| |
|
Радуйтесь, ибо Господь грядет судить
|
|
 |
Старец Захария (1850—1936)
Схиархимандрит Троице-Сергиевой лавры
Житие: подвиги и чудеса
• ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ
• СТРАННЫЙ РЕБЕНОК
• ПЕРВЫЕ ЧУДЕСА
• КАК ЗАХАРИЯ НЕ ЖЕНИЛСЯ
• ХИТРЫЙ ПОБЕГ В МОНАСТЫРЬ
• ЧУДО НА ПУТИ В ОПТИНУ ПУСТЫНЬ: ПЕРВОЕ ЯВЛЕНИЕ БОЖИЕЙ МАТЕРИ
• ВТОРОЕ ЧУДО НА ПУТИ В ОПТИНУ ПУСТЫНЬ — ХОЖДЕНИЕ ПО ВОДЕ
• ТРЕТЬЕ ЧУДО — В ОПТИНОЙ НА МОГИЛЕ
• ПРОЗОРЛИВЫЙ ИЛАРИОН
• ВТОРОЕ ЯВЛЕНИЕ БОЖИЕЙ МАТЕРИ ЗАХАРИИ: ОНА ВЫХОДИТ ИЗ ИКОНЫ
• ПРОЗОРЛИВЫЙ АМВРОСИЙ
• В БЕЛЫХ БЕРЕГАХ: МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
• ЧУДО ВНЕЗАПНОГО ИСЦЕЛЕНИЯ: ТРЕТЬЕ ЯВЛЕНИЕ БОЖИЕЙ МАТЕРИ
• В ЛЕСУ У СТАРЦА ДАНИИЛА: МОСКВА С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА
• В ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЕ: ВЕЩИЙ СОН СБЫЛСЯ
• В ГЕФСИМАНСКОМ СКИТУ. ПРЕДСКАЗАНИЕ СТАРЦА ВАРНАВЫ
• "НАДО УМЕТЬ РАЗЛИЧАТЬ СНЫ"
• 20 ВИДОВ ПОСЛУШАНИЯ В ЛАВРЕ
• НЕ МОНАХ, А ПРЕСТУПНИК
• БОЛЬНОЙ УХАЖИВАЕТ ЗА БОЛЬНЫМИ
• ЧУДО ВОСКРЕШЕНИЯ ПОКОЙНИКА
• ЛЕГКАЯ КОНЧИНА ПО МОЛИТВЕ
• "ЗАПРЕЩАЮ ТЕБЕ ЛЕЧИТЬСЯ У ДОКТОРОВ"
• РАЗНЫЕ ПОСЛУШАНИЯ
• ЛЖЕМОНАХИ
• ЯВЛЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ ЗАХАРИИ [ЗОСИМЕ]
• НАКАЗАНИЕ ГРЕШНИКУ
• ТАИНСТВЕННОЕ ЯВЛЕНИЕ МЛАДЕНЦА
• ПОСВЯЩЕНИЕ ЗАХАРИИ
• СНОВА У ВАРНАВЫ. ПРЕДСКАЗАНИЯ
• БОГ И ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРГИЙ НАКАЗЫВАЮТ ЛЖЕМОНАХОВ
• ВТОРОЕ ЧУДО ХОЖДЕНИЯ ПО ВОДЕ
• ПОКУШЕНИЯ ЛЖЕМОНАХОВ НА ЖИЗНЬ ЗАХАРИИ
• ПОУЧЕНИЯ
• ОТЕЦ ИРИНЕЙ ПРЕДСКАЗЫВАЕТ СЕБЕ СМЕРТЬ
• БЛАЖЕННЫЙ НИКОЛАЙ ЗА 10 ЛЕТ ПРЕДСКАЗЫВАЕТ СВЕРЖЕНИЕ ЦАРЯ И РАЗГОН ЛАВРЫ. ЕГО ПРИЧАЩАЮТ АНГЕЛЫ
• СВИДЕТЕЛЬСТВА ПРОЗОРЛИВОСТИ
• СЕРЕБРЯНЫЙ КРЕСТ РАСТАЯЛ ВО РТУ
• ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРГИЙ СКАЗАЛ: ВАС РАЗГОНЯТ
• МАТЕРЬ БОЖИЯ СКАЗАЛА: ЗДЕСЬ МОНАХОВ НЕТ
• КРЕСТ СИЛЬНЕЙ НАГАНА
• ПОСЛЕ РАЗГОНА ЛАВРЫ. НА СЕРБСКОМ ПОДВОРЬЕ
• СМЕРТЬ ПАВЛУ НАЗНАЧЕНА
• ПОУЧЕНИЯ О ТРОИЦЕ
• О ПРОСТЕЦЕ С КРЕСТОМ
• О ПОЧИТАНИИ БОЖИЕЙ МАТЕРИ
• БОГОРОДИЧНОЕ ПРАВИЛО
• РАЗНЫЕ ПОУЧЕНИЯ
• ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРАФИМ СОГРЕЛ ИСТОЧНИК
• ГРУШАТКА
• БЕС "МОЛИТСЯ"
• 12 БЕЛЫХ ГРИБОВ
• ЧЕТКИ — ТОЖЕ ТЕЛЕФОН
• ДРУГИЕ ПОУЧЕНИЯ И НАСТАВЛЕНИЯ СТАРЦА
• "НЕ СНИМАЙ НИ ОДНОГО БЛАГОСЛОВЕНИЯ"
• ПОСМЕРТНОЕ ЯВЛЕНИЕ СТАРЦА
• СТАРЦА НЕ ОТПЕВАЛИ В ГРЕЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ
• ТАИНСТВЕННЫЙ ГОЛОС НА КЛАДБИЩЕ
• РАССКАЗ ВИСКОНТИ
• "ПОКАЖИ МНЕ СВОЕ ПРАВОСЛАВИЕ"
• НЕ ВЕРЬТЕ СНАМ: "ОТ БЕСА НЕ ПРИМУ МОЛОКО"
• ЧУДЕСНЫЕ ИСЦЕЛЕНИЯ И ПОМОЩЬ
• НЕ ХВАЛИ АТЕИСТА
• ДОЖДЬ ПО МОЛИТВЕ. "К НАМ ЕДЕТ ФИЛАРЕТ"
• НЕДОСТОЙНЫЙ СВЯЩЕННИК
• О КРЕСТНОМ ЗНАМЕНИИ
• ПОСЛЕ СМЕРТИ "БУДУ ПРОЕЗЖАТЬ МИМО ТВОЕЙ КВАРТИРЫ"
Родился старец в 1850 году 2 сентября. При крещении ему дали имя Захария в честь пророка Божия Захарии, отца Иоанна Крестителя. Родители Захарии были крестьяне, бывшие крепостные Нарышкиных, жили очень богато, были "сами хозяева", как в то время говорили. Жили они в Калужской губернии. Детей у них было 11 человек. Захария родился одиннадцатым. Многие из братьев и сестер по времени умерли.
Родился Захария не дома, а в поле. До последних минут работала его матушка Татьяна Минаевна, и вот перед рождением ребенка она пошла в поле стелить лен, пошла одна, и пришло время ее, и без посторонней помощи произвела она на свет младенца мужского пола. А холодно было. Положила мать сына в подол, нечем было завернуть, и принесла домой. Отец Захарии Иван Дмитриевич был верующим человеком. Он часто ходил в церковь и усердно молился. Умело вел хозяйство, иногда торговал яблоками и семенами, но имел большой недостаток: здорово пил и в пьяном виде ругал жену, хотя по природе был очень добр. Выпьет бывало и говорит сынку: "Захар, я тебе гостинцев привезу". — "Не надо, ты пьян", — отвечает ему семилетний сын, который с детства отвращался всего дурного и некрасивого. "Ах, ты мошенник, разве можно папаше так отвечать", — останавливала сына мать Татьяна Минаевна. А надо сказать, что мать Захарии была святой жизни человек. Всем-то она помогала, всех-то она любила. Хлеб ковригами бедным давала, и мясо, и другие съестные запасы. Ничего-то она для неимущих не жалела. Да, кроме того, советы давала. Без ее совета и замуж не идут и не женятся. Все надо у Татьяны Минаевны спросить и сделать так, как она скажет. Громадным авторитетом и уважением пользовалась она среди своих сельчан.
И сынка-то она воспитала так, чтобы более всего привить ему любовь помогать всем бедным и страждущим, чем только он сможет. Бывало играет он с ребятишками, проголодается, попросит хлебца, мать дает большую ковригу и говорит: "Ты сначала товарищей накорми, а потом и сам съешь". Эти требования благочестивой матери быстро привились к нежному сердцу мальчика.
Бывало отец Захарии, выезжая торговать семечками и яблоками, возьмет с собой сынка, и стоит ему только отойти, как мальчуган начинает без денег бедным отпускать товар. Сам бывало зовет покупателей и щедрой рукой делится с ними своим товаром.
Ребята любили кроткого Захарию и прозвали его "попом". "Мы на поле церковь выстроим, и ты, Захар, будешь нашим попом и венчай нас", — говорили ему молодые друзья.
Мать души не чаяла в мальчике, а он, как только подрос, ему минуло 7 лет, стал убегать из родного дома в поле, в лес и пропадал там по несколько суток. Найдет бывало его матушка, а он ночью потихоньку — да только его и видели. Зайдет куда-либо подальше, заберется на высокую елку, обнимет ее и сидит в своем уединении, молится и думает о Божественном. Всю ночь без сна проведет, не слезая со своего убежища. Он знал, что делал: его влекло к уединению, к подвигам. Все эти дни он ничего не ел, кроме корешков от травы; и радостью святой, и ревностью о Боге переполнялось его детское сердце.
Станет рассветать, он ненадолго слезет с елки, а чуть увидит какого-нибудь прохожего, опять забирается на нее.
Мать, конечно, беспокоилась, видя такое исчезновение на несколько суток своего возлюбленного сына, искала его повсюду, горевала. Наконец решила пойти к местному священнику поговорить с ним и попросить совета в своем горе.
Священник в селе заштатный, лет ста от роду, добрый, милостивый, больных исцелял, бесов изгонял. О. Алексей за свое смирение был одарен Господом — Его благодатными дарами и прозорливостью.
Пришла к нему Татьяна Минаевна вместе с сынком и плача говорит: "Батюшка, о. Алексей, один сын остался у меня, пятерых похоронила, и этот цыпленок не уцелеет, убегает из дома, скрывается целыми сутками в лесу".
О. Алексей помолился, и открыл ему Бог будущее Захарии. Сказал он матери: "Не плачь, твой сын на радость тебе будет, но не кормилец: он будет монах и доживет до глубокой старости".
Когда Захарии минуло 16 лет, его отдали в город работать рогожи. Грамоте совсем не учили. Вскоре после отъезда слегла в постель его матушка.
Почувствовав близость кончины, благословила всех и говорит дочери: "Марья, я простилась со всеми, Захарушку вот только не успела благословить, когда благословлю сынка, тогда умру. Попрошу у Бога отсрочки, а вы съездите за ним". За Захаром поехали и привезли его поздно вечером. Сестра позвала его к умирающей: "Мамочка, ты узнала, кто приехал?" Сын заплакал.
Вот, как старец рассказывает свое прощание с умирающей матерью. Поутру Марья и Анисья ушли в деревню. "Садись со мной, мне только тебя одного и жалко...", — сказала мать. "Захарушка, вот какие искушения тебе будут, слушай: много тебе будут невест сватать, а ты не женись. И из нашей деревни и из других будут невесты...", — и назвала их по имени. "Помни, если пойдешь в монастырь, я радоваться буду. Отец будет принуждать к семейной жизни — ты его не слушай. Отец Алексей сказал, что ты монахом будешь".
Потом матушка взяла икону Казанской Божией Матери, которую она купила, когда Захарии было восемь лет, и благословила сына. "Вот твоя путеводительница", — сказала она ему, указывая на икону Божией Матери. Потом распорядилась, чтобы вернувшиеся дочери затопили печь, накормили хорошенько возлюбленного ее сына и отвезли обратно в город. "Ты, Захарушка, не плачь, — утешала его мать, — не плачь, не хочу, чтобы у тебя болели глазки, чтобы твои голубенькие глазки покраснели... ты уезжай и не приезжай скоро... за тобой родитель приедет звать тебя, а ты все же оставайся там и работай; во время похорон моих углубись в себя и молись внутри себя, а к гробу не приезжай...".
Так, по слову родимой, он простился и уехал.
В тот миг, когда преставилась Татьяна Минаевна, Захария почувствовал, как чудный аромат ладана как бы объял его: "Умерла моя матушка", — сказал он и заплакал. Наутро к нему приехали и сказали, как тихо и спокойно скончалась мать. Она не хотела видеть бесов и говорит дочери: "Ты помолись и постой около меня, а то я бесов боюсь, я вас задержала по случаю Захарушки, а то бы я раньше умерла". Но дочь что-то испугалась и отошла. Тогда матушка привстала, перекрестила подушку, сама перекрестилась, и отлетела ее душа.
Впоследствии, когда Захарушка стал старцем, он рассказывал, как, разговаривая с бесом, он спросил его: "Есть ли у вас в аду христиане?" — "Как же, — отвечает бес, — и твой отец был, да ты отнял его своими милостынями, творимыми за его душу, и молитвами". — "А мать?" — "Мать не была, она всю дорогу кусками хлеба забросала, мы не видели, где она прошла, хотя мы зорко смотрели".
Кончина Татьяны Минаевны 31 октября. Старец Захария часто говаривал: "Кто будет моих родителей Татьяну и Иоанна за упокой поминать, того Сам .Господь помянет".
В 40-й день Захария очень спешил домой. Одежды теплой у него не было, и он почти совсем раздетый тронулся в путь, а идти нужно было более 7 верст. Мороз стоял свирепый, градусов около 30 с чем-то, и сильный ветер. Он очень устал, решил отдохнуть и, присев на дороге, заснул. Часа три или четыре спал юный путник. Вдруг слышит повелительный чудный голос — то Ангел Хранитель будил его: "Встань, пора идти". Так повторилось несколько раз, пока Захария не проснулся и не осознал всей опасности своего положения. Он поднялся и пошел. И так ему вдруг стало тепло, будто разогрел кто-нибудь его, будто лето настало. Да, это было чудо милости Божией, что не замерз Захария во время своего продолжительного сна, на таком сильном морозе.
После смерти матери, как и предсказала она ему, посыпались на Захарию искушения: стали ему невест сватать. Он все отказывался. Захария всеми мерами отстранялся от женитьбы. Наконец, по приказанию отца, повезли Захарию на сторону смотреть невесту. Приехал за ним старик и увез за 25 верст от родного дома. "Эх, — говорит, — как внучка у меня хороша, не хочешь ли жениться?" Захария завернулся в шубу и молчал. Наконец подъехали к воротам. "Отопри ворота!" — закричал старик. "А, это ты, дедушка?" — "Да, я, жениха тебе привез, ты его посмотри". Она же, услыхав об этом, ну бежать... Через несколько времени приходит соседка и говорит: "Анастасия Максимовна у нас, коровы не пришли, они дожидаются...".
