|
отец Олег Моленко
Убогий о Боге
Сказать о Боге мы не можем ничего,
Но и молчать о Нем никак не смеем
И потому лепечем каждый кто чего,
Как можем, понимаем и умеем…
Наш лепет слаб, и он весьма убог,
Столь немощен, и жалок, и смешон,
Что это может только всемогущий Бог,
Чтоб в мироздании терпимым был бы он.
А мы, довольные своим умом, собою,
О Боге часто, много-много говорим,
От разговоров нет у нас отбоя,
Не понимая сами, что творим.
И вот однажды дивным Божьим чудом
Сам Бог спускается к тебе с Небес,
И видишь ты себя больным, гниющим удом,
И видишь ты, что правил тобой бес.
И распластавшись перед Богом у подножья,
Ты сильно плачешь, заливаясь весь слезой,
И видишь страшный след в себе безбожья,
Когда Творец и Бог стоит перед Тобой.
О несравненный! О прекрасный Боже!
Прости меня, что я молчать не смог,
За то, что много говорил я о Тебе негоже,
За то, что я не знал Тебя, что Ты мой Бог!
Что говорил, Тебе я вовсе не внимая,
Что рассуждал я о Тебе, как не Живом,
Что нес такую чушь, не понимая,
Что Ты Отец мой, у Тебя мой Дом!
А Ты терпел мой бред великодушно
В надежде, что когда-то образумлюсь я,
А я же прожигал все дни свои бездушно,
Дни не считая, ничего не зная про себя.
А мнил себя, и очень умным, и умелым,
Великодушным, кротким и святым,
Прямым и честным, добрым, смелым,
А по мирскому – ловким и крутым.
О я несчастный, правде не внимая,
Не видел то, что наг я есть и слеп,
Безумен, грешен, горд, жесток до края
И то, что жизнь моя есть смерть и склеп.
И в склепе сем над прахом торжествуя,
Я сам есть прах, и пепел, и земля.
И жизнью не живя, а лишь воруя,
При этом думал о себе, что добрый я.
И вот на фоне Доброты и Совершенства
Увидел я ничтожество свое
И так мне захотелось вдруг младенства,
Я извратил в себе художество Твое.
А Ты меня соделал чистым, совершенным
И кроме этого призвал мне Богом быть,
А я соделался негодным, смертным, тленным,
Безумствуя, с Тобою отказался жить.
И вот теперь я, сдавленный тоскою,
Ни в чем найти сейчас покоя не могу,
Жизнь завершается вся гробовой доскою,
Душа по смерти же достанется врагу.
И буду вечно, страшно, непрестанно
В мученьях тщетно что-то вспоминать
И скрежетать зубами неустанно,
Страдать и в ужасе истошно вопиять.
И потому, о Боже милосердный!
Пока я жив, еще есть время у меня,
Дай плач мне, и смиренный, и усердный,
Чтоб им я вымолил себя бы у Тебя!
Ни в чем я больше не найду себе покоя,
Как только в горьком плаче о себе.
О, сколько я наделал над душой разбоя!
Теперь пришла пора за все покаяться Тебе.
Я плачу, сокрушаюсь, негодую,
Что так безумно жизнь я прожигал.
Теперь хочу я жизнь прожить другую,
Чтоб в ней Тебе бы я угодным стал,
Рыдаю, вопию, терзаюсь, плачу,
Лишь примирения с Тобою я ищу,
Мне нечем больше жить, я не могу иначе
И от того душой Тебе кричу!
Услышь меня, о Боже Всемогущий!
Услышь, Создатель Неба и земли!
Ты самый Совершенный, самый Лучший!
О, если б это мы сперва познать смогли!
Но и теперь, пока еще не поздно,
Прими мой вопль и мой истошный крик.
С Тобою все еще исправить можно,
Хоть я душою дряхлый есть старик.
Как блудный сын, на скорби не взирая,
Пошел к Отцу дорогой не простой,
Себя пред Небом всячески смиряя,
Просясь слугою к Богу на постой.
И Он, когда еще я был далече,
Меня узрел – и я Ему был мил!
Востек ко мне с любовию на встречу,
И этим Он меня в конец «сразил»!
Я лепетал Ему, прости, Отец Родимый,
Я сын негодный, и теперь я только раб.
И слышу я в ответ: «Сынок, любимый!
Я оживленью твоему безмерно рад!»
Изнемогаю я теперь сын-раб убогий
От невместимой той божественной любви,
Которая возможна только Богу,
И ты, душа моя, в ответ Его люби!
Сказать о Боге мы не можем ничего,
Но и молчать о милости Его никак не смеем,
И потому лепечем каждый кто чего,
Как Он открыл нам то, и как умеем.
|
