Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Гимны преподобного Симеона Нового Богослова

 

 

Гимн пятый

Как Ты бываешь и огнем пылающим и водою орошающею? Как Ты и сожигаешь и услаждаешь, и тление потребляешь? Как людей Богами содеваешь и тьму в свет обращаешь? Как из ада возводишь и смертных в нетление облекаешь? Как тьму к свету привлекаешь и ночь (дланию) удержаваешь? Как Ты сердце озаряешь и меня всего изменяешь? Как с людьми соединяешься и сынами Божиими их содеваешь? Как любовию к Себе возжигаешь и без стрелы уязвляешь? Как [грехам] долготерпишь и не тотчас воздаешь? Как Ты – Сущий вне всех (вещей) видишь деяния всех? Как вдали от нас пребываешь и дело каждого созерцаешь? Дай рабам Твоим терпение, да не покроет их скорбь.

 

Гимн восьмой

Дай мне, Христе, целовать Твои ноги, Дай мне лобызать Твои руки, Руки, произведшие меня через слово, Руки, без труда сотворившие все. Дай мне ненасытно насыщаться ими. Дай мне видеть Лицо Твое, Слове, И неизреченной красотой наслаждаться, И созерцать (Тебя) и радоваться от Твоего видения, Видения неизреченного и невидимого, Видения страшного. Однако дай мне поведать Если не сущность его, то хотя действия. Ибо выше природы и всякой сущности Весь Ты, Сам Бог мой и Создатель. Видится же нам отблеск Божественной славы Твоей, Свет простой и приятный, И Свет то скрывается, то соединяется Весь, как мне кажется, со всеми нами – Твоими рабами, – Свет духовно созерцаемый в отдалении, Свет внутри нас внезапно обретающийся, Свет подобный то воде текущей, то огню возжигающему – То сердце, которого он, конечно, коснется. Им, Спасителю мой, как познал я, охвачена Бедствующая и смиренная душа моя, Воспламенена и горит... Ибо огонь, получив горючее вещество, Как не возгорится, как не истребит (его), Как не причинит неизбежных страданий При возжении? [о нем] дай мне поведать, Спаситель! Неизреченное видение необычайной красоты Он представляет, и увеселяет меня, и пламя любви Нестерпимое возжигает. Как я снесу (его)? Или как поведаю об этом великом чуде, Которое во мне блудном бывает? Ибо я не могу выносить молчания, Боже мой, И пучиною забвения покрыть те дела, Которые Ты сотворил и творишь ежедневно С теми, кто горячо Тебя всегда ищет И в покаянии к Тебе прибегает. Дабы я, подобно сокрывшему талант Лукавому рабу, не был праведно осужден. Но, открывая, я всем говорю об этом, И о Тебе и Твоем благоутробии Чрез письмена передаю и повествую, О Боже мой, последующим поколениям. Дабы, познав великую Твою милость, Какую Ты показал и показываешь на мне одном, Прежде блудном и нечистом, Гораздо более всех согрешившем, Никто не сомневался, но напротив возлюбил бы (Тебя), Не боясь, но радуясь приступил бы, Не страшась, но тем с большим дерзновением, Видя море Твоего человеколюбия. Пусть притечет он, припадет и восплачет, И получит разрешение прегрешений, Говоря в себе: воистину Если порочнейшего и вселукавого этого И совершенно заблудшего помиловал Создатель, Более всех людей согрешившего, То не тем ли более Он и меня помилует, Согрешившего некоторым образом простительно И не все заповеди преступившего? Итак, чтобы знали множество зол моих, Здесь, Слове, я хочу поведать не все, конечно, Безчисленные [грехи мои], ибо они превосходят (числом) звезды, Превосходят капли дождя, песок моря И множество волнующихся волн, Но – то именно, что содержит книга совести, И что заключают хранилища памяти. Иное же один только Ты веси. Я был убийцею, послушайте все, Дабы вы жалостно оплакали меня; а каким образом – (Это) я опущу, избегая долготы речи. Я был, увы мне, прелюбодеем в сердце, И содомлянином мыслию, и клятвопреступником Произволением, употребителем божбы и любостяжателем, Вором, лжецом, безстыдником и похитителем, горе мне, Досадителем, братоненавистником и большим завистником, Сребролюбцем и наглецом и всякого Другого порока делателем. Ей, поверьте, я говорю это истинно, Не притворно и не с лукавством. Итак, кто, услышав это, не изумится И не подивится Твоему долготерпению, Человеколюбче, и от изумления не скажет: Как земля, убежав, не разступилась, не вынося На хребте (своем) этого несчастного, И живым не свела его в ад? Как не обрушился сверху ураган И не истребил этого преступника? Как не ниспало одновременно небо И не погасли солнце и звезды Над таковым презрителем? О долготерпение Твое, Спасителю! – пусть скажет он опять – О благостыня и милосердие! Ибо поистине – сверх всякого прощения Таковые деяния этого несчастнейшего, Услыша о которых, всяк воскликнет: Ужели [Божественная] правда попустила ему жить? И как, будучи праведной, она допустила хотя бы одно Существование его на земле живых? Если же кто заподозрит, что, быть может, я ложь написал, То прости ему, как милостивый, Ибо, не ведая долготерпения Твоего, Спасителю, И бездны человеколюбия Твоего, И услышав о непристойности дел моих, Он справедливо вынес такое суждение, Говоря: если [Божественная] правда безнаказанным Оставила его, то нет, следовательно, суда. Ты же, Боже мой, так как [после] будешь судить, То поэтому ныне весьма долготерпишь. Ибо спасти всех, конечно, желаешь, Ожидая покаяния нашего, Которое – от дел, по снисхождению Твоему праведному. Ибо праведному свойственно не поражать падающих, Но скорее напротив, конечно, – руку [помощи] им простирать, Что делать Ты, благий мой Владыка, Никогда не переставал и не престанешь. Жизнь всех людей есть брань. Мы же все люди – рабы Твои, Создатель; Однако малые и великие – [все] имеем Врагов непримиримых (в лице) князей тьмы. Поэтому если Сам Ты не подашь (нам) скоро руку [помощи], Но попустишь им укрепиться против нас, То где будет Твоя правда и человеколюбие? Ибо (хотя) мы соделались рабами его (диавола) По своей воле и своему произволению, Но Ты Сам, Боже мой, пришедши, искупил нас И принес к Отцу Твоему В дар, каковыми однако видеть враг нас не терпит, Не вынося той зависти, какую питает. Но, как лев, рыкает на нас, И ходя и скрежеща зубами, Упорно ищет, кого бы поглотить. Поэтому если Ты, Христе мой, тех, которые этим неукротимым зверем Уязвлены и, приняв удары И раны, пребывают лежащими, Не помилуешь, или лучше – не сжалишься Ожидая их выздоровления, Но поразишь и совсем сокрушишь, Совершенно умертвив таковых; То это, по моему мнению, – праведно, Потому что не непроизвольно они пленяются. Но добровольно предаются. Однако коварный и злохитростный, Неукротимый и изворотливый зверь этот, Как бы друг, притворяется дружественным, Ища всего меня схватить и уловить. Показывая мне видимую жизнь, Он лишает меня жизни духовной. Окрадывая меня чувством в настоящем, Он отнимает (у меня) и богатство будущего. При внешнем (ведь) созерцании является одно, Сокрыто же (в нем), Спасителю, другое. Если же люди, и познав это, Хитро и лицемерно притворяются, [что не знают], То чего не сделает (с ними) изобретатель зла? Как не обольстит он их и в особенности юных? Как не прельстих тех, которые незлобивы, Совершенно неопытны и нелукавы, Тот, кто по произволению – сатана и лукавый, И искусный изобретатель всякого лукавства? Однако он решительно всех прельщает и уязвляет, И никто не избежал от его рук, Или стрел, не отведав в них заключенного Яда, и не ушел (от него) неуязвленным. Все мы согрешили и лишены, Христе, Твоей неизреченной и божественной славы, И умоляем Тебя туне спасти (нас) И оправдать благодатию и милостию, Которою Ты излил ныне на меня изобильно, О чем я не обленюсь говорить и писать. Ибо как я, о Боже мой, могу покрыть молчанием То, что бывает ежечасно И совершается во мне несчастном? Ибо поистине оно неизреченно, Непостижимо и превосходит ум и слово. И как я выскажу или как изъясню это? Но, не вынося молчания, теперь же начну свою речь. Ты – один Бог безначальный, несозданный, В Сыне и Духе – Троица Святая. Ты – непостижим, неприступен, Создатель видимой и умопостигаемой Твари, и Господь, и Владыка, Ты – превыше небес И всего, что на небе, Один – Творец неба и обладатель, Один носящий все Твоим повелением И волею одною все содержащий. Тебя окружают тьмы Ангелов И тысячи тысяч Архангелов, Престолов, неисчислимых Господств, Херувимов, Серафимов и Многоочитых Сил, Начал и Властей И многих других слуг и друзей. Ты имеешь славу препрославленную, Так что без страха воззреть на нее не посмеет Никто из них, о Боже мой, Не в состоянии будучи снести явления И светоблистания Лица Твоего. Ибо как создание возможет Создателя Всецело узреть или всецело постигнуть? Никоим образом, полагаю, это невозможно. Но поскольку изволит Творец, (Постольку) Он является и видится тому, кому Он пожелает, И познается, и тварь Его познает, И Он видится, и она Его видит, Насколько дано ей от Творца видеть. Ибо если твари Тобою, Боже мой, произведены, То от Тебя они имеют и бытие и возможность Видеть и служить Тебе безпорочно. Итак, Ты вверху пребываешь превыше всех начал, Которые окружают Тебя – Бога моего. Мы же внизу находимся в глубочайшем рве, (Которым я называю не видимый мир, Но поистине тьму греха) Рве порочности и омрачения, В яме и рве ужасно глубоком, Над которым солнце не всходило светить. Ибо вне этого видимого мира И мира будущего есть (только) ночь греха; И погружающихся в нее неразумно Она как ныне содержит, так и по смерти также Будет держать узниками во веки веков. Из них я первым, о Христе мой, являюсь. Объятый ею и в нее низведенный, В преисподней глубине ее Находясь, я воззвал: помилуй меня Ты, Который приобщился зол моих. Ибо я познал, куда чрез них я низведен. Оттого я и плакал, потоки слез Из очей моих проливая усердно, И каялся от всего своего сердца, И взывал воздыханиями неизглаголанными. И Ты с несказанной высоты услышал меня, Лежавшего в преисподней глубине Тьмы безграничной и безпредельной, И оставив окружающие Тебя Силы, Пройдя все видимое [пространство], Нисшел туда, где был я лежавший. Озарив меня тотчас, Ты прогнал тьму, И воздвигши божественным Твоим вдохновеньем, Поставил меня на стопы Твоих повелений. Очаровав меня красотою Твоею и любовью, Ты уязвил меня и совершенно всего изменил. Увидев Твой Лик, я убоялся, Хотя он и показался мне милостивым и доступным. Изумила же и поразила меня Красота Твоя, о Троица Боже мой! Ибо один образ Трех в Каждом, И три Лица составляют едино – Бога моего, Который называется Духом и Богом всех. Итак, когда Ты явился мне несчастнейшему, Как мог я не дрогнуть и не спуститься Еще ниже того, где был я, Тьмою опять покрывшись, Дабы сокрыться от Тебя, всем нестерпимого? Но я сделал это из робости. Ты же, Боже мой, напротив обнимал меня, Напротив целовал и заключал в объятия – В лоно славы Твоей, Боже мой, И в края одежд Твоих, Всего меня вводя и покрывая Твоим светом, И заставляя забыть (все) видимое И недавно одержавшие меня беды. О глубина таинств и высота славы! О восхождение, обожение и богатство! О несказанная светлость повествуемого! Кто возможет постигнуть (это) из слов? Или уразуметь величие той славы? Ибо если кто не видел того, чего око не видело, И не слышал того, чего ухо не слышало, И что на сердце человеческое не всходило, Тот как поверит пишущему об этом? А если бы и поверил, то как чрез (одно) слово Может он увидеть то, чего око не видело? Как посредством слуха вместит то, Чего никогда не слыхало ухо людское, Чтобы и уразумел он хорошо те вещи И мог обнять мыслию то, Красота чего неизъяснима для видящих, И вид пребывает безвидным, И что непостижимо для всех, Кому видится? Как, повторяю тебе, Кто-либо, воображая это помыслом, Не удалился бы далеко от истины, Обольствшись воображением и фантазиями И ложные образы измышлений Ума своего рисуя и видя? Ибо как ад и тамошние муки Всяк представляет так, как желает, Но каковы оне, никто решительно не знает; Так, пойми меня, и блага оные, Небесные, для всех непостижимы И незримы, только тем одним они ведомы И видимы, которым Бог откроет, По мере достоинства каждого: По мере веры, надежды и любви, И хранения заповедей Господних, Или иначе – по мере нищеты духовной. Эта мера – совершенная, не малая и не великая, Которые Богу ненавистны, и в этом нет неправды, Так как они совершенно неправые. Ибо малой мере недостает праведности По нерадению или небрежению, И основательно и справедливо она является только негодной. Та же мера, которая не мала, но велика, Ведет к безумию того, кто ее имеет, Вредя и всем другим, кто к ней тяготеет. Правая мера есть мера смирения, Чтобы, не отчаяваясь в себе совершенно, Не считать никого в мире Худшим себя в непристойных деяниях; И поэтому плакать всегда и рыдать И все видимое презирать. Ибо это – признак той печали, Которая – по Бозе и бывает от души. Если же кто прилепляется к чему-либо из видимого, Тот не познал себя еще чувством, И не воспринял в сердце страха Суда Божия и вечного огня, И не стяжал совершенного смирения. Поэтому-то он и лишается видения И дара тех благ, Которых не видело никакое человеческое око. Потщимся же все приобрести смирение – Несказанную красоту наших душ, Для которой нет имени, и (только) по опыту Она ведома тем, кто стяжал ее. Кроток и смирен сердцем Христос; И тот, кто имеет Его обитателем, знает, Что чрез Него он получил и смирение, Лучше же, что смирение – это Сам Он. Душа же, которая ищет человеческой славы, Такового смирения совершенно не ведает. Даже тот, кто имеет хотя некоторое самомнение, Как может удержать в себе это смирение? Никоим образом, конечно... Увы мне несчастнейшему! Тщеславному и горделивому, Ни одной добродетели не стяжавшему И в безчувствии проводящему все Дни моей настоящей жизни. Кто не восплачет обо мне и весьма не посетует? Так как, бежав мира и сущих в мире, Я чувством не удалился от мира; Облекшись в монашескую схиму, Я, как мирянин, люблю (все) мирское: Богатство и славу, удовольствия и утехи; На плечах крест Христов я ношу, Поношение же креста понести Вовсе не хочу и отрицаюсь, Но связываюсь со славными, Желая и сам быть с ними прославленным. О злоключение! о безчувствие! Двойного осуждения я достоин... бо много нагрешив в прежней жизни, Я обещался как должно покаяться, Но и ныне явился преступником, неблагодарным За все те блага, которые получил я от Бога, И оказался нарушителем обетов И недостойным всякого человеколюбия. Но, о Боже мой, единый всемилостивый! Скоро потщись и обрати меня снова К покаянию, слезам и плачу, Дабы я омылся и, очистившись, увидел Ясно возсиявшую во мне Твою славу, Которую даруй мне ныне и во веки, Непрестанно словословящему Тебя, Творца веков и Владыку.

 

Гимн семнадцатый

Невидимый весьма далеко отстоит от видимого И от тварей – Тот, Кто произвел их исперва, Равно от тленного – Нетленный и от тьмы свет. Смешение этих (природ) произошло тогда, когда Бог сошел (на землю). Ибо тогда разстоящие (естества) соединил мой Спаситель. Но слепые не видят этого единения, и мертвые Говорят, что совершенно не чувствуют его, А думают, что живут и видят, о крайнее безумие! Не веруя, они говорят, что никто опытно этого Не познал или не ощутил, (то есть) не видел чувственным образом; Об этом же мы только слышим и научаемся словами. Но, о Христе мой, научи меня, что сказать им на это, Дабы от великого неведения и неверия Исторгнуть их, и дать им видеть Тебя – Свет мира. Послушайте, отцы, божественных словес и уразумейте, И вы познаете то единение, которое бывает с сознанием, И чувством, конечно, и опытом, и зрением. Бог – невидим, мы же, конечно, видимы. Итак, если Сам Он соединяется волею с чувственными (существами), То не сознательно ли должно происходить соединение обоих? Если же ты утверждаешь, что это бывает без сознания и чувства, То это, конечно, соединение мертвых, а не Жизни с живыми. Бог (есть) Творец тварей, твари же – это мы. Если же Бог – Творец снизошел к твари И соединился, и тварь сделалась как Творец; То поистине она в истинном созерцании должна ощутить, Что тварное неизреченно соединилось с Творцом. Если же мы не допускаем этого, то погибла вера, И совершенно исчезла надежда на будущее. Не будет (тогда) ни воскресения, ни всеобщего суда, Так как мы твари, как говоришь ты, безчувственно Соединяемся с Творцом, ничего не помышляя в сознании. И Бог (тогда) страдает чрез тебя, как будто Он не есть Жизнь, и соединяясь с нами, не сообщает нам жизни. Творец опять нетленен, твари же тленны. Ибо, согрешив, не только тело одно, Но и самые души они подвергли тлению. По этой причине мы и телом и душою Тленны, как тлением духовной смерти И греха все вместе одержимые. Итак, если Нетленный по природе соединился со мною тленным, То поистине будет одно из двух, о чем я хочу сказать тебе: Либо меня Он изменит и соделает нетленным, Либо Нетленный изменится в тление, и таким образом Я, быть может, не уразумею того, что Он пострадал И сделался мне подобным. Если же я стал Весь нетленным из тленного, прилепившись к Нетленному, То как бы я не почувствовал (этого)? как бы самым опытом Не познал я, чем стал, став тем, чем не был? Ибо кто говорит, что Бог, соединяясь с людьми, Не сообщает им божественного нетления, Но скорее Сам поглощается их тлением, Тот учит о гибели Негиблющего И богохульствует, сам совершенно отпадая от жизни Если же это невозможно, то прими лучше другое (положение), И прежде конца потщись приобщиться нетления. Бог есть Cвет, мы же находимся во тьме. Или вернее сказать – мы сами тьма. Не обольщайтесь, Бог нигде в другом месте не светит, Кроме тех одних душ, с которыми Он соединится прежде конца. Для других же если и возсияет, как изрекли проповедники [истины], То явится для них как огонь, совершенно неприступный, Имеющий испытать, каково дело каждого, И снова удалится от них, как от недостойных; Они же восприимут достойное мучение. При всем том здесь и там Свет для душ Один и Тот же; Мы же, имея непросвещенные души, являемся тьмою. Итак, если Тот Свет, что для душ, соединится с моею душою, То он либо погаснет и сделается тьмою, Либо душа моя, просветившись, будет как свет. Ибо когда свет возжигается, тьма тотчас убегает. Таково ведь свойство и чувственного света. Если же этот произведенный свет совершает в тебе то, Что и очи твои просвещает, и душу увеселяет, И дает тебе видеть, чего ты прежде не видел; То чего не соделает, возсияв в душе (твоей), Творец его, Сказавший: да будет свет, и он тотчас произошел? Итак, как тебе кажется, если Он умно возсияет в твоем сердце Или в уме, как молния или как великое солнце; То что Он может сделать душе озаренной? Не просветит ли ее и не даст ли (ей) Точно познать Того, Кто Он есть? Ей, воистину так бывает и так совершается, Так открывается благодать Духа, И чрез Него и в Нем – и Сын со Отцом. И (таковой человек) видит Их, насколько возможно (ему) видеть, И тогда от Них тому, что касается Их, он неизреченно Научается, и вещает, и всем другим (то) описывает, Излагая богоприличные догматы, как все Предшествовавшие святые отцы учат; Ибо таким образом они божественный символ сложили. Сделавшись таковыми, как мы сказали, они Вещали и говорили с Богом и о Боге. Ибо кто богословствовал о Троическом единстве, Или кто низложил ереси, не сделавшись таковым? Или кто был назван святым, не приобщившись Святого Духа? – Никто никогда; так как мысленный Свет ощутительно Обыкновенно приходит к тем, к которым Он прибудет. Говорящие же, что они приобщаются Его без чувства, Сами себя в действительности называют безчувственными. А мы (называем) их мертвыми, лишенными жизни, Хотя они и мнят, что живут. О обольщение! О безумие! Но, о Свете, возсияй в них, возсияй, чтобы, увидев (Тебя), Они действительно убедились, что Ты воистину – свет, И тех, с которыми Ты соединяешься, уподобляешь Себе и соделываешь как бы светом. О чадо, Я всегда сияю пред лицом верных, Но они не хотят (Меня) видеть, или лучше закрывают глаза, Не желая воззреть на Меня, И отвращают лица в другую сторону. Вместе с ними и Я поворачиваюсь, становясь пред ними, Но они снова бросают взор в другую сторону, И [таким образом] совершенно не видят света Лица Моего. Одни из них покрывают лица покровами, Другие же убегают прочь, совершенно ненавидя Меня. Итак, что делать Мне с ними? – Я совершенно недоумеваю. Ибо спасти их без (их) воли и по принуждению – Это показалось бы скорбным для не желающих спастись. Ведь добро воистину будет добром (только) по воле, Без воли же добро не будет добром. Поэтому желающих и Я вижу и (ими) видим бываю, И делаю их сонаследниками Царствия Моего. Не желающих же Я оставляю с их желанием в мире сем. И они сами прежде суда бывают своими судиями, Так как в то время, когда сиял Я – Свет неприступный, Они одни сами себе причинили тьму, Не желая видеть Света и оставшись во тьме.