Подали ужин. Пришла невеста и села рядом с отцом, лицо ее все покрыто платком. Стала после ужина отцу сапоги снимать. Захария и говорит: "Не хочу жениться, что это она лица не показывает, закрылась, да и все. Не платок же я приехал смотреть". На следующий день мать невесты пекла блины, в горнице обед приготовляла... К обеду сняла Анастасия Максимовна платок и вспыхнула вся. И полюбилась она Захарии. На несколько минут их оставили вдвоем. "Не пойдешь за меня замуж?" — спросил Захария. "Согласна", — отвечала невеста.
Но дела сложились так, что года полтора не удавалось Захарии жениться, и начала невеста сниться ему, Да нарядная такая, и будто говорит жениху своему: "Что же это ты не женишься?" А он отвечает: "Женюсь, женюсь. Смотри только, чтобы тебя не выдали за другого".
От всех этих переживаний и дум Захария очень похудел. Приходит он как-то постом к своей родной сестре, а она и говорит: "Что это ты запостился совсем, худой какой стал!" Брат отвечает: "Мне 20 лет, должно быть жениться пора. Я сам себе готовлю, ем раз в сутки. Отец наставляет, чтобы я скорее вступил в брак. Я три года просил отца, чтобы отпустил меня в монастырь, да не соглашается он, а теперь мне все невеста снится, женюсь-ка я".
Сестра Захарии Мария была замужняя женщина, гораздо старше его. Внушил ей Господь сказать следующее: "Ты, братец, пойдешь другим путем, это все на тебе вражье наваждение. Сегодня ночью, Захарушка, твоя судьба решится. Как будешь ты ложиться спать, перекрести свою кровать большим крестом в голове и в ногах и снизу и с боков также... Вот тогда и увидишь, что будет".
Захария так и сделал и уснул спокойно. К утру видит сон: приходит к нему в комнату женщина в белой, как снег, мантии, сделала три низких поклончика на иконы и, обратясь к нему, сказала: "Что это ты, Захария, жениться вздумал? Нет, не женись. Ты монахом будешь. Помнишь, мать благословила тебя, чтобы ты сходил к Троеручице в Белые Берега, вот и сходи. Отец не пускал, а теперь пустит". Захария сразу узнал Покровительницу рода христианского Пречистую Приснодеву Матерь Божию. Легко стало у него на душе, тихо и радостно. Будто прошла какая-то внутренняя болезнь и настало полное выздоровление.
Утром в Лазареву субботу он обратился к отцу: "Отпусти меня сходить в Белые Берега к Матери Божией Троеручице. Мать дала обет и не успела его выполнить. Я решил за нее выполнить его". Захария пошел на хитрость. Отец поверил и говорит: "Ну что же, иди, теперь пост, делать нечего, а потом, как вернешься, так и женишься".
Захария взял с собой благословение матери, икону Казанской Божией Матери, завернул в полотенце, положил в сумку и, обратясь к отцу, сказал: "Благослови и ты меня, батенька!" — "Да у тебя материнское благословение!". — "Нет, и ты своим благослови!" Отец взял икону Воскресения Христова, чтобы благословить сына. Благословил, и вдруг зарыдал и упал на пол. Захария подхватил икону, чтобы она не упала. Отец, обратясь к нему, сказал: "Чувствую, что ты совсем меня покидаешь".
Тяжело стало Захарии, жаль отца. Он поскорее простился с ним, говоря: "Пусть твое благословение пока дома останется, я только к Троеручице схожу". Простился, и ну бежать чужим полем, лесом, скорее, скорее. Захария боялся, как бы отец не передумал и не было бы погони.
Но вот, наконец, он с иконой Божией Матери Казанской прибыл в монастырь Белые Берега. Начал просить начальников принять его в число братии, но не тут-то было, ему все время отказывали.
Раз пятнадцать юный Захария чуть не со слезами умолял оставить его. Наконец приняли временно и дали послушание пасти телят. Но раньше, чем приступить к послушанию, игумен послал домой за документами. Да еще велел сходить в Оптину пустынь! "Я, — говорит, — не прозорливый, а ты зайди к отцу Амвросию, что он скажет, то и делай".
Захария очень боялся идти в Оптину пустынь, его осенила мысль, вдруг да его там совсем не благословят принимать монашество. Но, если посылают, надо идти. Послушание — беса ослушание.
Взял Захария свою сумочку и пошел. Случилось ему проходить лесом. Видит, стоит маленькая деревянная часовенка, а около нее величественная женщина с воздетыми вверх руками, как изображают Матерь Божию на Ее иконе "Знамение". Захария спрятался за дерево, чтобы не помешать, и стал ждать.... Вот она окончила молитву, увидела Захарию и говорит: "Ты у нас был в монастыре у Троеручицы? Тебя берут ведь в обитель? После стольких прошений берут.... А сейчас идешь за паспортом?... Сперва, однако, иди за Мною", — сказала Она. Захария сразу покорился слову Неведомой Женщины и пошел за Нею. Во время пути Она твердо и со властью сказала ему: "Ты сходи в Оптину, побывай у старца Амвросия, пусть он благословит тебя. Но раньше, чем к нему идти, зайди на могилку старца Макария и помолись за него. Положи за него 12 поклончиков и говори: "Со святыми упокой, Господи, старца схиархимандрита Макария". Он святой был человек". Так разговаривая они шли все дальше и дальше. Она вела Захарию совсем не в ту сторону, в которую он направлял свой путь. "Был у Меня единственный Сыночек, —• говорила Она, — да злые люди отняли Его от Меня и убили Его".
Так, незаметно, прошли они версты три. Женщина остановилась и говорит: "Вот Я в эту деревню иду. Тебе благополучный путь. Так побудь же у старца Макария на могилочке и побеседуй со старцем Амвросием, он благословит тебя поступить в монастырь". Сказала это таинственная Женщина и стала невидима. Пораженный Ее исчезновением, Захария смотрит направо, налево, вверх... Да где же Она? Нет нигде. Господи, кто эта Женщина?... Стал думать, вспоминать разговор Ее, и вдруг все понял: да ведь это Матерь Божия! Он прибодрился: "Слава Тебе, Господи!" "Но, куда же это я зашел? Все иду.... иду... не знаю... Пришел к реке, а через реку перейти — нечего и думать: глубока и велика. И моста нет нигде. Переплыть разве? Нет, тоже не смогу — апрель месяц. Господи Боже мой, куда же Ты завела меня, Царица Небесная? Что делать мне теперь?" Так думал Захария.
Вдруг видит через реку едут двое мужичков на паре лошадей. Глубь такая, что и лошади временами все с головой покрываются водой. "Ох, что мне делать? Владычица, помоги. Как мне перейти через реку?" — спрашивает Захария мужичков. — "Иди поправее, там направо белая дорожка, по ней пройдешь". Захария послушался, пошел направо, держа свое материнское благословение и с любовью в сердце припадая к Божией Матери. Уста его шептали молитву... Смотрит он и видит: действительно белая дорожка, как бы каменная какая протянулась через всю реку... Он перекрестился и пошел по ней... и благополучно перешел на другой берег. Перешел и спрашивает: "Как в Оптину пройти?" Ему говорят: "Сейчас поздно, иди сперва к священнику приходскому, он добрый, пустит переночевать".
Захария пошел, приходит к священнику и просится: "Нельзя ли переночевать, я из Белых Берегов иду в Оптину". — "А как же ты через реку переправился? — "А так, мне два мужичка указали на белую дорожку, что через реку. Я по ней и перешел. Они ехали на лошадях, ввалились в реку, я их приметил и спросил. Было уже темновато, но белую дорожку через реку я отыскал быстро и перешел по ней".
Вздохнул священник и сказал: "Пойдем сначала в церковь помолимся". Открыл церковь, ввел туда Захарию.
Оказалось, что не было такой белой дорожки через реку и не могло быть, а также люди на такой глубине не могли на лошадях проехать. Не мужички то были, а два ангела Господня. Дивны Твои пути, Господи!
На следующий день добрался Захария до Оптиной пустыни. И первым делом, как ему было сказано, отправился на могилку старца Макария, но никак не мог найти ее.
У кого бы спросить? Вдруг из Святых ворот выбегает мальчик, так лет 12-ти, и говорит: "Давайте я вас сведу на могилочку старца Макария". Захария пошел за ним. Мальчик подвел его к могилке старца и сказал: "Ну теперь сотвори 12 поклончиков, причем на каждом поклончике говори: Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего старца Макария, со святыми его упокой". Они так и сделали, и мальчик стал невидим. Как он исчез, куда и кто он был? Захария расспрашивал о мальчике монахов, они сказали ему, что никогда у них такого мальчика не было. Впоследствии понял Захария, что и тут ему явлена была милость Божия.
В Оптиной все нравилось Захарии. Святая тишина, молитвенный дух, который как бы переходил и на природу, углубляя и просветляя ее.
Остановился Захария в монастырской гостинице, в которой можно было жить определенное количество дней. Ежедневно он старался попасть к великому старцу Амвросию, но это ему никак не удавалось. Целые толпы народа теснились около келий старца Амвросия, всех принять не было никакой возможности.
Захария ходил неукоснительно на все церковные службы, побывал и в келий прозорливого старца Илариона. Когда он подошел к его келий, то про себя, совсем не слышно сотворил молитву Иисусову. "Аминь", — ответствовал через закрытую дверь старец. Дверь отворилась, и он радушно и ласково принял Захарию.
Три поклончика положил Захария перед иконами. И сказал ему старец, совсем не зная его и не имея понятия о его жизни и намерениях: "Что, матушка твоя померла? Смотри же теперь не женись, а отец твой отпустит тебя в монастырь".
Еще побывал Захария и у игумена Исаакия, побывал везде, где только можно было побывать.
Настал и последний день его жизни в гостинице. Горестно ему стало, что, не повидав о. Амвросия, надо выходить ему из Оптиной. Отстоял Захария раннюю и позднюю литургию, молился горячо. Заметили его монахи, позвали в трапезную, накормили, напоили, но грусть его не проходила.
Возвратясь в гостиницу, взял он сумку, чтобы складываться уходить, но сперва вынул из сумки икону Божией Матери Казанской — материнское благословение. Взглянул на Пречистый Лик Приснодевы и залился слезами, говоря: "Матерь Божия, не Ты ли меня провожала, не Ты ли мне сказала, что я буду у о. Амвросия, а вот ухожу и не видел его". Горячие слезы залили всю икону и, как дождь, падали на пол.
Вдруг Матерь Божия стала живой и вышла из иконы наружу, как будто бы девица неописуемой красоты. Взглянула на Захарию и говорит: "Иди за Мной", — и пошла быстро, быстро, так быстро, что Захария едва нагонял Ее. По дороге встретил о. Пимена. Этот старец был очень строгой жизни — никому не позволял подходить к нему. Матерь Божия показала на Захарию рукой и сказала: "Пимен, благослови его", и он тотчас же благословил. Наконец вышли за ограду. Ясно, что Матерь Божия вела Захарию к о. Амвросию. Вот и Святые ворота. Матерь Божия остановилась и произнесла: "Сюда женам вход воспрещен, а ты иди теперь к о. Амвросию, он примет тебя". И невидима стала Путеводительница. Захария как бы окрылился и смело пошел к домику, в котором жил старец.
О. Амвросий сам вышел на крылечко и позвал Захарию. Принял так, как бы давно дожидался его. Ввел его в отдельную комнату, посадил на диванчик и поговорил с ним так хорошо, ласково, по душам. Старцу вся жизнь юного послушника была открыта. Захария еще и рта не раскрыл, а о. Амвросий уже заговорил: "Ну, что, голубчик, мать умерла твоя. Послушай меня, оставь невесту, не женись, а иди в монастырь. А об отце не думай, теперь он сам тебя отпустит, не будет препятствовать тебе в твоем намерении стать монахом. А что ты сюда пришел, хорошо сделал. Видишь, у меня на стене записаны твои четыре греха. Ты покайся в них, сходи в Белые Берега и отговей там. Помни, в Царствии Небесном для тебя посажен зеленый дуб".
Много еще о чем назидательном и для души полезном поговорил с Захарией этот поистине великий старец. Потом благословил и отпустил. Взял Захария сумочку и пошел в обратный путь.
"Сначала зайду в Белые Берега, — думал он, — отговею там, как о. Амвросий велел. Действительно имею я на совести четыре греха, как это он угадал их? А там пойду к родителю за паспортом".
По приходе в Белые Берега он отговел и почти тут же занемог, да так сильно, что отправили его в больницу в Брянск. Дали знать отцу, что сын при смерти. Отец приехал в Брянск и был поражен состоянием здоровья Захарии. Ежедневно ходил старик в церковь молиться о своем Захарии, но сын все же не поправлялся, все хуже и хуже становилось молодому послушнику. Вот уже три месяца прошло, а он все был между жизнью и смертью. Лекарства, которые ему предлагали пить, он не принимал, а только усердно молился Божией Матери. Наконец доктора отказались лечить его и написали в Белые Берега: "Вот уже три месяца как лежит у нас ваш монах, у нас не богадельня. Он лечиться отказывается, только и говорит: "Не верю я вашим лекарствам, вот придет Матерь Божия и исцелит меня". — Что это за слова, что за самочинство? Он так болен, что умрет обязательно, а помочь мы, при его характере, не можем. Просим вас взять вашего монаха обратно".
Из Белых Берегов пришел следующий ответ: "Не надо нам такого послушника, мы его вон из монастыря прогоним".
Взмолился тут Захария к Божией Матери: "Матерь Небесная, Ты одна у меня заступница, помоги мне, исцели меня...".
И вот видит он сон: пришла к нему Пречистая Приснодева, коснулась головы его рукой и сказала: "Ты еще поживешь, монахом будешь... ты у Меня поживешь...", — и стала уходить Приснодева. Перед Ней расступилась ограда, Она прошла в дивный сад и вновь ограда заперлась. Вдруг Захария почувствовал сильное желание идти, идти, лететь за Нею... Но как? Через стену не пройти. "Ох, хочу воробьишечкой быть и за Нею лететь...", — и вмиг превратился в пчелку и за Нею полетел... Дальше видит Захария во сне, как он в виде воробьишки забрался на ограду, и видит там в саду дивной красоты Матерь Божию и Самого Спасителя в отроческом возрасте и сотни ангелов, крест на крест опоясанных разноцветными лентами. И слышит он голос: "Сюда никто не войдет, если Владычица не возьмет". Ангелы все в чудных, цветных, райских одеждах, все деревца рассаживают. Вдруг слышит Захария голос Царицы Небесной: "Посадите и на его имя деревце". Как только Владычица произнесла эти слова, ангелы между собой заговорили: "Наш, принят". Захария несказанно обрадовался и прямо с ограды упал, в сад в виде пташечки и там остался.
