной иерархической структуры. Этот паразит никоим образом не смешивался внутренне со Святой и Непорочной Невестой Христовой — Церковью, однако всячески старался в простосердечии народа подменить собой понятие церковной полноты.

 Действительно, если с детства воспринимать Церковь во всей ее совокупности, сочетая в себе представление ее Тела и Духа в неразрывном единстве, то неминуемо может происходить совмещение понятий Церкви Христовой с ее внешней формой, включающей в себя священную иерархию, святые таинства, обряды, храмы, церковную утварь. При нормальном положении вещей эти детские совмещения естественны, но в страшные периоды верховного отступничества, они становятся гибельны. Безопасно быть, аки дитя, в православном царстве, а в лукавом неверном мире следует быть мудрым, как змия и чистым, как голубь. Необходимо твердое знание Отеческой Веры, дабы распознавать голос доброго пастыря от наемника.

 Да, наемническая психология, как и любое мировоззрение, требует для человека совестливого, философского подтверждения, а то как же иначе быть в мире с самим собой. Требуется осмысленное оправдание неблагородным поступкам и объяснение непонятным, с рациональной точки зрения, явлениям. Так формируется новая еретическая экклезиология, новое учение о Церкви, вернее даже не столько учение, сколько сердечное осмысление Церкви, отличное по сути, но весьма схожее по формулировкам, со Святоотеческим вероисповеданием. А в дальнейшем, в особенности в начале ХХ столетия, эти еретичествующие бредни начали оформляться в стройное учение, которое в своей крайней форме, но последовательнее всего отразилось в обновленчестве, более замаскированно таится в московском сергианстве, и совсем путанно, но явственно озвучивается в зарубежном неосергианстве (киприановской умеренно-сергианской экклезиологии). Так, что, разделение между Православием и мировыми православными юрисдикциями не на недоумениях и предрассудках строится, не на случайных обстоятельствах зиждится. Это разделение вероисповедное. Вера у нас разная. Разная вера у Митрополита Виталия и большинства синодальных архиереев. А без постановки правильного диагноза, любое лечение принесет только вред.

 И эта иная, не святоотеческая экклезиология формировалась давно и вполне может именоваться застарелой ересью. Почему ересью, да потому, что это догматическое заблуждение, это хула на Святое исповедание догмата о Церкви Христовой. Символ Веры содержит четыре вероисповедных основоположения: Вера в Бога Отца; Вера в Бога Сына; Вера в Бога Духа Святаго и Вера во Единую Соборную и Апостольскую Церковь. Если три первые принципа Правой Веры Святые Отцы отстояли на Семи Вселенских Соборах от нападений всех ересей, то четвертый принцип Веры в Церковь подвергся осмысленному, богословски оформленному искажению именно в форме сергианства, как наиболее скрытой, а потому и наиболее опасной форме современного обновленчества.

 Так что же такое Церковь в действительном понимании наемников-фарисеев, сергиан и обновленцев и что такое Церковь в действительном понимании Святых Исповедников Отеческого Предания? В чем смысл «сергианской» экклезиологии, выработанной в прошлых столетиях и наиболее открыто проявившейся в последнее время?

Сад, егоже не насади Отец Мой Небесный...

 Бывали периоды в истории Церкви, когда на стороне Истинной Веры не оставалось ни одного епископа, во всяком случае гласно и открыто. Такими были 25 лет, если не более в VII столетии. Когда в 655 г. Константинопольский патриарх Пирр спросил «осужденного» святого исповедника преподобного Максима: «Посмотрим, к какой же теперь церкви ты принадлежишь? К Константинополю, Риму, Антиохии, Александрии, Иерусалиму? Все теперь согласны». Преподобный Максим ответил:«Аще и вся вселенная начнет причащаться с патриархом, аз не имам причаститися с ним». Святой умрет в кавказской тюрьме без Причастия в 662 г. К какой же церкви принадлежал преподобный Максим Исповедник, не имея свщ. сана? Правильно, ко Святой Соборной и Апостольской, то есть ко Вселенской Православной. А к какой принадлежал патриарх Константинополя и все прочие патриархи и митрополиты и все архиереи? Ко Христовой Церкви? Нет. Они принадлежали к монофилитской ереси, анафематствованной еще в 649 г. Собором, возглавляемым папой Мартином, за что старец и был вероломно схвачен, замучен и умер в заточении от голода в Крыму в 653 г. Но подтвердит эту истину только VI Вселенский Собор четверть века спустя (в 680 г.).

 Подобная ситуация сложилась в Восточной Церкви в следующем столетии (с 754-787 гг.), когда не осталось ни одного православно исповедующего епископа, поднявшегося в защиту Святых Икон. Что же именовалось в эти 33 года Церковью — иконоборческое чиновное сборище, носившее титулы патриархов, митрополитов, архиепископов или изгоняемые из монастырей монахи-зилоты, скитающиеся по дебрям и пещерам, укрывая от безумного мира великую тайну Правой Веры? Вселенский собор ответит, что именно они соблюли Истину, а значит и составляли Христову Церковь.

 Вселенская Церковь не та, что наполняет вселенную, а Та, что исповедует Вселенскую Истину, даже если состоит из двух-трех человек. Господь Иисус Христос Свою Церковь составил из простых рыбаков, мытарей. Не было среди них ни детей священников, ни архиереев. Почему? Да потому, что пагубная сущность фарисейской закваски, их гордое самолюбование, кастовая порука левитского рода, не давала им войти в Церковь, принять Заповеди блаженства, принять существо кенозиса Бога до Распятия и смерти. Законническая психология не постигает мистические Тайны Воплощения и Искупления, которые восприемлет лишь сердечная чистая вера. Плотскому умствованию, вскисшему на фарисейской закваске, Крест, Плоть и Кровь представляются безумием и величайшим соблазном. Как повествует Евангелие: «Жестоко слово сие». Вот чем объясняется такое внимание рационального богословия, модернистского, обновленческого к самой соблазнительной для законника теме — Искупления. Именно основной Догмат Церкви подвергался тщательному анализу сергианского мировоззрения, пытавшегося вероисповедные тайны представить в виде нравственно-юридических формул.

 Такой же рационально-логический подход модернистского богословия (латинской аквинатской схоластики ХIII-XIV вв., нравственно-обновленческого суемудрия XIX-XX вв. «мирового православия») обнаруживается и в экклезиологии современной русской академической школы, окончательно сформировавшейся уже к 20-м годам ХХ столетия. То, что нельзя постичь подвигом веры, требуется расчленить жестоким ножом сухого анализа. Но как всегда, подобные фантазии приводят только к ереси. Православный Догмат возможно обнять только в смиренном богословском мраке — в подлинном Богообщении, или принять на веру, по-детски. Ни тем, ни другим фарисейское самообольщение не обладает, а потому и пытается свою непостигаемость иррациональности евангельской и святоотеческой апофатики, антиномийность многих богословских утверждений, в которых видятся мнимые противоречия, облечь в суемудрые фантазии. Это касалось как троических догматов, как христологических, так, нынче, и экклезиологических. Не помогают осознать честную простоту Догмата и ученые степени. Как ни пыталась академическая богословская школа объяснить существо основ Христового учения, она неминуемо упиралась в неразрешимые противоречия, ибо строилась на принципах протестантской гуманистической нравственности. И эти противоречия разрешала уже сама жизнь. Ибо в своей прелести многие наши приват-доценты и доктора богословия не видели своих безумных противоречий со святоотеческим исповедыванием, а их кабинетные выдумки находили практическое приложение в обновленческих и сергианских расколах, продолжающихся по сей день.

 Нельзя Евангелие нашего Господа примирить с протестантским гуманизмом, а именно этим занималась наша богословская, с позволения сказать, наука последние триста лет. В Святом Евангелии нет никакой нравственности. Ни один основополагающий Догмат невозможно объяснить с нравственной категории до конца честно, ибо неминуемо придешь к атеизму, а от него и к сатанизму. Если Иван убил, Петр соблудил, Семен украл, то чтобы простить их грех, должен умереть совершенно безвинный Сын Божий. Это абсолютно безнравственно. Также как безнравственно солнцу сиять на злых и добрых, платить одинаковую плату работавшему один час и весь день, отдавать исподнее, когда у тебя требуют верхнюю одежду, подставлять другую щеку, ударившему по первой, преданность Творцу доказывать ненавистью к родным, ради искупления своих грехов пожирать Плоть и пить Кровь безвинного Спасителя, и многое, многое, да собственно все Евангелие с точки зрения гуманистической морали бред и безнравственность, ибо Святое Евангелие — это Любовь. Все суемудрие мира не вместит Океан Христовой Любви, которым дышит каждый Глагол Спасителя, каждый Догмат Его Святой Церкви. Никакими юридическими черпачками средневековой схоластики, ни какими ведерочками обновленческого нравственного блядословия (которое есть просто оборотная сторона юридической медали), не напоить душу, жаждущую живого обожживания. Православие требует полного соединения с этой Любовью, православный христианин не черпает, а живет Христом, как рыба, пропускающая благодатную воду чрез свои жабры, он вбирает Христа всем своим существом, насколько это ему доступно.