 

Гимн двадцать четвертый

Помилуй меня, Господи, помилуй меня, единый Спасителю, от младенчества меня покрывший, Премного мне, сознательно согрешившему, Своею благостию все милосердно простивший, Исторгший меня от ужасного и суетного мира, От сродников и друзей, и непристойных удовольствий, Удостоивший меня находиться здесь, как бы на горе, И показать мне дивную Свою славу, Боже мой, Исполнивший меня Божественного Твоего Духа, Христе мой, И всего меня насытивший духовным просвещением. Ты Сам нераскаянную (неизменную) благодать Твою, Боже мой, Подай мне рабу Твоему, наконец, всецело. Не отними (ее), Владыко, не отвратись, Создателю, И не презри (меня), Ты однажды поставивший меня пред лицом Твоим, Учинивший между рабами Твоими, запечатлевший Печатию Твоей благодати и Своим меня наименовавший. Не отвергни меня снова, не сокрой снова Света Лица Твоего; и меня покроет тьма, Поглотит бездна и раздавит небо, Превыше которого Ты возвел меня, Спасе мой, И с Ангелами, лучше же с Тобою – Творцом всего Сопребывать удостоил, и сорадоваться с Тобою, И видеть несравненную славу Лица Твоего, И досыта наслаждаться неприступным светом, И радоваться и веселиться неизреченным веселием Чрез сожитие, Владыко, с Твоим несказанным светом. Наслаждаясь неизреченным тем светом, Я веселился и радовался с Тобою, Творцом и Создателем, Созерцая неизъяснимую красоту Лица Твоего. Когда же я снова низвел ум свой на землю, То, просвещенный Тобою, Владыко, не смотрел на мир сей, Ни на вещи, находящияся в мире. Но был превыше страстей и забот, И вращаясь в (житейских) делах и обличая зло, Не приобщался, как прежде, человеческим злобам. Замедлив же среди них, предпочел их (всему) прочему, И связавшись, Владыко, с любителями словопрений, В надежде исправления причастился злобы И тьмы, увы мне! и страстей приобщился безумно, И схваченный (этими) дикими зверями, бедствую (ныне). Ибо желая других избавить вреда от них, Я сам первый сделался добычею зверей. Но, предварив, сжалься, но, ускорив, избави Того, кто попал к ним ради Тебя, Человеколюбче. Ибо по заповеди Твоей я положил, Милостиве, Душу свою несчастнейшую за братий своих. Итак, хотя я уязвлен, но Ты можешь уврачевать меня, Спасе. Хотя я несчастный взят врагами пленником, Но Ты Сам, как сильный и крепкий, Можешь избавить (меня) одною Твоею волею; Хотя я схвачен челюстями и лапами зверей, Но когда Ты явишься, они тотчас умрут, и я жив буду. О великий в щедротах и неизреченный в милости! Сжалься и помилуй меня падшего. Я опустился в колодезь, (чтобы) избавить ближнего, И вместе с ним и сам пал; правосудный Спасителю, Не оставь меня до конца лежащим во рву. Подлинно знаю я повеление Твое, всемилостивый Боже мой, Что должно непременно избавлять брата от смерти И от уязвления грехом, но чрез грех Не погибнуть с ним, что и случилось со мною несчастным. Я пал по легкомыслию, понадеявшись на себя самого И его даже избавить и себя также, А если нет, то ожидать вверху и оплакивать павшего, И сколько есть силы, бежать от падения с ним. Но и ныне возстави и возведи из пропасти И постави меня, Христе, на камне заповедей Твоих, И снова покажи мне свет, которого мир сей не вмещает, Но (который) вне мира, и видимого света, и воздуха Чувственного, и неба, и всего чувственного Соделывает, Спасителю мой, созерцающего его. И тот вне ли тела, или совершенно в теле, Не зная, Боже, в тот час, Думаю же, что будучи тогда как бы невещественным светилом, И сияя красотою умного Солнца, Не может чувственно видеть своего света, Но видит только Его одного – незаходимое Светило, Созерцая неизъяснимую красоту Его славы, И сильно изумляясь, не может познать И уразуметь этого способа созерцания, Каким образом или где, неизъяснимо существуя, Он видится, и желая [обитать] во святых, ограничивается. Но (вот) это знаем все мы, посвященные в таковые таинства, Что поистине вне мира тогда Бываем и пребываем, доколе видим то, И снова находимся в теле и в мире. Вспоминая же о радости, и о том свете, И о сладостном наслаждении, плачем и сетуем; Подобно тому как грудное дитя, видя мать И вспоминая о сладости молока, кричит и плачет, Доколе, схватив [грудь], досыта не насосется его. Этого и мы ныне просим, об этом умоляем Тебя И припадаем, (чтобы) получить то неотъемлемо, Спасителю, Дабы мы и ныне питались, Всемилостиве, от этого Хлеба, умно нисходящего с неба И сообщающего жизнь всем причащающимся (его), И отходя и совершая шествие к Тебе, Имели бы (его) спутником, и помощником, и избавителем, И с ним и чрез него приведены были бы к Тебе, Спасителю. Он и на Страшном Суде грехи наши Покроет, Владыко, чтобы не открылись они И не были явны для всех Ангелов и людей. Но да будет он нам и светоносным одеянием, И славою, и венцом во веки веков.

 

Гимн двадцать пятый

Я объят тенью, (но) и истину вижу. Это – ничто иное, как твердая надежда, Какая же это надежда? – та, которую не видели очи. А она что такое? – та жизнь, которую все любят, Но что такое эта жизнь, как не Бог – Творец всего? Его-то и возлюби, а мир сей возненавидь. Мир – смерть, ибо имеет ли он что-либо непреходящее (и нетленное)?

 

Гимн тридцать первый

Как опишу я, Владыко, видение Лица Твоего? Как разскажу о несказанном созерцании красоты (Твоей)? Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает? Как мог бы кто-либо изречь человеколюбие Твое? Сидя при свете светящего мне светильника, Освещающего мрак ночи и тьму, Я думал, что нахожусь во свете, внимая чтению, Изследуя, каковы речения и наблюдая (их) сочетания. Итак, когда я, занимался этим, Ты внезапно явился вверху гораздо большим солнца И возсиял с небес (даже) до сердца моего. Все же прочее стало казаться мне как бы густою тьмою. Светлый же столп посредине, разсекши весь воздух, Прошел с небес даже до меня жалкого. Тотчас же забыл я о свете светильника, Выпустил из памяти, что нахожусь внутри жилища, А сидел я в мысленном воздухе тьмы, Даже и о самом теле я совершенно забыл. Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего сердца: Помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый Спасителю, никогда отнюдь не послужившего Тебе, Но прогневляющего Тебя от юного возраста. Я испытал всякий плотской и душевный порок И соделал грехи непристойные и безмерные, Хуже всех людей, хуже всех безсловесных, Гадов и зверей всех превзойдя. Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость на мне, Более всех согрешившем безумно. Ибо не требуют , как Сам Ты, Христе, сказал, Здравые врачества, но болящие (Мф.9,12). Поэтому, как на многоболезненного и нерадящего, Излей, на меня, Слове, столь великую Твою милость. Но о игра света! О движения огня! О круги пламени, во мне несчастном Производимые Тобою и Твоею славою. Под славою же я разумею и называю Духа Твоего Святого, соестественного и равночестного (Тебе), Слове, Однородного, единославного и одного единосущного Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже всех. Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня Хотя несколько познать силу Божества Твоего. Благодарю, что Ты Сам седящему во тьме Открылся мне, возсиял и удостоил меня видеть Этот свет Лица Твоего – для всех нестерпимый. Я пребывал, (как) знаю, седящим во тьме, Но и среди нее ко мне, покрытому тьмою, Явился Ты – Свет, всего меня просветил всем светом (Своим), И я сделался светом во (время) ночи, являясь (им) среди тьмы. Ни тьма не объяла всего света Твоего, Ни свет не прогнал видимой тьмы, Но они (были) вместе неслиянными и совершенно раздельными, Далеко друг от друга, как и следует – отнюдь не растворившимся. Однако в одном и том же [месте] они наполняют, как я думаю, все [пространство]. Таким образом я нахожусь во свете, будучи среди тьмы, И наоборот я пребываю во тьме среди света: Вот – и среди света, вот и – среди тьмы. И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди (тьмы) найти свет, Восприятия которого она не вмещает? Ибо как тьма вместит Внутри свет, не убежав, но оставшись среди Света тьмою? О страшное чудо, видимое Двояко, двойными очами, телесными и душевными. Послушай теперь, говорю тебе, о страшных (делах) двоякого Бога, Бывших и для меня, двоякого, как человека. Он (Сын Божий) восприял плоть мою и дал мне Духа, И я сделался богом по благодати Божественной, Сыном по усыновлению, однако (сыном) Божиим. О (высокое) достоинство! О слава! Как человек, я печалюсь и считаю себя самого несчастным; И помышляя о своей немощи, воздыхаю, Будучи совершенно недостоин жизни, как хорошо я знаю. Уповал же на благодать Его и размышляя О той доброте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя (ее). Итак, с одной стороны как человек, я не умею созерцать ничего Божественного, Будучи совершенно отделен от невидимого, С другой стороны, вижу, что чрез сыноположение я сделался богом, И бываю причастником (того), что неприкосновенно. Как человек, я не имею ничего возвышенного и Божественного, А как помилованный ныне благостию Божиею, Имею [в себе] Христа – Благодетеля всех. Поэтому я снова припадаю (к Тебе), Владыко, моля (о том), Чтобы мне отнюдь не лишиться надежды моей на Тебя, И пребывания [с Тобою], и чести, славы и Царствия. Но как ныне Ты сподобил меня, Спасителю, видеть Тебя, Так и по смерти дай мне видеть Тебя, Не говорю, насколько (видеть), но милостиво и благоутробно [воззри тогда], Благоутробне, милостивым Твоим оком, как и ныне взираешь на меня, Исполняя меня Твоей радости и Божественной сладости. Ей, Творче и Создателю мой, покрой меня рукою Твоею, И не остави меня, и не памятозлобствуй, Не поставь (в осуждение), Владыко, великой неблагодарности моей. Но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем Неленостно ходить путем заповедей Твоих, И в него – во свет рук Твоих, Всемилостиве, Предать дух свой, избавляя меня, Слове, от врагов, Тьмы, огня и вечных мучений. Ей, великий в щедротах и неизреченный в милости, Сподоби в руки Твои предать душу мою, Как и ныне я нахожусь в руке Твоей, Спасе. Итак, да не возбранит грех пути моему, Да не отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей. Но да посрамится страшный князь – душетлитель, Видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко, Как и ныне он не смеет приблизиться ко мне, Видя меня покрываемым Твоею благодатию. Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини, Не сведи душу мою во глубину смерти, Так как я дерзаю именовать Твое имя, Нечистый, мерзкий и совершенно оскверненный. Да не разверзется земля и да не поглотит, Слове, меня преступника, Совершенно недостойного ни жить ни пользоваться речью. Да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня внезапно, Так что я не буду иметь возможности сказать даже: Господи, помилуй. О великий в милосердии и по естеству Человеколюбец! Не вниди в суд со мною. Ибо что вообще я провещаю [на суде], будучи (весь) грехом? Да и мог ли бы я хотя нечто сказать [в свое оправдание], осужденный (уже), От чрева матери своей безмерно пред Тобою согрешивший И доныне пребывающий безчувственным к Твоему долготерпению, Тьмочисленно низведенный во глубину ада И извлеченный оттуда Твоею Божественною благостию, Члены и плоть души и тела своего Осквернивший, как никто другой из живущих на свете, Неистовый и безстыдный любитель удовольствий, Злой и лукавый от душевной порочности И ни одной Твоей, Христе, заповеди отнюдь не соблюдший? Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе, С какою душою снесу Твои обличения, о Боже мой, Когда Ты обнажишь мои беззакония и злодеяния? О безсмертный Царю! не покажи их всем, Так как я трепещу, помышляя о делах моей юности. Говорить (о них) было бы ужасно и постыдно, Так как если бы Ты пожелал открыть их пред всеми, То стыд мой будет хуже всякого мучения. Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство, Кто, увидя нечистые объятия и постыдные мои деяния, Которыми я и ныне оскверняю себя, принимая их в уме, Не ужаснется, весь не содрогнется И не воззовет, тотчас отвратив очи И говоря: смерть всескверному этому! Повели, Владыко, связать этого несчастного по рукам и ногам И вскоре же ввергнуть во мрачный огонь, Чтобы не смотреть на него нам, верным рабам Твоим. (Ибо) поистине – достойно, Владыко, поистине праведно. (Так) все они скажут, и Ты Сам сотворишь (это), И я распутный и блудный буду ввержен в огонь. Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц, Не посрами меня, Христе, в день судный, Когда Ты поставишь овец Твоих одесную Себя, А меня и козлищ ошуюю Себя. Но свет (Твой) пречистый, свет Лица Твоего Да покроет дела мои и наготу души моей, И да облечет меня в светлую (одежду), дабы я со дерзновением Непостыдно сопричтен был к десным овцам И с ними славил Тебя во веки веков. Аминь.

 

Гимн тридцать седьмой

Кто возможет, Владыко, поведать о Тебе? Заблуждаются неведущие (Тебя), ничего совершенно не зная; Познавшие же верою Божество Твое Великим страхом одержимы бывают и ужасаются от трепета, Не зная, что сказать им (о Тебе), ибо Ты – превыше ума, И все (у Тебя) недомысленно и непостижимо: Дела, и слава Твоя, и познание Твое. Мы знаем, что Ты Бог, и свет Твой видим, Но каков Ты и какого рода – (этого) никто решительно не знает. Однако мы имеем надежду, обладаем верою И знаем ту любовь, которую Ты даровал нам, Безпредельную, неизреченную, никоим образом невместимую, Которая есть свет, свет неприступный и все совершающий. Он называется то рукою Твоею, то оком, То пресвятыми устами, то силою, то славою, То познается, (как) лицо наипрекраснейшее. Он – солнце незаходимое для высоких в божественных (вещах), Он – звезда вечно сияющая для тех, которые не вмещают (ничего) более. Он противоположен печали, прогоняет неприязнь И совершенно истребляет сатанинскую зависть. В начале он умягчает и, очищая, утончает, Прогоняет помыслы и сокращает движения. Он сокровенно научает смиряться И отнюдь не позволяет разсеиваться и шататься. С другой стороны, он явно отделяет от мира И производит забвение всего скорбного в жизни. Он и многообразно питает и жажду утоляет, И силу дарует добре трудящимся. Он погашает раздражение и печаль сердечную, Совершенно не позволяя гневаться или возмущаться. (Когда) он убегает, уязвленные (им) гонятся за ним И с великою любовию от сердца ищут его. (Когда) же он возвратится, и явится, и человеколюбно возсияет, То внушает гонящимся уклоняться (от него) и смиряться; И будучи многократно взыскуем, (побуждает) удаляться от страха, Как недостойным такого блага, превосходящего всякую тварь. О неизреченный и непостижимый дар! Ибо чего (только) не делает он и чем не бывает? Он – наслаждение и радость, кротость и мир, Милосердие неисчетное, бездна благоутробия. Он видится невидимо, вмещается невместимо И содержится в уме моем неприкосновенно и неосязаемо. Имея его, я не созерцаю, созерцая же, пока он не ушел, Стремлюсь быстро схватить (его), но он весь улетает. Недоумевая и воспламеняясь, я научаюсь просить И искать (его) с плачем и великим смирением И не думать, что сверхъестественное возможно Для моей силы или старания человеческого, Но – для благоутробия Божия и безпредельной милости. Являясь на краткое время и скрываясь, он Одну за одной изгоняет страсти из сердца. Ибо человек не может победить страсти, Если он не придет на помощь; И опять же не все от разу изгоняет, Ибо невозможно сразу воспринять всего Духа Человеку душевному и сделаться безстрастным. Но когда он сделает все, что может: Нестяжание, безпристрастие, удаление от своих, Отсечение воли и отречение от мира, Терпение искушений, молитву и плач, Нищету и смирение, насколько есть силы у него; Тогда на краткое (время) как бы тонкий и наималейший свет, Внезапно окружив ум его, восхитит в изступление, Но, чтобы не умер он, скоро оставит (его), С такою великою быстротою, что ни помыслить, Ни вспомнить о красоте (света) невозможно увидевшему, Дабы, будучи младенцем, не вкусил он пищи мужей совершенных И тотчас не расторгся или не получил вреда, изблевав (ее). Итак, оттоле (свет) руководствует, укрепляет и наставляет; Когда мы нуждаемся в нем, он показывается и убегает; Не тогда, когда мы желаем, ибо это (дело) совершенных, Но когда мы находимся в затруднении и совершенно обезсилеваем, Он приходит на помощь, восходя издали, И дает мне почувствовать его в моем сердце. Пораженный и задыхаясь, я хочу удержать его. Но [вокруг] все – ночь. С пустыми и жалкими руками, Забывал все, я сижу и плачу, Не надеясь в другой раз таким же образом увидеть его. Когда, вдоволь наплакавшись, я хочу перестать, Тогда он, придя, таинственно касается моего темени. Я заливаюсь слезами, не зная, кто это; И [тогда] он озаряет мой ум весьма сладостным светом. Когда же узнаю я, кто это, он тотчас улетает, Оставляя во мне огонь божественной любви к себе, Который не позволяет ни смеяться, ни смотреть на людей, Ни принимать (в себе) желания чего-либо из видимого. Мало-помалу чрез терпение он разгорается и раздувается, Делаясь великим пламенем, досязающим до небес. Его угашает разслабление и развлечение домашними (вещами), Ибо в начале бывает и забота о житейских (делах); Возвращает же молчание и ненависть ко всякой славе, Скитание по земле и попрание себя, подобно навозу, Ибо этим он услаждается и благоволит соприсутствовать, Научая [чрез то] всемогущему смирению. Итак, когда я стяжаваю это и делаюсь смиренным, Тогда он бывает неразлучен со мною: Беседует со мною, просвещает меня, взирает на меня, и я на него взираю. Он и в сердце моем находится и на небе пребывает. Он изъясняет мне Писание и умножает во мне знание, Он научает меня таинствам, которых я не могу изречь. Он показывает, как он восхитил меня от мира, И повелевает мне быть милосердным ко всем находящимся в мире. Итак, меня содержат стены и удерживает тело, Но я поистине, не сомневайся, нахожусь вне их. Я не ощущаю звуков и не слышу голосов. Я не боюсь смерти, ибо я превзошел и ее. Я не знаю, что такое скорбь, хотя все опечаливают меня. Удовольствия горьки для меня, все страсти бежат [от меня], И я постоянно ночью и днем вижу свет. День для меня является ночью, и ночь есть день. Я и спать не хочу, ибо это потеря для меня. Когда же меня окружат всякие беды И, казалось бы, низвергнут и преодолеют меня, Тогда я, внезапно оказываясь с ним (светом) вне всего Радостного и печального, и мирских наслаждений, Наслаждаюсь неизреченной и божественной радостью, Увеселяюсь красотою его, часто обнимаю его, Целую и поклоняюсь, питая великую благодарность К тем, кто дал мне (возможность) видеть то, чего я желал, И причаститься неизреченного света, и сделаться светом, И дара его приобщиться отселе, И стяжать Подателя всех благ, И оказаться не лишенным и дарований душевных. Кто, привлекши, направил меня к этим благам? Кто возвел меня из глубины мирской прелести? Кто отделил (меня) от отца и братий, друзей И сродников, наслаждений и радостей мира? Кто показал мне путь покаяния и плача, По которому я нашел день, не имеющий конца? (То) был Ангел, а не человек. Однако то такой человек, Который посмевается над миром и попирает дракона, Присутствия которого трепещут демоны. Как я поведаю тебе, брате, о том, что я видел в Египте, О совершенных им чудесах и знамениях? Разскажу тебе покамест одно (вот) это, ибо всего поведать я не в силах. Он сошел и нашел меня рабом и пришельцем [в Египте]. (Иди) сюда, чадо мое – сказал он – я поведу тебя к Богу. Я же от великого неверия ответил ему: Какое знамение ты мне покажешь, чтобы уверить меня, Что ты сам можешь освободить меня из Египта И исхитить из рук льстивого фараона, Дабы, последовав за тобою, я не подвергся еще большей опасности? Возжги, сказал он, великий огонь, чтобы я мог войти в средину, И если я не останусь неопаленным, то не последуй мне. Слова эти поразили меня. Я сделал приказанное. Разжено было пламя, и он сам стал посредине. Целый и невредимый, он и меня (еще) приглашал. Боюсь, владыко, сказал я, (ибо) я грешник. Выйдя [из огня], он подошел ко мне и поцеловал меня. Отчего ты боишься, сказал он мне, отчего робеешь и трепещешь? Велико и страшно это чудо? – Большее сего узришь. Я в ужасе, господине, сказал я, и не смею приблизиться к тебе, Не желая оказаться дерзким более огня. Ибо я вижу, что ты человек, превосходящий человека, И не дерзаю смотреть на тебя, которого огонь устыдился. Привлекши меня ближе, он заключил меня в объятия И снова облобызал меня лобзанием святым, Сам благоухая весь благоуханием безсмертия. [После этого] я поверил и с любовию последовал за ним. Возжелав сделаться рабом его одного. Фараон держал меня (в своей власти), и страшные приставники (его) Принуждали меня заботиться о кирпичах и соломе. Я один не мог убежать, так как не имел и оружия. Моисей молил Бога оказать помощь. Христос поражает Египет десятеричными язвами. Но не покорился фараон и не освободил меня. Молится отец, и Бог внемлет (ему) И говорит рабу (Своему), чтобы он взял меня за руку, Обещая (Сам) идти вместе с нами, (Дабы) избавить (меня) от фараона и от бедствий египетских. Он вложил дерзновение в сердце мое И дал (мне) смелость не бояться фараона. Так и сделал раб Божий: Держа меня за руку, он пошел впереди меня, И таким образом мы начали совершать путь. Дай мне, Господи, по молитвам отца моего, разумение И слово, (чтобы) поведать о дивных (делах) руки Твоей, Которые Ты соделал ради меня заблудшего и блудного, Рукою раба Твоего изводя (меня) из Египта. Узнав о (моем) уходе, царь египетский Пренебрег (мною), как одним, и сам не вышел, Но послал подвластных ему рабов. Побежали они и настигли (меня) в пределах египетских, (Но) все возвратились ни с чем и разбитыми: Мечи свои изломали, стрелы повытрясли, Руки их ослабели, действуя против нас, И мы остались ни в чем невредимыми. [Пред нами] горел столп огненный, и [над нами] было облако; И мы одни проходили в чужой стране, Среди разбойников, среди великих народов и царей. (Когда) узнал и царь о поражении людей своих, То пришел в бешенство, считая великим безчестием Быть поруганным и побежденным одним человеком. Запряг он свои колесницы, поднял народ И погнался сам с большим хвастовством. Придя, он нашел меня одного лежащим от усталости; Моисей же бодрствовал и беседовал с Богом. Приказал он связать меня по рукам и ногам, И, удерживая меня чрез мнение, они покушались вязать; Я же, лежа, смеялся и, вооружившись молитвою И крестным знамением, всех их отражал. Не смея прикоснуться или приблизиться ко мне, Они, стоя кое-где поодаль, думали устрашить меня: Держа в руках огонь, они грозили сжечь меня, Поднимали громкий крик и производили шум. Дабы не хвастались они, что сделали нечто великое, Увидели они, что и я сделался светом, по молитвам отца моего, И, посрамленные, внезапно (все) вместе удалились. Вышел от Бога Моисей и, найдя меня дерзновенным, Обрадованным и трепещущим от этого чудотворения, Спросил: что случилось? Я возвестил ему все это: Что был фараон, царь египетский, Придя ныне с безчисленным народом, И не мог связать меня; хотел он сжечь меня, И все пришедшие с ним сделались пламенем, Испуская против меня огонь из уст своих; Но так как они увидели, что я сделался светом, по молитвам твоим, То превратились все в тьму; и [вот] теперь я один. Смотри – ответил мне Моисей – не будь самонадеянным, Не смотри на явное, (тем) более бойся тайного, Скорей! воспользуемся бегством, так Бог повелевает; И Христос вместо нас будет поборать египтян. Пойдем, господине, – сказал я, – я не разлучусь от тебя, Не преступлю твоих заповедей, но все сохраню. Аминь.