Удивительно сильное впечатление произвел на молодого болящего послушника этот замечательный сон. Он глубоко задумался. Под утро он увидел еще сон. Будто игумен Израиль, который принимал его в Белые Берега и после того скончался, пришел к нему и сказал: "Довольно лежать, вставай!" На утро он, к удивлению всех, проснулся совершенно здоровым. Напился он в городе чайку в первый раз за все время своей болезни и ушел в Белые Берега. Там приняли Захарию не очень ласково, но все же оставили. Всего он там жил один год — с 1870 по 1871 г.
В этот же раз, приехав из Брянска, Захария чувствовал себя слабым, здоровье его не восстанавливалось как следует. Все же он проходил послушания: телят стерег, малярничал, крыл краской церковные крыши. Тогда в монастыре был игумен о. Иосиф, который всячески старался отправить его домой, но Захария не поддавался, а умолял его оставить здесь.
Вторично является ему во сне игумен Израиль и говорит: "Не противься игумену, иди с отцом домой". Захария повиновался. Придя с отцом на родину, он опять слег и пролежал еще два месяца, не вкушая никакой пищи. Он просил отца отварить ему сено и пил этот отвар.
Когда Захария несколько оправился, отец посоветовал ему пожить в лесу, у отшельника старца Даниила, который лет 40 жил в одном уединенном месте Калужской губ. "Ты будешь келейничать у старца Даниила,— говорил отец,— а я буду продукты доставлять".
Теперь отец как бы понял призвание сына к монашеству и ничего не имел против его отшельнической жизни. Хотел же, чтобы он пожил в лесу у старца, как бы для отдыха и для некоторой поправки своего здоровья перед поступлением в монастырь.
Захария поселился со старцем, который охотно принял его. Пожил он с ним несколько месяцев, до недели Жен Мироносиц. Старец Даниил был подвижник и постник. Во весь Великий Пост он ничего не вкушал, а лишь в Благовещение и в Вербное Воскресение подкреплялся скудной пищей.
О. Даниил очень почитал старца Мельхиседека, который жил до НО лет (житие его описано в подвижн. благочест. 18—19 вв.). Он подвизался на месте подвижника Мельхиседека и был как бы связан с ним душой. У старца Даниила в келий висела мантия о. Мельхиседека.
Хорошо жилось Захарии у старца. На деле поучался он истинно христианской монашеской жизни.
Часто стал напоминать Захарии старец, что все же скоро придется ему отправиться в Белые Берега, на свое прежнее послушание. А Захария, когда так тяжко болел, то дал обет поселиться в Троице-Сергиевой лавре у преп. Сергия.
"Слыхал я,— сказал тогда Захария,— что плохие у тебя монахи, преподобный отче Сергие, а я хуже всех самых худших и плохих монахов, прими же меня в число своих братии. Хочу у тебя пожить, Преподобный, и даю сей обет". И тотчас воздвиг его Преподобный от тяжкой болезни.
Горестно было Захарии, что посылает его старец в Белые Берега, хотелось исполнить свой обет, но заикнуться об этом не решался.
Однажды приснился Захарии дивный сон. Видит он, будто приходит к нему старец Мельхиседек, похристосовался с ним и говорит: "Куда это ты уходишь от меня?" Захария отвечает: "В Белые Берега отправляет меня старец Даниил...". — "Позови его ко мне", — сказал Мельхиседек. Захария побежал за старцем. Когда старцы увиделись, Мельхиседек сказал: "Христос посреди нас" и похристосовался. "Ты не посылай его в Белые Берега, а пошли к преп. Сергию", — сказал он, указывая на Захарию. "Ну, а теперь приготовь мне что-нибудь покушать". Вдруг здесь появилась сестра Захарии и начала приготавливать трапезу. А между Мельхиседеком и Даниилом стал ангел светлый, такой красивый. И сказал Мельхиседек ангелу: "Проводи Захарию к преподобному Сергию". Тотчас же Захария почувствовал, что он поднялся на воздух и полетел. Вот золотые главы московских церквей, магазины и даже вывески. Захария с ангелом не останавливаясь летели прямо к воротам Троице-Сергиевой лавры. Здесь ангел поставил Захарию на землю перед главным входом. Отчетливо видел Захария образа на воротах: Спасителя с открытым Евангелием, на котором написано: "Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы". Матерь Божия направо, налево Иоанн Креститель. Направо же Сергий преподобный и налево — Никон.
Захария проснулся и не понимал ничего. — "Неужели такая Москва? Неужели такая Сергиева лавра? И ее ворота? Что значит это явление мне во сне о. Мельхиседека? О, хотя бы наяву внушил он моему старцу Даниилу, что не лежит моя душа в Белые Берега, что дал я уже обет потрудиться у преп. Сергия".
Утром Захария вошел в келию своего старца. Тот, собираясь пить чай, благословил послушника и твердо и решительно сказал: "Напейся хорошенько чайку, Захария, и собирайся в путь. Вот благословение тебе жить в Москве в Троице-Сергиевой лавре". Очевидно, старцу Даниилу была возвещена воля Божия, может, и ему ночью явился старец Мельхиседек.
Быстро начал собираться Захария. Получив благословение старца, он пошел на родину проведать отца, а оттуда тронулся в путь — в Москву.
Когда Захария прибыл в Троице-Сергиеву лавру, то весьма был удивлен, увидев те же ворота, те же иконы, которые видел во сне.
Ни одного знакомого человека не было здесь у Захарии, и он остановился в монастырской гостинице. Здесь из разговоров приезжих узнал он о существовании старца Варнавы, который жил в Гефсиманском скиту. К нему ежедневно стекалась масса народа с различными нуждами и вопросами. Захарии посоветовали сходить к о. Варнаве посоветоваться и получить благословение. Молодой послушник немедленно пошел.
Приходит и видит: масса народа и не перечесть, все столпились, хотят увидеть старца, но пройти к нему нет возможности.
Но вот о. Варнава вышел и, обратясь к толпе, сказал: "Где тут лаврский монах, иди-ка сюда". Никто не откликался на зов, так как в толпе не было лаврских монахов. Старец сошел по лесенке вниз и говорит: "Дайте, дайте пройти лаврскому монаху". Подошел к юному послушнику, взял Захарию за руку, ласково говоря: "Ну иди, иди в мою келию".— "Я не лаврский монах; я из Белых Берегов", — возразил Захария. "Ну, я знаю, что ты там жил, а теперь будешь жить в лавре и будешь лаврским монахом".
Введя в свою келию обрадованного Захарию, старец благословил его, сказав: "Ты живи у преподобного Сергия и ко мне будешь в Гефсиманский скит приходить".— "А вдруг да меня не примут здесь", — сказал Захария.— "Примут, иди к лаврским воротам, там тебя уже три начальника дожидаются".
После приема у старца Захария пошел к воротам и, действительно, там стоял игумен и еще два монастырских начальника. Захария попросил их принять на жительство к ним в лавру. Они охотно приняли его, и Захария стал лаврским монахом.
Так промыслу Господню было угодно рассудить о Захарии.
"Надо уметь различать сны, — говаривал нам архимандрит Захария.— Сны от Бога дают душе тишину и радость, возбуждают сердце к покаянию, уничтожают помыслы сомнения, тщеславия, возбуждают человека к ревностной борьбе с грехами". Истина же подтверждается фактами. Вот пример: приснилась Захарии лавра и поступление в нее. Правда, — она подтвердилась словами старца Даниила и его благословением немедленно отправиться в Сергиеву лавру. Старец Даниил и не знал о сне своего келейника, но ему самому одновременно с Захарией была открыта воля Божия о нем. И вот в самой лавре Господь подтверждает опять Свою волю словами старца Варнавы, который назвал Захарию лаврским монахом и благословил оставаться в лавре. Когда у Захарии закралось сомнение, а вдруг да не примут его? — о. Варнава прозорливо сказал: "Иди к воротам, там три начальника тебя уже ждут". И действительность его слов — наличие трех начальников, стоящих у ворот, и охотное принятие Захарии в число братии Троице-Сергиевой лавры — окончательно и ясно, как день, выявила промысел Божий о местожительстве Захарии.
Трудная жизнь началась для Захарии со дня поступления его в лавру, как бы на распятие, на крест пришел он сюда. Ни от кого из братии не видел он сочувствия к себе, ни с кем не сходился. Захария любил молитву по четкам, а четки от него отнимали. "Ты еще не пострижен,— говорили ему, — а молишься, как монах". Душа Захарии рвалась к молитве, тосковала по ней. Он стал прятать четки в карман, чтобы не отобрали.
Вскоре Захария начал проходить различные послушания. Сперва пошел в хлебную, по 110 пудов в сутки выпекал, так уставал, что и передать трудно, весь мокрый был от усталости. Две рубахи менял в день. Спал только два часа в сутки. Спал в хлебной, не раздеваясь, на деревянной скамье.
До принятия монашества, Захария прошел 20 видов послушания. Где только он не был, чего не терпел: в трапезной был, и пономарем, и свечником, и келейником, и трапезником, все виды монастырских послушаний прошел, везде помучился.
Когда же Захария стал старцем, упоминая время своего послушничества, он всегда говорил: "Слава и благодарение Господу за все, за все".
Весьма скоро, после водворения Захарии в лавру, поступил туда же новый послушник из Киева. Ему тоже дали послушание в хлебной. Этот послушник оказался горьким пьяницей и вообще преступником.
Напился он как-то до последней степени, идет по двору, качается, безобразничает, ругается из последних слов. Говорит братия Захарии: "Смотри, твой хлебный послушник идет, пьян совсем, проводи его до келий", — кроткий Захария тотчас же начал исполнять приказание, как ни тяжело было для него. С трудом втащил он потерявшего облик человеческий инока в его келию и положил на кровать за ширму.
Исполнив приказание и войдя в келию, Захария начал прислушиваться к своему сердцу, ибо с детства внимал ему, всецело отдавая свою волю и разум голосу Божию, говорящему в совести. Сердце и говорит послушнику: ты на крюк закройся, да вынь ключ из двери. Он так и сделал. Вдруг через некоторое время раздался страшный стук в дверь: "Отворяй, а то дверь разобью". Захария молчал. Стучали все сильнее и сильнее. Наконец дверь расщепилась надвое и к Захарии ввалился Федор, находясь в страшнейшей ярости. Он давно возненавидел юного инока за то, что не . жил тот, как ему нравилось, а монастырской жизни он не переваривал (как потом оказалось, Федор был беглый арестант). Живя в Киеве под видом инока, убил там одного иеромонаха и убежал в Москву. Он был как бы в маске: умел скрываться, лгать и притворяться. Лавра приняла его, не имея никакого понятия о его прошлом. Когда Федор сломал дверь и увидел Захарию, то он, как дикий зверь, бросился на него, схватил за голову и начал колотить о пол, бить и топтать ногами. Кости Захарии так и хрустели, ребра сломались, живот он ему совсем смял, и в нем что-то оборвалось. Видя, что он еле жив, Федор обратился к нему с вопросом: "Что тебе, жизнь или смерть? Ну, крестись, что не будешь говорить начальникам, целуй икону и поклянись",— озверелым голосом произнес убийца.
Вдруг Захария почувствовал в себе ревность о правде. "Нет, не стану, не буду давать ложную клятву. Ты сам покайся и поцелуй икону, а я в церкви уже прикладывался к иконам".— "А, вот как", — вскричал преступник, сел на Захарию верхом, и ну с удвоенной силой топтать и бить его. Кровь хлынула у Захарии из горла, носа, ушей. Он весь был в ранах. Федор ударил Захарию бездыханного по нижней челюсти, и с такой силой, что сшиб с места салазки (нижнюю челюсть).
Но Господь не оставил Своего избранника. Захария внезапно почувствовал в себе особую силу, кулаком вправил себе челюсть, схватил Федора, сбросил с себя и ну бежать, что есть силы. Выбежал во двор, не помня себя, все бежал, бежал, пока, наконец, совершенно не ослабел, потерял сознание и упал, обливаясь кровью.
Это было в Рождество Христово. Наутро нашли Захарию, думали, что он мертв, но, заметив признаки жизни, снесли в лазарет. 15 дней страдалец лежал без памяти. После этого злополучный Федор еще одного монаха убил, его увезли из лавры в тюрьму.
После такого избиения 23-летний Захария потерял почти все зубы. И без того слабый здоровьем, теперь он стал совсем немощным и никак не мог оправиться. Его определили на более легкое послушание в больницу. Там в лазарете лежало 12 человек. Захария чувствовал себя очень плохо и впервые захотел лечиться. У всех больных были лекарства, и стал .Захария, не разбираясь, пить по ложечке каждого лекарства от каждого больного. Как он не отравился? Это удивительно. Захария все время чувствовал сильную боль в груди и голове. Тело у него было все опухшее. За больными Захария ходил с великой любовью, все время творя непрестанную молитву.
Здесь в больнице лежал скитский послушник. Когда ему сделалось очень плохо, его посадили на стул и больной предал дух свой Богу. Перед тем, как выносить в мертвецкую, покойника положили на койку. Захария же, пораженный такой быстрой смертью послушника, начал молить Господа: "Господи, воскреси этого человека. Тебе все возможно". В простоте сердца молился: "Воскреси его, Господи". И вдруг послушник ожил, пошевельнулся и сказал: "Сколько часов".— "А тебе сколько нужно?" — "Все часы нужны..."
Пораженный и изумленный стоял Захария, в голове звучали слова: "Веруйте, чего испросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне" (Иоан. 14, 13). Побежали сообщить доктору, что скитский послушник воскрес, но когда народ собрался вокруг одра, он снова почил.
В этой же палате лежал маленький мальчик очень беспокойный и люто страждущий. Как-то раз говорит Захария: "Давайте читать по нем Псалтирь". Начали читать, мальчик как бы просветлился весь, засмеялся, перекрестился и преставился. Узнали некоторые из злостно настроенных к Захарии лиц, что делается в больнице, и перевели его на другое послушание. Сначала опять в хлебную, потом опять в трапезную. Здоровье у Захарии не поправлялось, сильно искалечен он был Федором.
Очень хотелось Захарии умереть, получив образ ангельский, то есть пострижение. Пошел он к о. Варнаве и сказал: "Убил меня послушник, я умру, не дождусь пострига. Постригите меня тайно в мантию".— "Нет, не нужно тайно,— сказал старец,— явно будешь монахом. Запрещаю я тебе лечиться у докторов, пить лекарства. Живи так: болезнь сноси с благодарением, помощи проси лишь у Господа. Я же поручусь за тебя пред Богом, ты до ста лет проживешь. Будешь обращаться к докторам — не доживешь, раньше умрешь. Но ты не умрешь скоро, всё получишь в свое время: и иеродиаконом будешь, и иеромонахом, и духовником всей братии лаврской".