 Спаситель основал Свою Святую Церковь на Себе Самом. Сын Божий, Его Пречистое Тело, Его Пречестная Кровь, Его Евангельское Учение — вот Основа Церкви; Дух Святый, Его Спасительная Благодать — вот живительное Наполнение Церкви; обожживание, таинственное единение по благодати, а не по естеству с Начатком, со Христом — вот Цель Церкви. И в этом мистическом Организме сочленение всех и вся происходит только на евхаристической основе. Только. Если приемлем Одно Тело, то есть если причащаемся из Единой Чаши, то имеем в Нем общение (не от одной, конечно, а от общей, другими словами, если поместные общины находятся в евхаристическом единстве). Здесь и знающие богословы, и ничего не смыслящие младенцы, и философы, и блаженные простецы, и глубокие мудрецы и поверхностные глупцы с набитыми бабьими баснями головами. Все, приемлющие со смиренным осознанием своего недостоинства Святые Дары, образуют Единое Христовое стадо Святой Церкви. И, напротив, как бы мы не понимали одинаково, вернее не формулировали одинаково теоретическое учение Кафолической Цервки, но если мы не приемлем Общую Чашу, то мы не находимся во Едином Теле. Вернее, либо один из нас в Церкви, а другой вне Ея, либо, мы оба вне Церкви. Допустить, что две поместные церкви, не находящиеся по идейным принципам в евхаристическом общении могут находиться в Единой Церкви — значит хулить Святаго Духа, научающаго одних правде, а других лжи, либо обоих направляющих по пути лжи. Да не будет! А именно подобный бред и хулу источает сергианское суесловие. Наиболее последовательны на этой еретической стезе — обновленцы, наиболее откровенны — экуменисты, а наиболее запутанны — киприаниты (последователи экклезиологии митрополита Киприана Оропосского, в чьих рядах и архиереи Русского Зарубежного Синода, это так называемое умеренное сергианство, как умеренное иконоборчество, видевшее в Святых иконах лишь исторические евангельские рисованные повествования, отвергающие божественные благодатные энергии, которые делают иконы чудотворными; как умеренное имяборчество, видевшее в Божественных Именах лишь собственные наименования, лишая их благодатных энергий).

 Все эти фантазии происходят от неправоверия и отсутствия смирения принять Святоотеческий порядок. Попытки объяснить для нас непостижимые тайны Домостроительства. Как же дескать так, у них такие же по форме таинства, такие же слова произносятся, такие благочестивые паствы и такие благолепные службы, такие искренние пастыри и такие начитанные ученые богословы, а мы тщимся думать, что только у нас спасение. И начинается бредовый поток фантазирования на богословские темы, выдумывания больных и здоровых членов, ограниченной и неограниченной благодати, зависимость Преосуществления от личного благочестия, от меры личной испорченности или искренности. Как представить, что все китайцы или бразильцы погибнут? Но китайцам в спасении еще отказать можно, но как отказать в спасении благочестивым русским, грекам, сербам. Сами начинают выстраивать, выдумывать за Господа, за Отцов свои широкие и узкие границы спасения целых наций. Фантазиям и блужданиям, эмоциональным пристройкам, основанным на элементарном невежестве богословской азбуки, наивной безответственности нет предела. Нет ни малейшего страха перед последствиями крупных церковных расколов, причиной коих явились их бредни. Не обретается и любви к Господу, к Его непреложному Слову, не находится смирения перед учением Святых Отцев, послушания их Святым Канонам.

 Такая вера — суетная, ибо зиждится не на твердом святоотеческом фундаменте, который и есть Христовая Любовь, а на суетных преходящих вещах (свои умствования, чей-то авторитет, обстоятельства, родственные связи и прочая, прочая, чему и числа-то нет). Это — не Правая Вера, а суеверие. Именно такое суеверие и положено в основу всех богословских попыток оправдать наемническую психологию, придать этому еретическому мудрованию философский лоск, каноническое обоснование, приправить выкладками из Св. Писания.

 Но эти попытки оказались не просто суетными, они оказались пагубными для целых наций, поместных церквей, поставив их вне Церкви Христовой, как некогда были извергнуты таким же суемудрием из Церкви все латинские народы Европы и всего мира. По сути новая экклезиология, ставшая столь популярной в так называемом вселенском православии и которую мы именуем сергианством — есть логичное завершение латинского папского суеверия, только строящаяся не на юридических принципах, а на нравственно-гуманистических, как в протестантизме. Собственно, методологически, сергианское богомыслие — есть протестантизм, только в восточном обрядовом вкусе (в отличие от чистого обновленчества), так проще обманывать хлоос (толпу, или, по-чиновничьи — налогоплательщика, а для приличия — паству).

 Смысл сергианского взгляда в подмене Христовой Церкви внешней структурой со всеми видимыми категориями, придании статусу Системы всей церковной полноты. Необходимо сместить акцент с Личности Христа, с Его Тела в область четко осязаемой и видимой Структуры. Пропадает, собственно, момент Веры в Церковь и тонко подменяется видением клирикальной иерархии, которая наделяется самобытностью и самовластием. А потому посягательство на внешнюю форму, даже оправдываемое стоянием за Истину, осознается сергианством, как покусительство на саму Церковь Христову, и, напротив, защита внешнего кастового аппарата, даже в ущерб Истине, воспринимается как защита Церкви.

 Эта подмена — есть существо сергианской экклезиологии. Сам Христос, Его Пречистая Плоть становятся понятиями относительными, зависимыми от «главного» — правильного внешнего устроения оболочки, то есть Истина, Дух и Жизнь становятся производными от Формы, другими словами тварная материя оказывается причиной Жизни. Мы здесь сталкиваемся с тонко замаскированным материализмом. То есть это уже язычество, облеченное в восточный христианский обряд, где основным творцом сакральной теургики становится каста жрецов. Более того, можно без труда доказать, что сергианство — это одна из форм талмудического раввинизма, в котором именно правильно выстроенная раввинистическая формула, иероглифическая категория — есть наиглавнейшие субстанции в производстве божественных энергий. Именно по такой схеме составляется раввинистическая каббалистика, являющаяся основой сотворения бога раввином в иудаизме. Именно «бога, сотворившего вся» сотворяет раввин.

 Метафизическая сущность сергианства являет собой чистой воды монофизитство и монофилитство, только не в христологическом смысле, естественно, а в экклезиологическом. Здесь, как и в папском осмыслении, происходит полнейшее отождествление Тела Христова как Церкви и тела церкви, как иерархической структуры в сущностной полноте, так что физис Церкви богословски не отделяется от физиса иерархии и что волит иерархия, то волит Христос, как Тело и как Глава Тела. В этом моменте сергианское богословие доводит до полного завершения не сумевшую развиться папскую философию, так как папская диалектика уперлась в тупик дуализма Папа-Христос, а сергиансткий монизм выводит ситуацию из конфликта физисов но не в монархию любви, как православное богомыслие, а в экумену монад, в коммунитарность идейно разнородных единичностей, что является чистейшим языческим Пантеоном с приоритетом восточно-христианского ритуала, сакральной терминологии и сословно-жреческого управления. Вся политическая практика современных «православных церквей» нагляднейшим образом подтверждает подобное богословствование.

 Сергианство, и я не устану это повторять — есть экклезиологическая ересь иудействующего толка, искажающая основополагающие принципы православного богомыслия в язычество восточного обряда, и оно, и только оно, станет основным богословским осмыслением глобалистической всеэкуменической церкви Антихриста. Сергианство — это всемирная религия скорого будущего, это вера Нового Мирового Порядка. Это ересь, вызвавшая самый глубокий кризис русского богословия в преддверие Русской Революции, вызвавшая самый глубокий раскол в Русской Церкви ХХ столетия, и откликнувшаяся расколом в Русском Зарубежье. Покаяние в сергианстве невозможно, здесь нужно полное перерождение во Христе. «Вы дети дьявола есте» — вот Господнее определение сергианства.

 Православие также не мыслится без содержательной формы. Естественно, что и иерархия, и храмы со всеми принадлежностями, и каноны, и иконы — святы. Но они святы не самопроизвольно, они святы, поскольку и до тех пор, постольку и покуда их освящает благодать Святаго Духа. И Чаша, и Антиминс — святы, пока находятся в Церкви Христовой, вся форма наполнена Божественными энергиями до той поры, пока эта форма приличествует Содержанию, то есть, пока иерархия исповедует правильно Христа. А если форма перестает быть Христовой и правоверной, то все священные титулы, предметы, здания, евхаристические наборы становятся просто театральным реквизитом. Ибо вся литургическая жизнь превращается в театральное зрелище. Когда в чаше вместо Святых Даров простые хлеб и вино, то всю эту организацию можно назвать как угодно, но только не Святой Церковью. Православный монастырь превращается в мистический орден, приход — в национально-религиозную организацию, богослужение — в красивый ритуальный обряд. Да и мало ли на планете Земля добрых устроений, общественных союзов с милыми и умными, с коварными и хитрыми, с талантливыми и бездарными, добродетельными, образованными, бедными и богатыми, благолепными и безобразными, миллионами и миллиардами, говорящими на всех языках социально-религиозных образований, с тысячами наименований и уставов. Всех их объединяет одно — они все вне Церкви, хотя многие из них именуются не просто церквями, а церквями православными. У многих из них есть хлеб и вино, елей и молитвы, у них не достает Одного — Христа.