 

Гимн тридцать восьмой

Как разскажу я, Владыко, о Твоих дивных и чудных (делах)? Как поведаю словом о глубине судеб Твоих, Которые Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих? Как презираешь Ты безчисленное множество согрешений моих И не вменяешь, Владыко, злых деяний моих? Но милуешь и питаешь меня, Спасителю мой, просвещаешь и покрываешь, Как исполняющего все Твои заповеди? И не только милуешь, но и более того, Сподобляешь меня предстоять пред Твоею Славою и силою и величием, И изрекая глаголы безсмертия, беседуешь со мною Немощным и презренным и недостойным жизни? Как просветляешь Ты оскверненную мою душу, Соделывая ее чистым и божественным светом? Как делаешь светоносными мои жалкие руки, Которые, греша, я осквернил греховными сквернами? Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего, Из нечистых претворяя их в святые? Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой, Соделывая меня причастником вкушения Плоти Твоей? Как удостаиваешь и (Сам) меня видеть и мною быть видимым, И быть держимым руками моими, Ты – содержащий всю (вселенную), Незримый для всех небесных чинов И неприступный (даже) для Моисея, первого во пророках? Ибо увидеть Лицо Твое не сподобился ни он, Ни кто другой из людей, дабы не умереть. Итак, каким образом Тебя непостижимого и единого неизреченного, Тебя для всякого невместимого и для всех неприступного И держать, и целовать, и видеть, и вкушать, И иметь в сердце своем, Христе, сподобляюсь я, И остаюсь неопалимым, радуясь вместе и трепеща, И воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие? Итак, как (люди) слепые и плотские, неведущие Тебя, Не чувствуя, лучше же показывая свою Болезнь и помрачение и всех благ Лишение, дерзают говорить: Какая нужда иметь человеку священство, Если он не приобретает чего-либо одного из трех: Либо пищи телесной, либо дохода золота, Либо (одной) из высоких и богатых епископских кафедр? О помрачение! О ослепление! О крайнее безумие! О большое несчастие! О великое неведение! О земные и пустые, суетные слова! О дерзость! О мудрование Иуды предателя! Ибо как тот страшную Владычнюю Вечерю И пречистое Тело вменил в ничто, И даже лучшими счел немного сребреников; Так и эти тленное нетленному и Божественному Предпочитая, избирают душевное удавление. Скажите мне, о суетные (люди), если то знаете: Кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином Каком-либо из благ настоящего века? Кто, имея в сердце благодать Духа, Не стяжал честную Троицу, в нем обитающую, Просвещающую и богом содевающую? Кто, сделавшись богом по благодати (Святой) Троицы И сподобившись вышней и первой славы, Счел бы что-либо более славным (того), Чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество, Все совершающее, неизреченное и неприступное для всех? Или пожелал бы чего-либо более блестящего в жизни, В этой ли, помысли, кратковременной, Или в иной, согласись со мною, не имеющей конца? Если бы знал ты сокровенную глубину таинств, То не понудил бы меня говорить об этом или писать. Ибо я трепещу и боюсь, начертывая (нечто) божественное И (как тень) изображая письменами для всех неизреченное. Если бы ты увидел Христа и получил Духа, И чрез Них обоих приведен был бы ко Отцу, То знал бы, что говорю я и о чем повествую тебе, И что велико и страшно, и превыше всякой Славы и блеска, начальства и власти, Богатства и могущества и всякого царства – С чистою совестию сердца литургисать Чистой и Святой и непорочной Троице. Не говори мне о безгрешности тела И о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь, Но (послушай), что сказал Бог чрез Апостолов, И чрез премудрого и огнеязычного Василия, И чрез простые свидетельства Златоустого отца, И чрез Григория, хорошо богословствующего об этом; Послушай и уверься, каковым должен быть Литургисающий Богу, Творцу всех; И от твоего благоговения и добродетели Ты подивишься и величию этого достоинства. Не обольщайтесь, братие, и отнюдь не дерзайте Прикоснуться или приступить к Неприступному естеством. Ибо кто не отречется мира и того, что в мире, И не отвержется души своей и тела, И весь, всеми чувствами, не сделается мертвым, Ни на что из приятного в мире сем не взирая с пристрастием, Ничего совершенно не желая из вещей мира И не услаждаясь никакими речами человеческими, Кто не сделается глухим и слепым для мирских Дел и обычаев, действий и слов, Хотя и видя то, что оку свойственно видеть, Но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце, И запечатлеваться в нем чертам и образам этих (предметов), Равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий, Но пребывая как бы бездушным и безчувственным камнем И не помня ни звуков, ни значения слов; Тот не может таинственную и бескровную жертву Приносить чисто по естеству чистому Богу. Ибо если поистине на деле восчувствует это, То удалится от всего мира и того, что в мире, И познает и поверит мне (в том), о чем я снова хочу писать. Всяк, (кто) перешел тот темный воздух, который Давид называет стеною (Пс.17,29-30) И отцы наименовали морем житейским, И вступил в пристань, Тот, придя в нее, находит всякое благо. Ибо там рай, там древо жизни, Там сладкий хлеб, там питие Божественное, Там неисчерпаемое богатство дарований. Там купина горит неопалимая, И сапоги на ногах моих разуваются тотчас. Там разступается море, и я прохожу один И вижу в водах врагов потопляемых. Там созерцаю я древо, в мое сердце Ввергаемое, и все горькое (в нем) претворяется. Там обрел я скалу, мед источающую, И оттоле душа моя не была скорби причастна. Там нашел я Христа – Подателя этих (благ), И от всей души своей последовал за Ним. Там ел я манну – хлеб ангельский, И не возжелал более ничего человеческого. Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим, И подивился чудодействиям Божиим. Там безплодную душу свою я увидел плодоносящею, И как сухое дерево дает прекрасный плод. Там нечистое и блудное сердце свое Я узрел чистым, целомудренным и девственным, И слышал [в душе своей]: радуйся, благодатная, Ибо Бог с тобою и в тебе во веки! Там услышал я [повеление]: омойся в купели слез, И сделав, уверовал и внезапно прозрел. Там я погребся во гробе чрез совершенное смирение, И Христос, придя с безмерною милостью, Отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих И сказал: сюда гряди как бы из рова – от мира сего! Там увидел я, как безстрастно пострадал Бог мой И как, будучи безсмертным, Он сделался мертвым И воскрес от гроба, не рушив печатей. Там увидел я будущую жизнь и нетление, Которое Христос дарует взыскующим Его. И обрел Царство Небесное, внутри меня находящееся, Которое есть Отец, Сын и Дух – Божество нераздельное в трех Лицах. Не предпочевшие Его всему миру, Не счевшие славою, честию и богатством Одного только поклонения, служения и предстояния (Ему) Недостойны и этого чистого видения, И наслаждения, и радости, и всех благ, Которых не приобщатся не стяжавшие покаяния, Если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего (этого), И тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим. И тогда едва кто [достоин] с великим страхом и благоговением, Если бы Бог повелел, коснуться неприкасаемого. Ибо не всем позволительно служить таковым (вещам), Но если (кто) приимет всякую благодать Духа И от [утробы] матери чист будет от греха. Помимо же повеления от Бога и Его избрания, Удостоверяющего душу человека чрез Божественное озарение И возжигающего ее желанием Божественной любви, Неблагоразумно, думается мне, священнодействовать божественные (вещи) И прикасаться к неприкасаемым и страшным Тайнам, Которым подобает всякая слава, честь и поклонение, Ныне и всегда, непрестанно во все веки.

 

Гимн тридцать девятый

Ты ради меня явился на земле от Девы, Прежде всех веков пребывающий невидимым, И соделался плотию и человеком показался, Неприступным светом одеянный, И всеми считался ограниченным, Ты совершенно невместимый, Которого никакое слово не в состоянии выразить. Ум же, напрягаясь, схватывает (Тебя) чрез любовь, И не может удержать, поражаемый страхом, И снова ищет, палимый внутри. Вообразив же (Тебя) на мгновение в сиянии Твоем, Он с трепетом убегает и радуется радостию. Ибо не может человеческая природа выносить того, Чтобы ясно созерцать всего Тебя – Христа моего, Хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем Чрез Духа, Которого подаешь Ты, Боже мой, И пречистую Кровь и Плоть Твою, Приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим И вкушаем Тебя, Боже, нераздельно И неслиянно, ибо Ты не причастен Тления или скверны, но и мне сообщаешь Нетленную чистоту Твою, Слове, И отмываешь скверну пороков моих, И прогоняешь мрак беззаконий моих, И очищаешь позор сердца моего, И утончаешь грубость злобы (моей), И светом творишь меня, прежде омраченного, Соделывая меня обоюду прекрасным И осиявая меня светом безсмертия. И я изумляюсь и возгораюсь внутри, Желая Тебе Самому поклониться. Когда же я, несчастный, помышляю об этом, То, о чудо, нахожу Тебя в себе Пребывающим, движущимся, говорящим И делающим меня тогда безгласным От изумления пред неприступною славою. Итак, меня обнимает ужас и недоумение, Так как содержащего все деланию Я вижу в сердце своем содержимым. Но, о чудная милость Твоя, Христе мой! Сколь безмерно снисхождение (Твое), Слове! Зачем пришел Ты к нищете моей? И как вошел в оскверненную храмину Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой? Как Ты сохраняешь ее неопалимою, Будучи огнем нестерпимым для смертной природы? Что же сотворю я достойное Твоей славы И что найду для столь великой любви? Что принесу Тебе, таковою славою И честию прославившему меня недостойного? Ибо меня, на которого люди не считают достойным смотреть, А (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать Совершенно не хотят со мною несчастнейшим, Ты, питающий всякое дыхание и естество, Неприступный для Серафимов, Создатель, Творец и Владыка всех, Не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня), Но и Плоть Твою существенным образом Сподобил меня и держать и вкушать, И пить Кровь Твою всесвятую, Которую ради меня излиял Ты закланный, Поставив меня служителем и литургом и таинником Этих (Таин), меня, которого Ты знаешь, Всеведущий, прежде нежели веки сотворил И прежде чем произвел что-либо из невидимого, Ибо видимое Ты составил впоследствии, (Знаешь, как) грешника, блудника, мытаря, Разбойника, сделавшегося самоубийцей, Презрителя добра, делателя беззакония И преступника всех Твоих заповедей. Итак, Ты знаешь, что это истинно. Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой? Как приближусь к трапезе Твоей? Как буду держать пречистое Тело Твое, Имея руки совершенно оскверненные? Как воспою Тебя? Как буду ходатаем за других, Не имея ни добрых дел от веры, Ни любви к Тебе, ни дерзновения, Но будучи сам должником, как Ты знаешь, Многими талантами, многими беззакониями. Недоумевает ум, безсилен язык, И никакого слова не нахожу я, Спасителю, Чтобы поведать о делах Твоей благости, Которые Ты сотворил на мне, рабе Твоем. Ибо внутри меня горит как бы огонь, И я не могу молчать, не вынося Великого бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами, Даруй и мне недостойному слово, Дабы всем письменно и не письменно Поведал я о том, что Ты соделал на мне По безпредельной милости, Боже мой, И по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, Что подал Ты мне страннику, Неученому, нищему, лишенному дерзновения И всяким человеком отверженному. Родители (мои) не питали ко мне естественной любви. Братья и друзья мои все насмехались надо мною; Утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно. Сродники, посторонние и мирские начальники Тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть, Чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями. Часто желал я безгрешной славы, Но не нашел еще ее в настоящей жизни. Ибо мирская слава, как я убедился, Без (всякого) другого деяния есть (уже) грех. Сколько раз я хотел быть любимым людьми И стать к ним близким и откровенным, Но из благомыслящих никто не терпел меня. Другие же напротив желали видеть и знать меня, Но я убегал от них, как от делателей зла. Итак, все это, Владыко, и иное большее того, Чего не могу я ни разсказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, Дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы И страшной прелести наслаждений сей жизни. Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешнего вида, А злых я убегал по своему произволению. Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство, Великолепные одежды и изнеженные нравы. [О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, Ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах), Чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить, И будет (тогда) неизгладимым ложно написанное. Когда призывал меня кто-либо к делам безумия И грехам поистине прелестного мира сего, Сердце мое все сжималось внутри И как бы скрывалось, стыдясь себя самого, Будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою. Любил и я все прочее житейское, Что увеселяет зрение и услаждает гортань, И украшает это тленное тело; Но мерзкие деяния и сладострастные желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, И ненависть к ним вложил в мою душу. Хотя произволением своим я и прилежал к ним, Но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы, Или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно чудом. По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех: От царей, князей и богатых мира сего. Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам), Сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что-либо из этого. Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни, Я ненавистию, Владыко, возненавидел от сердца, Так что даже в беседу никогда не вступал с ними; И (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками. Другие же укоряли и злословили меня пред всеми. Называя меня делателем всякого беззакония И желая отвратить меня от правого пути. Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым, А они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям. Обещающим же дать (мне) славу мира сего Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом: Если бы ты обладал, говорил я, всею славою мира, И на главе твоей был бы царский венец, А на ногах твоих пурпуровая обувь, И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином, Сам же стал простецом, желая быть рабом моим; То к лукавому мудрованию твоему Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни. Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния И великие Твои блага, которые Ты соделал на мне? Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук, То (и тогда) я не мог бы изречь или описать все, Потому что их бездна, конечно, по безчисленному множеству, И они недомысленны по величию славы; И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим, Что не могу поведать о Тебе, Боже мой. Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я, И сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня И от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал, Не вспоминая зол, которые я соделал, Но, как бы сотворившего много и великого добра И чистого от святой матери – купели, Так воспринял меня, так почтил, Так украсил меня царскою одеждою; То весь объят бываю трепетом и прихожу в изступление от радости, Становлюсь безгласным и сильно разслабеваю, Так как Бог – Творец мира дан мне, Человеку мерзкому и отвратительному для всех Людей и бесов, как соделавшемуся уже И превзошедшему совершением непристойнейших дел И этих (последних). Увы мне постыдному и скверному! И как я буду говорить (еще)? По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче, Великий в непорочности, (еще) больший святостию, Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе, И снизошел свыше от безмерной высоты До последних врат ада грехов моих, До мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины, От многих беззаконий и величайшего нерадения Совершенно запущенной и оскверненной, – Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащего, И поставил на камне Божественных заповедей Твоих, И омыв, очистил от тины пороков моих, И облек в хитон светлейший снега, И вымел загрязненную храмину И, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой! Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего, Жилищем неприступной Твоей славы и царства, Светильником, имеющим внутри неугасимый и божественный свет, Сосудом поистине доброго бисера, Полем, на котором скрыто сокровище мира, Источником, пьющие из которого никогда не жаждут, И который десятикратно источает весьма (обильную) воду И с верою пьющих (ее) соделывает безсмертными, Раем, имеющим к тому же посреди древо жизни, И землею, объемлющею Тебя, для всех невместимого, Которого я взыскал некогда от всего сердца своего, Желая всегда слушать Твое слово. Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить Тебя чисто, будучи совершенно осквернен, Ни глаза (не могли) увидеть, ни слух – услышать, Ни сердце мое воспринять божественных восхождений, Но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление, Поражаясь страхом и трепетом; То и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя И созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку даешь Ты ей (видеть) Всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ее, И напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая, Всего непостижимого в Божественном Божестве (Твоем), Для всех невидимого и сокровенного, Тебя неприступного и доступного, для кого Ты изволил, Подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле], (Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов Неприступного и страшного сиянием Божественного естества, – Среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в изступление. Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию, Так как Ты очищаешь нечистые души, и ум просвещаешь, И обнимаешь земную и вещественную сущность, И возжигаешь великое пламя божественной любви, И, как бы огонь, ввергаешь в меня божественное желание любви, И уготовляешь меня достигать до третьего неба, И делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай, В котором я слышу неизреченные и страшные глаголы, Коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно. Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие, И вечная держава, (как) Владыке всего (мира), Со Отцом и Духом – по естеству Пресвятым, Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