Захария начал свое послушание в трапезной. Здесь много работы было у него. Он как бы пред лицом Господа старался тщательно нести свое послушание.
Как-то в трапезную вошел старичок, худенький такой, благообразный. Захария нес в это время груду тарелок и вилок. Увидев старичка, остановился, попросил у него благословения и накормил его. Юной душе Захарии особенно сродни были дела милосердия, к которым с детства приучала его мать. Старичок сказал Захарии: "Тебе хорошо здесь на послушании, но готовься, тебя скоро потребуют на послушание к преп. Сергию". И, действительно, в 1875 году Захария получил новое послушание: стоять у раки преп. Сергия. Нес это послушание три с половиной года.
Захотелось Захарии и другие послушания пройти, и обратился он к препод. Сергию: "Благослови и на других послушаниях потрудиться". Попросил Преподобного и перевели его вскоре после этого свечником к трем мощам: свв. Серапиона, Иосифа, Дионисия. Здесь он должен был продавать свечи, натирать полы, очищать песком раки угодников, во все время службы неотступно стоять у ящика.
В 1879 году перевели нашего труженика в трапезную пономарем. Почти 10 лет прошло с тех пор, как поселился Захария в лавре. Многих из его сверстников давно постригли. Горело сердце Захарии любовью к Господу, ему тоже очень хотелось принять пострижение, чтобы в чине ангельском еще ревностнее всего себя отдать Богу. Да не возлюбили его многие из монахов. То время, в которое он жил в монастыре, было временем упадка подвижничества в духе монашеском. Некоторые были только с виду монахи, сами же жили совершенно мирской жизнью, заводили себе жен, ели мясо, копили деньги, не творили милостыни, молились только напоказ и лишь устами, совершенно не ревновали о том, чтобы сподобиться получить монашеские добродетели. Трудились мало, а некоторые совсем стали тунеядцами. А о цели христианских подвигов и вообще христианской жизни, о стяжании Духа Святого в сердце своем совсем забыли.
О Захарии так отзывались они: как бы ты жил, Захария, как люди, так давно бы был монахом, а ты святошу какого-то из себя разыгрываешь, все время молишься, никуда не ходишь, людей к себе принимаешь, кормишь их, даешь советы... тоже еще... ишь, какой нашелся!
Захария твердо помнил слова своего старца о. Варнавы: "и иеродиаконом будешь, и иеромонахом, и духовником всей братии лаврской...".
Сердце его всегда прилеплялось лишь к Господу и всю надежду возлагал на Него: "Не надейтеся на князи и сыны человеческие, в них же несть спасения". Проклят человек надеющийся на человека и благословен уповающий на Господа. Блажен человек отвергший всю надежду мирскую и все упование свое возложивший на Бога... Настроенное так сердце возносило горячие мольбы к Господу и Его Пречистой Матери.
Как-то раз стоял юный послушник в церкви, в которой находился чудотворный образ святителя Николая, тот самый образ, который в 1603 году был ранен ядром. Все знают, что в эту годину в России обстреливали лавру. Ядро пробило железную дверь и ударилось о щеку св. Николая, и, отлетев от него, осколок попал в венец архангелу Михаилу. Венец отлетел, но и осколок исчез. Искали его потом, да так и не нашли. Неизвестно, куда он задевался.
Стоял как-то раз Захария в этом храме у образа Спасителя и плакал, усиленно молился о том, чтобы Господь удостоил его принять монашеский чин.
В это время по церкви шли два странника. Один очень старый, другой молодой, так лет 30 с чем-то. Они только что отстояли обедню. Молодой, увидев Захарию, остановился и сказал: "Что ты скорбишь о монашестве, и в миру выше монахов бывают. Не скорби. И, кроме того, у тебя есть надежда получить монашество".
Захария пригласил к себе странников попить чайку. Они пришли. Захария поставил им угощение, они ни к чему почти не прикасались. Опять заговорили о монашестве. Захария просил странников пожить в лавре до его пострига. "Погостите, вы тогда имя мое узнаете". Молодой странник сказал: "Твое имя давно уже записано и лежит в книге".
А Захария, действительно, все время думал о монашестве и задолго еще до того времени написал то имя, которое ему хотелось носить при постриге, а именно "Зосима" (здесь и далее, где напечатано "Зосима" [имя Захарии], следует читать "Засима", как писал и произносил сам старец Захария, хотя написание "Зосима" и является более правильным по Богослужебным книгам. — Примечание редактора), и положил это имя в Евангелие, тайно надеясь, что Господь услышит его желание и исполнит просьбу. Молодой странник, едва войдя в келию и не прикасаясь к вещам Захарии, уже знал все, даже и этот тайный его поступок.
Когда ушли странники, Захария почувствовал что-то особенное. "Что со мною делалось, не знаю,— думал он, вспоминая, как, сидя между странниками, он горел, как в огне,— не передать того, что я ощущал. Уж не Троица ли это Святая приходила ко мне? Отец, Сын и Дух Святой. Я никогда подобного не ощущал в сердце своем, никогда такого горения, такой силы, какую сердце восприняло, когда были у меня и когда сердце мое ощутило Духа Святого. Ну что я думаю, может быть, это неправда. Может быть, это мое воображение? Как смею я так думать? Может быть, это были простые странники, и все это лишь показалось мне?
То Дух Святой, сходящий с небес, лишь может дать ощутить человеку".
Так думал скромный, кроткий юноша, очень осторожно относящийся к видениям, помня твердо, что враг часто искушает людей и этим. При малейшем воображении, самомнении можно ошибиться и посчитать видение вражие за истинное, впасть в самомнение, впасть в прелесть.
"О, если бы они опять пришли ко мне,— думал он,— если бы мог я узнать, кто они, ангелы или люди? Я бы попросил Господа открыть мне о них. Если то ангелы, то пусть бы молодой странник, придя ко мне совершенно самостоятельно, без всякой на то моей просьбы, прочел бы что-либо из Апостола, из Евангелия и из Псалтири или меня бы заставил прочесть, и это было бы показателем того, что не простые это странники, а ангелы, посланные для вразумления и обращения к покаянию нас грешных".
Странники были у Захарии 27 февраля. Еще вспоминал Захария следующее: молодой странник удивительно менялся в лице: в церкви он был такой видный, совсем не истощенный, скорее полный, а как пришел в келию, то лицо стало худое, даже изможденное.
Наступила вторая половина марта... Опять увидел Захария тех же двух странников. Они стояли обедню и по окончании отправились к иеродиакону, а у него в это время были гости, он отдыхал, принять странников было неудобно. Иеродиакон знал, что Захария любил всех нищих, убогих, скорбящих и странников, сообразил отослать их к нему. "Идите к о. Захарии, он напоит вас чайком".
Как только вошли странники к о. Захарии, молодой вынул из своей одежды книжечку и, раскрыв ее, велел Захарии прочесть послание апостола к римлянам, глава 1, с 1 по 25 стих включительно, кончая словами "благословен во веки. Аминь".
После прочтения Апостола, странник заставил Захарию прочитать Евангелие от Иоанна, гл. 14, 47 зачало, от 1 до 31 стиха включительно. Всю эту главу прочел Захария, кончая словами: "встаньте, пойдем отсюда".
Пока Захария читал, молодой странник обливался слезами.
После прочтения Евангелия странники спросили: "Что это за большая книга лежит у тебя?" — "Это Псалтирь".— "Прочти-ка 90-й псалом". Захария прочел этот изумительный псалом и еще прочитал несколько псалмов.
"О, если бы кто-нибудь как следует понимал, что значит Псалтирь".— "Почитай-ка еще Толковую псалтирь".
С умилением сердца следил Захария за всем происходящим, чувствовал всей душой, что исполнилось его молитвенное воздыхание, что Сам Господь утверждает, что странники эти от Бога, что это не воображение, не прелесть, а видение. Это чудо Божие. Во время чтения Псалтири Захария молился Божией Матери: "Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго (тропарь Казанской Божией Матери)". Эту умилительную молитву Божией Матери от всего сердца возносил Захария мысленно про себя.
Это внутреннее делание не укрылось от странника: "Вот возносится моление Божией Матери... ты в скорби был и взывал... и услышан был и помилован...".
Странник сказал: "Брат, помяни меня через два года и три поклона положи... Помяни меня через 10 лет и три поклона положи... и еще через 20 лет и три поклона положи...".
"Не проживу я 20 лет,— возразил Захария,— я больной". Странник ничего не ответил на эти слова и заговорил: "Епископ, святитель, теперь не поймешь, а тогда поймешь... Вот что, братец, будет через два года — города, губернии, Питер, а потом скоро, скоро назад вернешься. Будут у тебя три креста, три креста...".
Вскоре после этого Захария получил рясофор с именем "Зосимы". Через два года о. Зосима был послан в Петербург митрополитом Иоанникием, который взял его к себе в качестве помощника. Здесь в церкви он увидел громадных размеров икону Пресвятой Троицы. Он духом почувствовал ту благодать, которая озаряла его при посещении странников. Умиленный, он упал перед иконой Святой Троицы на колени и сотворил три поклона.
Действительно, очень недолго пробыл о. Зосима в Петербурге, он был очень скоро отослан назад благодаря своей малограмотности. И исполнились слова странника: через два года три поклончика положи... через два года города, губернии, Питер и опять вернешься назад...
Через 10 лет о. Зосиму посвятили в диакона и опять послали в Петербург и снова увидел ту же икону Святой Троицы и положил перед нею три поклончика. А через 20 лет в Москве, в Даниловском монастыре, в храме Пресвятой Троицы о. Зосиму посвятили в архимандриты. Посвящал его владыка Серафим Чичагов. Так-то исполнились сроки, назначенные странником.
А три креста, о которых говорил странник, о. Зосима действительно получил: первый царский, второй синодский, а третий архимандритский.
Прочтя Апостола, Евангелие и Псалтирь и предсказав Захарии сроки важнейших событий его жизни, странники собрались уходить. Молодой странник взял икону (благословение старца Варнавы) и благословил ею Захарию. После этого они стали невидимы.
В третий раз молодой странник явился о. Захарии один.
В то время о. Захария находился в келий вместе с одним монахом. Они только собрались подкрепиться трапезой. Молодой странник вошел через запертую дверь, благословил их, поцеловал. О. Захария просил Его вкусить с ним пищи, но, взглянув на Него, ужаснулся: молодой странник стал такой прозрачный, как солнце светлый и сияющий невыразимой красотой, что словами не передать.
О. Захария и друг его монах увидели, что Он стоит на облаках. Они затрепетали и пали ниц на колена, а Он исчез из глаз их. "О, чудо! О, величие Божие и необъятность милосердия Его. Да, дивны дела Твои, Господи!"
Бывали у Захарии тяжелые минуты, когда сердце его разрывалось от боли, когда помыслы, как черные вороны, врывались в его голову и поглощали его внутреннее "я". Но подвижник, вооруженный молитвой, как смелый воин, мужественно боролся с ними и не попадал под их иго. Трудно было о. Захарии еще от того, что приходилось ему заботиться не только о меньших, но и больших себя.
Был у него старец Николай, схимник Никанор, у которого он келейничал несколько лет. Захария заботился не только о внешнем благоустройстве келий и всех дел своего старца, но главным образом заботился о спасении души своего наставника, который имел несчастье копить деньги. Он с такой трогательной любовью умолял его раздать бедным свое имущество, что о. Николай смирился, раздал свои тысячи и все, имеющие какую-нибудь ценность, вещи. Смирился духом о. Никанор и исповедал своему келейнику о. Захарии все свои грехи и помыслы, хотя в это время о. Захария был только послушником. "Не я тебе старец, а ты мне будь старцем", — часто говаривал он.
О. Никанор почил в мире о Боге, порвав все земные привязанности по настоянию своего молодого старца-келейника о. Захарии. Чем больше преуспевал в добродетелях молодой Захария, тем больше вооружался на него враг рода человеческого, нападал на него через ненавидящих подвижничество людей.
Те же из монашествующих, которые своими грехами попирали свой сан, видеть не могли о. Захарию, издевались над ним невыразимо. Многие из их проделок немыслимо даже описывать. Некоторые из них, видя его полную отрешенность от мира и живую веру, которая есть общение с невидимым миром, боялись его и, ненавидя праведника, желали упрятать его куда-нибудь подальше.
"Ах ты, юродивый, еловая палка, несмышленый как все из живущих, а святошу какого-то разыгрывающий!",— такие и подобные им эпитеты сыпались на молодого, но стойкого подвижника, стремящегося к одному, в чем цель христианской жизни, — к стяжанию Духа Святого.
Здесь описывается время крайнего упадка монашества, когда некоторые из монахов, не сохранив своих обетов и не отвечая своему ангельскому чину, даже и не могли быть названы монахами.
Но наряду с таким печальным явлением все же некоторые из монахов цвели и благоухали чистотою девства и всех христианских добродетелей. Трудно им было, очень трудно, Один из таких и был описываемый нами о. Захария
Еще до получения им священнического сана дали ему послушание келейничать у иеросхимонаха о. Николая. Задумчивый, скучный был о. Николай. В келий у него вещей было много, он не исполнял обетов монашества. Любил прикопить денег и все ненужное, а также нравящиеся только ему вещи загромождали его жилище наподобие того, как лишние вещи загромождают квартиры мирских .людей.
Вот заболел о. Николай и заболел смертельно: Боже, что это была за жуткая болезнь. Он страдал, как в аду, и не так от физических болей, как от душевных и нравственных. Совесть его мучила так, что он кричал в голос от боли души: "Отец Зосима, о. Зосима, убей меня, не могу более мучиться...". — "Старец, что вы говорите, жизнь вечна, смерть — это утончение и углубление жизни души, еще тяжелее сделаете ваши муки, если не сознаете своих грехов. Покайтесь, пока не поздно. Я вижу у вас массу лишних вещей, отдайте их нищим. Даже необходимые для вас раньше вещи раздайте, творите милостыни, потому что нет милости несотворившему милости... Блажени милостивии, яко тии помиловани будут...".
О. Зосима подал умирающему Евангелие приложиться, говоря: "Вам станет легче". Тот же бросил Евангелие на пол.
"Что с вами? Вы бросили на пол книгу, через которую Спаситель всегда говорит с нами, вокруг которой всегда летают ангелы".
Схимонах в каком-то отчаянии и как бы в бешенстве рыдал, рвал на себе одежду, стонал: "Ох, ох, ты и не знаешь, какой я грешник, давай я облегчу свою душу тебе, тебе принесу покаяние, а ты умоли за меня Бога, чтобы не мучиться мне там, как мучаюсь здесь. О, что здесь за муки в сравнении с адскими муками, непрестающимися!"