 Христос производит Церковь, а не церковная организация — Христа. Христос наполняет Церковь благодатью Святого Духа, от Отца исходящаго, а не иерархическая каста подает Христа и низводит на пасомых благодатные дары Духа. Велика награда честным добрым пастырям, право правящим Слово Истины, но велико и наказание злым делателям в Винограднике Божием, которые не слушают волю Господина. Само Слово свидетельствует многократнее всего в Евангелии: «Горе вам, ... горе вам..., горе вам... Страшно впасть в Руки Бога Живаго. Велика честь и слава достойным отцам и учителям, исповедникам и мученикам, благочестивым соискателям Царствия Божия и Правды его. Тем же, кои своими фантазиями навели соблазны на малых, им же и число, аки песок морской, лучше повесить камень точильный на шею и броситься в пучину вод.

 Чем же так страшны фантазии, разномыслия, философские поиски? Не сами по себе человечьи попытки понять и сформулировать непостижимое страшны, хотя и нелепы в большинстве случаев, ибо открывают прежде всего глупость самого испытующего. Не могут все одинаково ощущать даже простые вещи, такие как цвет и звук, вкус и ритм, меру и форму, величину времени и пространства. Разные мы все, поскольку все живое неповторимо. Нет двух одинаковых клеток, снежинок, нет двух одинаковых глаз ни у одного живого существа, нельзя одинаково произнести одно и тоже слово. Если в простых вещах мы не можем быть одинаковы, то как можно одинаково понимать глубочайшие и тончайшие оттенки богословских истин, открываемых в таинственном богословском Мраке, таинственно передаваемые духовные ощущения от Господа Духа к блаженному избраннику, а от того к более дебелому по опыту и чувствам ученику. Это нам непостижимо, но мы не должны впадать в фантазии и по этому поводу, а верить непреложному Глаголу: «...да будут совершены во едино, и да познает мир, что Ты послал Меня...» О каком Единстве говорит Господь? О единстве материальных благ, о единстве декларируемых формулировок? Нет, о Единомыслии во Святом Духе. А разве возможно в мире единомыслие? Нет. В мире этого единомыслия во внутреннем сердечном исповедании нет и быть не может. Это противоестественно для мира. Но не для Бога. Ибо вся возможна Богу. Потому это чудо и воспринимается миром, как преестественное чудо. То, что немыслимо в мире, ясно и просто в мире со Христом. ЕДИНОМЫСЛИЕ. Вот камень претыкания, камень емуже имя любовь. Этот камень чужд миру, ибо ни в одной ереси нет и не может быть единомыслия, а в Православии оно живо две тысячи лет в среде самых разных по времени, культурам, нациям, возрастам, положению людей.

 Неужели, спросим мы себя, все православные одинаково мыслят, этакие заштампованные болванки, закодированные зомби? Нет, наше Единомыслие в смирении перед Истиной. Конечно, у каждого из нас есть свои домыслы на различные предметы, но как только православный узнает мнение Церкви на этот предмет, что оно отлично от его мнения, он должен отречься от своего заблуждения, возблагодарив Господа за прояснение. Отвергнись себя! Вот девиз православного, держась которого всегда будешь единомысленен с братией. Иначе поступает еретик. Само слово «ересо», по-гречески, означает «избираю». Я сам себе избираю, как понимать вопрос, то есть не как учит Церковь, а как я ощущаю лично, так и учу. Не все православные знают мнение Церкви на все вопросы, а потому и допускают самостные суждения, но когда их суждения могут повлечь за собой расхождения, необходимо непременно выяснить мнение Святой Церкви, то есть мнение Святых Отцов. Ибо подлинная история Церкви — это Жития Святых, которые являются воплощенным Евангелием.

 Итак, разнообразные фантазии сами по себе естественны и безвредны, но они могут явиться причиной разделения, когда те, кто мыслят в согласии с Истиной соблазнятся суемудрием и отделят чистоту исповедания от словоблудия и вот тогда то и наступает самое страшное — фантазер может быть извергнут из Общения (Евхаристического, конечно, ибо другого во Христе НЕТ!). У фантазера в чаше отныне будет хлеб, а Тело останется с Церковью. Но если фантазер мирянин, то погибает только он сам и его домочадцы, а если фантазер митрополит или патриарх, то вне Церкви оказываются народы, области, нации. Нам непостижимы пути Божьего смотрения, во тьме неведения от сынов человеческих пролегают тайны Промысла и Домостроительства не только народов, но и всей вселенной. Знаем, только, что по Слову Божьему, Имже и небеса простерты, весь мир не стоит одной души человеческой, а потому возможно допустить, что даже ради одного только спасенного человека, могут миллиарды лет плодиться и размножаться целые миры и галактики, а не то, чтобы какой-то народ. Хотя у нас уже только ведомых святых, достигших Царствия более двенадцати томов. Так что нет никакого оправдания для суетного искажения догматов, разрушения их границ, ради мнимого плотским рассудком «увеличения вероятности спасения» различных народов, только потому, что они именуют себя православными и подчиняются церковному начальству, не взирая на многочисленные ереси, исповедуемые этим начальством, невзирая на антихристовый дух этого самого начальства. Какое оправдание можно представить подобному безумию? Экуменисты в один голос закричат: любовь. Но истинная искренняя любовь к заблудшему брату заключается не в том, чтобы лицемерно молиться с ним одному богу, а в том, чтобы сказать: «Брате, ты заблуждаешься и если не покаешься — погибнешь». Вот подлинная любовь. Но разве по этой любви сергиане всего мира подписывают контракты с безбожными правительствами и общие уставы с еретическими сборищами? Нет. Ими движет не любовь к заблудшим, а любовь к своему чреву, похоть очес, похоть плоти, гордость житейская и любовь к миру. А разве не знаете, говорит Божественный Апостол Любви, что любовь к миру, есть вражда против Бога.

 Таким образом, заблуждения страшны вызываемыми ими последствиями — извержениями из Церкви, когда, либо православные анафематствуют от Общения Чашей еретиков, либо еретики анафематствуют православных, тем самым сами себя извергая из Церкви (от перестановки слагаемых с разными знаками, результат не меняется). Вот почему Святые Отцы полагали свои души, подчас, за одно только слово в Оросе, или даже за одну только букву в Символе (омоусион или имоусион, те есть, единосущен или подобосущен). Чиновнику духовного ведомства, будь он митрополит или иподьякон, никогда не понять это «безумие» православного исповедника, идущего на лишения кафедры, стабильности, обрекающего себя на изгнание и даже подвергающего себя смертельной опасности, ради какой-то буквы. Но дело то не в букве, а в том, что когда истинные поклонники Бога определят с помощью Духа Святаго ересь, они ее все равно извергнут из Святой Церкви, а с ней и тысячи или миллионы душ, сроднившихся с хулой на Истину. Разрыв Евхаристии с Истинной Церковью — вот самое страшное последствие любой ереси, когда она перестает быть частным заблуждением, легко врачующимся даже в личной беседе, а анафематствуется до полного в ней покаяния, чтобы отломанная ветвь вновь соединилась с Кафолической Церковью. А потому личные наши домыслы, с которыми тоже следует быть крайне осторожными, не сами собою опасны, а тем, что могут отстранить нас от Причастия Святой Соборной и Апостольской Церкви. Те есть лишить нас Христа.

 Мы можем сотни лет спорить, составлять богословские комиссии по поиску общих формулировок тех или иных мыслей, покуда мы приемлем Дары из Общей Чаши со смиренным осознанием недостоинства. Но когда происходит Евхаристический разрыв, это уже Приговор Истины. Это уже значит, что еретик обязан умолкнуть и только каяться, дабы после разрешительной молитвы сопричтись вновь Святей и Соборней Церкви. Ибо только один путь, ведущий в Церковь — путь покаяния. И каяться должен конечно еретик, извергавший на Истину хулу, даже по простому невежеству или глупости. Существуют, установленные Отцами различные формы сопричтения разного рода отступников (еретиков, раскольников, самочинников), но различие форм относится лишь к методике врачевания недугов и нисколько не означает, как суетно учат некоторые, что одни частично принадлежат Церкви, другие дальше отстоят, размывая границы Святого Иерусалима, положенные Самим Господом. Различие форм врачевания вызвано различием форм заболевания, то есть извержения из Тела Церкви. Рак и порок сердца исцеляются по-разному, но если их не излечить, то не суть важно, от чего умрет больной. Что еретик, что раскольник, что самозванец, что беззаконник — лишь различные пути выхода из Церкви (что соблудил, что украл, что убил), требующие только разного лечения, но это не значит что блудник на половину в церкви, а убийца только на десятую часть. Что тот, что другой — вне Церкви. Что Римский Папа, что патриарх московский, что американский шаман, что сербский священник — все вне Церкви, только причины их ненахождения совершенно различные, а потому и методы лечения должны быть различными (одних надо оглашать и крестить, других миропомазывать, над третьими только разрешительные молитвы читать и т.д.). Только эта Вера Святая, только эта Вера Апостольская, только эта Вера Отеческая. Всякому иному суемудрию — Анафема!!!