Гимн сороковой

Что это за новое таинство, Владыко всех, Которое Ты показал на мне заблудшем и блудном? Что это за великое чудо, внутри меня замечаемое И непостижимое, но сокровенное? Ибо во мне видится как бы звезда, восходящая вдали, И соделывается опять как бы великим солнцем, Не имеющим ни меры, ни веса, ни предела величине (своей), И становясь малым сиянием, снова видится, (как) свет, В средине сердца моего и во внутренностях моих, Часто обращающийся и сожигающий все, Что во глубине моих внутренностей, и делающий их светом, И таким образом любезно учащий и вещающий (Мне), совершенно недоумевающему и ищущему на учения: Я – та звезда прекрасная, которая некогда, (как) ты слышал, Взошла от Иакова, это Я – не сомневайся. Я показываюсь тебе и солнцем, вдали восходящим, Которое для всех праведных есть свет Неприступный в будущем веке и жизни вечной; Я и сиянием (также) являюсь и, (как) свет, тобою созерцаюсь, Неопалимо пожигая страсти сердца твоего, И росою сладости и Божественной благодати Моей Омывая скверну твою и совершенно угашая Телесные угли греховных сластей, И соделывая все то по человеколюбию Своему, Что и древле творил Я во всех святых. Помилуй сетующего, сжалься над сокрушенным И не прогневайся на меня, что я снова хочу сказать: Как ты, совершенно невместимый, звездою от Иакова и являешься И (даже) доныне бываешь для всех? Как, подобно восходящему солнцу, показываешься Ты, Нигде не находящийся и везде, и превыше всякой твари, И проповедуемый невидимым для всех? Как и сиянием Ты бываешь, и светом мне видишься, И пожигаешь вещество, будучи по существу невещественным? Как, орошая, Ты омываешь телесную скверну мою, Весь будучи огнем неприступным и нестерпимым для Ангелов? Как обнимаешься тленною сущностью тела моего И без смешения смешиваешься с душою человеческою? Как, бывая чрез нее во всем теле неслиянно, Ты, неосязаемый, всего меня обоготворяешь? – Скажи и не отошли меня печальным и скорбным. О дерзость! О несмыслие! О неразумные речи! Как не трепещешь ты так дерзко вопрошать об этом? Как не сознаешь, что спрашиваешь о том, что тебе известно? Но дерзаешь говорить о Боге, как бы искушая, И как бы неведущий, притворяясь, вопрошаешь Меня о том, что знаешь, Желая со (всею) ясностию описать всем свое знание. Но однако, будучи человеколюбив, Я снисхожу к тебе И снова (стану) учить тебя, так говоря тебе следующее: Я по естеству невыразим, будучи невместим, Неоскудевающ, неприступен, невидим для всех, Неприкосновен, неосязаем и по существу неизменен; Один в единой вселенной и один со всеми Познающими Меня во тьме сей жизни, Но вне всего мира, вне видимых (вещей), Вне чувственного света, и солнца, и тьмы, И места мучения и страшной кары, В которое попали гордые рабы, Злобно поднявшие выю против Меня – Владыки (своего). Я неподвижен, ибо где Меня нет. Чтобы через перемещение я достиг Своего места? Я и приснодвижен безгранично, Ибо куда ты пойдешь искать Меня, чтобы найти Меня там? Небо, как ничто, произведено словом Моим; Солнце, звезды и земля как бы малым поделием для Меня Были, и все прочее также, что видишь ты. Ангелы, видящие славу славы, а не самое естество (Мое), Задолго прежде них произведены Мною. Ибо (лишь) только помыслил Я произвести (Небесные) Силы, И они тотчас предстали, славословя державу Мою. Ты же, седящий в той самой юдоли изгнания, Куда ниспали все первые преступники: То есть Адам и с ним Ева, праматерь твоя, И злой диавол, их обольстивший, Где глубокая тьма, где великий ров, Где змеи, всегда жалящие вас в пяту, Где плач, горе и непрестанное рыдание, Где всякая теснота, безпокойство и печаль, Смерть вместе и тление всех вас содержит, Как ты остаешься спокойным и беззаботным? Как нерадишь, скажи Мне? Как не печешься о злых (делах), которые ты в мире соделал? И не ценишь высоко одного только покаяния? И не стараешься показать его истинным? И не вопрошаешь о нем с великою мольбою? И тщательно не изследуешь, как тебе исправить его, Дабы чрез него по человеколюбию Моему мог Получить ты и великое оставление беззаконий твоих? Но, оставив его, спрашиваешь о том, что превыше естества, Изследуешь то, что на небесах, лучше же и не то (даже), Но испытуешь (самое) естество Мое, Того, Кто произвел, Как сказано, небо и все (прочее), как ничто, И хочешь познать то, что касается Меня, как никто другой не знал. О диво! О произволение человеческое! Ибо хотя и порицал Я тебя, но Я напротив и хвалю тебя, Потому что и ты – Мое дело и творение. Как ты, образованный из земли, из глины и праха, На ней держимый и с нею живущий, Все вменяешь в ничто и даже считаешь как бы тенью? И минуя все, ищешь Меня одного, Желаешь говорить обо Мне, разсказывать про Меня И смотреть на Меня, если возможно, в продолжение всей жизни, Не отведывая ни сна, ни пищи я питья, И не заботясь совершенно об одежде телесной? Но как бы деревьями и пнями, стоящими вдоль пути, Таковым считаешь все славное в мире, Опуская (его), как ничто, на пути жизни, И не обращаясь (вокруг) оком ума И не позволяя душевным очам взирать на (все) это, Но воображаешь Меня и обо Мне одном помнишь, И любишь Меня, как никто из находящихся с тобою? Ибо кто о имени Моем радуется сердцем И возбуждается тотчас к любви и желанию? Кто, услышав многократное упоминание обо Мне, Прослезился от души, имея в мыслях Меня одного? Кто со тщанием взыскал познания и соблюдения Божественных слов или заповедей Моих? Кто счел Меня, как ты, Богом над всеми, И немедленно пожелал служить Мне одному, И ради того родителей и братий и дом, Землю и вместе сродников, и соседей, и друзей Так презрел и так приступил ко Мне, Как бы никогда не видел никого из них И не знал на земле человека в сем мире, Но как бы пришел в некую чужую страну и город, Где все – варвары и говорят на ином языке? Так ты среди близких, знакомых и друзей, Своих и начальников и богатых мира Живешь и настроен, находясь среди них. Но это, считаемое безчувственными пустым и маловажным, У Меня, взирающего на это, велико и высоко. Кто из великих земных властей и владык, Или из утверждающих на Мне (свое) начальствование и царствование, Или из изображающих лицо Моих божественных Апостолов Либо помыслил, либо мог соблюсти то, Чтобы во время исполнения заповеди Моей и закона Как на одного взирать на всех: на сродников и чужих, Богатых вместе и бедных, славных и безславных, На вельмож же вместе с нищими? Какой судья безпристрастно смотрит на грабеж среди них? Если бы Я нашел душу, соблюдшую это в мире, В особенности в настоящем поколении и (в настоящее) время, То Я прославлю (такового) наравне с Апостолами Моими и пророками, И он возсядет со мною в пришествии Моем, Ибо будет судить праведно и тогда, как на земле, И получит славу Судии живых и мертвых. Благо – взыскать этого и прочего с этим, И, сколько есть силы, соблюдать и точно хранить, Не изследуя естества Моего, сыне человеческий, Ни действий Духа Моего Святого, Как Он показывается солнцем и видится звездою, Появляясь где-то вдали и поднимаясь выше гор. Когда же Он скрывается от глаз твоих, То причиняет тебе неутешную скорбь и печаль; И в то время, как ты полагаешь, что Он еще не явился тебе, Он обретается где-то внутри твоего сердца, Неожиданно доставляя тебе и изумление и радость; И так как не показывается тебе (уже) пламенем и не видится сиянием и огнем, То ты удивляешься и изследуешь. – Ибо не полезно тебе это. Итак, веруй, что Я – Cвет совершенно неизобразимый, Весь простой, несложный, нераздельный естеством, Неизследимый и вместе доступный недоступным образом. Ибо поистине Я видим бываю и человеколюбно являюсь, Преобразуясь сообразно восприятию каждого из людей; Не со Мною [впрочем] это бывает, Но видящие так сподобляются Меня видеть, Ибо иначе не могут, не вмещая больше. И поэтому одни и те же иногда видят (Меня) Солнцем, когда имеют ум очищенным, Иногда же звездою, когда окажутся Под мраком и ночью этого тела. Ибо горение любви делает Меня огнем и светом, Потому что когда возжется в тебе уголь любви, Тогда и Я, видя ревность сердца твоего, Оказываюсь в соединении с тобою, и подаю свет И показываюсь как бы огнем, Я – словом создавший огонь. Ибо душевные добродетели являются как бы веществом, Охватывая которые, божественный свет Духа И называется соответственно подлежащему веществу, Ибо собственного имени у людей он не имеет. Поэтому когда человек придет в умиление и прослезится, Тогда и он называется водою, ибо очищает, И соединяясь со слезами, омывает всякую скверну. Когда же плач угасит раздражительность сердца, При его содействии, то он именуется кротостию. Возгораясь же опять против нечестия, Что делается чрез него же, он называется ревностию. Миром же напротив, и радостию, и благостию он именуется, Потому что плачущему подается и то и другое, И он производит в сердце, как бы источник, обильную благодать, От которой изливается всякое сострадание и милосердие, Истекающее вне от души на всех (окружающих), В особенности на желающих каяться и спастися. Ибо (хотя) и всех он милует, но этим и помогает, И содействует, и одобряет, и состраждет во всем, Соединяясь с душевным произволением их; И усматривая в (их) уме красоту покаяния, Приобретает к ним более искреннюю любовь. Смирением же он называется потому, что все мирское, И даже самую душу, и собственное тело, И всякое совершаемое действие человек считает Как бы ничем, вкусив его сладости И узрев неизъяснимую красоту этого света. Зная это, ты отнюдь более не просил бы Меня Говорит о таковых (вещах) или точно изъяснить тебе, Ибо они по природе невыразимы и совершенно неизглаголанны, Для людей неизреченны, неведомы и для Ангелов, И для всякой иной тварной сущности поистине непостижимы. Познай же лучше то, что касается тебя, или гораздо более себя самого, И тогда познаешь, что Я совершенно непостижим, И сопребываю и люблю одних любящих Меня, И всегда горячо помнящих Мои заповеди, И никоим образом не предпочитающих им чего-либо скоротечного, С каковыми, собеседуя, Я и буду сопребывать ныне и во веки. Аминь.

 

Гимн сорок первый

О Троица Создательница всех, о Единица начальнейшая! О Боже мой единый, единым по естеству неописуемый, Непостижимый в славе, неизъяснимый в делах, Существо неизменное, о Боже – жизнь всех! О превысший всех благ, о Начало безначального Слова, Пребезначальный Боже мой, Который никоим образом не произошел, Но был не имеющим начала, как найду я всего Тебя, Носящего меня внутри? Кто даст мне удержать Тебя, Которого и я ношу внутри себя? Как Ты и вне тварей, И напротив внутри их, (если) Ты – ни внутри ни вне? Как неуловимый, Я не внутри, а как уловимый, не вне нахожусь; Будучи же неограничен, – ни внутри ни вне. Ибо Творец внутри чего (может быть), или же вне чего, скажи мне? Я все ношу внутри, как содержащий всю тварь, А нахожусь вне всего, будучи отделен от всего. Ибо Творец тварей как не будет вне всего? Существуя прежде всего и наполняя все, как исполненный [всем], Как не буду (существовать) Я, и создав (все)? Пойми, о чем Я вещаю тебе. Создав всю тварь, Я отнюдь не переменил места И не соединился с созданиями. (Если) же Я неограничен, То где, скажешь ты, нахожусь Я когда-либо, не телесно, говорю тебе, Но, пойми Меня, мысленно? Ища же Меня духовно, Ты найдешь Меня неограниченным, а потому опять – нигде, Ни внутри, ни вне, хотя и везде во всем, Безстрастно и неслиянно, а потому вне всего, Так как Я был прежде всего. Но оставим всю эту тварь, Какую видишь ты, потому что она не причастна разума (слова), И справедливо не имеет близости к Слову, Будучи лишена всякого ума. Итак, сродное животное дадим Слову премудрости, дабы как ум к премудрости И слово сродно и близко к Слову, Превыше слова; (так) и это создание имело благое общение С Создателем, как являющееся по образу Создателя И по подобию. Какое же это я разумею животное? Я сказал тебе, конечно, о человеке, словесном (разумном) среди безсловесных, Так как он двояк из двух: чувственного и умопостигаемого. Он один среди тварей знает Бога; Для него же одного в силу ума Бог уловим неуловимо, Видится невидимо и держится недержимо. Как (это) уловимо и неуловимо? И как в смешении без смешения? Каким образом, скажи и изъясни мне это? – Как изъясню я тебе неизъяснимое? Как изреку неизреченное? Однако внимай, и я скажу. Солнце испускает лучи, – я говорю тебе о чувственном солнце, Ибо другого ты еще не увидел; итак, ты смотришь на лучи его, И они уловимы для глаз твоих; свет же очей твоих Пусть будет соединен с твоими очами. Теперь ответь мне на вопрос: Как свет твой соединен с лучами? В несмешанном ли смешении, или они слились друг с другом? Знаю, ты назовешь (их) и не смешанными и признаешь смешанными. Свет этот – скажи мне – и уловим, когда глаза открыты И хорошо очищены; но он же, если ты закроешь (их), Тотчас и неуловим: в слепых он не пребывает, Зрячим же соприсутствует; когда же заходит, то и последних Оставляет как бы слепыми, ибо ночью человеческие Глаза не видят. Итак, выглядывая чрез них, душа Видит, свет. А когда нет света, Она находится совершенно как бы во тьме; когда же восходит он, Тогда она видит, во-первых, свет, а во свете и все (прочее). Но имея свет, ты [собственно] не имеешь, ибо потому и имеешь, что видишь. Не будучи же в состоянии удержать или взять его руками своими, Ты отнюдь не думаешь, что нечто имеешь. Ты простираешь свои ладони, Их освещает солнце, и ты думаешь, что держишь его. Я утверждаю, что (тогда) ты имеешь его; вдруг ты снова сжимаешь их, Но оно неудержимо, и таким образом ты опять ничего не имеешь. Простое просто удерживается, но его нельзя сжать, удержавши. Хотя и телом по природе мыслится этот свет Видимого солнца, однако он неделим. Итак, скажи мне, как бы ты ввел его в дом свой? Как возможешь удержать, как удержишь неуловимое? Как все его приобретешь, отчасти или всецело? Как часть его получишь и в недре сокроешь? Конечно, скажи мне, (это) никоим образом и никогда невозможно. Итак, если природу того, о котором говорю я, и (которое) Творец повелением Произвел, как светильник, чтобы оно светило всем в мире, Ты совершенно не можешь изречь или изследовать, Каким образом оно есть тело, – не безтелесно же оно, разумеется? Как оно уловимо неуловимым образом и как смешивается без смешения? Как чрез лучи видимо бывает и освещает тебя ими? То, на которое если ты ясно посмотришь на все, то оно скорее ослепит тебя; Даже и о свете очей твоих ты затруднишься сказать мне, Как без другого света он совершенно не может видеть? А соединяясь со всяким светом, видит все, как свет; Отделяясь же от (других) светов, он пребывает, совершенно безстрастным, Так же как и соединяясь со светом, весь светом бывает; И это соединение их невыразимо и неслиянно, Подобно же и отделение неуловимо; – То как же [можно] всецело изследовать природу Творца всех? Как изречь мне? Как выразить? Как посредством слова представить? Воспринимай все верою, ибо вера не сомневается; Вера поистине не колеблется. Однако, как говорю я, Он есть все, Ясно говорю тебе – все и никоим образом ничто из всего. Творец всего есть Божественное естество и Премудрость; И как ведь не будет во всем то, что есть ничто из всего? Будучи же причиною всего, Он везде есть во всем, И весь все наполняет по существу и по естеству, Равно и по ипостаси Бог везде есть, Как жизнь и податель жизни. И в самом деле произошло ли что-либо, Чего Сам Он не произвел, (вплоть) до комара, согласись со мною, И паутины паука? Ибо откуда, скажи, таковою Тканью снабжается тот, кто не прядет, но неутомимо Каждый день выпрядает, будучи мудрее рыбаков И всех птицеловов? Распростирая свои нити И издали завязывая их, он среди них, наконец, Как бы сеть, тчет на воздухе западню; И сидя, сам поджидает добычу, Не поймается ли откуда-либо попавшее нечто крылатое. Итак, Тот, Кто простирается промыслом даже до всего этого, Как не есть во всем? Как не находится со всеми? Подлинно Он и среди всего есть и вне всего, Подлинно, Сам будучи светом, куда бы Он скрылся, наполняющий все? Если же ты не видишь Его, то познай, что ты слеп И среди света весь наполнен тьмою. Ибо Он видим бывает для достойных, видится же не вполне, Но видится невидимо, как один луч солнца; И уловимым для них бывает, будучи по существу неуловим. Луч ведь видится, солнце же скорее ослепляет; И луч его уловим для тебя, как сказали мы, неуловимо. Поэтому я говорю: кто даст мне то, что я имею? То есть кто покажет мне все то, что я вижу? Ибо луч я вижу, но Солнца не вижу. Луч же не солнцем ли для тебя и кажется и видится? Видя его, я желаю увидеть и всего Родителя (его). Таким образом, видя, я опять говорю: кто покажет мне то, что я вижу? И наоборот, имея лучи все внутри дома, Я снова говорю: где найду я источник лучей? Луч же с своей стороны другим источником во мне ясно является. О необычайное чудо чудес! Солнце вверху блистает, Луч же солнца напротив – на земле другим солнцем для меня Является, и освещает поистине подобно первому, И это есть второе (солнце); имея его, я и говорю, что имею; Но созерцая точно также это другое солнце вдали от себя, я кричу: Кто даст мне того, кого я имею? Ибо они не отделены друг от друга, Но и совершенно неразлучны и разделены несказанно. По сравнению со всем много ли я имею? – зерно одно или искру, И желаю получить все, хотя и все, конечно, имею. О чем это по сравнению со всем ты говоришь мне? Как над неразумным ты глумишься; Перестань глумиться надо мною и не говори: но я все имею, Хотя отнюдь ничего не имею. – Удивляюсь, как или к чему ты говоришь (это)? Послушай, снова скажу я: помысли о великом море И нарисуй в уме моря морей и бездну бездн. Итак, если ты стоишь [лицом] к ним На морском берегу, то, конечно, ты скажешь мне, что хорошо Видишь воду, хотя всю отнюдь не видишь. Ибо как бы ты увидел всю (воду), когда она без предельна для глаз твоих И неудержима для рук твоих? – Сколько видно тебе, конечно, (столько) и видишь ты. Если бы кто спросил тебя: видишь ли ты все моря? Никоим образом, ответишь ты. А держишь ли все (их) в горсти? Нет, скажешь ты, ибо как могу я (держать их)? Но если бы он снова спросил тебя: Не вполне ли ты видишь их? – Да, скажешь ты, нечто немногое вижу И держу морскую воду. Итак, в то время, когда Ты держишь руку в воде, имеешь в руке своей и все В совокупности бездны, ибо оне не разделены друг от друга; И не все, но лишь немного (воды). Итак, по сравнению со всеми много ли ты имеешь? Как бы каплю одну, скажи; но всех (бездн) ты не имеешь. Так и я говорю тебе, что, имея, я ничего не имею. Я нищ, (хотя) и вижу лежащее предо мною богатство; Когда я насыщусь, (тогда) голоден; когда же беден, (тогда) богат; Когда пью, (тогда) жажду; и питье весьма сладко; Одно вкушение (его) тысячекратно утоляет всякую жажду. И я всегда жажду пить, пия совершенно без насыщения; Ибо желаю удержать все и выпить, если бы возможно было, Все вместе бездны; но так как это невозможно, То я всегда жажду, говорю тебе, хотя в устах моих Всегда находится вода, текущая, изливающаяся и омывающая. Но, видя бездны, я вовсе не думаю, что пью нечто, Желая удержать всю (воду); и обильно опять имея Всю всецело в руке своей, я всегда нищ, Имея с малым (количеством) всю, конечно, в совокупности (воду) Итак, море – в капле, и в ней же опять бездны Бездн в совокупности Поэтому, имея одну каплю, Я имею все в совокупности (бездны). Капля же эта опять, Которую, говорю тебе, приобрел я, вся нераздельна, Неосязаема, совершенно неуловима, неописуема также, Неудобозрима вовсе, или она и есть Бог весь. Если же так и такова для меня эта Божественная капля, То могу ли я думать, что всецело имею нечто? Поистине, имея, я ничего не имею. Скажу тебе снова об этом иначе: (вот) с высоты светит солнце; Входя в лучи (его), лучше же обладая лучами, Я бегом поднимаюсь вверх, (чтобы) приблизиться к солнцу. Когда же, достаточно приблизившись, я думаю прикоснуться, Луч ускользает из рук моих, и я тотчас ослепляюсь, И лишаюсь того и другого, и солнца и лучей. Ниспав с высоты, я сижу и опять плачу, Ища прежнего луча. Итак, когда я нахожусь в таком состоянии, Он (луч), вес мрак ночи разнявши, ко мне, Как вервь, с высоты небесной нисходит. Я тотчас хватаюсь за него, как за уловимый, и сжимаю, (чтобы) удержать, Но он неудержим; однакоже неуловимо Я держу его и иду вверх. Итак, когда таким образом восхожу я, И лучи совосходят (со мною). Превосходя небеса И небеса небес, я опять вижу солнце. Оно гораздо выше их, но бежит ли оно, не знаю, Или стоит, – не ведаю. Дотоле я иду, дотоле бегу, И между тем не могу достигнуть Когда же я превосхожу высоты высот И бываю, как мне кажется, превыше всякой высоты; Лучи (вместе) с солнцем исчезают из рук моих, И я, падая, несчастный, тотчас низвергаюсь во ад. Таково дело, таково делание у духовных. У них непрестанный бег сверху вниз и снизу вверх: Когда упал, тогда бежит, когда бежит, то стоит; Склонившись весь книзу, весь есть вверху, Обтекая же небеса, снова утверждается внизу. Начало этого течения конец есть, конец же – начало. Совершенствование безконечно, начало же это – опять конец. Как же конец? – Как сказал богословски Григорий: Озарение есть конец (предел) всех вожделевающих, И божественный свет – упокоение от всякого созерцания. Поэтому достигший видения его упокоивается от всего, И отделяется от тварей, ибо он видит Творца их. Видящий Его вне всего есть, один с Единым, Ничего из всего не видя. Да молчит же то, что в нем, Ибо оно неясно видится и отчасти познается. Итак, ты поражен, услышав о том, что внутри видимого. Если же ты поражен этим, то как не покажусь я тебе баснословом, Изъясняя тебе то, что вне [видимого]? Ибо совершенно неизреченны И невыразимы вовсе Божественные (вещи) и то, что в них. Да и (настоящее) слово разве (может быть) любовию принуждаемо говорить О вещах Божественных и человеческих? Поэтому, оставив Божественныя (вещи) И поведав тебе нечто из своих [переживаний], я в этом слове покажу тебе Путь и закончу. Познай себя, что ты двояк, И двоякие имеешь очи, чувственные и умные, Так как два есть солнца и два также света, Чувственный и умный. Если ты видишь их, как и создан ты В начале, то будешь человеком, если же чувственное видишь, А умного Солнца – отнюдь нет, то ты полумертв, конечно. Полумертвый же и мертвый во всем бездействен. Ибо если бездействен всяк не видящий чувственно, То не тем ли более не видящий умного света мира? Он мертв и хуже мертвого: мертвый (ничего) не чувствует, Но какое мучение будет иметь умерший чувством? Лучше же (сказать) он будет как бы вечно умирающим в муках. Но видящие Творца разве не пребывают живыми вне всего? Ей, они и вне всего живут и среди всего суть, И видимы бывают всеми, но не для всех видимы. Ощущая настоящее, хотя и находятся они среди всего, Но бывают вне всего, являясь превыше чувства к нему; Сочетавшись с невещественным, они не ощущают чувственного, Ибо очи (их хотя) и видят, но с нечувственным ощущением. Каким образом? Скажи мне, скоро скажи. – Как видящий огонь не обжигается, Так и я вижу нечувственно. Ты видишь огонь, каков он, И пламя, конечно, видишь, но не чувствуешь боли; Но ты находишься вне его, и видя, не обжигаешься; Однако видишь с ощущением. То же самое, пойми меня, испытывает И видящий духовно, ибо ум (его), созерцая все, Разсуждает безстрастно. Какую дивную красоту видит он! Но без похоти. Итак, огонь есть красота, Прикосновение – похоть: если ты не коснешься огня, Как почувствуешь боль? – Никоим образом. Точно также и ум, пока не возымеет худого желания, видя золото, Будет смотреть (на него) совершенно как на грязь, и на славу не как на славу, Но как на один из воздушных призраков, И на богатство – как на (сухие) деревья в пустыне, Долу лежащие (вместо) ложа. Но зачем пытаюсь я все это Разсказывать и изъяснять? Если опытом не постигнешь, То не можешь познать этого. Недоумевая же в познании, будешь говорить: Увы мне, как не знаю я этого! Увы мне, скольких благ я лишаюсь В неведении! И будешь стараться познать это, Дабы называться гностиком (ведущим). Ибо если себя самого ты не знаешь, Какого рода и каков ты, то как познаешь Творца? Как наименуешься верным? Как даже человеком назовешься, Будучи волом, или зверем, или подобным какому-либо безсловесному животному? А то и хуже его будешь, не ведая Создавшего тебя. Кто, не зная Его, посмеет сказать, что он разумен, Не будучи (таковым)? Ибо как (разумен) тот, кто лишен разума? Лишенный же разума (слова) находится в разряде безсловесных. Но упасенный людьми, он всеконечно будет спасен. Если же не желает, но удаляется в горы и ущелья, То добычею зверей будет, как заблудший ягненок. Это делай и (об этом), чадце, заботься, да не отпадешь.