— Старец, я позову вам духовника и вы покаетесь.
— Молчи, я не хочу духовника, никому не открою душу, тебе только открываю, принимай покаяние, иначе убью себя, я не знаю, что сделаю, я весь горю в огне гееннских мук. Сжалься, сжалься, о. Зосима! Хотя ты еще молод, а я старик, но когда ты будешь духовником, то отпусти грехи мои, слышишь, я умоляю тебя.
О. Зосима покорился. Но, Более, что он выслушал от старца. Грехов своих он не открывал из-за стыда и страха, а к Святым Тайнам приступал и причащался в суд и осуждение. Несчастный извивался, корчился от боли душевных мук.
О. Зосима встал на колени перед образом Царицы Небесной и, обливаясь слезами, молил Ее о помиловании кающегося грешника. И обещал ему, если его кто-нибудь попросит еще раз за него (кающегося схимника Николая) отпустить ему грехи, то он отпустит, когда он будет иметь на то право. А пока не поздно, он умолял его начать дела милосердия. О. Николай согласился и вскоре вся келия умирающего, все вещи, находящиеся в ней, перешли в руки нищих. Все деньги, которые он копил всю жизнь, также были отданы неимущим. И старец тихо умирал, шепча покаянную молитву...
Через много лет с глубокой скорбью рассказывал мне старец драму несчастного о. Николая. Я спросила его: "А вы отпустили ему грехи, батюшка?" — "Нет еще.,, я творил за него милостыню и молился... а ты просишь за него, просишь?" — "Да, я прошу".— "В таком случае на твоей голове отпускаю я ему все грехи его, за всю жизнь, а тебя благословляю всю жизнь поминать его за упокой и по возможности добрые дела творить за него".
Однажды о. Зосиме дали послушание собирать по вокзалам у приезжающих деньги на монастырь.
О. Зосима взял палку и смиренно пошел, куда его послали. "Ну, это дело по нем, пусть юродствует", — смеялись над ним монахи.
Несмотря на долголетнее пребывание его в лавре, о его посвящении не было и речи.
Сидит как-то о. Зосима на вокзале со своей кружкой, вдруг предстал пред ним младенец, ростом не более трехмесячного, и смотрит на него. С каким-то особенным благоговейным чувством взирал на него о. Зосима и наконец решил заговорить с ним, удивляясь, откуда появился он:
"Скажи мне что-нибудь. Буду ли я иеродиаконом?" — "Будешь", — ясно и отчетливо произнес младенец. "А иеромонахом?" — "Будешь". — "А архимандритом?" — "Будешь". — Ну, он наверное на все вопросы будет отвечать "будешь", — подумал о. Зосима,-— дай-ка спрошу его "Буду ли я митрополитом?" — "Нет, не будешь", — ответил младенец. "А почему?" — "Так Бог повелел", — сказал он и стал невидим.
Это, наверное, был ангел или Сам Спаситель, говорил, крестясь, старец. Вот какими дивными чудесами укреплял Своего страдальца-подвижника о. Зосиму Господь.
Немного погодя послали о. Зосиму к митрополиту Иоаниикию. Придя перед отъездом к своему старцу о. Варнаве, о. Зосима получил благословение на отъезд и совет не раскрывать своих вещей, так как опять придется ехать в обратный путь. И, действительно, так и вышло (об этом написано в описании чуда явления Святой Троицы о. Зосиме).
По возвращении в лавру он и еще несколько иноков три года занимались с архимандритом Николаем разными науками, а потом сдали экзамен, таким образом закончив свое общее образование.
Посвящение Зосимы было совершено как бы Самим Господом, вопреки всевозможным препятствиям, которые ставили ему ненавидящие праведную жизнь люди.
Незадолго до посвящения получил он письмо от своего духовника о. Андрея (Щеголева), в схиме о. Авраамия, который писал следующее: "Дружочек мой, я думал о тебе, что не придется тебе быть в сане, а выходит иначе. Сама Царица Небесная возводит тебя на первую ступень — в иеродиаконство, а, получив его, готовься ко второму — иеромонашеству". Пришло время принять ему священный сан, и, вопреки ожиданию всех, совершенно посторонние люди начали напоминать начальникам лавры о скромном монахе, которого Сама Царица Небесная предназначила принять посвящение.
Близ Сергиевой лавры жила благочестивая полковница Екатерина Андреевна, жизнь свою посвятившая Богу. Ее все в лавре знали и уважали. По внушению свыше, пришла она однажды к наместнику и к другим начальникам и говорит: "Что это вы все обходите о. Зосиму, он больше чем достоин сана, а вы посвящаете мальчишек". Эконом на это отвечал ей так: "Он на себя взял святость, а у нас в лавре не любят святых. Был бы о. Зосима как все люди, давно бы и иеромонахом был".— "Ах, вы псы,— вскричала возмущенно Екатерина Андреевна,— для чего же в монастыре- живете, раз святости не любите. Образ монашеский потеряли вы, жен заводите, пьянствуете, развратничаете".
Вскоре, после обличения Екатериной Андреевной жизни лаврских монахов, приехала из Шамордина монахиня, духовная дочь о. Амвросия. Ее внешней вид был грозный, в руках она держала громадную палку, наподобие жезла. И жестоко обличала она начальников: "Ах вы убийцы, вы убили о. Зосиму, посвятите его хоть теперь, пока он не отошел ко Господу. Он совершенно больной!".
Такие и подобные напоминания со стороны посторонних людей и истинно монашествующих так и сыпались на жестоко ненавидящих и нещадно гонящих праведника монахов.
О.Зосиме самому советовали заступиться за себя. "Нет,— ответствовал он,— не надейтеся на князи, на сыны человеческий, в них же несть спасения". На одного Бога и Его Пречистую Матерь возложил я свое упование".
Вскоре после этих событий и получил о. Зосима выше приведенное письмо о. Андрея.
Тут же посвятили его в иеродиаконы, а через непродолжительное время — в иеромонахи. Рукополагал его преосвященный Трифон, который давно знал о. Зосиму, уважал и любил его. По получении сана, на него было возложено послушание быть общим лаврским духовником.
При пяти наместниках жил о. Зосима в лавре. При о. Анатолии он поступил и имел в то время послушание стоять у мощей преп. Сергия. При наместнике о. Леониде о. Захарию 4 апреля постригли в рясофор с именем Зосимы, как писал ему об этом о. Андрей и как предсказал ему старец Варнава, что "не пройдет и года, как он получит мантию", и, действительно, 9 марта о. Зосима был облачен в мантию. В этот день 10 человек постригли в мантию, в том числе и Зосиму.
Несколько суток они пробыли в церкви, причащались, молились, а когда вышли, о. Зосима предложил новопостриженным сходить на поклонение к Черниговской Божией Матери и к старцу Варнаве. Пять согласились идти, а пять остались дома, причем один из оставшихся очень грубо отозвался о старце о. Варнаве: "Ну для чего я пойду, что я буду делать у этого лживого пророка Варнавки?" — "О, горе тебе, несчастный! — сказал о. Зосима и зарыдал.— Самый ты из нас всех несчастный".
Что случилось с этим монахом, имя его Наум, будет сказано ниже.
Итак, пять остались дома, наподобие нерадивых дев, а пять отправились в келию старца Варнавы. Всем очень хотелось к нему, но это было очень трудно, так как народу у него было очень много и далеко не всех он мог принять.
Отстояли они молебен у чудотворной иконы Черниговской Божией Матери, а потом, обратясь к о. Зосиме, стали просить его: "Умоли ты Царицу Небесную, чтобы принял нас всех старец о. Варнава, умоли Владычицу; кто кроме тебя к Ней ближе? Мы все знаем, что жизнь твоя проходит под Ее покровом, что ты каждое движение свое совершаешь с Ее благословения, что воля Ее и Сына Ее, Спасителя нашего, для тебя все...".
О. Зосима начал отказываться: "Что вы, я грешный, вы лучше умолите Царицу Небесную". Но просьбы были так сильны, что он уступил и помолился Матери Божией: "Царица Небесная, Пречистая, допусти нас к старцу, пусть он примет нас, благословит и наставит каждого в отдельности. Пусть каждый узнает о себе, что нужно ему знать. Царица Небесная, услышь нас".
После этой молитвы все направились к домику о. Варнавы. Старец вышел на крылечко, как бы поджидая монахов, и, несмотря на огромную толпу, сказал им ласково: "Пожалуйте, святые отцы. Отец Григорий, поставь самоварчик, напой этих великих старцев". Все, кроме о. Зосимы, поместились за столом. Он же, став в стороне около комода, рассматривал крестики и иконы, которые старец раздавал посетителям.
О. Варнава обратился к нему со словами: "А ты, Зосима, где ни садись, все равно духовником всей братии будешь, несмотря на то, что позднее их получил мантию. Зато всех переживешь и настанет время, ты один в лавре останешься".
И, действительно, о. Зосима, в схиме о. Захария, дожил до глубокой старости и пережил почти всех своих современников, да и в монастыре Святой Троицкой лавры он жил дольше всех. Когда всех монахов разогнали, о. Зосима не уходил из монастыря и вышел оттуда последним.
"А из вас, отцы, трое кресты золотые будут носить, а двое протодиаконами будут". По слову старца так и вышло все.
Действительно, спустя некоторое время двое из постриженных умерли в сане протодиаконов, а трое дослужились до золотых крестов.
Да, великий старец был о. Варнава. О. Зосима к нему лет 30 за разными советами ходил, а потом часто поговаривал: "Я сам ничего не достиг, но видал многих, кто достиг".
Что же стало с тем монахом, который так грубо отозвался о старце о. Варнаве? Вот что постигло его. За ослушание начальства он был сослан в Николаевскую пустынь. Он совершенно не понимал пути монашествующих, что это непрестанный крест — распятие себя, отсечение своей воли — это мученичество. Ослушание он не считал великим грехом против монашества, а считал себя несправедливо обиженным. Враг быстро захватил его неподготовленную к борьбе душу и довел его до отчаяния. Оставленный в мрачной, полуразрушенной келий Николаевской пустыни, он совсем обезумел, схватил валяющийся на полу нож после чистки картошки и перерезал себе горло, и, умирая в страшных мучениях тут же, хрипел и обвинял других в своей смерти. Когда об этом узнал о. Зосима, то больно сжалось его любвеобильное сердце. Он очень тяжело переживал эту ужасную смерть. О. Зосима заявил начальникам лавры: "Вы виновники отчаяния и смерти Наума, вымаливайте же теперь его душу".
После долгих, усиленных молитв за несчастного о. Зосима увидел во сне погибшего... Он шел, отвернув лицо в сторону, в совершенно рваной, грязной одежде. Вокруг него прыгали бесы с дрекольями и пиками... "Где твоя мантия монашества?" — спросил у него Зосима.— "Её нет у меня, — отвечал Наум, — ты дай мне свою". О. Зосима снял свою монашескую мантию и покрыл ею полуобнаженного самоубийцу.
Будучи общим лаврским духовником, о. Зосима нес свое послушание, благоговея перед великим таинством исповеди, учрежденной еще в раю в тот момент, когда Господь говорил с Адамом и Евой после их грехопадения, призывая их исповедовать свой грех.
О. Зосима всегда сознавал все великое милосердие и неизреченную любовь к нам Спасителя, проявившуюся в учреждении таинства исповеди.
Никогда он не спешил отпускать исповедника, и бывали случаи, что одному исповеднику отдавал 31/2 часа времени. Ведь бывали и такие грешники, которые открывали всю свою жизнь и просили руководства и совета во всех многообразных своих потребностях и обстоятельствах. Множество же духовников того времени гнались больше за деньгами, нежели за спасением душ человеческих. "Ах, о. Зосима, не умеешь ты исповедовать,— насмехались над ним, — ты с одним всю службу возился, а я уже в это время 38 рублей набрал".
Обет нестяжания нередко попирался монашествующими. Был такой случай при наместнике Антонии в лавре. Пришла богомолка, старушка из Смоленской губернии, бедная, измученная. Подошла она к раке преп. Сергия и просила отслужить молебен Преподобному. "Давай 30 копеек", — заявил монах. "Да нет у меня, батюшка ты родной, вот за холстинку послужи".— "На что мне твоя холстинка, поди продай ее и тогда завтра приходи, отслужу". Не обиделась, не осудила никого старица, а опечаленная вышла из церкви. "Обет дала отслужить молебен, видно недостойна я. Кому я продам холстинку-то ?" Вдруг видит, идет старичок, со светлым таким лицом.— "Что продаешь, милая? Давай, вот тебе 30 копеек". Обрадованная старушка пошла в богадельню, где приютили ее, и ждет не дождется завтрашнего дня.
На утро пришли в храм очередные служители, открывают раку с мощами, не поддается, как будто тайным каким замком закрыли ее. Послали за наместником. Тот горячо молился и, наконец, рака открылась, и, к удивлению, увидели в раке холстинку, которую как бы держал в руке Преподобный.
"Что это? Откуда она? Кто вчера служил молебен?" Монах, который вчера отказал старушке, сказал: "Согрешил я, вот что было вчера со мною" — и рассказал все о старушке. Позвали старушку. "Твоя холстинка?" — "Моя, у меня ее купил старичок, а как она в раку попала, я не знаю. Да вот этот купил", — сказала старушка, указывая на большой образ преподобного Сергия. Всем ясна стала милость преподобного Сергия к старушке и обличение им стяжательности монаха.
Отец Зосима упрашивал не любить имение и отнюдь не копить денег. Был в лавре монах о. Феоктист, он накопил несколько тысяч. Узнал об этом Зосима и стал упрашивать его "зле собранное добро расточити". Раздай деньги неимущим, пожертвуй в Церковь и так далее. Послушался о. Феоктист и после смерти его у него осталось в келий лишь 20 рублей. О. Феоктист с того света во сне явился Зосиме и просил его оставшиеся 20 рублей отдать нищим на помин души. А старец не знал об этих 20 рублях, так как другие жили в келий о. Феоктиста, деньги были запрятаны.
Был и еще в лавре подобный монах, накопивший семь тысяч, который не только никому не помогал, но даже и взаймы не давал ни копейки. О. Зосима знал, что гибель для души монаха, давшего обет нестяжания, попирать его и предаваться страсти сребролюбия. Сердце его болело за согрешающего брата, и с любовью начал он убеждать покаяться, говоря: "Ты ведь через несколько месяцев умрешь, сотвори милостыню". О. Сильвестр, так звали монаха, не соглашался. "Покайся, дружочек,— уговаривал о. Зосима,— сотвори милостыню и тогда будешь в раю, молю тебя, жалея и любя твою душу. Покайся, ведь ты скоро с ума сойдешь и умрешь...". Но все тщетно... Вскоре действительно о. Сильвестр помешался и умер летом. Вера у него была очень слабая. Как-то незадолго до смерти Сильвестра старец предложил ему почитать акафист. "Что ты, что ты, я баба деревенская что ли, чтобы акафисты читать?" — "О, ты, кощунственно настроенный,— с грустью сказал о. Зосима,— разве не знаешь, что акафисты это восторг и умиление души человеческой пред величием святости и подвига?". А после смерти Сильвестра во сне явился он Зосиме и душил его, показывая, что его душат и томят нераскаянные грехи, как ему тошно и тяжело на том свете. О. Зосима усилил за него молитву и милостыню.