Кругом измена, трусость и обман

 Мы сказали о внутренних причинах происхождения сергианства. Они в духовной нравственной скверне, именуемой в Святом Евангелии наемническим фарисейством, законничеством и саддукейством. Именно на этой закваске вскисает сергианство. Мы сказали, что философски оно оправдывается посредством гуманистической протестантской (являющейся оборотной стороной юридической латинской схоластики) морали, несовместимой с Отеческим Православным Богомыслием и приводящей в своей последовательной диалектике к языческому материализму, а от него и к сатанизму, что роднит сергианство с талмудическим раввинизмом.

 Богословски эта философия оформлялась в русской и греческой академической школе особенно на рубеже XIX-XX веков. Своего высшего и последовательного завершения это богословское течение церковно-клирикальной мысли получило в обновленчестве и создании «Живой церкви». Но, когда народ в своей соборной массе не принял последнего, обновленчество быстро переоблачилось вновь в церковные ризы, сохранив, при этом свое суемудрие неизменным в самых главных принципах. Одним из самых ярких представителей, самым тонким и последовательным учителем скрытого, идейного обновленчества был митрополит Сергий (Страгородский) — основатель МП, а одним из самых близких его единомышленников, был ... блаженный Авва Зарубежья митрополит Антоний (Храповицкий). Этот парадокс один из самых замечательных в Русской церковной истории. Два идейных соратника расходятся на второстепенных началах и при этом один возглавляет поместную церковь, являющуюся неразрывной частью Вселенской Церкви (РПЦЗ), а другой образует неканоническое сборище (МП), организовывая на практике приложение своих еретических положений. Один, свои красивые, но неправые мысли таит в виде частных богословских рассуждений, любовью сохраняя Евхаристию с Кафолической Церковью, а другой, бессовестным предательством те же мысли пытается оправдать на практике, оплодотворяя их своей церковной политикой и извергается из Общения с этой Самой Церковью, представленной в России Исповедниками и Новомучениками, а за границей Зарубежной Церковью.

 По моему глубокому убеждению, которое, кстати подтверждается историей почти без исключений (эти «почти» я поясню ниже), только Православная Святая Монархия является единственной законной властью от Бога. Не одной из возможных форм политического устройства, как ложно учит академическая «православная» социология, а единственно Православная законная Верховная Власть. Политика, по учению Церкви (православная, разумеется, а не антихристианская) — есть раздел богословия. Ибо политика — это приложение идеологического учения на практике, это наука взаимоотношения людей, то есть в христианстве, это конкретное приложение евангельского отношения к ближним и к врагам. В христианском обществе эти взаимоотношения — прерогатива исключительно Церкви, которая помимо своего сакрального значения имеет и необходимую общественную форму. Христианин, как член общины, как ячейка народа не может быть православным по утрам и вечерам на молитвенном правиле, да на воскресной литургии. Он христианин всегда и везде, дома и на работе, в храме и на государевой службе, а потому его политика, те есть отношение к окружающим имеет прямое отношение к Евангелию и находится в ведении его пастыря. Оторвать Церковь от политики государства — это значит лишить церковный народ благодатной помощи Христа, без которого не может никто творить ничего (доброго). А потому Самодержавие Православного Помазанника является неотъемлемой частью Церкви, как правильное иерархическое устройство. Сама по себе монархия еретика — это такое же беззаконие, как само по себе священство еретика. И как Православие — есть не одна лишь из многих религиозных исповедных форм, а Единственная Истинная Вера, так и Православная Монархия (единоначалие по образу Троического единоначалия Отца) есть единственная власть от Бога, удерживающая вселенскую апостасию. Только благодаря Православной Монархии Церковь могла побеждать ереси на Вселенских Соборах, так как исповедников всегда значительно меньше наемников, которые будут отстаивать лишь веру власти. Поэтому любая неправославная власть заставит церковную бюрократию подчиниться своей воле, а истинная Церковь, которая не согласится с ней, будет гонима. Редкие исключения, когда неправославная власть «мирилась» с Православием объясняются временным совпадением интересов власти с интересами Церкви (как в случае со сталинским «антиэкуменизмом», так и в случае с американским «антисергианством»). Но как только меняется государственная политическая конъюнктура, власть легко заставит свои карманные религиозные структуры действовать по ее указке, которые, в свою очередь должны уметь быстро «наводить порядок в своих ведомствах». Никогда Церковь свободно не могла исповедывать Истину вне Православной Монархии. У Нее в этом случае только два Господом указанных пути:

 1. Исповедничество или мученичество;

 2. Бегство или катакомбы.

 Третий путь, путь наемников — это путь соглашательства хоть с самим дьяволом, лишь бы жить в привычном комфорте.

 Первый путь ведет к славе единиц и трусливому отступничеству миллионов, второй к самозамкнутости с тяжелыми, подчас, богословско-идейными последствиями. Однако оба первых пути, невзирая на тяжелые потери сохраняют в Церкви, то есть в Причастии Христу. Третий путь, при сохранении иногда внешнего благоденствия, множественности, и даже, иногда при сохранении догматически верного богословия поставляет последователей его вне Церкви, то есть вне Причастия Христу (Иуда тоже не был еретиком). Феномен Зарубежной Церкви, свидетельствовавшей Истину всему человечеству, который можно рассматривать как единственное в истории Церкви исключение, объясняется тем, что в первый период своего существования (довоенный) Церковная власть пребывала в православном монархическом государстве (Сербском королевстве Александра 1 Карагеоргиевича) и, тем самым, не подвергалась идеологическому давлению, а второй (послевоенный) период связан с «холодной войной», когда верховная власть США, где пребывал Зарубежный Синод, рассматривала идейное противостояние РПЦЗ Москве, как неотъемлемую часть своей идеологической борьбы с коммунизмом. Так промыслительно устроилось, что политическое противостояние Запада совпадало с Православным противостоянием сергианству. Но, когда в последнее время явно изменяется характер отношений безбожного Запада с безбожной Россиянией, кризис в РПЦЗ стал просто неизбежен.

 В нашем обзоре сергианства, мы должны теперь задержаться на наиважнейшем, поворотном событии в современной церковной истории. Это Собор 1917-1918 гг. Этот Собор стал отправным пунктом движения сергианства, начиная с России по всей Вселенной. Он вобрал в себя и соборно закрепил все предыдущие множественные идейные попытки оформить русскую реформацию, и фактически провозгласил обновленчество. Этому безумному позору русской церкви не суждено, Слава Богу, было состояться. Все-таки Церковь начала уничтожаться не руками своих же иерархов. Дух Святой, все-таки просветил многих наших архиереев, которые не осквернили своего святительства обновленчеством, а переболев нравственно-гуманистическим романтизмом в горниле гражданского огня, засвидетельствовали свое упование мученическими венцами, убелив кровью, пролитой за Спасителя, свои прежние заблуждения.

 Когда вся Русская Держава оказалась на самом краю пропасти, которую не замечала лишь совершенно ослепшая интеллигенция, утратившая и совесть и царя в голове, когда над нацией уже был занесен кровавый меч Ангела-Истребителя, последней надеждой России стал Всероссийский Собор, самый представительный за всю историю Церкви, когда весь народ православный отправил своих лучших сынов (делегатов), выборных из всех сословий и вверил им судьбу Отечества, дабы властью вязать и решить, данной от Бога, Церковь спасла от неминуемой гибели возлюбленную Россию. Собор собрался в августе 17-го, когда у власти в стране стояло совершенно безумное, бессовестное и беззаконное Временное правительство.

 Только что, в конце июля завершилось позорнейшее судебное разбирательство над Божественным Помазанником. Решением Верховного Суда Государь и Государыня признаются невиновными, и, тем не менее, совершенно беззаконно оставляются не только под стражей, но и препровождаются в ссылку всем семейством с детьми, имущество подвергается конфискации. Где, в какой безумной и пребеззаконной стране позволено было бы подобное глумление над простым гражданином, признанным невиновным! Но это происходит в Православной России и не над простым гражданином, за которого Собор должен был бы заступиться прежде всех своих заседаний, а над дарованным Богом Царем Православным (в отличие от патриарха, которого выбирают люди). Царь Православный (по древне-халдейски — Иудейский) — вот подлинная вина, по которой Государь-мученик отправился на русскую Голгофу; это та же вина, которая была надписана на Кресте Царя Православного (Иудейского) Иисуса Христа, чьим Живым Образом является Царь земной. А потому, цареубийство является самой крайней и изуверской формой проклятого иконоборчества.