 

Гимн сорок второй

Господи Боже наш, Отче, Сыне и Душе, Ты по образу безвидный, для созерцания же прекраснейший, Своею неизъяснимою красотою помрачающий всякое видение, Прекрасный превыше зрения, ибо Ты превосходишь все, Безколичественный в количестве, видимый для тех, кому Ты изволишь, Сущность пресущественная, неведомая и Ангелам; Ибо бытие Твое они познают из действий Твоих. Ведь Ты наименовал Себя Самого Богом поистине сущим (Исх.3,14); Это мы и зовем сущностью, называем ипостасию, Воипостасным именуя Того, Которого никто никогда не видел, – Триипостасного Бога, единое безначальное Начало. Иначе же как посмеем мы назвать Тебя сущностью, Или прославлять в Тебе три раздельных ипостаси? И каково соединение (их), – кто совершенно уразумеет? Ибо если Отец в Тебе, и Ты во Отце Твоем, И от Него происходит Святой Дух Твой, И Сам Ты, Господи, – Дух Твой, Дух же Господом назван и Богом моим, И Отец Твой есть и называется Духом; То никто однако ни из Ангелов, ни из людей никогда не видел, Ни созерцал этого, ни образа не познал; (Да и) как изречь (это)? Как выразить? Как дерзнуть наименовать: отделением, Или соединением, иди слиянием, или смешением, или растворением? Как едино (назвать) тремя, три же – единым? И поэтому, Владыко, на основании того, что Ты сказал И чему научил, всяк верный верует и славословит державу Твою, Так как все в Тебе совершенно непостижимо, Неведомо и невыразимо для созданий Твоих. Ибо недомысленно уже бытие Твое, Так как Ты существуешь несозданным, равно как и родил Ты (несозданно). Да и как созданный уразумеет образ бытия Твоего? Или рождения Сына Твоего, Бога и Слова, Или исхождения Божественного Духа Твоего, Чтобы и соединение Твое он познал, и разделение уразумел, И точно изучил вид Твоей сущности? Никто еще не увидел ничего Твоего из того, о чем я сказал. Ибо невозможно Богу быть иным по естеству, Чтобы и Твоего естества можно было изследовать Сущность, вид и образ, и ипостась также. Но Ты Сам в Себе Самом существуешь один только Бог Троица, Один зная Себя Самого, Сына Твоего и Духа И Ими одними знаемый, как соестественными. Прочие же, как бы лучи чувственного солнца, И [то если] они добре видящие и ясно зрячие, Сидя внутри дома, видят входящие, Солнца же этого совершенно не видят; Так свет славы Твоей, так озарения (Твои), И их (даже) гадательно, очищенным умом Сподобляются видеть от души Тебя ищущие. Тебя же (Самого), каков Ты по существу и какого рода, Или как Ты родил однажды, или вечно рождаешь И не отделяешься от рождаемого от Тебя, но Он Весь есть в Тебе, весь все наполняя Божеством; Ты же, Отец, весь пребываешь в Самом Сыне И имеешь исходящего от Тебя Божественного Духа, Всеведущего и (все) исполняющего; как Бог по существу, И Он не отделяется от Тебя, ибо от Тебя истекает (Ты – источник благ, всякое же благо – Сын Твой, Чрез Духа уделяющий их всем достойно, Благоутробно и человеколюбно, и Ангелам и человекам), Никто (говорю) никогда ни из Ангелов, ни из людей не увидел Или не познал бытия Твоего, ибо Ты – несозданный. Все же (прочее) Ты произвел, и может ли оно знать, Как Ты рождаешь Сына Твоего и как всегда источаешь? И как происходит от Тебя Дух Твой Божественный? И Ты отнюдь не рождаешь когда-либо, родив, конечно, однажды, Ни источая, Ты не потерпел оскудения или умаления, Ибо Ты пребываешь преисполненным, неоскудевающим превыше всего, Весь во всем мире, видимом и мысленном, И наоборот вне их находишься, Боже мой, Совершенно не допуская ни приращения, ни убавления, Весь хотя и недвижимый, всегда так пребывая, Но действиями Ты всегда приснодвижен. Ибо и Ты – Отец имеешь непрестанное делание, И Сын Твой соделывает спасение всех, И промышляет, и усовершает, и содержит, и питает, Животворит и возрождает Духом Святым. Ибо что видит Сын Отца творящим, То и Сам также совершает, как сказал Он (Ин.5,19). Таким образом, будучи и недвижим и как-то приснодвижен, Ты ни движешься, ни стоишь, ни сидишь наоборот; Но, всегда сидя, совершенно всегда стоишь; Стоя же, напротив весь всегда движешься, Никогда не переходя, ибо куда Ты уйдешь? Все, как сказано, наполняя и будучи превыше всего, В какое иное место или страну перейдешь Ты? Но ты и не стоишь, ибо Ты безтелесен. Простой, все наполняющий, совершенно неизобразимый, Невещественный, неописанный, Ты весь непостижим; И как скажем мы, что Ты сидишь, или наоборот, что Ты стоишь? Как станем утверждать, что Ты возседаешь или на каком престоле, Когда в руке (Своей) Ты содержишь небо и землю, И все, что под землею, Твоею же держится силою? Какой престол вместил бы (Тебя) или какого рода храмина? Или как или где она построена? Или на каких основаниях, На каких столбах поднимается? – кто совершенно уразумеет (Тебя)? Горе людям и всякой тварной природе, Дерзающей изследовать таковое о Боге, Прежде чем не будет она озарена, просвещена, прежде чем не узрит Божественных (вещей), И не сделается созерцательницей таинств Христовых. Которых даже Павел, увидев, совершенно не мог высказать. О Самом же Боге он не удостоился ничего большего услышать, Уразуметь или совершенно научиться, Кроме того, что Он есть сущий Бог всех и Создатель, Творец и Податель всех произведенных (вещей). Мы же, несчастнейшие, заключенные во тьме, И совершенно будучи тьмою чрез наслаждение удовольствиями, И не знающие самих себя, как и каким образом одержимы бывают Погребенные страстями, слепые и мертвые, Изследуя истинно Сущего, безначального, несозданного Бога, Единого бессмертного и для всех невидимого, Говорим о Боге, как точно знающие, Будучи (сами) удалены от Бога. Ибо если бы соединились с Ним, то никогда не дерзали бы Говорить о Нем, видя, что все у Него Неизреченно и непостижимо; И не только касающееся Его (Самого), но и Дел Его в большей части неведомо для всех. Ибо кто бы изъяснил (даже) то, как Он образовал меня от начала? Какими руками взяв персть, Он – совершенно безтелесный, И как не имеющий уст, подобно нам, вдунул в меня (дыхание)? И как я стал душою безсмертною (Быт.2,7)? Скажи мне, как из брения (образовались) кости, нервы, Мясо, жилы, кожа, волосы, Глаза и уши, губы и язык? Как голосовые органы и твердые зубы Чрез дыхание внятно образуют членораздельную речь? Из сухого и влажного, теплого и холодного вещества, Чрез смешение противоположных (стихий), Он соделал меня живым (существом). Итак, как ум связан с плотью, и как плоть Срастворена с невещественным умом без смешения и слияния? Ум же и душа, не смешиваясь, произносят Внутреннее слово для людей, и остаются такими же Нераздельными, неизменными и совершенно неслитными. Итак, зная, братие, что это неизъяснимо И для всех непостижимо – то, что касается нас, Как не трепещем мы изследовать Того, кто из несущего Сотворил нас таковыми, или помышлять и говорить О том, что превыше слова и превыше ума нашего? Итак, будучи тварями, убойтесь же Творца И изследуйте одни только заповеди Его; Старайтесь соблюдать их изо всей вашей силы, Если хотите сделаться и наследниками той жизни. Если же вознерадите о Его повелениях, И презрите волю Его, как сказал Он, И не поверите Ему по одному, конечно, слову; То ни слава, ни достоинство, ни богатство мира сего, Даже ни знание буее внешних наук, Ни сочинение, ни составление красноречивых слов, Ни что другое из земных дел и вещей Не принесет (вам) никакой пользы тогда, Когда все и всех будет судить Бог мой. Но то слово Владыки, которое мы презрели, Станет тогда пред лицом каждого в отдельности И осудит всякого, не сохранившего его. Ибо оно не слово праздное, но живое слово Бога Живого и пребывающего во веки веков. Итак, суд будет [происходить] так, как сказал Он, Когда заповедь одновременно, увы мне, встретит И обличит верного и совершенно неверного, Покорного и непокорного словам Владыки, Того, кто был старательным, и нерадивого. И таким образом отделены будут неправедные от праведных, Непокоривые от совершенно послушных Христу, Любящие ныне мир сей от боголюбцев, Жестокосердные от благосердных, и от милостивых Немилостивые; и станут все они вместе Обнаженными от богатства, чести и власти, которыми Насладились в мире, и сами себя, увы мне, осудят, Став самосудьями дел своих; И услышат: отыдите, малые и великие, Не покорившиеся Мне Владыке – Человеколюбцу. Какового праведного осуждения да избавимся мы, Владыко, И да улучим часть овец Твоих, Слове, Туне, как не имеющие надежды спасения От дел и осужденные, ныне и во веки.

 

Гимн сорок третий

Свет – Отец, свет – Сын, свет и Дух Святой. Смотри, что говоришь ты, брате, смотри, чтобы не погрешить. Ибо Три суть один Свет, один не разделенный, Но соединенный в трех Лицах неслитно. Ибо Бог весь неразделен естеством, И существом поистине превыше всякой сущности. Не разделяется Он ни силою, ни образом, ни славою, Ни видом, ибо весь Он простой и созерцается (как) свет. В Них Лица – едино, три Ипостаси – едино, Ибо Три в Едином, лучше же Три Едино. Три Эти – одна сила, Три – одна слава, Три – одно естество, существо и Божество. Они и суть единый Свет, (Который) просвещает мир, Не этот видимый мир, да не будет, Так как не познал Его и не может познать Сей видимый мир, ни друзья мира, Ибо любяй мир сей враг Божий бывает (Иак.4,4); Но человека, которого Сам Он сотворил по образу Своему и по подобию, мы называем миром, Потому что он украшается добродетелями, господствует над земными (тварями), Подобно тому как и (Сам) Он имеет власть над вселенной, И царствует над страстями – это и есть то, что по образу – И покоряет демонов, виновников зла, Попирая великого древнего дракона, Как ничтожную птичку. А каким образом – послушай, чадо. Князь этот, падший чрез лишение света, Тотчас оказался во тьме, и со всеми Вместе с ним падшими с неба (духами) находится во тьме, И в ней, во тьме, говорю, царствует над всеми Держимыми в ней бесами и людьми. Всякая душа, не видящая света жизни, светящего И днем и ночью, мучима им бывает, Уязвляема, томима, восхищаема и связываема, И повседневно искалывается стрелами удовольствий, Хотя и мнит, что сопротивляется и не падает. Но в поте [лица], с одним великим трудом и подвигом Она всегда ведет с ним непримиримую брань. Всякая же душа, видящая божественный свет, От которого он ниспал, презирает его, И будучи осияваема самим неприступным Светом, Попирает этого князя тьмы, как листья, Ниспадшие на землю с высокого дерева; Ибо силу и власть он имеет во тьме, Во свете же делается совершенно мертвым трупом. Слыша же о свете, внимай, о каком свете говорю я тебе. Не подумай, что я говорю об этом солнечном свете, Ибо во свете его ты видишь многих людей, Согрешающих, как и я, ужасно бичуемых, Падающих и испускающих пену среди дня, И невидимо страждущих от злых духов. И хотя светит солнце, но никакой от него больше Пользы не бывает тем, которые преданы бесам. Итак, я говорю тебе не о свете чувственного солнца, Ни о дневном, да не будет, отнюдь ни о светильничном, Ни о свете многих звезд и луны, Вообще не о сиянии видимой красоты Я разъясняю тебе, что оно всецело имеет такое действие света. Ибо чувственные светы освещают и озаряют Одни только чувственные очи, давая видеть Только чувственное, а не мысленное, разумеется. Поэтому все, видящие только чувственное, Слепы умными очами сердца. Умные же очи умного сердца И освещаться должны умным светом. Ибо если имеющий телесные зеницы угасшими Весь омрачен и не знает, где находится; То насколько же более тот, у кого слепо око души, Омрачен будет и телом и в действии, Да и духом не будет ли почти омертвевшим? Итак, точно уразумей, о каком свете я говорю тебе. Ибо не о вере говорю я тебе, ни о совершении дел, Ни о покаянии, ни о посте, конечно, Ни о нестяжании отнюдь, ни о мудрости, ни о знании, Даже ни о науке, ибо ничто из этого не есть Свет ни отблеск того света, о котором говорю тебе; Ни внешнее благоговение, ни наружность Смиренная и простая, ибо все это деяния И исполнение заповедей, если оне хорошо совершаются И исполняются, как Сам Создатель заповедует, То многообразно изливаются слезы, (Которые) или полезны бывают или наоборот вредны; Покамест сами по себе, они совершенно безполезны. Бдение же не есть, конечно, только (дело) монахов, Но и вообще людей занятых делами. Женщины – ткачихи, золотари и медники Более бодрствуют, нежели весьма многие монахи. И поэтому мы говорим, что ничто из всех этих Добродетельных деяний не называется светом. Поэтому и собранные во едино все деяния И добродетели без исключения не суть божественный свет, Ибо все человеческие деяния далеки от него. Впрочем и эти деяния, совершаемые нами, Называются нашим светом для живущих во зле, Наставляя и их добру (Мф.5,16); И та тьма, которая находится во мне и ослепляет меня, Бывает светом для ближнего и светит для видящих. И чтобы ты не подумал, что я говорю тебе (нечто) невероятное, Послушай, я скажу тебе и решение загадки: Положим, я пощусь ради тебя, чтобы явиться постящимся, И хотя этот рожон в глазах моих является Как бы бревном, конечно, воткнутым в них посредине (Мф.7,3-5), Но ты просвещаешься, видя меня (постящимся), если не осуждаешь меня, Но совершенно порицаешь себя, как чревоугодника, Ибо этим ты наставляешься к воздержанию чрева И явственно научаешься презирать наслаждение. (Или) еще – одевшись в худую и оборванную (одежду) И ходя везде в одном хитоне, я думаю Снискивать славу и похвалу от видящих меня И казаться для них как бы другим, новым апостолом, И (хотя) это бывает для меня причиною всякого вреда И поистине тьмою и густым облаком в душе моей, Но видящих меня просвещает и научает Презирать уборы и богатство И одеваться в простую и грубую одежду, Что и есть поистине апостольское одеяние. Так и все прочие добродетельные деяния Суть действия вне света, дела без луча. Ибо, будучи собраны вместе, как раньше сказал я, И соединены воедино, добродетельные деяния – Ежели (это) и возможно в человеке – Подобны светильнику, лишенному света. В самом деле, как нельзя называть огнем одни уголья, Даже и (горящие) еще уголья, или пламенем – дрова, Так ни вся вера, ни дела, ни деяния, Ни исполнение заповедей недостойны называться огнем, пламенем Или божественным светом, ибо в действительности они не суть (свет). Но так как они могут воспринять этот огонь, приблизиться к свету И возжечься чрез неизреченное соединение, То это и служит похвалою и славою добродетелей. И ради этого всякое подвижничество и всякие деяния Совершаются нами, чтобы мы, как свеча, приобщились Божественного света, когда душа, как один воск, Вся предлагается неприступному свету; Лучше же подобно тому, как бумага обмакивается в воске, Так и душа, утучненная всякими добродетелями, Вся возжется от него, насколько возможет увидеть, Насколько вместит ввести в свою храмину. И тогда, просвещаясь, добродетели, как приобщившиеся Божественного света, и сами называются светом, Лучше же и они суть свет, срастворившись со светом; И (как) свет, просвещают самую душу и тело И поистине светят, во-первых, тому, кто стяжал (их), А затем и всем прочим, находящимся во тьме жизни. Каковых просвети, Христе, Духом Всесвятым И соделай наследниками Царства Небесного, Со всеми святыми Твоими ныне и во веки.

 