Однажды наместник послал о. Зосиму к о. Агафону. На скит было идти далеко, и о. Зосима пошел ближайшим путем через пруд. Вода уже пошла, на корешках снег и лед. О. Зосима перекрестился и пошел, взяв в руки длиннейшую палку. По краям еще ничего шел, но чуть вступил подальше, палка провалилась. О. Зосима оказался в воде. Глубина была аршин десять. О. Зосима палку вынул и смело пошел по воде. За послушание шел, творя молитву и прижимая к груди имеющиеся у него святыни. А с берега от киновии с великим изумлением смотрел на него скитский иеродиакон: кто это по пруду идет, по воде? Узнав о. Зосиму, иеродиакон закричал: "О. Зосима, что это ты чудеса стал творить?" — "Простите, батюшка, я думал, вода мерзлая, и пошел я вначале по замерзшей воде, а дальше вот лед растаял. Но за послушание прошел я, да и икона со мною преподобных Зосимы и Савватия и Богородичная просфора, поэтому-то и удержал меня Господь".
"Да кто этому может поверить",— рассказывал это свое второе хождение по воде о. Зосима,— "но по священству говорю истину, и сухой я вышел на берег, даже сапоги не намочил".
Но эти чудеса, явные милости Божий, явленные чистому сердцем Зосиме, не действовали на врагов, ослепленных страстями.
После наместника о. Павла, доброго, отзывчивого человека, водворился о. Товия.
С грустью можно вспоминать начальствование о. Товии. При нем вся духовная жизнь лавры пришла в большой упадок. Наместник о. Товия невероятно возненавидел о. Зосиму и систематически издевался над ним. Два раза через других покушался на жизнь о. Зосимы. Даже в малом и то о. Товия обижал о. Зосиму. Когда о. Зосима стал править череды, он отнял у него кружку. О. Зосима служил бесплатно 15 лет, о. Товия не выделял ему ни копейки. Но о. Зосима за все благодарил Бога, молясь за врагов своих, но не осуждал их, сознавая, что через людей нападает на него дьявол. Он жалел обидчиков и все больше и больше ненавидел исконное зло. Особенно враг ненавидит милосердие, а жестокий наместник о. Товия велел нищих гнать в шею.
О. Зосима с величайшей любовью относился к меньшим собратьям, видя в них Самого Господа: "Разве можно нищих гнать, это все равно, что Самого Христа гнать",— говаривал о. Зосима.
Подговоренный приятель о. Товии Анфим однажды предложил о. Зосиме купить у него гардероб. Последний отказался. Тогда Анфим попросил о. Зосиму помочь ему переставить гардероб. Анфим с невероятной силой толкнул гардероб в сторону о, Зосимы и тот всей тяжестью упал на него. О. Зосима оказался лежащим на полу под гардеробом. Тогда подговоренный монах нарочно стал давить о. Зосиму. "Что ты делаешь, убьешь ведь меня", — вскричал о. Зосима. Анфим на это захохотал каким-то дьявольским смехом. Хорошо, что в эту минуту вошел приезжий посетитель и помог о. Зосиме освободиться из-под придавившего его гардероба.
За этого своего врага, который вскоре сошел с ума и умер, о. Зосима прилежно молился. Через несколько времени увидел он во сне Анфима, который подошел к нему и стал целовать у него руку.
Незлобивый о. Зосима молился и об о. Товии, чтобы Господь смирил его и хоть немного последний бы одумался, чтобы не погибла душа его.
Еще несколько раз покушались на жизнь о. Зосимы. Однажды вытащили из-под него лестницу и о. Зосима сильно расшибся. В бане окатили его кипятком... Всячески издевались над о. Зосимой, били, кто хотел и чем хотел... И когда о. Зосима спрашивал: "За что же вы меня бьете?", ему отвечали: "Чтобы ты не жил так, как живешь, а живи, как все люди, не подражай святым. А если и в святые лезешь, то и бьем. Святых всегда били". Доходили даже до того, что называли о. Зосиму сумасшедшим и делали попытку упечь его в дом умалишенных.
"Что же, и в сумасшедшем доме есть Господь. Делайте со мною, что хотите, а я жить по-вашему не буду. Я обязан слушать веления своей совести и жить по заповедям Божиим".
Невыносимо тяжело было о.Зосиме терпеть все эти напрасные нападки озлобленных врагов, своих же монахов. И пошел он к своему старцу о. Варнаве просить дать ему благословение перейти в другой монастырь.
"Нет,— ответил старец Варнава,— нет тебе на это благословения, живи здесь, никуда не уходи и спасешься. Только не копи денег, не пей вина, не лечись". И остался опять многострадальный о. Зосима в лавре.
Молитва о. Зосимы о недостойном о. Товии была услышана. Случилось так — что было действительно полезно для о. Товии — что он в 24 часа слетел с места. Его отставили приказом. Смущению и огорчению о. Товии не было конца. Он постарался скрыть свой заслуженный позор и якобы по болезни ушел в заштат. Его так не любила лавра, что он не мог жить вблизи нее и уехал подальше.
Побыв немного в заштате, о. Товия начал смиряться. Два раза был у о. Зосимы и со слезами просил прощения. Пришел раз в церковь, где служил о. Зосима, и спрашивает у пономаря: "Кто будет обедню служить?" — "Отец Зосима",— ответили ему. "Ну, так скажите ему, чтобы завтра подождал меня, в случае запоздаю, — хочу на его службе причаститься". А в бытность свою наместником и в служение с собой не принимал. А тут в алтаре еще и еще раз просил прощения. Вскоре он принял схиму и умер.
После смерти о. Товии наместником был о. Кронид. Он тоже неважно относился к о. Зосиме, но, учитывая в нем старца, поставил его духовником всей лаврской братии. При нем о. Зосима получил крест и набедренник.
Много, слишком много приходилось переживать любящему сердцу старца о. Зосимы, смотря на падение братьев своих, и все более и более ненавидел он врага рода человеческого. А людей слабых, больных, несчастных, измученных все больше и больше любил. Он, как мать, принимал их в своей келий, утешал, кормил, ободрял и учил. И за то гнали его, запрещали принимать, но он исполнял заповедь Спасителя: да любите друг друга. Не сходил со своего пути, несмотря на все камни, бросаемые в него.
Во сне ему явилась сама Пречистая Богоматерь и благословила принимать народ. Себя же всего он предал Господу, идя тесным и узким путем.
"Иногда и сам человек не знает, что скажет,— говорил старец. — Сам Господь глаголет через уста его. Надо молиться так: "Господи, Сам во мне живи, Сам говори, Сам действуй". И когда глаголет Господь через уста человеческие, то все слова того человека действенны бывают, все сказанное им исполняется. И дивится сему и сам говорящий. Только надо твердую веру иметь и отдать Господу и сердце, и уста. Ни одного своего слова не буду говорить без Твоей воли, твори со мною, что хочешь. Так надо молиться. Только тогда мудрствовать нельзя. Мудрость свою надо вести такую, чтобы Господу дать доступ, чтобы Он мог, что хочет, творить с тобой.
Не стремитесь вы к богатству, не ищите ничего на этой земле. Отдай душу в ад — будешь богат.
Живите честно и помните, что нет у нас здесь постоянного града, но грядущего взыскуем".
Однажды о. Зосима читал житие Феодоры, духовной дочери Василия Нового, хождение ее по мытарствам. Это трогательное повествование, которое необходимо каждому христианину носить в своем сердце. В это время его пригласили пить чай. Молодой иеродиакон и послушник Михаил сидели за столом. Михаил взял книгу и продолжал чтение. О. Амвросий, скептически улыбаясь, сказал: "И ты веришь?" — О. Зосима с глубокой грустью взглянул на него и произнес: "Зачем же ты тогда принял монашество?"
"О, христиане,— часто говаривало. Зосима,— мы живем так суетно и не думаем о вечности, а думать очень и очень надо. Пред лицем Господа ходите и помните, что каждый ваш добрый поступок записан Ангелом Хранителем, приставленным к вам Господом, а каждый грех — темной силой. Ничего нельзя сделать такого, чтобы не стало явным. Кайтесь же, пока не поздно, смиряйтесь и спасайте душу свою. Читайте Евангелие, читайте слова сии, надо их внять. Стремитесь, чтобы Дух Божий был в вас, чтобы вы были Христовы ученики: "Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим". Надо любить людей делом и истиною, а не словом и языком, Надо учиться любить людей, как самого себя, то есть проявлять к другим такую же всепрощающую любовь и заботу, которые проявляете к себе, Смотрите, не творите милостыни напоказ, Не хвалите себя, как фарисей. Но творите милостыни ежедневно. Пропал для вечности тот день, в который не сотворил милостыни ты, пропал для души твоей. Милостыня помогает нам получить благодать Святого Духа. Блажени милостивии, ибо они помилованы будут. Милостыня может даже из ада извлечь душу грешника. Ангел этой добродетели безгласно предстоит пред престолом Господним и вопиет в сотворившем милостыню. Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о себе, довольно для каждого дня своей заботы.
Смотрите на каждый день свой, как на последний день своей жизни. Всегда помните, что Господь смотрит на вас и каждое движение ваше видит, каждую мысль и чувство. Возненавидьте грехи, так как это самое большое зло. Грех родил диавол. Грех нас ввергает в геенну огненных страданий, оторвав нас от Господа Бога в Троице единого.
Наши сердца, хуже, чем в муках всех видов земных страданий, будут болеть об утраченном благе, навеки попав в ад. Будьте же добры и осторожны, деточки. Не унывайте, терпеливо несите каждый свой крест, возложив всю печаль на Господа. Энергично понуждая себя ко всякому доброму делу, идите по узкой святой дорожке добродетелей, которая приведет вас в Царство Небесное.
Помните, что Бог дал нам свободу и насильно Он не берет к Себе никого. Надо проявлять усилие в воле своей, чтобы получить в сердце своем благодать Святого Духа. Если бы Бог не дал нам свободы, Он бы уничтожил путь веры и привел бы к Себе всех путем принудительного знания. Не говорите, как некоторые невежды говорят: "Докажи нам существование Бога, и тогда мы поверим...". Тогда не будет веры, если доказать, а будет принудительное знание и не будет тогда дороги к спасению.
А когда в сердце свободно совершен акт веры, тогда Бог дает такие доказательства истинности веры, которые несравненно выше всех научных доказательств.
Всегда помните: нужно проявить в жизни свободное усилие для приобретения добродетелей и для общения с Богом в молитве. Насильно к Себе Господь души не берет.
Берегите же жемчужину веры, которая есть путь к вечному блаженству нашему и близких сердцу нашему людей".
Был у о. Зосимы в лавре друг о. Ириней, архимандрит, человек высокой духовной жизни. Однажды приходит он к о. Зосиме и говорит: "Друг, о. Зосима, пришел я к тебе проститься и исповедоваться. Ты подробней меня исповедуй, почище, я завтра помереть хочу. Схожу за раннюю обедню, причащусь, да и помру".
"Что ты, о. Ириней,— говорит о. Зосима,— ты еще не стар, здоров, что за мысли такие нашли на тебя?" — "Нет, я верно говорю, завтра умру. Ты меня выручай, во втором Пришествии будь мне защитником".— "Поживи еще, ты многим нужен".— "Нет, умру завтра, а ты живи и будь наставником, утешителем, молитвенником для страждущих, грешных, одиноких людей, будь отцом для сирот, калек, отроков и младенцев. Тебя Царица Небесная поставила на службу людям".— "Ириней, родной мой..." — "Что говорю, ты слушай, исповедуй в последний раз..."
Трогательная исповедь и прощание друзей состоялись. Но все же у о. Зосимы не было уверенности полной в том, что действительно о. Ириней завтра Богу душу отдаст. Может быть, скоро, но не завтра.
Поутру, идя на свое послушание и проходя мимо келий своего друга архимандрита Иринея, о. Зосима увидел прислуживавшего ему послушника и с чувством глубокой любви к своему другу сказал: "Передай другу моему архимандриту Иринею поклон от меня".— "Поклон передать ему,— смутился послушник,— да друг-то твой уже на столе лежит. Причастился он за ранней обедней, пришел домой, я бросился ставить самовар. Прихожу в его келию звать чайку попить, а уж он, блаженный, лежит, ручки сложив, у себя на кровати".
Много чудесного и полезного открывал Господь своему избраннику о. Зосиме, видя его твердую веру в промысл Божий, без которого даже и вера в Бога оскорбительна.
Если кто верит в Бога, то с несомненностью должен верить, что все обстоятельства жизни совершаются по воле Божией, или с соизволения Божия, или попущения Его.
Часто повторял старец: без воли Божией и волос с головы не упадет. И что мы должны быть добры и очень оскорбляем волю Господа, когда от печалей и горестей, постигших нас, впадаем в уныние, ропот, отчаяние, безмерную печаль, окамененное нечувствие. Эти страсти — преддверие геенны огненной. Душа, унывая, уже вся горит в огне, хуже гееннского, нет в ней больше никакого чувства, кроме одного острого, больного, все убивающего, все сжигающего. Несчастья и горести посылаются нам провидением для испытания нас, для укрепления нас в жизни подвижнической.
Величайший подвиг — терпеть безропотно до конца дней своих все, что ниспосылается нам в этой земной жизни, полной печали и слез. "Претерпевый до конца, той спасен будет".
Никогда не нужно приписывать себе тяжелых случаев, бывших с тобой и близкими тебе. Нет, все сие не от тебя, а ниспосылается тебе, как крест. Неси же его благодушно.
Не будем же мы любить то, что непрочно. Всякое земное благополучие непродолжительно и оканчивается смертью. Будем всегда стремиться прежде всего к вечному и помнить о вечной жизни, и, главное, помнить святые слова Евангелия: "В чем застану, в том и сужду".
Был у старца дружочек еще один в Сергиевой лавре — блаженный Николай. Замечательная это было личность. Фамилия его Ивансон, Николай Александрович. Отца его звали Оскаром. Он переменил имя, принял православие. Имя его матери Наталия. Блаженный Николай по званию своему был военный. Но не долго он был здоров. Тяжелый крест болезни нес он: заболев, он 40 лет не вставал с постели. Сначала он лежал на частной квартире, а впоследствии его перевели в монастырскую богадельню. Родные его умерли и ухаживать за ним было некому — всем он был чужой. Он мужественно терпел и молился.