 И вот в такой страшной, грозящей скорым Божественным проклятием, обстановке открывается Собор, который по необъяснимому безумию сергиан именуется православным, а благочестивейшим митрополитом Московским Макарием — либеральным сборищем. Нет, не провозгласил собор анафем на иуд, стоящих у власти, не ударил в великий всероссийский набат, не призвал к всенародному покаянному крестному ходу в ссылку к Государю с молитвой вернуться Помазаннику на Святой Престол, как некогда пошли наши предки в Александровскую слободу за убежавшим с Престола Государем Иоанном Грозным и простояли на январском морозе трое суток, умоляя Самодержца вернуться на Трон. Ни единого слова осуждения всеобщему беззаконию со стороны Собора.

 Напротив, открытие и все последующие заседания проходят в безумно приподнятом тоне, соборные выступления и резолюции напоминают скорее партийно-конституционные, чем пастырско-православные. На фоне всероссийского предательства перед Монархом, собор пошел на акт совершенной, в данных условиях, измены — выборы Патриарха. Все это выглядело, как пир во время чумы. Конечно, этот тон уже нельзя сравнить с мартовскими епархиальными заседаниями, переполненными революционными бравадами по поводу «долгожданного освобождения церкви от царской тирании», «спадения оков ненавистного режима». Многих уже лично коснулись массовые расправы с городовыми, с офицерами, изуродованными разбушевавшейся матросней и солдатней. Сдержаннее звучали дифирамбы правительству, разлагавшему Армию, Флот и Государство (уже без Государя). И все-таки, пока вдруг не разверзлась черная пасть большевистского террора в конце года, Собор в своей необъяснимой слепоте ни словом не обмолвился о происходящем в Православной Всероссийской пастве. Октябрьскую революцию Собор вообще «проспал» не заметив ее никак, даже арест таких иерархов как Митрополита Московского и Митрополита Петроградского Собор не удосужился хоть как-то опротестовать. Он занимался вопросами клиросного пения. Но когда начались аресты и расстрелы в декабре, соборяне вдруг почувствовали серьезную опасность. И только после варварского расстрела Митрополита Киевского Владимира, новоизбранный Патриарх будущий Святой Исповедник в январе 1918 года наконец, произнес первую (и последнюю) Анафему на большевиков. Хотя кому она могла уже помочь? Если ты позволил врагу беспрепятственно войти в твой дом, помог ему даже в этом, позволил вдоволь надругаться над собственными святынями, детьми, женой, то что потом пользы от твоих проклятий. Это уже была Голгофа с биением персей, и метанием серебра перед синедрионом, и повешанием с разверзанием чрева и горький плач раскаяния. Каждый мог выбрать по своей совести либо участь Иуды, либо Апостола Петра, либо Иосифа Аримофейского, либо Ирода, Анны и Каиафы. А вот Гефсимания уже была к 1918 году позади на целых несколько месяцев, когда Русский путь был еще не приговорен. Господь ожидал покаяния России и покаяние это должно было прозвучать именно на Соборе. А потому именно Собор и решил судьбу миллионов душ в вечности, когда на одного исповедника и мученика, ушедшего в Царство Света, приходится больше тысячи отправившихся в царство тьмы. А после 1927 года эти тысячи исчисляются миллионами. Ежедневно и ежечасно, ежеминутно и ежесекундно поглощает ненасытное чрево Ада бессмертные души сынов человеческих. Интересно, начнут когда-либо наемники-архиереи понимать свою величайшую ответственность перед Богом и людьми, а наипаче перед своей бесконечной душой? Или так и будут беспокоиться только о своем авторитете да комфорте?

 Именно на этом Соборе лежит тяжкая ответственность за Ипатьевский подвал, явившийся естественным завершением Тобольска, на который Собор закрыл глаза, умыл руки и дал свое молчаливое соизволение на муки и смерть Помазанника. А потому самые страшные слова в Декларации Сергия были не просто дань страха иудейского тов. Тучкову, а подлинным согласием, свободным выбором между Христом и Велиаром, они были закономерным итогом собора. Вот эти слова: «...просто убийство, подобное Варшавскому, сознается нами, как удар, направленный в нас». Этим выстрелом русского юноши был убит Советский посланник Войков (Пинкус Вайнер), убийца Царской Семьи и расчленитель их Святых тел. Таким образом Сергий сознательно и публично соединил себя и свой синод с убийцами Помазанника (Христа), причем не сказал, как бы в нас, а именно в нас. И это чистая правда.

Экуменизм — есть искомая цель сергианства

 Экуменизм есть самое естественное внешнеполитическое проявление сергианства. Собственно экуменизм есть знамя всемирного сергианства. Они настолько неотделимы друг от друга, что требовать от сергиан разрыва с экуменизмом, все равно, что требовать от Церкви разрыва с проповедью Евангелия. Тот факт, что Сталин запрещал международные контакты, еще вовсе не означает, что сама природа экуменизма чужда сергианства. Просто политический аспект сталинского периода требовал подчинения местной власти, больше чем собственным убеждениям. А потому МП просто ожидала своего часа, когда власти станет выгодна такая внешняя политика. Только законченные и наивные романтики могли верить, что экуменизм МП вызван давлением на несчастных архиереев КГБ. Нет. И сотрудничество с КГБ и экуменическая политика — это закономерное и естественное приложение на практике сергианской экклезиологии. И всякое обеление в этом московских иерархов — есть пустая фантазия принимать желаемое за действительное. Подобные фантазеры, сами того не осознавая, представляют моральные портреты своих архиереев, готовых на любые беспринципные поступки, как затравленных КГБ безвольных трусов. Думаю, что самим сергианским епископам такая непрошенная адвокатура вряд ли понравится. Они идейно убежденные, за самым редким исключением, экуменисты.

 Что такое быть членом Всемирного Совета Церквей? Как и членство в любой общественной и, тем более, религиозной организации, союзе, братстве, членство во ВСЦ начинается прежде всего с ознакомления и подписания общего Устава организации, общих идеологических концепций, административных установок и финансовых положений (уплаты взносов). А Устав ВСЦ требует от члена Совета исповедания так называемой «Теории ветвей», согласно которой ни одна конфессия не обладает Истиной в полноте, все члены церкви Совета равноправны в отношении правильного понимания Библии, что все исповедные разделения являются следствием исторических, политических или культурных причин и, что эти различия (перегородки, как говорит Устав) не достигают неба. Требуется осознанное согласие нового члена со всеми идейно-концептуальными пунктами Договоренности.

 Теперь спрашивается, возможно ли допустить, чтобы такой международный Документ по вступлению целой поместной церкви был подписан по недоразумению какими-то безответственными отдельными лицами без благословения патриарха, а тот, в свою очередь, сделал бы это по самочинию, без соборного решения? Конечно нет.

 Вступление МП во ВСЦ (МСЦ) было соборно обсуждено и единогласно принято на Московском Соборе 1961 года всеми архиереями. Приверженность экуменическому курсу была вторично подтверждена, и опять единогласно, на Московском Соборе 1971 году. Но если эти соборы еще допустимо рассматривать как якобы давление властей сверху, то уже ни малейшего оправдания не может быть ноябрьскому Московскому Собору 1994 года. Это было совершенно свободное волеизъявление иерархии, без «давления» КГБ. На нем только один архиерей проголосовал против и двое воздержались (из более 170 архиереев) от принятия экуменической политики МП. Было, правда, еще письмо валаамских монахов, хотя и в довольно человекоугодническом, отнюдь не святоотеческом, тоне, но все-таки, протестующее против участия Русской церкви во ВСЦ. И мы с радостью бы назвали имена епископов-исповедников, но их «твердости» хватило только на один день, ибо на следующем заседании, все трое поставили свои подписи под еретическими решениями Собора. А валаамцы поспешили отозвать свой «протест» с самыми унизительными извинениями, прикрывая свою трусость и измену Христовой Истине лжесмиренным подобострастием. Вот так бесславно провалилась попытка исцелить сергианскую иерархию изнутри.

 А ведь было еще и Шамбезийское соглашение с монофизитами с фактическим принятием монофилитских догматических положений; и Баламандская Уния с латинянами, и, наконец, как итог — вступление МП в Организацию Объединенных Религий, которая перешагнула местечковые христианские ереси ВСЦ и соединила в себе все религии мира, включая иудаизм, ислам и язычество. Эта глобалистическая организация уже требует в качестве соединительного начала не общие исповедные принципы (хотя бы единобожия), а социальные концепции, построенные на «общечеловеческих ценностях и достижениях демократии и свободы» (в атлантическом, естественно, понимании, т.е. с равноправием гомосексуализма, сатанизма и прочих языческих удовольствий).