Гимн сорок шестой

Что это соделано Тобою во мне, О всевиновный Боже и Царю? Ибо что мне сказать или что помыслить? Хотя и велико видимое мне чудо, Но оно неведомо и невидимо для всех. Какое же это (чудо)? – Cкажи мне. Достоверно скажу: Тьмою и тенью, чувственным и чувством, Вещественною тварью, кровью и плотию Держим я, несчастный, и (с ними) смешан, Спасителю, Находящегося же в них несчастно и жалостно, Меня обнимает ужас, когда я хочу сказать [о том чуде]. Я вижу умно, но где, что и как – не знаю. Ибо совершенно невыразимо, как я [вижу]. Где же [вижу] – это, думается мне, и известно и не известно: Известно потому, что во мне (нечто) видится, И наоборот вдали показывается; Однакоже и неизвестно, так как оно вводит меня В (некое) место, никоим образом и совершенно нигде (не находящееся), И производит во мне забвение чувственного, И обнаженным от всего вещественного и видимого И (даже) от тела вне изводит меня. Что же производит во мне это, Что и вижу я, сказал, и не могу высказать? Однако слушай и уразумеешь эту вещь. Итак, она совершенно недержима для всех, А для достойных и уловима, и сообщима, И преподаваема, быв совокуплена неуловимо, И соединена с чистыми неслитно, И срастворена в несмесном смешении – Вся со всеми непорочно живущими. Она светит во мне наподобие лампады, Скорее она видится сперва на небе, Будучи неизмеримо выше небес, Видится весьма неясно, незримо; Когда же я с трудом взыщу (ее) И неотступно стану просить, чтобы возсияла, То она или яснее видится там же, Отделяя меня от дольнего И неизреченно соединяя со светлостию ее, Или вся сполна внутри меня показывается, (Как) шаровидный, тихий и божественный свет, Безъобразный и безвидный, во образе безъобразном Видимый и говорящий мне следующее: Зачем ты ограничиваешь Мое присутствие небесами И там ищешь Меня, думая, что Я (там) обитаю? Зачем полагаешь, что Я нахожусь на земле И разглашаешь, что Я пребываю со всеми, Определяя, что Я везде нахожусь? Итак, это "везде" приписывает Мне величину, Но Я совершенно не нмею величины, Ибо знай, что естество Мое превыше величины; А то "на земле" показывает ограничение, Но Я, конечно, совершенно неограничен. Ты слышал ведь, что Я пребываю со святыми, Сам весь существом (Своим) ощутительно, Чрез созерцание и даже приобщение, Со Отцом Моим и Божественным Духом, И явно почиваю в них? Итак, если ты скажешь, что Мы вместе сопребываем в каждом, То сделаешь (из Нас) многих, разделив на многих; Если же скажешь, что один, то как один и тот же в каждом, Лучше же как этот один и вверху и внизу? Как один и тот же будет сопребывать со всеми? Как все исполняющий будет обитать в одном? Находясь же в одном, как будет и все наполнять? Послушай о неизреченных таинствах неизреченного Бога, (Таинствах) предивных и совершенно невероятных. Есть Бог истинный, поистине есть. Это исповедуют все благочестивые. Но Он ни что не есть из того, что мы вообще знаем, Даже ни что из того, что знают Ангелы. В этом [мире] Бог, говорю, ни что не есть, Ни что из всего, как Творец всего, Но превыше всего. Ибо кто бы мог сказать, Что есть Бог, то есть чтобы сказать, Что Он есть то-то или то-то? я совершенно не знаю, Какой Он, каков, какого рода или Он различен. Итак, не знал Бога, каков Он По образу и виду, по величине и красоте, Как я изъясню Его действия: Как Он видится, будучи невидим для всех? Как пребывает со всякой тварной природой? Как обитает во всех святых? Как наполняет все и нигде не наполняется? Как Он превыше всего и везде находится? Ведь этого никто совершенно не может сказать. Но о Ты, Которого никто из людей совершенно не видел, О Всецарю, единый преблагоутробный, Благодарю Тебя от всего сердца своего, Что Ты не презрел меня, во тьме долу Лежащего, но коснулся меня Своею Божественною рукою, Увидев которую, я тотчас возстал, радуясь, Ибо она сияла светлее солнца. Я старался удержать ее, несчастный, Но она тотчас исчезла из глаз моих. И я снова весь оказался во тьме, Упал на землю, плача и рыдая, Валяясь и тяжко вздыхая, Желая снова увидеть Твою Божественную руку. Ты простер ее и явился мне яснее, И я, обняв, облобызал ее. О благость, о великое благоутробие! Творец дал (мне) поцеловать руку, Содержащую все (Cвоею) силою. О дарование, о неизреченный дар! И снова Создатель взял ее обратно, Испытывая, конечно, произволение мое, Люблю ли я ее и ее Подателя, Презираю ли все, предпочитал ее, И пребываю ли в любви к ней. Я тотчас оставил мир и то, что в мире, Закрыл все вместе чувства: Очи, уши, ноздри, рот и уста, Умер для всех сродников и друзей, Ей, поистине я умер волею, И взыскал одну только руку Божию. Она же, увидев, что я так сделал, Тайно коснувшись руки моей, взяла (ее) И повела меня, находящегося среди тьмы. Ощутив (это), я с радостию последовал: Быстро бежал я ночью и днем, Шествуя бодро и со усердием. Идя же, напротив я был недвижим, И тогда более успевал (простираться) вперед. О таинства, о победные награды, о почести! Когда таким образом я бежал среди ристалища, Та неизреченная рука (Божия) настигла (меня) – Так как мой святой отец молился – И коснувшись жалкой головы моей, Дала мне венец победы, Лучше же (сама) она стала для меня венцом. Видя ее, я ощутил неизреченное веселие, Неизреченную радость и благодушие. Ибо как (мне было) не (радоваться), победив весь мир, Посрамив князя мира сего И от руки Божией Божественный венец, Лучше же саму руку Владыки всех Получив, о чудо, вместо венца? Изливая свет, она виделась мне невещественно, Непрестанно и невечерне. Она простирала мне как бы сосец И сосать молоко нетления Обильно давала мне, как сыну Божию. О сладость, о неизреченное наслаждение! Она и чашею Божественного Духа И безсмертного потока сделалась для меня, От которой причастившись, я насытился тою пищею Небесной, которою одни Ангелы Питаются и сохраняются нетленными, (Являясь) вторыми светами чрез причастие первого (Света). Так и мы все Божественного и неизреченного Естества соделались причастниками, Чадами Отца, братиями же Христа, Крестившись Всесвятым Духом. Но, конечно, не все мы познали благодать, Озарение и приобщение, потому что не (все) Таким образом родились, но это едва Один из тысячи или десятка тысяч Познал в таинственном созерцании; Все же прочие дети – выкидыши, Не знающие Родившего их. Ибо как дети, крестившись водою Или и огнем, совершенно не ощущают (того); Так и они, будучи мертвы по неверию И скудны по причине неделания заповедей, Не знают, что с ними было; Так как – страшное диво, чтобы прельщенною верою Мнить себя сыном Божиим И не знать Отца своего. Итак, если ты говоришь, что верою знаешь Его, И думаешь, что верою являешься сыном Божиим; То пусть и воплощение Бога будет "верою". А не делом, скажи, Он соделался человеком И не чувственно родился. Если же поистине. Он стал сыном человеческим, То и тебя, конечно, сыном Божиим Он делает на (самом) деле. Поэтому если Он не призрачно сделался телом, То и мы, конечно, не мысленно (делаемся) духом. Но как Слово поистине было плотию, Так и нас Оно неизреченно преображает И поистине соделывает чадами Божиими. Пребыв неизменным в Божестве, Слово Сделалось человеком чрез восприятие плоти; Сохранив неизменным человеком по плоти и по душе, Оно и меня всего соделало богом. Восприняв мою осужденную плоть, Оно облекло меня во все Божество. Ибо, крестившись, я облекся во Христа, Не чувственно, конечно, но умно. И как не – бог по благодати и усыновлению Тот, кто с чувством, знанием и созерцанием Облекся в Сына Божия? Если Бог Слово в неведении сделался Человеком, то естественно следует думать, Что и я в неведении сделался богом. Если же в ведении, действии и созерцании Бог был всем человеком; То должно мудрствовать православно, Что и я весь чрез общение с Богом, С чувством и знанием, не существом, Но по причастию, конечно, сделался богом. Подобно тому как Бог неизменно родился Человеком в теле и виден был всем, Так неизреченно и меня Он рождает духовно И, (хотя) я остаюсь человек, делает меня богом. И как Он, видимый во плоти, Не был знаем народом, что Он Бог; Так и мы [видимся такими], какими были для всех, О чудо, видимыми, конечно, человеками, Тем же, чем стали мы по Божественной благодати, Мы обыкновенно не бываем видимы многими, Но одним тем, у которых очищено око души, Мы являемся, как в зеркале; Не очистившимся же ни Бог, ни мы Не бываем видимы, и для них совершенно невероятно, Чтобы мы когда-либо всецело соделались таковыми. Ибо неверные – те, которые утверждаются На одной вере без дел. Если же пока не неверные, то совершенно мертвые, Как показал божественный Павел. Не окажись же неверным, но скажи мне и мудро отвечай: Что из этих двух предпочтешь ты: Мертвую ли веру, лишенную дел, Или неверие с делами веры? Конечно, ты скажешь: какая польза дел Без правой и совершенной веры? А я напротив возражу тебе: какая непременно Польза веры без дел? Итак, если ты желаешь познать то, о чем мы прежде сказали, И сделаться богом по благодати, Не словом, не мнением, не мыслию, Не одною только верою, лишенною дел, Но опытом, делом и созерцанием Умным, и таинственнейшим познанием; То делай, что Христос тебе повелевает И что Он ради тебя претерпел. И тогда ты увидишь блистательнейший свет, явившийся В совершенно просветленном воздухе души, Невещественным образом ясно (увидишь) невещественную сущность, Всю поистине проникающую сквозь все, От нее же (души) – сквозь все тело, так как душа находится Во всем (теле) и сама безтелесна; И тело твое просияет, как и душа твоя. Душа же с своей стороны, как возсиявшая благодать, Будет блистать подобно Богу. Если же ты не станешь подражать смирению, Страданиям и поруганиям Создателя И не пожелаешь претерпеть их, То либо мысленно, лучше же чувственно Ты (сам) остался, о безумие, Во мраке и тартаре своей плоти, Которая есть тление. Ибо что иное, Как не смерть в безсмертном сосуде [быть] Заключенным (в нем), конечно, на веки, Лишаясь всех благ, которые во свете, И самого света? Я ведь не говорю уже О предании огню и скрежету зубов, и рыданию и червю, Но (об одном) обитании в теле, как в бочке, После воскресения, как и прежде этого, И (чтобы) никуда ни вне не выглядывать, Ни внутрь совершенно не воспринимать света, Но лежать таким образом, лишаясь Всех здешних наслаждений и будущих, Как и прежде сказал я. Итак, скажи, слушатель, Говорящий: я не хочу быть Внутри самого Царствия, Ни наслаждаться теми благами, Но мне бы только быть вне мучения И хотя бы не принять совершенно огненного испытания. Какая тебе будет польза (от этого), как сказал я? Отвечай мне, мудрейший, и скажи: Полагаешь ли ты, что есть или будет Другое большее наказание? Да не будет; в самом деле, ты утверждаешь, что, будучи одним, Ты и будешь тогда находиться в муках и мучиться. Ведь если бы ты сказал, что и духовное тело Тогда получишь, то разве может душа Быть заключена в нем, как в бочке? Послушай и поучись, как это будет. Подобно тому как семя сеется по роду Пшеницы, говорю тебе, ячменя и прочих (злаков), И по роду опять дает и всход; Так и тела умирающих Падают в землю, какими случится им быть. Души же, разрешившись от них, В будущем воскресении мертвых Каждая из них по достоинству находит Покров полный света или тьмы. Чистые и приобщившияся света, И возжегшие свои светильники Будут, конечно, в невечернем свете; Нечистые же, имеющие очи сердца Слепыми и полными тьмы, Как увидят божественный свет? Никоим образом – скажи. Итак, ответь мне, Когда они (станут) просить по смерти, кто услышит их, И отверзет им очи, увы мне, Когда они добровольно не хотели прозреть И возжечь душевный светильник? Поэтому их ожидает безпросветная тьма. Тела же, как сказали мы, равно Тлеют и гниют и у святых, Но возстают, какими они посеяны. Пшеница чистая, пшеница освященная – Святые сосуды Святого Духа, Так как они были наичистейшими, То и возстают также прославленными, Сияющими, блистающими, как божественный свет. Вселившись в них, души святых Возсияют тогда светлее солнца, И будут подобны Владыке, Божественные законы Которого они сохранили. (Тела) же грешных также возстают (такими), Какими и они посеяны в землю: Грязевидными, зловонными, полными гниения, Сосудами оскверненными, плевелами зла, Совершенно мрачными, как соделавшие дела тьмы И бывшие орудиями всевозможного Зла лукавого сеятеля. Но и они возстают безсмертными И духовными, однако подобными тьме. Несчастные же души, соединившись с ними, Будучи и сами мрачны и нечисты, Сделаются подобными диаволу, Как подражавшие делам его И сохранившие его повеления. С ним они и будут помещены в неугасимом огне, Быв преданы тьме и тартару; Лучше же они низведены будут По достоинству, соразмерно тяжести Грехов, которые каждый носит, И там будут пребывать во веки веков. Святые же напротив, как сказали мы, Поднявшись каждый на крыльях (своих) добродетелей, Взыдут в сретение Владыки, И они каждый по достоинству: Как кто предуготовил себя, конечно, Так ближе или дальше и будет от Создателя, И с Ним пребудет в безконечные веки, Играя и веселясь непостижимым веселием. Аминь.

 

Гимн сорок восьмой

Монах – тот, кто не смешивается с миром И с одним Богом непрестанно беседует; Видя (Его), он и (Им) видим бывает и, любя, – любим, И соделывается светом, неизреченно сияющим. Будучи прославляем, он (тем) более считает себя нищим, И принимаемый в домах, является как бы странником. О совершенно необычайное и несказанное чудо! От безмерного богатства я беден, И обладая многим, думаю, что ничего не имею, И от обилия вод, говорю, я жажду. Кто даст мне то, что я изобильно имею? И где найду я Того, Кого повседневно вижу? Как удержу я то, что и внутри меня есть, И вне мира, ибо оно совершенно невидимо? Имеющий уши слышать да слышит, Правильно понимая слова неученого.

 

Гимн сорок девятый

Как я внутри себя поклоняюсь Тебе и как вдали Тебя созерцаю? Как в себе усматриваю и на небе вижу Тебя? Ты один знаешь, делающий это и сияющий, как Солнце, невещественно в моем вещественном сердце. Ты возсиявший мне светом славы Твоей, Боже мой, Чрез Апостола Твоего и ученика и раба, Всесвятого Симеона, Сам и ныне возсияй мне И научи Духом петь ему гимны, Новые вместе и древние, Божественные и сокровенные, Дабы чрез меня дивились знанию Твоему, Боже мой, (Пс.138,6) И (тем) более проявлялась великая премудрость (Твоя), И все, услышав, восхвалили Тебя, Христе мой, Так как и я говорю новыми языками по благодати Твоей. Аминь, да будет, Господи, по воле Твоей. Я болезную, я страдаю смиренною душою своею, Когда внутри ее явится ясно сияющий свет Твой. Любовь называется у меня болезнию и является Страданием, оттого что я не могу всего Тебя обнять И насытиться, насколько мне желательно, и [потому] я воздыхаю. Однако, так как я вижу Тебя, то для меня довольно и этого, (Что) и будет (мне) славою, и радостию, и венцом Царствия, И превыше всего сладостного и вожделенного в мире; Это покажет меня и подобным Ангелам, А быть может, и большим их соделает меня, Владыко. Ибо если Ты невидим для них существом И естеством неприступен, мне же Ты видишься И совершенно смешиваешься со мною сущностью естества (Своего), Ибо они не отделены в Тебе и совершенно не разделяются, Но естество (есть) существо Твое и существо – естество; То поэтому, причастившись Плоти Твоей, я приобщаюсь естества (Твоего) И поистине бываю причастником существа Твоего, (Делаясь) соучастником и даже наследником Божества И бывая в теле выше безтелесных, Я полагаю, (что) и сыном Божиим соделываюсь, как сказал Ты Не к Ангелам, но к нам, богами так (нас) назвав: Аз рех: бози есте и сынове Вышнего вси (Пс.81,6;Ин.10,34). Так как Ты соделался человеком, будучи Богом по естеству, Неизменно и неслиянно, пребыв тем и другим, То и меня, человека по природе, соделал богом По усыновлению и по благодати Твоей чрез Духа Твоего, Чудным образом, как Бог, соединив разделенное.

 

Гимн пятидесятый

О Христе, подай мне слова мудрости, Слова ведения и божественного разумения, Ибо ты знаешь безсилие моего слова И непричастность (мою) ко внешней науке. Ты знаешь, что Тебя одного я имею Жизнию, и разумом (словом), и знанием, и мудростию, Спасителем, Богом и защитником в жизни, И дыханием смиренной души моей. Я странник и беден словом; Ты же – надежда моя и помощь моя, Ты похвала, богатство мое и слава. Ты от мира восхотел, Слове, По благоутробию воспринять меня странного, Недостойного, ничтожного и худшего Всякого человека и всякого безсловесного животного. Потому и уповаю я на милость Твою, И прошу Тебя, и припадаю, и говорю: Дай правое слово, дай силу, дай мне крепость Сказать ко всем посвященным Тебе И служащим Тебе, Царю всех, Сказать тайносовершителям, и начальникам, и служителям, Мнящим, что они видят Тебя и служат, И подлинно работают Тебе, как Владыке. Все люди: цари и вельможи, Священники, епископы, монахи и разночинцы, Не сочтите недостойным послушать гласа И слов моих – человека ничтожного, Но откройте мне уши сердца (вашего) И услышите и уразумейте, что говорит Бог всех и прежде всех веков, Неприступный, единый Вседержитель, В руке Которого дыхание всего существующего. Цари, вы хорошо делаете, что ведете войны против язычников, Если сами не творите языческих Дел и обычаев, советов и решений И многими делами своими и словами Не отвергаетесь меня – Царя вашего. Лучше вам было бы хранить Мои слова И право соблюдать все заповеди Мои, В блаженной нищете Проводя безмятежную жизнь. Ибо какая вам польза защищать мир От смерти и временного рабства, Самим же повседневно быть рабами Страстей и бесов чрез дела (свои) И наследниками огня неугасимого. Ибо хороши все дела, какие кто ни делает Ради Меня и сострадания И милосердия к ближнему, Если прежде всего он себя самого милует, И слова Мои хранит со всяким тщанием, И показывает искреннее раскаяние В том, что сделано (им), без сомнения, раньше, И после не возвращается более к тому, Но пребывает (твердым) в Моих Владычных словах И истинных законах и повелениях; И так без нарушения делает все Даже до смерти, ни одним словом, Ни одной чертой из написанного Не пренебрегая. (Вот) это – Мне жертва, Это Мне фимиам и приношение, и дар; Без этого же вы – хуже язычников. Епископы – председатели, разумейте! Вы – отпечаток Моего образа, Вы достойно поставлены собеседовать со Мною, Вы имеете предвозлежание над всеми праведниками, Как именующиеся учениками Моими И носящие Мой Божественный образ; Вы даже над малейшим общим собранием Восприняли таковую власть, Каковую получил Я от Отца – Слово, Которое воплотилось, будучи Богом по естеству И соделавшись двояким в действованиях, Волях и естествах также; Я, Который нераздельно и неслитно есмь Бог, и наоборот человек и Бог. Как человек, Я сподобил (вас) держать Меня вашими руками, Как Бог же, Я совершенно Неуловим для бренных рук, И невидим для не видящих, И неприступен, [когда бываю] закланным за всех, Я – двоякий в одной ипостаси. Из епископов есть такие, которые по причине этого Превозносятся над всеми малейшими, Как над презренными и внизу седящими. Из епископов есть такие, которые далеки от этого достоинства, Не из тех, у которых со словом согласуется и жизнь, Являясь печатию их боговдохновенного Учения и Боговещания, Но из тех, у которых жизнь противоположна слову, И которым неведомы страшные Мои и Божественные (Таинства): Они думают, что держат [в Евхаристии] хлеб, который есть огнь, И, как простой, презирают Мой хлеб, И мнят, что видят и едят кусок (хлеба), Не видя Моей невидимой славы. Из епископов есть многие из немногих, Которые высоки и смиренны Худым и противным смирением, Которые гоняются за славою человеческою, А Меня – Творца всех презирают, Как нищего и презренного бедняка; Они недостойно прикасаются к Моему Телу И, ища превосходства над многими, Незванно входят внутрь Моего святилища, И (внутрь) чертога неизреченных [таинств] Вступают без хитона Благодати Моей, которой они никоим образом не восприняли, [Приступая] к тому, на что и совне взирать им не подобает; Но Я долготерплю, (будучи) весьма человеколюбив. Входя же, они беседуют со Мною, как с другом, И не пребывая там в страхе, как рабы, Показывают себя близкими [Мне лицами]. Не разумея Моей благодати, Они и за других (еще) ходатайствовать обещаются, Будучи сами повинны во многих грехах. Совне хорошо одевая тело, Они кажутся блистающими и видятся чистыми; Души же хуже грязи и тины, Лучше же (хуже) всякого смертоносного яда Имеют эти лукавые праведники. Ибо как некогда Иуда предатель, Приняв хлеб от Меня недостойно, Съел его, как часть обыкновенного хлеба, И потому сатана вошел В него тотчас и безстыдным предателем Меня – учителя (своего) соделал, Воспользовавшись им, как слугою и рабом, И исполнителем своей воли; Так случается в неведении и с теми, Которые недостойно, дерзко и самонадеянно Прикасаются к Моим Божественным Тайнам. В особенности (таковы) возвышающиеся на престолах над святыми, Над жертвенником и священством, Имеющие совесть и прежде поврежденную И после того совершенно осужденную; Они, входя в Мой Божественный двор, Безстыдно стоят во святилищах, Открыто разговаривая предо Мною И совершенно не видя Моей Божественной славы, Которую если бы видели они, то не делали бы этого И (даже) в преддверия Моего Божественного храма Так дерзко не смели бы войти. Итак, что все это, что написано, Истинно и верно, всякий желающий (может) узнать Из тех самых дел, которые мы иереи творим; И отнюдь не найдя никакой лжи, Убедится и признает, Что Сам Бог чрез меня изрек это, Если (только) он не кто-либо из творящих это И не старается хитрыми словами разсеять И скрыть (свой) собственный стыд, Который пред Ангелами и людьми Будет открыт Тем, Кто откроет Тайная тьмы (1 Кор.4,5), Господь Бог всех. Кто из нас, нынешних иереев, Предочистив себя от беззаконий, Так дерзнул (приступить) ко священству? Кто мог бы сказать это с дерзновением, Что он презрел славу земную И ради одной небесной священнодействует? Кто довольствовался одним только необходимым И не утаил чего-либо, (принадлежащего) ближнему? Кого совесть своя Не осуждала за взятки, Чрез которые он старался сделаться и сделать [священнослужителем], Купив или продав благодать? Кто не предпочел друга пред достойным, Поставив скорее недостойного? Кто не старается своих близких Друзей сделать епископами, Чтобы пользоваться властию во всем Чуждом? Ведь это (еще одно) из посредственных (дел), Считающееся даже безгрешным теми, Которые вмешиваются в дела другой церкви. Кто по просьбе мирских (людей): Вельмож, друзей, богатых и начальников Не рукоположил (кого-либо) и вопреки достоинству? Поистине нет ныне никого из Всех их, имеющего чистое сердце, Кого бы не колола совесть, Так как он непременно сделал одно из того, о чем я сказал. Но мы все безстрашно грешим, Не заботясь ни о пресечении зла, Ни добра не делая; Поэтому и не каемся, Погрузившись во глубину зол И безчувственно пребывая в этом. Ибо, не вкусив Божественной славы, Мы не можем презреть земную славу. Любовь же к славе, говорю, человеческой Совершенно не позволяет душе ни смиряться, Ни добровольно порицать себя самое. Если это так, то как, скажи мне, Гоняющийся за славою человеческою И нуждающийся в тленном богатстве, Желающий иметь множество золота, И ненасытный в похищении, И злопамятный к тем, которые не часто дают, Дерзнет сказать, что имеет Бога обитателем (в себе)? Не воспринявший же Христа И Его Отца и Духа Святого, Известно живущего и ходящего, Единого Бога в сердце своем, Как покажет истинное служение? От кого иного он научится смирению? Или как наставлен будет божественной воле? Кто будет ходатаем для него или примирит (его) с Богом И представит непостыдным служителем Единому чистому и непорочному Богу, На Которого Херувимы не смеют воззреть, И Который неприступен для всех Ангелов? Кто укрепит его безгрешно править И неосужденно священнодействовать Страшную службу непорочной жертвы? Какой Ангел, какой человек может Изречь это или возможет сделать? Ибо я говорю и свидетельствую всем: (Никто не заблуждайся и не обольщайся словами) Кто прежде не оставит мира И от души не возненавидит (всего) мирского, И искренно не возлюбит единого Христа, И ради Него не погубит душу свою, Не заботясь ни о чем для человеческой жизни, Но как бы ежечасно умирая, Не будет много плакать о себе и рыдать, И не будет иметь желания только к Нему одному, И чрез многие скорби и труды Не сподобится воспринять Божественного Духа, Которого дал Он божественным Апостолам, Дабы чрез Него изгнать всякую страсть, И легко исправить всякую добродетель, И стяжать обильные источники слез, Откуда очищение и созерцание души, Откуда познание божественной воли, Откуда просвещение божественным озарением И созерцание неприступного света, Откуда безстрастие и святость Дается всем сподобившимся Видеть и иметь Бога в сердце, И быть Им хранимыми и хранить Неповрежденными Его Божественные заповеди, Тот да не дерзнет принимать священство И предстоятельство над душами или стать начальником. Ибо как Христос Богу Отцу Своему И приносится и Сам Себя приносит; Так и нас Сам Он и приносит И Сам же опять и принимает нас. Ибо [иначе] в суд и в осуждение будет Предприятие таковых дел; (Это) хуже убийства, хуже прелюбодеяния и блуда И всех других грехов. Все эти (грехи) ныне совершаются против людей, Ибо мы грешим, конечно, друг против друга. Торгующий же нагло Божественными [Таинствами] И продающий благодать Духа Грешит, конечно, против Самого Бога. Ибо представляющий Лицо Слова И жить должен так, как Оно, И, последуя Ему, так говорить: Лисицы, без сомнения, имеют норы, И все птицы – гнезда, Я же не имею, где главу приклонить (Мф.8,20). Ибо сподобившийся быть служителем Христовым Сам совершенно не должен иметь ничего своего, Ни приобретать чего-либо мирского, Кроме необходимого для тела и только; Все же прочее принадлежит бедным и странникам, И его церкви [в которой он служит]. Если же напротив он дерзнет для своих расходов Безвременно пользоваться этим со властию И принадлежащее странникам раздавать сродникам, И строить дома, и покупать поля, И набирать толпу рабов; То, увы, какой суд (ожидает) его? Без сомнения, он подобен человеку, Все приданое жены своей Худо расточившему по неразумию, Который, будучи схвачен и не имея (чем) уплатить, Когда с него требуют для нее денег, конечно, Для возмещения его супруги, Предается в темницу на заключение. Так будет и с нами, священниками и священнослужителями, Которые ради себя самих и сродников и друзей Злоупотребляют церковными доходами И совершенно не пекутся о бедных, Но строют дома, бани, монастыри, башни, Дают приданое и устраивают браки, церкви же свои, как чужие, Презирают и нерадят о них. Отлучаясь на долгое время, Мы проживаем в чужой стране, Оставляя жен своих вдовыми И не имея о них никакого попечения. Иные же (из нас) пребываем в них и живем Не потому, чтобы нас удерживала любовь к ним, Но чтобы только жить от богатых доходов С них и роскошествовать. О красоте же души невесты Христовой Кто из нас иереев заботится? Укажи мне (хотя) одного только, и я удовольствуюсь им. Но горе нам, священникам, монахам, Епископам и священнослужителям седьмого века, Так как законы Бога и Спасителя Мы попираем, как ничего не стоющие. И если бы где оказался один малый пред людьми, Пред Богом же великий, как познанный Им, Не снисходящий к нашим страстям, То он тотчас прогоняем бывает, как один из злодеев, И изгоняется нами из (нашей) среды, И отлучаем бывает от собрания, как некогда Христос наш – (от синагоги) тогдашними Архиереями и грозными Иудеями, Как Сам Он сказал и всегда говорит то Ясным гласом величия Своего. Но есть Бог, Который вознесет его И восприимет как в нынешней жизни, Так и в будущей, и прославит Со всеми святыми, которых Он возлюбил. Но что говорит и к нам Слово? Те из монахов, которые мните (себя) ревностными, Изобразите благочестием внутреннее, Тогда и внешнее, конечно, предо Мною чисто будет. Ибо это будет на пользу вам И видящим ваши добрые дела, А то вожделенно для Меня, Творца всех, И для умных и Божественных чинов Моих. Если же вы украшаете внешнее подобие человека Одною обычною ему одеждою и видящим вас кажетесь любезными Чрез внешнее упражнение в трудах, О любезном же Моем образе совершенно Не заботитесь, об очищении и украшении Со тщанием, слезами и трудами Того, чрез который для Меня и для всех вы и являетесь Людьми, понятно, разумными и божественными; То поистине вы уподобляетесь предо Мною гниющим гробам, Как некогда фарисеи, как сказал Я, Говоря и обличая их безумие: Совне вы блистаете, будучи внутри гнилы, полны Мертвых костей и исполнены в гнилом Сердце злых помышлений, слов, Страстей, мыслей и лукавой заботы (Мф.23,27-28). Ибо кто из вас взыскал этого: Поста, говорю, жестокого жития, трудов, Запущенных волос, железных вериг, Власяницы, множества мозолей на коленях, Твердого ложа, сена для постлания ложа И всякого другого злострадания в жизни? (Все) это хорошо, если хорошо совершаемо бывает, [Как принадлежность] умного и сокровенного делания Вашего, со знанием, мудростию и разумом; Если же – без него, то что великого в этом вы полагаете, Мня себя нечем, будучи ничем; Без внутреннего делания вы подобны, пожалуй, прокаженным, Одевшимся в светлые одежды к обману видящих (их). Но приветствуя всех внешних [пожеланием] радоваться, Ревностно старайтесь стать [делателями] одного Внутреннего делания, с потом и трудами В божественных добродетелях и священных подвигах, Дабы явиться предо Мною девственниками в мыслях, Просвещенными всяким разумением, И соединиться со Мною – Словом в слове Премудрости Моей и ведения лучшего. Все множество священного народа Моего, Иди поспешно ко Мне, Владыке своему, Иди и разрешись от уз мира сего; Возненавидь всякий обман чувств, Скоро беги от этих причин зла: Похоти зрения и плоти, Гордости мысленной и житейской (1 Ин.2,16). Знай, что (все) неправедное в мире, Ведет к гибели воспользовавшегося Им страстно или пристрастно в жизни, И несчастно делает врагом Моим. Восприими в сердце любовь к Моим Божественным вещам – вечным благам, Которые, воплотившись, Я приготовил тебе, как другу, Дабы ты всегда был со Мною, неизреченно свечеряя На трапезе Царствия Моего Небесного со всеми святыми. Познай себя самого, что ты смертен и тленен, Будучи малым останком жизни на свете, И что ничто не последует за тобою из того, что есть в мире Блестящего или увеселительного и приятного, Когда ты отойдешь отсюда к тамошним селениям, Кроме одних только дел, соделанных Тобою в жизни, злых или добрых. И познав тленность и смертность всего И оставив дольнее, иди горе, Я зову тебя К Себе – Богу всего и Спасителю, Дабы ты поистине жил во веки веков И наслаждался благами Моими, Которые Я приготовил любящим Меня Всегда, ныне и во веки. Аминь.