За его необыкновенное терпение и смирение Господь одарил его прозорливостью. О.Зосима стал к нему часто похаживать, и блаженный очень полюбил его.
Николай за 10 лет до революции предсказывал, что царя не будет и что Сергиева лавра будет закрыта и всех монахов разгонят и будут они жить по частным квартирам.
О. Зосиме сказал место его будущего жительства: "В Москве будешь жить и дадут тебе разоренное подворье монастыря. У чад своих духовных жить будешь. И в Москве же сделают тебя архимандритом. Я говорю вам, готовьтесь все вон из лавры".
Никто ему в то время не верил, странными и нелепыми казались всем его слова.
Однажды исцелил Николай болящую слепотою Марию, сестру о. Зосимы. Десять лет не видела старушка Божьего света. Блаженный благословил помазать ей глаза из лампадки, горевшей у него перед иконой, и прозрела раба Божия Мария и еще 10 лет прожила зрячею.
Однажды пришел к нему один молодой человек, а о. Зосима сидел у своего дружка. Блаженный выхватил у него его шапку и говорит: "Не отдам, не твоя, твоя за вагоном валяется". Когда он вышел от блаженного, о. Зосима попросил открыть ему, что он сделал со своей шапкой. "А вот что,— произнес молодой человек. — Когда я вышел из вагона, смотрю, пьяный валяется, а около него лежит новая шапка, и я взял ее себе, а свою старую бросил за вагон, вот и обличил меня блаженный, видимо, ему все открыто".
Поистине это был дивный раб Божий.
Несколько лет подряд причащали его ангелы, приходя в виде монахов во главе с игуменом, который исповедовал его. Монахи дивно пели... Приходили они к нему ночью. Блаженный не знал, что это небесная милость к нему, принимая их за монахов и думая: "Вот как хорошо ко мне относятся игумен с братией. Днем им некогда, так вот ночью в святые дни они утешают меня многострадального".
О. Зосима не знал об этом и, когда узнал от братии, что в монастырской богадельне есть тяжко болящий Николай и что его вот уже больше 30 лет никто не приобщал святых Тайн Христовых, он пошел к нему причастить и исповедовать его. Поблагодарил его блаженный Николай и сказал ему: "Я так счастлив! Во все большие праздники игумен с братией причащает меня",— и рассказал ему все.
Вложил в сердце о. Зосима слова блаженного, но ничего не сказал ему и только по смерти его поведал о дивном чуде, явленном многострадальной душе, которая с великим терпением несла свой крест.
Дар прозорливости дан был и о. Зосиме.
Вот какой случай рассказывает одна духовная дочь старца. "Впервые я увидела старца в Сергиевском Посаде. Он был в келий, окруженный разными страждущими людьми. Он поил их чаем, а ложечек чайных не хватало. Я вспомнила, что у меня еще от родного отца осталось несколько чайных серебряных ложечек, и подумала: вот в следующий раз, как приеду к старцу, привезу ложечек и подарю ему. Едва только эта мысль пронеслась у меня в голове, старец ласково взглянул на меня и сказал: "Несколько? Да я ни одной серебряной ложечки не возьму, не надо монаху серебряных ложечек". Я удивилась прозорливости старца.
Ему можно было ничего не говорить, он знал все прошлое и будущее.
Один старый священник пришел к нему на исповедь и очень трудно было ему все открыть, что мучило его. Старец начал перечислять грехи его и говорит: "Вот сколько у меня грехов и какие, ну ведь и у тебя те же грехи, кайся и я отпущу тебе их". Священник был поражен. Старец перечислил все его грехи, и, чтобы прикрыть свою прозорливость, сказал: "Вот какие у меня грехи...".
Это священник сам мне рассказывал.
Как-то раз о. Зосима сказал: "Я просил Господа, чтобы Он вошел в меня, чтобы я ничего не смел сам говорить, а говорил лишь то,, что повелит мне сказать Господь. И бывает иногда благоговейно страшно мне изнутри себя ощущать силу и голос Божий. Знаю, что больно иногда делаю словом своим людям, а иногда Бог утешает словом моим; но я обязан им говорить то, что внушит мне сказать Бог. Своего я никогда не говорю теперь ничего, ничего. И сбывается всегда слово Божие, потому что оно есть истина и жизнь".
Однажды старец взял в рот серебряный крестик довольно большой величины и молитвенно воззвал к Творцу: "Господи, Господи, войди в меня в кресте Твоем, пусть растает этот крест в устах моих и я проглочу его и пусть крест живет во мне.,.", И растаял крест и проглотил его старец, как живую воду, святую, благословенную.
Перед разгоном лавры опять пришлось пережить старцу много тяжелого от своих собратьев.
О. Зосима предупреждал наместника о. Кронида, говоря: "Мне явился преподобный Сергий и сказал: "Вас разгонят и вы будете по частным квартирам жить (я буду жить одно время на Переяславке у духовной дочери, а ты, о. Кронид, в 10 верстах от Хотьково)".
Монахи, несмотря на надвигающуюся опасность, продолжали жить не по-монашески. Кровью обливалось сердце подвижника о. Зосимы, когда он смотрел на их жизнь.
Однажды, в один из больших праздников была торжественная служба, в соборе. Вдруг из Царских врат вышла Царица Небесная, окруженная четырьмя великомученицами, взглянула на толпу молящихся, в церкви были все монахи лаврские, но Она, Пречистая, грустными глазами взглянула на них и сказала: "Здесь монахов нет, кроме этих трех-четырех", — и указала на старца Зосиму и еще трех монахов. Великомученицы с Пречистою Приснодевою опять вошли в алтарь и исчезли.
Монашеская одежда, постриг — все это не делает человека монахом. Вступивший на этот путь должен подражать жизни ангельской, жить в непрестанной молитве, в любви ко всем людям, исполнять все добродетели, пребывать в смирении, считая себя за ничто, никого не осуждать и всеми силами, с помощью Божией, стараться о спасении ближних своих.
Не переставал о. Зосима напоминать людям о вечности, не проходил мимо душ, гибнущих от неверия. Всех-то ему было жаль. Не пройдешь же мимо реки, в которой бедные, несознательные дети тонут, всякий из нас будет стараться вытащить и спасти жизнь малюток, вернуть их родителям, пусть растут и радуют других... Как же пройти мимо безбожников, грешников, мимо еретиков, которые тонут в реке заблуждений и тонут на всю вечность, в которой дно адово поглотит их навсегда.
Старец иногда говаривал неверующим людям: "Вы забыли Бога, не знаете вы Бога, не видите вы Бога, тогда как люди верующие видят Бога гораздо ярче, чем вы видите солнце и небо. Но видят сердцем... Но, а меня, грешного Зосиму, вы все знаете и видите, вспоминайте хоть меня и мою любовь к Богу, а я за вас припаду ко Господу и умолю Его. О, бедные, потерявшие разум люди, кто повредил вам? Думаю, те, кто, нося видимый образ христианина, силы его отверглись, те, которые, называя себя христианами, не исполняют заповеди любви к ближнему.
Любовь к преподобному Сергию у старца была особенно глубока, он как бы жил его мыслями и желаниями, проникал в глубину сердца Преподобного,
Не хотелось старцу расставаться с местом подвига любимого святого, но сам Преподобный сказал: уйду я, уйдешь и ты, Зосима, и указал ему препод. Сергий квартиру, где поселиться после разгона лавры.
Старец спросил: "Как же мощи?" На это препод. Сергий ответил: "Дух мой уйдет, а мощи останутся для поругания". Отец Зосима мало-помалу смирился.
Вся братия была выселена и остался он один по слову о. Варнавы.
Пришли несколько человек из администрации и стали требовать, чтобы старец немедленно оставил свою келию. "Уходи вон из лавры". — "Нет, сейчас я не пойду",— сказал старец. "Мы вытолкнем тебя. Что это такое!"— гневно кричали на старика.
Старец взял крест и им обвел свое помещение, вернее, обнес, и сказал: "Попробуйте-ка, осмельтесь перейти через эту черту, которой я как бы обвел свою келию, попробуйте и тотчас вы упадете мертвыми".
"Что это за старик?" — смущенно заговорили пришедшие. Сила слова старца так была велика, что никто из них не осмелился переступить за черту, за которую не велел ходить им о. Зосима. Странно даже было — молодые, здоровые, вооруженные почувствовали страх и сказали: "Оставим этого старика, он сам уйдет". Постояли и разошлись.
До последней минуты молился старец за всех и просил Преподобного простить тех, кто нарушил заповедь Бога. Просил благословения для всех разъехавшихся по частным квартирам братии. Просил Преподобного снова, когда будет это угодно Царице Небесной, открыть свою лавру, чтобы в ней спасалось монахов множество. Он вспомнил видение препод. Сергию, который однажды узрел множество птиц, и было ему откровение, что так умножатся ученики его, что и счесть их будет трудно.
Наконец пришло и его время, и о. Зосима последним ушел из Троицкой лавры преподобного и Богоносного отца нашего Сергия игумена Радонежского.
Когда закрыли Троице-Сергиеву лавру, то настоятель лавры обратился к старцу с великой скорбью: "Куда же мне теперь поместиться?"
Старцу стало жаль настоятеля, он сказал ему: "Иди туда, куда меня благословил Преподобный, там тебе хорошо будет, а я пойду туда, куда глаза глядят". И пошел о. Зосима в Москву. Приходит к Сухаревской башне, там недалеко была часовня. Монах, прислуживавший в часовенке, спросил его: "Откуда ты, старче Божий?" — "Из разрушенной пустыньки",— был смиренный ответ. "Останься у нас ночевать". "Нет,— ответил старец,— я боюсь, вас всех арестуют". И ушел старец. И, действительно, в эту ночь всех в часовенке арестовали.
Старец же перебрался на Сербское подворье к своему духовному сыну о. Серафиму В. В это время у о. Серафима была в гостях Е.Г.П. Узнав, что старцу негде жить, она пригласила его к себе,
Таким образом и переехал на Тверскую наш многострадальный изгнанник. Во дворе их квартиры было еще не закрыто Саввинское подворье и старец иногда служил там,
Через несколько времени народ почувствовал благодать, живущую в старце, и стал приходить к нему в келью. Но далеко не всех допускали к нему хозяева. В церкви же толпа теснилась к нему, он утешал, ободрял, бесов изгонял.
Стоило скорбящему человеку хоть несколько минут поговорить со старцем, вдруг сразу вся тоска и грусть куда-то „пропадали, в сердце водворялась тишина, ум зрел. Бога и так хорошо, детски ясно и чисто становилось на душе, как в пасхальную ночь счастливому ребенку, окруженному любовью всех близких родных, еще не вкусившему горя, еще не знавшему страстей и грехов.
Прозорливость старца невозможно описать. Он видел далеко вперед жизнь каждого человека. Некоторым людям предсказывал их близкую кончину, других же, как нежная заботливая мать, ничего не говоря, подготовлял к переходу в вечность.
Не раз мы слышали от старца такие слова: "Иной раз я говорю совершенно неожиданно для себя, нечто такое, чему и сам иной раз дивлюсь. Я предал и уста, и сердце свое, и душу Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу и, что Он внушает, то и говорю и то делаю. Нет у меня своих слов, нет у меня своей воли".
Однажды пришла старушка со своей родственницей, здоровой и цветущей девушкой, к старцу. Вдруг старец говорит девушке: "Ты завтра приобщись святых Христовых Тайн, а я исповедую тебя. А сейчас иди и вымой мне лесенку, она, правда, почти чистая, да это я так для тебя говорю, да на каждой ступеньке вспоминай свои грехи и кайся. А когда будешь вытирать, вспоминай все хождения душ по мытарствам".
Когда девушка ушла мыть лесенку, ее родственница с удивлением спросила старца: "Зачем же ей причащаться завтра, ведь не пост, она не готовилась, здоровье ее цветущее, она и после поговеет".
"Завтра поймешь, почему ей нельзя откладывать Причастия. После ранней обедни сама придешь ко мне, тогда и поговорим".
Когда девушка вымыла лесенку, старец ее исповедал, отпустил ей грехи за всю ее жизнь и так ласково, ласково, с отеческой любовью глядел на нее. Напоив их чайком, он простился с ними.
На другой день девушка причастилась, чувствовала себя прекрасно и радостная пришла домой. Ее родственница напекла пирогов и пошла ставить самовар. А девушка присела на стул и как бы заснула. Господь взял ее душу безболезненно, моментально. Ошеломленная ее кончиной, старушка прибежала к старцу и застала последнего на молитве за новопреставленную. Он утешал старушку: "Ну, что же ты, я знал ведь, что Господь ее возьмет, потому и благословил ее спешно причаститься". И много еще говорил он, утешая пораженную внезапной кончиной старушку.
Однажды, когда батюшка служил в церкви, пришла на службу никогда не знавшая его какая-то дама и, увидев его, такого старенького и удивительно худого, подумала: "Ну, уж какой монах, где ему привлечь в церковь народ, он и ходящих-то всех разгонит". Вдруг старец, вместо того, чтобы ему входить в алтарь, стал пробираться сквозь толпу прямо к этой даме и сказал: "Ольга, не бойся, никого не разгоню". Пораженная его прозорливостью, дама, имя которой действительно было Ольга, упала в ноги, прося у него прощения за свои мысли, и потом всегда приходила к нему за советом.
Одна монахиня, сидя за столом с батюшкой, подумала: "Если бы я была ученая, совсем бы другое дело было, я бы угодила Господу скорее, чем теперь, когда я такая малограмотная". Старец взглянул на нее и сказал: "Богу ученых не нужно, Ему одна любовь нужна".
Одной рабе Божией негде было отдохнуть, ни у знакомых, ни у родных, а батюшка и говорит: "Не горюй, каждый кустик ночевать пустит". И, к удивлению, малознакомые люди стали умолять ее приехать к ним на отдых в деревню.
Однажды старец сидел со своими духовными детьми за столом и угощал их обедом, вдруг быстро встал и говорит: "Вот так Пелагея моя как кается, как просит меня отпустить ей грехи, плачет даже; подождите, деточки, оставьте трапезу, помолитесь со мной".
Старец подошел к углу с иконами, прочел разрешительную молитву и благословил кающуюся духовную дочь. "Да где же она сейчас кается, батюшка?" — "Да она на севере сейчас. Вот и я спрошу ее, когда приедет, о ее покаянии. Запомните нынешний день и час". И, действительно, через полгода приехала на родину Пелагея, рассказала старцу, как глубоко она каялась и плакала и просила старца разрешить ее точно в тот же час и день, в который старец разрешил ее от грехов.