 Между прочим, на Первой Генеральной Ассамблее ООР, проходившей в сентябре 1997 года в Чикаго, были приняты всеми участниками некоторые положения, определяющие «опасные фанатические конфессионные принципы» которые Ассамблея признала как психическое заболевание и определила это заболевание, как «религиозная шизофрения». Так вот основные симптомы этой «шизофрении» следующие: буквальное понимание Библии; посещение только одной цервки; понимание своей конфессии, как единственно правильной; ...вера в преосуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа. Имеющие один из этих симптомов, должны признаваться психически больными фанатиками. Пока это принято на международном уровне социальных концепций, но в любой момент это может стать законным основанием для изоляции «фанатичных шизофреников» в психиатрических клиниках. И вот вступившую в такую Организацию, те есть, подписавшую Устав ООР (причем без нажима КГБ), Московскую Патриархию можно ли именовать хотя бы христианской организацией? Конечно нет. Все вышеуказанные договоры, унии были подписаны в свободном волеизъявлении, подтверждены соборными голосованиями архиереев уже после крушения СССР и КГБ в 90-е годы ХХ в. Нужно быть совершенно слепым, чтобы не видеть, что экуменизм МП не просто сохраняется, но усугубляется, углубляется и совершенствует свои изощренные формы обмана. Для таких слепцов, скорое закрытие, находящегося на грани банкротства Всемирного Совета Церквей (хотя и еретического, но все-таки, хотя бы с христианскими табличками), покажется «чудесным освобождением от экуменического греха». Но, Боже мой, как легко обманывать себя, чтобы находиться в приятной прелести. Все действия МП за последние годы откровенно указывают на глубочайшее сроднение иерархии с сергианством, с его экклезиологией, с его моралью, с его антихристианским духом. Сергианством пропитаны дух, плоть и кровь МП от архиереев и монахов-подвижников, до простых мирян, от ученых докторов богословия до невежественных баб. Все сроднены и соединены общей чашей блудодеяния церкви лукавнующих, которую «ненавидит Душа Моя» — говорит Господь. И не могут эти люди именоваться не только православными, но даже христианами; не имеют права они называться и русскими. Этот уродливый гибрид советского сергианства с нуворишским глобализмом, именуемый МП — есть самый прочный фундамент всемирной будущей церкви антихриста. Все прочие масонские вселенские, греческие патриархатики кажутся мелкими и бледными оттисками с четкого, глубоко рельефного Московского Эталона лжи.

 Церковь Христа — Церковь Святых апостолов, святителей, исповедников, мучеников — сокрушила великую языческую империю, великую языческую философию, культуру, искусство, заставила служить человечество всеми своими талантами во Славу Христового Имени. А нынешняя церковь лукавых компромиссов, клирикальных бюрократов, бессольных, уютных сговорчивых чинуш, прельщенных кликуш, инфантильных романтиков не только не способна сокрушить этот обезумевший неоязыческий мир, но, напротив, явится великим соблазном и непреодолимым препятствием для тех еще естественных здоровых сил русской расы, которые были бы способны остановить вселенскую апостасию.

 Новый мировой порядок с его «социальными концепциями» требует от всемирной церковной организации глубоко идейного сослужения как всепланетной касты жрецов, не за страх, а за совесть. Всемирная церковная структура должна «просвящать народы на всех религиозных языках и во всех религиозных формах» для всеобщего поклонения в едином духе единому божеству и единой от него поставленной власти. В основание совершенствования человека поставлен не Христос, а гуманистическая нравственность, в сторону которой смещается от Креста смысл Искупления и Божественная Любовь, проявленная в Крестной Жертве заменяется нравственными (психологическими) переживаниями. А потому Христос заменяется нравственным совершенствованием личности благодаря ее послушанию власти (как в масонстве). Антихристу сергианское нравственное богословие необходимо как воздух для подчинения себе православных народов. Сергианство буквально создано для него.

 Более гибкого и тонкого мудрования лжи не смогли составить ни католики, ни протестанты. И у тех и у других нравственно-юридическая диалектика страдает логической незавершенностью и однобокостью, закрепощая простор движения мысли между цезарепапистской военно-законнической неподвижностью с одной стороны и индивидуалистической анархией с другой. И в том, и в другом случае выработать сердечное личностное духовное подчинение антихристу как богу нельзя. Ибо в первом (папском) случае исчезает момент желаемой дьяволом искренности поклонника, а во втором, индивидуалистическая множественность растворяет единое поклонение (в подражание Богу) в формальном плюрализме. Оба эти аспекта прошли проверку на советских людях и с треском провалились. Ни общий тиранический режим, ни частная мораль не создали искреннего поклонника коммунистическому богу. Люди в массе поклонялись из страха, а искренние поклонники-индивидуалисты не смогли зажечь в сердцах народа единый порыв. Сергианская диалектика дает самый широкий простор для мысленного маневра, разбивая бюрократической коммунитарностью (подделкой под православную соборность и общинность) папский централизм с одной стороны и строгой приверженностью кастовой иерархии разрушает броню индивидуалистической защищенности с другой. Просто, как все гениальное. Каждый человек поклоняется искренне, от всей души богу, проповедуемому жрецами, которым он безмерно верен и послушен, чтобы они не говорили. Здесь и единый мировой сердечный порыв, и, личное с ним, соединение в строго очерченных кастовой олигархией границах (то есть никакого самочиния). С помощью сергианской философии, дьявол одним разом примиряет самые противоречивые сложности мирового межнационального подчинения.

 Причем это удивительное сочетание протестантской индивидуалистической нравственности с внешним и искренним соподчинением Системе превосходно уже работает на всех социальных уровнях в московско-патриархийной пастве. Любой мирянин прекрасно чувствует мир со своей совестью, когда причащается от даже злостного экумениста или содомита, полагая спасительную благодать, действующую по каким-то, ему одному известным, законам зависимости от личной нравственной чистоты, не вдаваясь в святоотеческие несоответствия «своим» спасительным стандартам. Любыми средствами человек желает примириться со своей совестью, но не путем смирения перед правдой, а путем своих вымыслов и домыслов. Конечно в этом процессе соблазнительнейшим подспорьем являются всевозможные чудесные явления, происходящие с иконами, очевидная святость подвижников с проявлением чудесных дарований, личные соприкосновения с чудесами и собственные эмоциональные ощущения.

 В подобных чувственных ощущениях духовных благодатных действований мало кто способен сомневаться, уж черезчур силен прелестный дух сладкого заблуждения, волнующий кровь, тешащий самостную гордыню. Но главное, люди научены верить не Святым Уставам, не Евангелию, а своим глазам, ушам, интуиции. «Даже если Ангел с неба будет благовестить не то, что благовестим мы — анафема» — говорит Апостол. Даже если еретик воскрешает мертвых — анафема ему, ибо не в силе Бог, а в Правде. Множество будет чудес в последние времена, дабы прельстить и избранных, то есть Церковь (ибо «экклезия» — значит «избранная»). Род лукавый и прелюбодейный ищет знамений, а православный должен смиренно веровать Святому Евангелию, а не внешним чудесам, которые подаются Богом для неверных, а не для верных. Они происходили и у неправославных народов, и в дохристианской Церкви, как солнце простирает свет на всех людей независимо от их вероисповедания, по милости Господней (вот, кстати, необъяснимое чудо). Но связывать чудеса Божии со спасением в церкви лукавнующих — есть, по меньшей мере, непозволительное легкомыслие, которым еретики всех наций и религий оправдывают свои заблуждения. Какое бы чудо не происходило у еретиков, православное смирение умолкает пред неисповедимостью путей Господних, Его попечения о душах неведомых нам людей, но противной святоотеческому богомыслию ереси и упорно ее держащим, мы со Святой Церковью печально провозглашаем: АНАФЕМА.

 Касаясь вопроса об экуменизме хочется сказать несколько слов о слышанном мной однажды мнении, что, дескать Зарубежная церковь сама принимала участие в ВСЦ, а когда туда вошла МП, то она покинула Совет по чисто политическим мотивам. Конечно в таких заявлениях нет правды, но так как они озвучены однажды, они могут иметь приверженцев, а потому необходимо объяснить, что было на самом деле.

 Всемирный (Мировой) Совет Церквей образовался в Амстердаме в 1948 г. как параллельная ООН международная общественная структура по оказанию помощи беженцам-христианам, их адаптации на новых местах обитания во время переселений, вызванных II Мировой войной. Никаких богословско-идеологических оснований тогда не ставилось в основу Совета. Это была организация, занимавшаяся частным (церковным) финансированием беженцев, созданная в помощь правительствам разных стран, принимавших беженцев из Восточной Европы и Азии в Южную и Северную Америку, Австралию и Западную Европу. Однако русские православные беженцы обеспечивались только собственными, в основном финансовыми силами Русской диаспоры, которая не входила в контакты с МСЦ. Но когда в Китае, где проживало более миллиона русских сменился либеральный строй Чан Кайши коммунистическим режимом Мао Цзедуна, русские православные испытали настоящие гонения властей. Началось беженство из Китая. МСЦ начал регистрацию русских беженцев уже в 1953 г. В 1955 г. Совет вошел в контакт по приему русских с австралийским правительством, премьер которого Роберт Мензис снесся с архиепископом Австралийским и Новозеландским Саввой и спросил его, как тот отнесется к иммиграции русских из Китая. Владыка Савва дал свое согласие на участие своей епархии в деле переселения русских в Австралию.

 Основные средства на миграцию жертвовали русские приходы из Америки, Австралии и Европы, но часть средств поступала от Правительства в рамках международных обязательств ООН и от Мирового Совета Церквей. Поэтому в 1957 г. Русское Благотворительное Общество (частная общественная организация) с благословения архиепископа Саввы действительно заключило соглашение с МСЦ на постройку дома для престарелых в Кабраматте. Несколько раз МСЦ выделял суммы на устройство походных церквей в беженских лагерях. Так что все контакты МСЦ с РПЦЗ с 1957-1961 гг. проходили по линии частного австралийского русского благотворительного общества, конечно с благословения архиерея с исключительной целью финансирования русских беженцев из Китая.