 

Гимн пятьдесят первый

Видя меня, Владыко, злословимого верными, Как обольстителя и прежде обольщенного, Так как я говорю, что по человеколюбию Твоему И по молитвам отца моего я получил Духа Святого, Помилуй и даруй (мне) слово, знание и мудрость, Чтобы все противящиеся мне познали, Что внутри меня говорит Дух Твой Божественный. Дай мне сказать, как изрек Ты, дай и мне, как обещал Ты (о тех), Которым никто из них, Спасителю, не возможет противоречить или противостать; Ибо Ты – Податель всех благ. Хотя и говорят, Христе, что я, раб Твой, прельщаюсь, Но я никогда не поверю, видя Тебя, Бога моего, И созерцая пречистое и Божественное Лицо Твое, И воспринимая от него Твои Божественные озарения, И будучи просвещаем Духом в умных очах своих. Но не попусти, о Боже, прельститься всем Ныне верующим в Тебя пагубною прелестию Неверия в то, что Ты и ныне просвещаешь всех, Озаряя лучами Божественного Божества Твоего. Ибо Ты велик в милосердии, мы же – во грехах; Ты обитаешь во свете неприступном, мы же все – во тьме; Ты вне твари, а мы в твари; Большинство же из нас чувством находятся Вне (даже) и твари, будучи безчувственны ко всему, И противоестественно суть вне всего; Смотря, они не смотрят, и видя, не видят, И не могут умным чувством постигнуть Чудес Божиих, но суть вне мира, Лучше же в мире они находятся, как мертвые еще прежде смерти И прежде смерти содержимые во аде преисподнейшем. Итак, это суть те, конечно, о которых говорит Твое Писание: Славные, богатые, гордые всем И вообще мнящиеся быть чем-либо из таковых, И не могущие понять стыда своего. Ибо они приобрели себе мудрость мира сего И славу, как одежду, и пустое самомнение, Как жилище, создав прельщенным умом; И в ту облекшись, в этом же обитая, Они, как на дне, сидят во аде преисподнейшем И не знают ни Бога, ни мира, Ни всех находящихся в мире творений Создателя. Ибо кто познает Творца, прежде чем не увидит Его, В разуме, как разумный, в уме же умно И в умном чувстве мысленно усматривая (Его)? Кто видящий духовно чрез Божественного Духа, Будучи таинственно озаряем и вместе наставляем, Пришел к некоему неясному познанию Творца? Ибо так очищающийся сподобится получить Яснейшее познание, как говорит все Писание. Те же, (живущие) в страстях, как сказал я, нося безумие, как одежду, И облекшись в самомнение, как в славу, Утешаются и смеются над прочими, И играют с тенями по подобию щенков. Если [последним] ты бросишь орех, и он, покатившись, загремит, То они подскакивают, хватаются, осклабиваются на него И с ним валяются и вместе играют; И если кто протянет пред ногами (их) веревку, То они свертываются [в клубок] и, падая и протягивая Вверх лапы, бывают причиною смеха для всех Видящих (их) людей, во время их падения. Так и те безчувственно утешают бесов Такими же деяниями своими и нравами. Итак, скажи мне на вопрос, как полагаешь ты, Могут ли таковые поведать иным о Таинствах Божиих? Как будут они просвещены светом ведения хотя отчасти И другим сообщат, либо праведно произведут Правый суд с истинным разсуждением, Будучи облечены во тьму, как в одежду, С чувством (являясь) безчувственными и мертвыми среди жизни? Но о вы, боголюбцы, послушайте речений Истинных и дивных, которые уста Господни И прежде изрекли и ныне всем изрекают: Если вы не отложите славы, если не отвергните богатства, Если совершенно не совлечетесь пустого самомнения, Если не сделаетесь последними из всех в делах И в самых помыслах, лучше же в представлениях, Считая себя самих последними из всех; То не стяжете ни источников слез, ни очищения плоти, Или не увидите, как это совершается. Итак, плачьте о себе самих, кайтесь И повседневно проливайте горячие слезы, Дабы омыть умные очи сердца И увидеть Тот Свет, возсиявший в мире, Который, сияя, вопиет и взывает: Аз – свет миру (Ин.8,12;9,5) Был, есмь и буду, и хочу быть видимым. Ибо для того Я и в мир пришел телесно, Единый соделавшись двояким и единым также оставшись, Чтобы верно поклоняющиеся Мне, виденному, (как) Богу, И хранящие заповеди Мои невидимо Просвещались и умно тайнонаучались славе Страшного Божества Моего и воспринятой (Мною) плоти, И точно уразумевая двойственность естеств, Несомненно воспевали Меня тогда, как единого Бога. Ибо иначе невозможно хорошо познать домостроительство Мое И снисхождение Мое, и прийти в страх, И поклониться Мне, как Богу, бывшему во образе человека И несказанно пребывшему Богом, – Двум нераздельным, (как) единому ипостасию, а не естеством. Итак, Я есмь един, Бог совершенный и человек Всесовершенный, Всецелый: Плоть, Душа, Ум и Слово, Весь человек и Бог в двух сущностях, Двух также естествах, двух действованиях И двух волях, и в единой ипостаси, Бог вместе и человек, един есмь от Троицы. Уверовавшие, что Я так существую и познаю, И чрез очищение прилежанием и покаянием Возмогшие увидеть (Меня) в чистом сердце И быть тайно наученными умно Моему домостроительству Сами возлюбят Меня от всего сердца, Сами же будут хранить и все заповеди Мои, Изумленные Моим безмерным благоутробием; Сами они и сопребывать будут со Мною и общниками славы Отца Моего будут во веки веков.

 

Гимн пятьдесят четвертый

О Отче, Сыне и Душе, Троица Святая, Благо неисчерпаемое, для всех текущее, Красота многолюбезная, не имеющая насыщения, Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня. О Свет трисиянный, о Троица Пресвятая, Троица Лицами и Единица существом, Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня. Источник премудрости, излияние святыни, Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня. О огнь, очистительный для грехов, Душу мою очисти от прегрешений, (Душу мою омой от неведения), Душу мою исхити от скверн, Властвуй над помышлениями души моей, Царствуй над представлениями ума (моего), Покажи меня всесильным царем над страстями, Господством ума возсияй в сердце моем, Освободи от всякого греха, Просвети и украси омраченного, Воззри на меня оком милостивейшим, (Очисти и удобри потемненного). О Отче, Сыне и Душе, Троица Святая, Ты мне подай светоносного Ангела, Уму помощника, пестуна, защитника, (Хранителя души моей и тела), Руководителя, направляющего ко спасению. Очисти душу мою и плоть, Ты меня смертного соделай освященным, Ты меня устрани от земного мудрования, Ты изсуши во мне источники злобы, Ты мне источи дожди слез. Ибо Ты – Бог сострадательный, Благодетель, Незлобивый ко всем беззаконновавшим, Весьма доступный для всех согрешивших И долготерпеливый ко всем отвергшимся. Неправедным и освященным, Не безпорочным и просвещенным Ты определил спасение искупления. Ты подал образы покаяния даже и Мне нечистому и непотребному, Мне лукавому и скверному, Мне помраченному и оскверненному. Ибо я беззаконничал более древних, Весьма прогневал и раздражил Тебя; Свыше числа безчисленных звезд, Свыше песка морского я согрешил пред Тобою; Нет (такого) вида зла и лукавства, Нет постыдной злобы и порока, Которого я не совершил во всякое время и (на всяком) месте, Душою, помыслом, словами и делами. Умножились мои пороки и мерзости, (Без числа умножились мои злодеяния), Увеличилось бремя грехов моих, (как бы железное). Мысленными цепями согбена шея моя, Неизбежными узами сжато сердце мое, Я не могу поднять голову, И нет (мне) ослабления в совести. Я недостойно взираю на высоту небесную, Недостойно попираю прах земной, Недостойно вижу видение смертных, Недостойно беседуя с ближним. Ибо я вконец разжег ярость Твою, Непристойно воспламенил страшный гнев (Твой), Весьма прогневал и раздражил Тебя, Соделав пред Тобою всякую мерзость, Ничего не возжелав из Твоих непорочных желаний, Ничего не возлюбив из Твоих вожделенных судеб, Ничего не сохранив из Твоих премудрых повелений, Ничего не удержав из Твоих властных глаголов. И ныне приклоняю пред Тобою колено сердца моего, Склоняю главу омраченную, Склоняю выю непотребную, Пред благостию Твоею приклоняю выю, Благости Твоей приношу моление: Согрешил я, беззаконничал и развратился, (Согрешил, сотворил неправду и преступил заповеди Твои), Согрешил, соделал неправду и явился осужденным, Согрешил, отвергся и не устыдился. Но умоляю благость Твою, Но молю незлобие (Твое), Но упрашиваю крайнее благоутробие, Но взываю к Тебе: спаси и помилуй меня, Остави множество грехов моих, Остави ужасные долги мои, Остави многие скверны мои, Остави все мои мерзости, И не сокруши меня со грехами, И не умертви меня с беззакониями, Не восхити меня со злыми помыслами, Не сожги меня с мерзостями, Не лиши меня вечных благ, Не отвергни меня от безсмертной трапезы, Не устрани меня от радости святых, Не лиши меня спасения моего. И снова подай мне дар крещения – Монашеский образ, божественный и великий, Ибо прежний я осквернил грехами, Прежний сделал безполезным мерзостями. (Даруй мне покаяние, Владыко), Сподоби священного причащения, Хлеба жизни и чаши Боготочной Крови, Во изглаждение многих согрешений, Во избавление, в очищение, во спасение. В последний же горький час смерти, Час тяжелый и мучительный Час темный и мрачный, Спаси, сжалься и помилуй меня; Душу кротко отдели от плоти, От моей негодной плоти, Мрачную душу покажи просвещенною И избави от лукавых бесов. Все рукописания грехов И записи долгов моих Разорви, разсыпь в бездну ада, Расторгни, испепели, попали до конца. Пошли тогда кротких и светлых Ангелов, Отражающих толпы бесов, Восхищающих душу от наказания, Сострадательных к душе мучимой, Возносящих (ее) горе без грехов К трисветлому и единому Царю, Соединяющих ее со всеми спасаемыми И сподобляющих радости святых. В (качестве) посредника приими благость Твою, Избранной ходатаицей дай мне благодать Твою, Благостыню, незлобие, Сострадание и крайнее благоутробие. Приими вторую высочайшую ходатаицу – Радование мира, Матеродеву – Отроковицу, Божественную Лествицу, одушевленный жезл и престол. Приими ходатаем молниеблещущий чин: Престолов, Херувимов и огненных Серафимов, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелов и Ангелов. Приими ходатаем светлого и светоносного Предтечу Твоего, освященного Прежде пелен, провозвестника и Богопроповедника, Прежде Владыки возсиявшего находящимся во тьме. Приими ходатаями лики святых: Сонмы пророков, патриархов, отцов, Апостолов и венценосных мучеников И всех других светоносных святых. Приими ходатаицей Марию Египетскую, Человека от земли, однакоже небошественного Приими ходатаем Онуфрия Великого, Обнажившего тело, в божественную же одежду Добрых дел облекшегося чудно, Приими ходатаем Марка Афинянина, Ефрема Сирина и всех святых. Ибо Ты – Бог сострадательный, благодетель, Бог кроткий для законопреступничавших, Бог подающий искупление грехов, Бог дарствующий всем спасение. О если бы же и на мне Ты показал благость (Твою)! О если бы и на меня Ты излил токи благоутробия Твоего! Ибо я законопреступничал более всех, От самой утробы (матери) и до нынешнего времени. Спаси меня вопреки достоинству и сверх надежды, Чрез одну Твою благость и благостыню, Чтобы я благословлял и с любовию величал Тебя, Дабы благодарил и искренно воспевал; В будущем же спасительном веке Чтобы и я благословил благословенного Владыку, Которого благословляют Силы Небесные Во все неисчислимые веки.

 

Гимн пятьдесят пятый

От скверных уст, от мерзкого сердца, От нечистого языка, от оскверненной души Приими моление, Христе мой, и, не отвергнув Ни слов моих, ни обращений, ни безстыдства, Дай мне с дерзновением говорить то, о чем вознамерился я, Христе мой, Лучше же научи, что мне должно делать и говорить Я согрешил более блудницы, которая, узнав, куда Ты зашел, Купив миро, смело пришла помазать Ноги Твои, Христа моего, Владыки и Бога моего. Как ту не отверг Ты, приступившую от сердца, (Так) и мною не возгнушайся, Слове, но подай мне Твои ноги И держать, и целовать, и струею слез, Как бы драгоценным миром, их дерзновенно помазать, Омой меня слезами моими, очисти меня ими, Слове, Остави и грехи мои и подай мне прощение. Ты знаешь множество зол (моих), знаешь и язвы мои, И струпы мои видишь, но и веру (мою) знаешь, И произволение видишь, и воздыхания слышишь. Не сокрыта от Тебя, Боже мой, Творче мой, Искупителю мой, Ни одна капля слез, ни (даже) часть некая капли. "Несоделанное мое видесте очи Твои", И в книге Твоей не сделанное еще Написано у Тебя (Пс.138,16). Виждь смирение мое, Виждь труд мой, сколь велик он, и все грехи Остави мне, Боже всяческих, дабы я с чистым сердцем, Трепетною мыслию и с сокрушенною душою Причастился Пречистых Твоих и Пресвятых Таин, Чрез которые обожается и оживляется всяк ядущий Тебя и пиющий От чистого сердца. Ибо Ты, Владыко мой, сказал: Всяк ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь Во Мне пребывает, и Аз в нем есмь (Ин.6,56). Совершенно истинно это слово Владыки и Бога моего, Ибо причащающийся Божественной и Боготворящей благодати Отнюдь не один есть, но с Тобою, Христе мой, Трисолнечным Светом, просвещающим мир. Итак, да не останусь и я один без Тебя – Жизнодавца, Дыхания моего, жизни моей, радости моей, Спасения мира. Поэтому и приступил я к Тебе, Как видишь, со слезами и сокрушенной душою, Умоляя (о том, чтобы) получить мне искупление моих грехов И неосужденно причаститься Твоих жизнеподательных И непорочных Таин, чтобы Ты пребывал, как сказал, Со мною несчастнейшим, дабы обольститель, найдя меня без Благодати Твоей, коварно не похитил меня И, прельстив, не удалил от боготворящих Твоих слов. Поэтому я припадаю к Тебе и горячо взываю: Как принял Ты блудного (сына) и блудницу, пришедшую (к Тебе), Так приими и меня блудного и распутного, Милостиве. Ибо, приступая к Тебе ныне с сокрушенною душою, Я знаю, Спасителю, что (никто) другой не согрешил пред Тобою так, как я, Ни деяний таких не соделал, какия я совершил. Но я знаю также и то, что ни тяжесть преступлений, Ни множество грехов не превосходят великого Долготерпения и крайнего человеколюбия Бога моего. Но горячо кающихся Ты елеем сострадания И очищаешь, и просветляешь, и делаешь причастниками света, Без зависти соделывая (их) общниками Божества Твоего, И – что чудно для Ангелов и для человеческих умов – Часто беседуешь с ними, как с искренними друзьями Твоими. Это-то и делает меня дерзновенным, это окрыляет меня, Христе мой, И я, уповая на Твои обильные благодеяния к нам, Радуясь вместе и трепеща, причащаюсь огня, Будучи сеном и – дивное чудо – несказанно орошаем, Как некогда купина неопалимо горевшая. Итак, благодарным умом, благодарным сердцем, Благодарными членами души и тела моего Я поклоняюсь, величаю и славлю Тебя, Боже мой, Как благословенного ныне и во веки.