 Резкие изменения в отношениях с МСЦ произошли в 1961 г., когда Совет слился с Мировой Миссией по Евангелизации и с Международным Мессионерским Советом, образовав новую организацию Всемирный Совет Церквей с новыми целями и новым Уставом (объединение христианских деноминаций), с чего, собственно, и начинается современная экуменическая эра. Именно в такой новый Союз и вошла МП, как действительный член. Тогда, как РПЦЗ никогда никаким членом МСЦ не являлась, никаких договоров не подписывала. Единственное, что были присланы на два заседания наблюдатели, которые представили свои доклады на Архиерейском Соборе в Нью-Йорке.

 Зарубежный Собор 1962 г. сделал специальное заявление всей русской пастве об экуменизме, объявив его и экуменическую экклезиологию новой и опасной ересью, ересью собравшей все анафематствованные Кафолической Церковью и, потому названной ересью ересей. Собор объявил, что наша Православная Церковь не может поддерживать никакие связи со Всемирным Советом Церквей.

Сергианство на экспорт (оптом и в розницу)

 Обновленческие кастово-клирикальная наемническая мораль, гуманистическая философия и нравственно-протестантское богословие столь ярко проявившиеся на Соборе 1917-18 гг. и столь бурно произросшие на всероссийском церковном поле, как плевелы после обильных дождей, не остались почивать мертвым гноем на отечественных землях. Ветры гигантских переселений русских народов заносили семена сорняков в самые отдаленные поля планеты от Парижа до Шанхая, от Белграда до Нью-Йорка, от Валаама до Джорданвилля, от Константинополя до Афона. Всюду, где только не сеется чистая евангельская пшеница русской, сербской, грузинской, болгарской, греческой, арабской диаспоры, неизбежно произрастают пагубные тернии ХХ столетия — сергианство и экуменизм, неразрывные как ветви и шипы репейника.

 Вывезенная из России вместе с эмиграцией академическая богословская школа, наполненная, утвержденными научными степенями, гуманистическими штампами, нашла свое пристанище во всех богословских школах зарубежья. Ее романтизм не вступал в противоречия с христианской приходской жизнью, которая вообще строится на началах практических (постройки и оборудования храмов, крестины, свадьбы, похороны), не испытывал гнета со стороны верховной власти, требующей исповедных компромиссов. Однако, гуманизм, проникавший в пастырское нравоучение, не мог не сказаться на психологии паствы и не принести плачевных плодов.

 Первые проявления последствий скрытого обновленчества обнаружились очень скоро, к концу войны (1945 г.), когда начались чуть ли не массовые соединения русской диаспоры с МП и в Европе, и в Китае, и в Палестине. Хотя уже расколы 1922-1924 гг. в Париже и Америке сразу проявили свою обновленческую сущность, однако авторитет маститых архиереев, таких как Авва Антоний, владыка Анастасий сумели успокоить всезарубежную паству и сплотиться воедино. Тяготы эмигрантской жизни отводили внимание от богословских проблем в область чистой практики, от пастырей требовалось много труда и наемнический элемент быстро растворялся в околоцерковной массе. Однако обновленческая мораль подтачивала древо изнутри. Прежде всего это выражалось в самых важных житейских положениях — браках с еретиками.

 Брак православного с еретиком — самое убедительное доказательство обновленческого сознания. Это, собственно, чистейший практический экуменизм, самый глубокий, самый проникновенный, на уровне подсознания (когда отец православный, а мать — католичка). Из почти 9 миллионной диаспоры мы имеем теперь менее 20 тысяч православных, да и тех, в основном, номинальных. На каждого приобретенного инославного (конверта) у нас до 10 тысяч потерянных русских душ. Это чудовищные результаты гуманистичесой морали русского обновленчества. И если мы не очнемся от этого безумия, не сделаем правильные выводы, наша гибель будет очень скорой и сокрушительной.

 Сегодня практически любой приход зарубежья имеет ярко выраженный возрастной скачек: в храмах стоят старики (представители собственно иммиграции) без своих детей и внуков и молодежь из новой иммиграции (80-х годов). Поколения, детей и внуков, родившихся в зарубежье отсутствуют за редким исключением. Это практическое следствие жизненного экуменизма. В то время, как идеология Зарубежной Церкви была четко антиэкуменической, епископы не подписывали никаких документов с еретиками, миряне в своей практической жизни руководствовались именно экуменическими принципами. Экуменизм РПЦЗ был практическим, тогда как в СССР, он напротив, являлся идеологией верховной иерархии, пронизанной обновленческим гуманизмом, а вот на житейском практическом уровне паствы, экуменические контакты попросту отсутствовали (иностранцев простые верующие могли видеть только в автобусах «Интуриста», да на левых клиросах для «важных» гостей). Тогда бытовала среди благочестивых мирян поговорка: вот бы нашей пастве зарубежных православных пастырей, а ихним прихожанам мы с удовольствием отдали бы наших партейных батюшков. Но это, все-таки, поверхностный взгляд.

 Зарубежные архиереи не в малой степени страдали обновленческо-гуманистическими понятиями, а потому, большинство мирян «приходили» на службы в русские зарубежные храмы, не потому, что считали свою церковь истинной, а потому, что они были русскими зарубежом, и противостояние Москве воспринималось исключительно как противостояние советскому коммунизму. С такой психологией заключение брака с инославным не являлось смертельным грехом, ну, разве что, выглядело не совсем патриотично. Православие в такой семье, с благословения иерархии, сужалось до рамок почти Совета Церквей, с общими молитвами, общей любовью, с периодическими заглядываниями (не забывай, дескать, дорогу и в родную церковь) в русский храм.

 К тому же, в условиях западной демократической «свободы» крайне опасным было настаивание на своей вере в ущерб чужой. Дело могло быстро принимать судебный оборот с лишением родительских прав, отбиранием детей и прочими демократическими достижениями. Но не это являлось причиной индиффирентности многих в вопросах брака. Главное было в гуманистическом воспитании и самих родителей и довершение этого воспитания в западных школах. Детям трудно жить с раздвоенным сознанием. Находясь в школьной среде, общаясь с такими же детьми католиков и протестантов, видя их добрые качества, которые зачастую показывали пример куда «большего благочестия» в детском представлении, чем в их «православной семье» происходил внутренний слом в детских сердцах. Их сложные психологические драмы не всегда могли быть разрешены священниками, родителями, которые сами не могли себе и своим чадам объяснить принципиальную разницу между благочестивым католиком и нечестным православным.

 Редко можно было встретить настоящего Финееса, способного копием Слова пробдеть насквозь израильтянина, совокупившегося с модианитянкой, чтобы пресечь истребление во Израиле, чтобы и себе заслужить, как заслужил Финеес, вечный мирный завет с Богом жеречества (иерейства). За что нас поражает Господь и в России, и в рассеянии, и в Россиянии? За что миллионы душ ежегодно идут на заклание сатане? За что Истребитель бьет нас и в темя, и в пяту, так что скоро и не останется русского чистого сердца, хранящего Правду. Где Финеесы и Илии, способные пронзать насквозь, закалать по восмиста жрецов кряду, чтобы умилостивить Священный Гнев Провидения. Теперь могут убивать беспринципно, за сто долларов, а за Истину, никто еще не поднял руки. Ужели мы совсем забыты Богом? А ведь если в Ветхой Церкви Господь так карал свой народ за смешение с иными языками (ветхозаветный экуменизм), то коль множайший грех несет на себе экуменизм новозаветный, ибо если только прообраз Истинной Церкви так тщательно охранялся от загрязнения, то кольми паче, Сама Живая Истина должна быть соблюдаема в чистоте.

 Так что же, объявить Зарубежную Церковь экуменической, раз практическая жизнь паствы страдает экуменизмом более, нежели жизнь паствы МП, подписывающей экуменические документы? Никак нет! Церковная правда определяется не количеством грешников и изменников в той или иной церкви, а ее идеологией, то есть тем Идеалом, который Церковь проповедует и исповедует. Идеал Церковной Правды может нести иногда один только человек, в истории и ветхозаветной, и новозаветной Церкви такие моменты случались, когда с Истиной оставались считанные люди, но именно ими и сохранялось само понятие Церкви. Это в наемнической церковной среде основным направлением политики является практика паствы, как живет паства (налогоплательщик), то и следует вводить за правило, чтобы не отпугивать своего содержателя. Здесь идет воспитание снизу, то есть сама грешная жизнь опускает до своего уровня и законы и каноны, что легко оправдывается «любовью» и тем, что каноны человека ради, а не человек, ради канона. Как говорится, лукавство не объедешь ни на какой кобыле. Но в подлинной Церкви иерархия должна, чего бы это ей не стоило, каких бы обид и уходов некоторых прихожан, стоять за Истинное благочестие, и не Уставы низводить до уровня толпы, а напротив, толпу возводить до уровня Святого Идеала. И в этом смысле, антиэкуменическая идеология Зарубежной иерархии была в остром противоречии с практической жизнью, но именно она и определяла то, что называется Церковью Христовой. А те, кои не соблюдают сказанного (анафемы на экуменистов), сами навлекают на себя беду.