 

Гимн пятьдесят седьмой

Изумительную новость услыхал я: Природа невещественная, крепчайшая камня, Равная (так) называемому адаманту, поддалась. Тот, кого не укрощал ни огонь, ни железо, Сделался воском, быв сплетен со свинцом. Теперь я верю, что малая капля воды От времени долбит крепость камня; И поистине (нет) ничего неизменного в жизни. Да не подумает кто-либо отсюда, что я обольщаю. Горе тому, кто смотрит на скоротечные (блага) сей жизни, Как на удержимые, и услаждается ими; Он убедится в том, в чем и я несчастный. Ночь разлучила меня от сладчайшего брата, Прервав нераздельный свет (нашей) любви.

 

Гимн пятьдесят девятый

Ты возсиял и явил свет славы (Твоей), Неприступный свет существа Твоего, Спасе, И просветил омраченную душу, Лучше же ту, которая есть тьма от греха, Как потерявшую природную красоту, И как бы из ада возвел лежащую, И дал увидеть свет божественного дня, И озаряться лучами Солнца, И самой сделаться светом, о великое чудо! [Чему] не верят не презревшие Славы человеческой, как Ты заповедал. Ибо они не вкусили божественной славы, Которую Ты, Боже мой, дал и ныне даешь Тем, которые от души и всецелым произволением Взыскали Тебя – вечную славу, Тебя воистину Бога прославленного, Увидеть Которого не дано громкой славе. Удостоившийся же всегда видеть Тебя Достиг, конечно, ангельского достоинства, Хотя и связан по природе плотью. Если же и Ты восхотел пребывать у него, Не предпочтя остаться в Себе, То Ты исполнил Твое домостроительство, Соделав тленного подобным Тебе Богом, Ты – Бог пребезначальный, Сопребывающий естеством с Богом собезначальным. Сыном и Словом, рожденным от Тебя, Который не мыслию отделяется от Тебя, Но делом неотделим от Тебя. Если же и отделяется Он, то не естеством, А скорее ипостасию или лицом; Ибо делом – [свойственно говорить] нечестивым и безбожным, Мыслию же – совершенно омраченным. В самом деле, (если) ум имеет слово, рождающееся Непрестанно, конечно, то как же оно отделено? Если же Оно (Бог Слово) действительно рождается и происходит, То и отделено, в ипостасном Слове, Но и пребывает внутри родившего, То есть внутри Отчего лона, должно думать, И проходит чрез весь мир, И все все наполняет без Отца, И с Отцом Само все находится; Переходит же Оно, конечно, действиями, И перехождение (Его) мыслится чрез озарение. Ты слышал ведь, что Оно и ходит и пребывает [на месте], И отвращает лицо и обращает, Нисходит и опять восходит, Приходит и обратно улетает, И многое другое, (касающееся) Божественного действия, Возвещают все Божественные Писания, Что изрек Всесвятой Дух, Неизреченно исшедший от Отца И чрез Сына ниспосланный людям: Не неверным, не славолюбцам, Не риторам, не философам, Не тем, которые изучили эллинские сочинения, Не тем, которые прочли внешние писания, Не тем, которые упражнялись в сценических представлениях, Не тем, которые говорят много и красно, Не тем, которые произносят великие имена, Не тем, которые приобрели дружбу славных, Не тем, которые содействовали действовавшим безчестно, Не тем, которые приглашают и приглашаемы бывают, Не тем, которые потешают и потешаются; Но нищим духом и жизнию, Чистым сердцем и телом, Стяжавшим простое слово и еще более простую Жизнь и простейший образ мыслей, Бегающим славы, как огня геенского, И от души ненавидящим льстецов, Ибо Дух не принимает лести И не выносит слышать о том, чего нет; Взирающим на одну только славу души И на спасение всех братий И (даже) в малом сердечном движении Не питающим сочувствия к чему-либо мирскому, К похвалам, например, или славе человеческой, Или всякому другому удовольствию или страсти. Ибо они мертвы, смиренны духом и сердцем, Кротки и ревнители о Господе. Они нечестивы для нечестивых И благоухание жизни для избранников Господних. Они (даже) и блудники для блудных сердцем И равноангельные для девственных душою. Они и среди славы смиренны И в бедности славны, Они нищету считают как бы царством И царство как бы нищетою. Они, вкушая (пищу), находятся в воздержании И, постясь, насыщаются всяким видом (ее). Они не снисходят к неправде И не могут презреть угнетенного И притесняемого богатыми. Они не стыдятся лица человеческого, Ибо видят Лицо Господне. Они не смягчаются сердцем чрез дары И не презирают закона справедливости, Ибо имеют неотъемлемое богатство И все, что в мире, считают как бы навозом. Имея учителем Духа, они Не нуждаются в научении от людей, Но, озаряемые светом Его, Созерцают Сына, видят Отца И поклоняются Троице лицами, Единому Богу, соединенному естеством несказанно. От Отца же опять они тайно научаются, Что Сын рождается нераздельно, как Он один знает. Я же не могу изречь (этого), ибо если бы мог, То слово, конечно, могло бы выразить то, что превыше слова и ума, И все то, что вверху, стало бы внизу. Ибо если бы тварь изучила Творца И всего уразумела, каков Он, И могла высказать словом и написать; То дело стало бы лучше Делателя. Оставь, человек, содрогнись, смертный по природе, И помысли, что ты произведен из небытия И, вышедши из матерней утробы, Увидел мир, произведенный прежде тебя. И если ты можешь познать высоту неба, Или показать, какова сущность Солнца, луны и звезд, Где они утверждены и как совершают течение, Будучи бездушными и безчувственно двигаясь; Или если бы ты узнал границу и меру, широту и величину Самой земли, из которой сам ты взят, И на чем она ходит, И что это опять такое, или где оно совершает свой ход; Если бы ты познал (все) это и для каждого в отдельности нашел предел; И если бы ты исчислил песок морской, И мог распознать природу себя самого, И изъяснить это дело премудрости [Божией]; Тогда ты уразумел бы и Самого Творца, Как в Троице – Единица неслиянно, И в Единице – Троица нераздельно. Взыщи Духа, будь вне мира, Не дай очам сна совершенно И не заботься о настоящей жизни, Плачь и рыдай о том времени, которое ты потерял; Быть может, ты умолишь Бога, и Он даст (тебе), Как прежде дал видеть мир И солнце и дневной свет, Так и ныне сподобит озарить, И показать тебе умный мир, И просветить тебя трисолнечным светом. Когда же его ты увидишь, тогда познаешь и то, о чем говорю я, Тогда уразумеешь благодать Духа, Что Он, и отсутствуя, присутствует силою, И присутствуя, невидим в Божественном естестве, Но и везде есть и нигде. Ибо если станешь искать, чтобы чувственно увидеть Его, То где ты найдешь (Его)? – Нигде, конечно, должен сказать ты. Если же возможешь умно прозреть, Лучше же – (когда) Он озарит ум твой И откроет зеницы сердца твоего, Тогда ты не будешь отрицать, что Он везде есть, Но чрез Него ты всему научишься, Хотя бы ты был неученым и простецом. Если же ты не познал, что око Ума твоего отверсто и увидело свет, И не ощутил еще Божественной сладости; Если не просвещен ты Божественным Духом, Если не плакал безпечальными слезами, Если не увидел, что ум твой омыт, И не познал, что сердце твое очищено И просияло светлыми отблесками; И (если) нежданно не нашел ты Христа внутри себя, И не пришел в изумление, увидев Божественную красоту, И не забыл человеческой природы, Всего себя видя измененным; То как, скажи, не трепещешь ты говорить о Боге? Как, будучи сам весь плотию И не соделавшись еще духом, как Павел, Смеешь философствовать или говорить о Духе, Который, (как) слышишь ты, не обитает в таковых, Как и Слово, потому что они суть плоть (Быт.6,3)? Написал же я это для того, чтобы ты знал, как я верую, И если пожелаешь ты, то поверишь мне и опечалишься. Ибо поистине если ты не имеешь того сокровища, Которого мир не может вместить, Если ты не получил еще славу рыбарей, Приявшие которую поистине восприняли Бога; То оставишь мир и то, что в мире, И, вскочив на ноги, потечешь, прежде чем не заключатся Для тебя врата жизни и здешнего зрелища, И окончится праздник сей жизни, И омрачится солнце и звезды, И прейдет земля и отверзется ад, И наступит всякая тьма и хаос. И тогда узнаешь ты, любезная душа, и изведаешь, Что не имеющие Божественного Духа, Светящего в уме, наподобие светильника, И обитающего в сердце неизъяснимо, Отсылаются в вечную тьму. Ибо и Дух есть Господь, И Бог Отец Господа – Дух, Один, конечно, Дух, ибо Он не разделяется. Имеющий Его поистине имеет трех, Но неслиянно, хотя и нераздельно. Ибо есть Отец, и как Он будет Сыном, Ведь Он по существу нерожденный? Есть и Сын, и как Он сделается Духом? Дух же есть Дух, и как Он явится Отцом? Отец есть Отец, потому что всегда Он – Родитель. Как же бывает это вечное рождение, Что (Сын) совершенно не отделяется от Отца И весь происходит неизъяснимо, Всегда пребывая в Отчем лоне И всегда происходя неизреченно? Сын вечно видится в Отце: Родившись, Он пребывает неразлучным, Происходя, Он не отделяется от корня; Но и отдельно является нераздельным, И будучи соединен весь с Отцом живым, И Сам есть жизнь, доставляя всем жизнь. Что есть Отец, то и Сын, И что Сын, то и Отец также. Видя Сына, я вижу и Отца, Равно и Отец видится с Сыном; Однако один рождает, другой же рождается, И отдельно от Отца есть то, что Он есть. Что же Он есть, скажи и изъясни всем людям? – Бог безначальный, как и Творец всех, Так как Он был и будет Богом равным Отцу по существу и по естеству, И по власти, и, по образу воистину, и по виду, И по времени Он еще не был без Отца. Как Он происходит? – Как слово из ума. Как отделяется? – Как голос от слова. Как Он воплотился? – Как слово написанное. Быв низведен от вышних к нижним, Я опечалился чрез себя самого, И оплакивал род человеческий; Так как, ища необычайных доказательств, [Люди] приводят человеческие Понятия и вещи и слова, И думают, что изображают Божественное естество, То естество, которого никто ни из Ангелов, ни из людей Не мог ни увидеть, ни наименовать. И в самом деле, чем можно было бы назвать Творца всех? Ведь имена и вещи и слова – Все произошло по повелению Бога. Ибо и имена положил Он делам (Своим), Каждой вещи свое название; Не всем же – Сам, но дал, чтобы и твари В свою очередь (своим) делам полагали имена: И одна другую и называет и называема бывает. Его же имя нам еще не известно, Кроме (имени) Сущий неизреченный Бог, как сказал Он (Исх.3,14). Итак, если Он неизреченен, если не имеет имени; Если невидим, если сокровен; Если неприступен, если один Он превыше слова, Превыше представления не только человеческого, Но и – невещественных умов; Ибо Он положил тьму покровом (Своим) (Пс.17,12), И потому все прочее находится во тьме, И один только Он, как свет, вне тьмы; То как ты вводишь о Нем понятие Или ты делом увидел отделенного? Откуда же и как прошел ты чрез тьму, Один отделившись от всех тварей? Если же это не свойственно тебе, но другому, То, удивляюсь, кому же? – Спрашиваю тебя, чтобы научиться, Ангелу или кому-либо другому из невещественных [умов]? Да и не читал ли ты, что и лица И ноги они имеют покровенными Благоговейно и прилично божественными крылами? Если эти некие крылья ты будешь понимать Не (иначе, как) покров от неприступной славы, Ибо не естество (Божие) они видят, но славу славы; То какому же человеку – посмеешь сказать ты? Иоанну или великому Павлу? Но один взывает и всем проповедует, Что ремня одного или ремешка Обуви он не может развязать (Лк.3,16). Другой же, когда взошед на третье небо И после того взят был в рай, Не сказал ли тебе одному чего-либо частным образом, Что ты скрыл и ныне желаешь возвестить? Ибо мы не слыхали, чтобы и он Что-либо сообщил об этом письменно, Но и он громогласно говорит: Я слышал глаголы, которых не могу изречь (2 Кор.12,4); Обитает же Бог в неприступном свете (1 Тим.6,16). Итак, Иоанн не развязывает ремня И недостоин развязать ремешка одного, Павел не мог изъяснить глаголов, Которые он слышал, называя их неизреченными; Кто же [после этого] изследовал так Бога, И остался неопалимым от неприступного света? И, проникнув в это обиталище [Бога], Узрел самое естество Владыки, Чтобы нечто большее Иоанна и Павла Дерзнул он, несчастный, сказать? Ибо кто не содрогнется и кто не восплачет Об ослеплении и омрачении ныне говорящих И вводящих новую и поистине странную ересь, Низвергающую в одну пропасть всех, Вопрошающих и вопрошаемых? Ибо мыслию ли они отделяют Слово Или делом – зломудренно заблуждаются, С той и другой стороны попадая в ересь. Ведь (отделять) делом значит разсекать Слово (от Отца), Мыслию же – наоборот сливать Его, Как бы Оно совершенно не отделялось. Содрогнись, человече, познай себя самого, Поведай о себе, поведай, если уж хочешь нечто (поведать); Быть может, и ты, как Давид, воззовешь, Говоря: дивна для меня премудрость Твоя И ведение Твое, Боже мой (Пс.138,6). Ей, оставь любопытство, Отложи богохульные слова И скажи прежде, как нам спастись; Затем скажи, как сам ты спасся, Чтобы не оказалось, что ты учишь нас (только) словом, Но и делом показываешь усерднейшими, Если ты не намерен самого себя наказать И осудить, как не делавший того, о чем говоришь, И чрез то стать выше слов, Как никогда не положивший таковыми начала. Положи сперва камень в основание, Ибо на воздухе не строится здание. Сотвори заповеди Христа-Камня, Строителя Божественной Церкви, Новых людей – словесных овец. Сделай и скажи, созидая на этом Камне, Лучше же – сам созидайся на Камне. Он да будет для тебя и пастырем, И архитектором, и основанием жизни. Какая нужда в кровле прежде основания? Сперва основание и тогда кровля: Делание с познанием, и [только] таким образом созерцание. Как прежде сбора винограда хочешь ты пить вино? Оно не вмещается в ветхом мешке. Как прежде посева думаешь ты собирать снопы И другим сообщать пустоту? Если хочешь, иди, не уклоняясь от пути, Но научись глубине судеб Человеческих, как одни счастливо живут, И без сомнения, злые и неведущие Бога, А другие несчастны, знающие Бога И Богом одним знаемые; Одни бедны и, вероятно, неблагодарны, Другие же несут нищету с благодарностию, А иные и богаты и злобно непризнательны; Иные же, похищая и поступая несправедливо, Думают, что Богу служат чрез это, И многое другое, что видишь ты повседневно, Что смертные делают и наоборот переносят; И Бог, Творец всех, терпит, Да не сочли бы Его как-нибудь несправедливым беззаконные Или подобные мне малодушные. Поучись еще Божественному суду, О том дне и часе, в который Все мы обнаженными предстанем Пред судилищем Бога моего и Спасителя, И за здешние деяния и слова, Помышления и вместе намерения Получим достойное возмездие. Поведай, кто будет там дерзновенным И кто напротив посрамленным? Можешь ли говорить об этом без опыта? После же этого внимай и творению, Ибо другую бездну ты найдешь в нем. Взгляни на небо, солнце и звезды, Посмотри на землю-мать и могилу Всех нас, происшедшую по повелению [Божию]. Придя же сюда, поведай о смерти, Философствуй о многом неизбежном И полезном для друзей и вместе для сродников, Для богатых так же, как и для славных. И если ты со всеми будешь толковать [об этом], То тебе станет говорить (даже) до смерти, И по смерти это принесет тебе пользу. Взгляни затем на окружающий мир: На находящияся внутри его породы всевозможных животных, На пестрый вид пернатых И вместе на голоса маленьких птичек, На широту, величину и границы моря; Подивись, изумись и скажи в ответ: О глубина богатства и ведения божественного! О (глубина) премудрости Твоей, всемилостивый Боже мой! Здесь-то и смирись чрез внешние (предметы); Собравши ум, вникни в себя самого, Лучше же – философствуй о себе самом и о том, что относится к тебе; И что бы ни видел ты, найди в видимых (вещах) В каждой учителя себе в добродетели Или изображение порочной страсти, Дабы из величия и красоты тварей Познал ты непостижимую премудрость Божию и мысленную брань, Которую предызобразил Создатель всех. И, как змея, стяжи, конечно, мудрость, Яд же злобы изблюй. Как конь, беги на пути от зла, Ржать же, разумеется, к женскому полу ты не будешь. Стань кошкой, стерегущей мысленную мышь, Но отнюдь не похищающей принадлежащего ближнему И не смотрящей на долю братий твоих. Но и [будучи] мышью, противных мышей ты будешь Гнать, конечно, из своего дома. Не будь волком, но от волков беги, Лучше же – сделайся собакою Владыки, Всею своею яростию дыша против них И выслеживая пути Владыки твоего; Доколе не найдешь ты и не настигнешь Божественную добычу, не обратись вспять И не сделайся добычею мысленных зверей. Подражай зайцу, если не можешь собаке, И, стяжав Христа скалою и прибежищем своим, Скройся там, где (совершенно) нет страха. Либо, как олень, взойди на горы, Убегая от рук охотников; Или расправь (крылья), как хорошая птица, И пари над всеми сетями, Под крыльями же разумей святую любовь, Без которой никуда не уйдешь. Подражай жребяти, носящему Творца (Мф.21,7), Будь волом, влекущим божественный плуг И режущим сладкую борозду слова. Всему подражай, кроме худого: Худое (дело) – лисица, живущая лицемерием, Которая (в действительности) одно, а показывается другим; Ибо она притворяется, (будто) издохла, дабы похитить что-либо. (Нечто) страшное – медведица: если где-либо и на меч она наткнется, То не останавливается, разрывая свою рану, До тех пор, пока сама не издохнет от нее. Худое – свинья, жрущая ненасытно, Худое – аспид, ибо он затыкает уши, Худо (все) худое, и если, желая изследовать его, Ты и избежать постараешься, любезная душа, То поистине обретешь истинную мудрость. Шествуя путем, о если бы шел ты к лучшему, И вместе со всеми (тварями) познал и себя самого! Когда я спрашиваю, тогда ты отвечаешь мне Словом, конечно, которое произносишь и которое я воспринимаю. Есть ли оно в тебе, переходя и ко мне, Или оно оставляет тебя лишенным слова? Я знаю ведь, ты скажешь, что оно и ко мне перешло И все остается в тебе, не отделившись от тебя. Скажи мне об этом и оставь ныне Бога, Чтобы вся вместе тварь, вострепетав, не пала И не раздробила твою тучную плоть, И не сокрушила твою плотяную душу, И не попалила огнем ума твоего, Который вдается в безполезное и пустое занятие. Ибо ни делом ни мыслию Нераздельное Слово не отделяется (от Отца). Ведь тот, кто заключен внутри дома, Но имеет ум, блуждающий вне, Не остался в доме без ума, Но и с ним и вне (его), конечно, находится. Итак, это отделение чем ты наименуешь? Делом назовешь или мыслию – скажешь? Если мыслию, то как весь он (ум) находится вне? Если же делом, то как – внутри дома? Но что, конечно, значит этот пример В сравнении с превосходящим ум и мысль Словом? Ибо посланное от Отца Слово, Низойдя (на землю) и вселившись в утробу Девы, Все было и во Отце и все во чреве, Будучи невместимо и во всей (вселенной). Не сократившись, не умалившись, конечно, Оно вошло все [во чрево] И, оставшись неизменным, приняло образ раба, И, родившись, по всему сделалось человеком, Все пройдя (матернюю) утробу и придя в мир, И все опять возвратившись туда, откуда же отлучилось. Итак, мыслию или делом произошло это? Мог ли бы ты совершенно смело сказать (это) о том, что неизреченно для всех Ангелов и Архангелов и для всякой тварной природы? И в самом деле, оно поистине мыслится, но не высказывается всецело И отнюдь не постигается умом совершенно. Каким образом Он – Бог и человек, и наоборот человек и Бог? И Сын есть Отца, весь нераздельный от Него, И, произойдя в мире, сделался (сыном) Девы, И остался, как сказано, невместимым для всех? Мыслию, скажи, или делом? – Конечно, теперь ты замолчишь; Ибо хотя бы и хотел сказать, ум твой не даст слова, И многоречивый язык твой останется праздным. Если же ты пожелал бы назвать Божественное естество вещью, То скажи, конечно, и какого рода, ибо я не знаю. Слава Тебе, Отче и Сыне и Святой Душе, Божество неописанное, нераздельное естеством. Тебе в Духе Святом все мы поклоняемся, Имеющие Духа Твоего и от Тебя получившие (Его); И, видя славу Твою, не любопытствуем, Но в Нем (Духе) созерцаем Тебя, нерожденного Отца, И от Тебя рожденное и происходящее Слово; (Итак), поклоняемся Нераздельной и Неслиянной Троице Во едином Божестве и начале и силе. Аминь.

 

Гимн шестидесятый

Кто хочет узреть оный cвет, Тот должен следующее в сердце хранить: [Блюстись от] телесных страстей и непотребных скверн, Божбы и всякого гнева и возмущения, И разсеяния и памятозлобия, И совершенно людей не судить; А быть в самом помысле и сердце Чистейшим от плотских скверн, Кротким, смиренным, спокойным, Откровенным и чадом мира, Воздержным в пище и питии И неослабно заниматься молитвой; Началом же и концом во всем этом Иметь главу добродетелей – любовь.