 Однако исповедание такой чистоты веры, к сожалению, было далеко не единомысленным среди зарубежной иерархии. Более того, носителями такой принципиальной позиции иногда являлось только незначительное большинство, а порой и меньшинство русских архиереев, пока не дошло до почти одиночества в наше время. Хотя такое одиночество испытывал уже и Митрополит Филарет среди братьев архиереев. Достаточно сказать что прославление Царственных Мучеников решено самым незначительным перевесом голосов, чуть ли не в один, да и то только потому, что Митрополит имел двойной голос.

 Сегодня некоторые зарубежные архиереи продолжают в своих выступлениях употреблять избитые фразы по поводу экуменизма и сергианства, но диву даешься их совершенному непониманию сути самой страшной ереси, которую они сами, того не ведая, исповедуют. На вопрос о сергианстве, например, отвечается, что в свете новой социальной концепции (которая своей очевидной двусмысленностью может рассматриваться в качестве эталона сергианского документа), неплохо было бы услышать осуждение Декларации 1927 г. и тогда де, ее можно положить на полку для будущих исследователей древностей. То есть все сергианство сводится к этому документу, который, кстати, является частным мнением отдельного епископа и никак сущностью сергианства не является, а только ярким проявлением его в конкретном человеке (как спидометр в автомобиле не может являться источником и сущностью скорости, автомобиль может мчаться или стоять и вообще без спидометра, а источником скорости является двигатель, его устройство, его мощность). И требовать осуждения частной декларации своего неправославия давно умершего епископа, чтобы объединиться с живущими еретиками, это ли не абсурд?

 Если считать страну, стоящую во главе мирового антихристианства, своей родиной, радости которой есть мои радости, а печали (как например уничтожение мирового торгашеского центра, ставшего символом ограбления вавилонской блудницей целых наций) своими печалями, то как можно требовать от других осуждения подобного и о каком сергианстве тогда говорить? Если считать, что в православной правде можно искать средний путь (экстраполируя святоотеческие слова, касающиеся исключительно аскетического подвижничества), то есть допускать, что есть правые (правее Истины, что ли?) и левые, и что между ними можно лавировать ( хотя сколько не лавируй, все равно не вылавировать), то тогда что есть сергианство? Если в устах монаха появляется осуждение «самодостаточности» и крайнего фундаментализма, то есть совершенно усвоенная глобалистическая терминология, то чем тогда сергианство отличается от несергианства? Какая разница, как называется безбожная власть, если с ней находится внутреннее единение, приводящее в забвение даже православные слова.

 Мы что стали забывать, что если мы со Христом, то даже если нас всего двое или трое, то какое безумие допустит в нас недостаточность? Нет, со Христом, с Истиной вся полнота и всецелая достаточность. И тот кто верует несомненно, что он со Христом, тот обретает вселенскую полноту. Да собственно вся наша вера правая на этой самодостаточности зиждится. А что такое монастырь, уход из мира, как не поиск этой самодостаточности. Все архиереи разве не из монахов? А что такое отшельники, прячущиеся в дебрях и пустынях, коих по свидетельству Святого Писания, мир весь не достоин, коих Церковь чествует великими и преподобными, разве не «радикальные фундаменталисты»? Как еще обзовут исповедников Истины сергианские адепты? Они имновали их контрреволюционерами, бунтовщиками, зилотами, непокорными гордецами, темными силами, врагами церкви (ихней церкви), фанатиками, теперь фундаменталистами (т.е. террористами), а завтра — религиозными параноиками. Они будут выдавать исповедников полицейско-медицинскому аппарату для уничтожения их воли электрошоками и химическими инъекциями. И это недалекое будущее нашей гонимой Русской Церкви. Страх Христовой «самодостаточности» — это неосознанное ощущение духовного вакуума и поиск его восполнения на стороне далече, даже от еретиков и предателей, лишь бы всем вместе (миром и удавиться не страшно).

 Рассмотрение подобного поиска «вселенского православия» было бы не корректным, если бы упустили еще один психологический нюанс, который приводит часто к подобным устремлениям. Нельзя игнорировать совершенно такое болезненное внутреннее состояние, как ностальгия, в особенности ностальгия русская, желание большого Праздника, общего, народного с крестными ходами и колокольным звоном, особенно теперь, когда появляется такая физическая возможность. Этот наивный романтизм, столь глубоко укорененный в русском сердце, большом сердце, могущем вместить всю вселенную с ее культурами и языками, эта тоска по всеобщему радостению, вызванная угрюмой усталостью от житейских забот на чужбине, эта, с пеленок взращенная любовь к России в эмигрантских семьях, вера в ее возрождение. Все это немаловажный фактор, спекулируя на котором сергианская доктрина может легко выстраивать простые и действенные концепции. Прикрываясь возвышенными порывами и создавая дымовую завесу из выдуманных проблем, зарубежное сергианство, маневрируя в зависимости от политической ситуации и приходского настроения, довольно удачно движется к своей цели — встать в общие ряды вселенской апостасии, заняв должное место среди «православных церквей-сестер».

 Только не следует забывать, что обмануть людей очень просто, еще проще обмануть себя. Но нельзя обмануть Всевышнего.

 Мы преклоняемся перед подвигом Русской Зарубежной Церкви, не только назвавшей ереси сергианства и экуменизма, но и осудившей их на вечное проклятие. Несмотря на то, что в среде и мирян, и священства, и епископата было немало противников, причем идейных противников анафемы, православие некоторых подлинных светильников, коими всегда будет гордиться Русская нация, победило все просергианские гуманистические настроения большинства. Зарубежная Церковь сказала свое долгожданное Слово Истины, и случилось это всепланетное историческое событие в Мансонвилле (Канада) в 1983 г. Собор 1983 г. с полным правом можно называть Вселенским, ибо на нем Церковь в лице Русской Зарубежной отсекла от Древа Жизни все Патриархаты, находяшиеся в общении с еретиками. Ведь произнесенная Анафема на экуменистов отсекала не протестантов, никогда в Церкви не находившихся и все ереси которых были анафематствованы на семи Вселенских Соборах, а те церкви, кои именуя себя православными, исповедали своим членством во ВСЦ еретическое учение о Церкви, хулящее учение Духа Святаго. Этим Собором Зарубежная Церковь и все ею рожденные Синоды Истинных Православных Церквей (Румынский, Болгарский, Греческий и Русский в России) утвердили свою исключительность в мире, как Единственная продолжательница и правоприемница Святой Соборной и Апостольской Церкви. Если до этого еретические фантазии были гибельны для суемудрствующих еретиков, то после анафемы происходит евхаристический разрыв, отторгающий от Церкви и всех вообще участников их беззаконных собраний.

 Но вот пришло время, когда тех, кто мог бы стоять за Истину против сергианского большинства, в епископате почти не осталось. Время верности Христу Его изгнанной Невесты, время славы сменяется временем позора и бесчестия, которое можно сравнить, разве что со временем 1917-18 и 1927 годов в нашей трагической Истории.

 Причины происшедшего за последний год откровенного апостасийного движения в Синоде Зарубежной Церкви, хотя и зревшего давно, но скрывавшегося до времени, можно, исходя из сказанного, выделить в такой последовательности:

  1. Искаженное богословие, строящееся на гуманистической морали протестантизма, которое именуется обновленческим, хотя и отличается от последенего псевдоцерковной формой (новомученики назвали это сергианством). Это акдемическое богословие в зарубежье было наследственным от предреволюционной русской богословской школы;

 2. Связанная с этим богословием нравственная общинная практика, выразившаяся в брачных союзах с еретиками, которая со всем правом может именоваться как жизненный, практический экуменизм;

 3. Восторженная прелесть с хилиастическими оттенками, вызванная особым ностальгическим состоянием русской диаспоры, уже третье поколение ожидающей духовного возрождения и соединения с русским народом на Родине. Этот романтический психоанализ строится также на богословских фантасмогориях, выдающих желаемое за действительное, не базирующихся на твердых святоотеческих основаниях;

 4. Секуляризация, т.е обмирщение священства и епископата, монашества и мирян, приводящая к безразличию в вероисповедных вопросах, любовь к комфорту, проникновение западного менталитета в сознание через школу и быт;

 5. Тонкая пропаганда ловкой политики МП с использованием всех средств, от «братских обещаний» до опасных предупреждений, от компромиссных соглашательств до разбойничьих захватов;

 6. Провокационная работа россиянских и американских спецслужб.

 Если присовокупить сюда частные моменты страха одних иерархов, зависимость (финансовую, моральную, нравственную, каноническую) других, заинтересованность в каких-то выгодах третьих, невежество четвертых, то мы получим полномасштабную картину действительных причин раскола, который можно по вселенской значимости сравнить с расколом Восточной и Римской церквей, или со старообрядческим расколом, хотя, конечно, наш раскол крошечно мал, точнее мал остаток, мало стадо, оставшееся со Христом.