Еще был случай с двумя дамами. Идут они в келию к старцу и одна всю дорогу кается в своих грехах: "Господи, как я грешна, вот и то-то не так сделала; того-то осудила, прости же Ты меня, Господи..."
И сердце ее и ум как бы припадают к стопам Господа. "Прости, Господи, и дай силы больше так не оскорблять Тебя. Прости, Господи". Всю-то она жизнь свою перебрала и все каялась и каялась.
Другая же шла спокойно к старцу. "Приду, поисповедуюсь, во всем грешна скажу, завтра причащусь, а вот сейчас по дороге обдумаю, какую бы мне материю купить на платье моей дочурке и какой бы фасончик ей выбрать, чтобы шло к ее личику...", и тому подобные мирские мысли занимали сердце и ум второй дамы.
Обе вместе вошли в келию к о. Зосиме. Обращаясь к первой, старец сказал: "Становись на колени, я сейчас тебе грехи отпущу".— "Как же, батюшка, да ведь я вам не сказала..." — "Не надо говорить, их все время Господу говорила, всю дорогу каялась Ему, а я все слышал, так что я сейчас разрешу тебя, а завтра благословлю причаститься".
"А ты,— обратился он через некоторое время к другой даме, — ты иди купи на платье своей дочери материи, выбери фасон, сшей, что задумала. А когда душа твоя придет к покаянию, приходи на исповедь. А сейчас я тебя
исповедовать не буду".
Еще значительную силу прозорливости старца Зосимы испытали на себе две студентки, пришедшие в келию старца. Наслушались они от других о замечательном батюшке ^ его необыкновенной рассудительности и решили спросить его обо всем, что только их интересовало и мучило. Они решили выяснить все недоуменные вопросы жизни. Они записали вопросы самые разнообразные: и общественные, и эстетические, и философские, и семейные, и просто психологические затруднения.
У одной студентки оказалось таких вопросов чуть ли ни 40, а у другой 15.
Пришли. Старец занят, у него много народа. "Подождите, деточки, посидите там в уголке, я должен с ними сначала заняться, они издалека приехали".
Студентки ждут и ждут. Вот уж и терпения не хватает больше ждать. Вдруг старец взглянул на них: "Что, спешите? — Ну ты первая, Любовь, вынимай свои 40 вопросов, бери карандаш и пиши".— "Я сейчас прочту их вам, батюшка".— "Не надо читать, так пиши ответы". И на все 40 вопросов дал ответы старец, не пропустив ни одного, и все ответы исчерпывающие.
"Ну, а теперь ты, Елизавета, вынимай свои 15 недоумений". И опять, не читая, не спрашивая, что хотят узнать от него, дал ответы в том порядке, как были написаны вопросы.
"Ну, теперь идите. Обдумайте, что я вам сказал. Господь да благословит вас, а ко мне страждущие идут, мне сегодня некогда, приходите в другой раз".
Всю свою жизнь эти две студентки были преданы глубоко старцу. Одна из них умерла в 40 с чем-то лет от чахотки, и на смертном одре увидела старца, он пришел к ней и благословил ее. Живой стоял у кровати. А когда она была в ссылке, то старец приснился ей во сне, совершая над ней постриг и нарек имя Анастасия, хотя жизнь ее сложилась так, что и думать о Постриге было трудно.
Несколько раз старец назначал людям смерть или предсказывал о ней.
Была у старца одна духовная дочь, старушечка, купчиха Решетникова. Часто посещала она старца. Вот приходит она однажды к старцу вся в слезах. "Измучилась,— говорит,— я с сыночком своим Павлом, он совсем опустился, впадает в тяжелые грехи. Бога не почитает, в церковь не ходит, таинства не принимает, родителей обижает, пьет, курит и кутит с разными женщинами. Я говорила ему, останавливала, просила, увещевала. Насмехается он надо мною и все свое творит. Ночи перестала я спать, глаз не осушаю, жаль сынка-то, гибнет сердечный, гибнет желанный. Жизнь земная как сон пролетит, а что он заслужит там, в вечной-то жизни? Ведь верь не верь, а каждому человеку придется давать Господу ответ за каждое свое дело, за каждый свой поступок, а мой Пашенька ругаться стал непристойной матерной бранью, черное слово употребляет постоянно. Еще покойный батюшка, о. Аристоклий говорил, что худшего нет оскорбления для Господа и Царицы Небесной, как если кто ругается этой бранью, этим он оскорбляет Господа и Царицу Небесную, мать сыру землю и матушку свою родную. А мой Павел...", — и старушка горько заплакала.
Жаль было старцу страдалицу, он утешал ее, давал советы, да все и не впрок. Павел попирал их ногами, ставя их в ничто, и продолжал неистовствовать.
Однажды мать чуть не насильно привела к о. Зосиме сынка. Он нагрубил старцу и продолжал жить так, как ему хотелось, удовлетворяя все похоти плоти. Старец молился за Павла, стараясь пробудить в нем хоть искру покаяния.
Однажды старец встретил Павла на улице и заговорил с ним с лаской и сердечным вниманием. Грубо оборвал его молодой человек, и с какой-то насмешкой сунул ему рубль. Старец тотчас же отдал этот рубль нищим и молил Господа, чтобы и эту милостыню, так холодно поданную, все же Господь принял и ради этой милостыни спас бы душу заблудившегося и потонувшего в грехах юноши.
"Господи, Царица Небесная, открой мне, что надо сделать, чтобы не погибла душа Павла, чтобы он покаялся и наследовал жизнь вечную". Не раз у престола Божия ходатайствовал он за него, и открыл Господь старцу, что Павел только тогда покается и спасется, если назначить ему скорую смерть в определенный месяц и число. Жаль было старцу матери, молил он Бога, может быть, можно как-нибудь иначе исправить Павла. Ответ был опять тот же: "Нет иного для него пути, поговори с матерью, назначь смерть".
Вот опять пришла старушечка мать к старцу и, заливаясь слезами, рассказала о безобразиях сына.
"Мать,— сказал ей с дерзновением старец,— если хочешь, чтобы спасся твой сын, то согласись на то, что я назначу ему через год смерть. Тогда он опомнится, заболеет, одумается, покается, причастится святых Христовых Тайн и умрет христианином. Иначе не придет он к Богу и погибнет душа его навеки, Согласна или нет, говори?"
Долго не соглашалась старушка, но время шло и шло, а Павел становился все хуже и хуже. И, наконец, сама мать, придя к старцу, стала просить его, чтобы старец поступил с ее сыном, как ему укажет на то Бог, и, если нужно, чтобы назначена была ему смерть, пусть назначает, лишь бы спаслась душа любимого сына.
"Ну, сестрица, скажи сыну твоему, что назначена ему смерть ровно через год такого-то числа и месяца, в такой-то час. Пусть кается и приготовляется к вечности".
Заплакала старушка, но уже не слезами отчаяния, а глубокими слезами веры, прозревающей в даль, в вечность...
Мать всё сказала сыну, тот не обратил ни малейшего внимания на ее слова.
Но время шло, приближался срок исполнения слов о. Зосимы и молодой цветущий Павел слег на смертный одр, заболев сыпным тифом. Через несколько дней пришел к покаянию, позвали священника из Новодевичьего монастыря. Умирающий исповедался, причастился, простился со всеми и, как дитя, спокойно, умиренный отошел в вечность, попросив у всех прощения, укрепившись в вере, надежде и любви.
Пораженная мать немедленно пошла к старцу, чтобы сообщить ему о кончине сына. Войдя в келию, она была крайне удивлена, застав старца кончающего панихиду о новопреставленном сыне Павле.
"Вот видишь, сестрица, какова милость Божия. В Царство Небесное попал сынок твой, не пропал его рубль, поданный неимущим. Легкую блаженную кончину дал ему Господь. Он забыл один грех исповедать духовнику и я отпустил его заочно. Ну, теперь ты не горюй, а радуйся и сама готовься в небесные обители. Твой час тоже очень близок".
Павел скончался именно в тот месяц, день и час, в который назначил ему скончаться о. Зосима.
Старец учил своих детей духовных чтить и любить Пресвятую Троицу.
Бог один, но троичен, и эта тайна Святой Троицы есть величайшая любовь, мудрость и истина. Вне Троицы мыслить и чувствовать Бога нельзя. Бог есть Троица.
Все, что напоминает Святую Троицу, о. Зосима отмечал и благоговейно возносился сердцем к Богу. Если просто соберутся три человека, он тотчас же вспомнит Святую Троицу и говорит: "Хорошо, хорошо втроем и в честь Святой Троицы, и трапезы вкусить, и побеседовать о вышнем".
Горит ли лампадка, старец говаривал: "Вот теплится огонек, гореть он может потому, что есть фитилек, масло, огонь. Три составляют одно — горение лампадки".
Одну из своих духовных дочерей старец благословил нарисовать ветхозаветный образ Святой Троицы. Он изображается так: Авраам принимает трех ангелов в виде странников и служит им. А новозаветная Троица на иконах изображается так: Бог Отец в виде Старца, Бог Сын Спаситель Господь наш Иисус Христос, а Дух Святый изображается в виде Голубя.
С иконой Святой Троицы не расставался старец и всегда держал ее в своей келий, а после смерти эта же икона сопровождала тело его и в церковь, и в могилу.
"Надо каждому христианину познавать и любить Святую Троицу,— наставлял своих детей старец.— Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый. Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради. Господи, помилуй (три раза).
"Необходимо каждому христианину знать службу Святой Троице. Нужно изучать церковную службу и церковный устав, так как красота христианского Богослужения и глубина выше ангельской, это связь земли с небом. Это хор ангелов и людей, стремящихся к соединению своих сердец с Богом и воли своей с волей Божией".
"Нужно следить за тем, чтобы чиста была душа, чтобы предана она была вся Богу. Не надо лгать, лукавить, унывать. Твердо надо различать разные виды лжи: мыслию, языком, делом и жизнью, и помнить надо, что диавол отец лжи и кто лжет, делает себя отцом диаволом".
Старец рассказывал и даже продиктовал один случай трогательный по своему глубокому содержанию, происшедший с одним человеком, совершенно не знавшим лжи, отличавшимся младенческою правдивостью. Здесь выведена душа чистого, прямого, по-детски крепко и просто веровавшего человека, не имевшего никакого образования, но Обладавшего чистою душою и волею, стремящейся к Богу, которая делает человека мало чем меньше ангела, поистине он становится мудрым, способным видеть горнее, как дольнее.
Этот случай произошел в России, в глухой-преглухой деревне, отстоящей от села в нескольких сотнях верст.
Жил там крестьянин сирота, совершенно неграмотный, но очень трудолюбивый, он всегда трудился, ни одной минуты не проводил праздно. Душа у него была кристально чистая. Всегда и во всем он прислушивался к своей совести. Совесть его была правая, не немощная, а истинно правая, чуткая, строгая. Не оскорблял простец ее никогда ослушанием и поэтому всегда слышал ее голос. Если человек раз, два и так далее ослушается своей совести, то перестает ее слышать.
Простец был постник, довольствовался самым малым. Всегда был бодр и жизнерадостен, никого не осуждал, считал себя гораздо хуже и ниже всех.
Однажды он услышал от какого-то странника, что для того, чтобы спастись, надо взять крест свой и идти за Христом. Наш простец взрослым ни разу не был в церкви, так как она очень далеко была от деревни. Младенцем его крестили в церкви, он сего не помнил. "Надо взять крест свой и идти за Христом",— наш простец понял эти слова буквально.
Заказал огромный деревянный крест и решил идти с ним вслед за Христом. Его чистой душе хотелось к Богу, сердце его жаждало спасения, но как идти? Куда? Каким образом? Где Христос? Крест есть, но куда нести его?
Оставил простец все небольшое имущество свое, работу свою, взвалил крест на плечи и пошел... Пошел, как говорят, куда глаза глядят... Долго, долго он шел и, наконец, в глухом лесу натолкнулся на какой-то мужской монастырь. Он постучался в ворота. "Ты кто такой? — спросил удивленный привратник,— куда с крестом-то лезешь?"
— Да вот крест свой несу, не знаю, как к Христу пройти, не укажете ли мне?
— Вот чудак какой, пойду скажу игумену. — Пошел монах, сказал игумену, тот подивился и велел привести к себе простеца.
— Да не идет, все не хочет оставлять креста своего, а с крестом не может войти к вам в келию, столь он велик у него.
Игумен сам вышел к простецу. Поговорил с ним, и узрел игумен в нем человека Божия.
— Ну, хочешь, мы поможем тебе прийти к Христу, мы тоже к Нему идем.
— А где же кресты ваши? — спросил пришедший,—• ведь без креста Господь не примет.
— Они в нас, мы их несем внутри себя,— сказал игумен.
— Как это? — подивился пришедший.
— А вот сам увидишь, как. А пока благословляю остаться и будет тебе послушание — уборка в церкви. Туда же, в церковь, возьми и снеси крест твой.
С трепетом вошел в церковь простец и стал убираться. Поднял голову и замер... Там, наверху, как раз над алтарем, был большой деревянный крест и на нем изображен Господь распятый, во весь рост. Ничего подобного никогда не видел наш простец. Он взглянул пристально: в руки и ноги вбиты гвозди и сочится кровь... На груди тоже кровь и рана. Голова тоже вся окровавлена, лицо опухло и избито... Кто это? Кто это? Кто ты человек? Ты тоже нес Свой крест и не расставался с ним? Но как это? Ты там все на нем висишь? — И сердце простеца облилось кровью. Он почувствовал такую любовь и жалость к Страдальцу, что, кажется, жизнь бы отдал, лишь бы служить Страдальцу и помочь Ему... "Но как Ты там все без еды висишь2 Сойди, сойди с креста, я покормлю Тебя". И простец на коленях воздел руки и все молил и молил... "Сойди, приди ко мне, научи меня, как и куда нести крест свой! Может быть, и мне надо распяться на нем?"
Так молил он Распятого несколько дней и ночей, всем сердцем припадая к Нему, и сам весь обливался слезами. И сошел Распятый со креста, вняв мольбам, возносимым к Нему от всего сердца, и учил Господь простеца, как надо нести крест свой, чтобы прийти в Царство Небесное. Никто без креста не может спастись. И открыл Господь тайну триединого Бога простецу, тайну любви Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа. "Я Сын Отца Небесного и крестом Своим род человеческий искупил, и без креста никто не войдет в Царство Небесное. Никто без креста не получит в сердце своем благодати Духа Святого. Только надо соединить свой крест с крестом Голгофским и обвить его, как розами, делами милосердия..."
Всему внял простец и принял в сердце Духа Святого, и открыл ему Господь, что через несколько дней отойдет он в Царство Небесное. И стал с радостью готовиться к смерти простец, непрестанно молясь и за все благодаря Бога. И открыл он игумену час кончины своей. Игумен прослезился и попросил замолвить и за него слово пред Господом. От всего своего чистого сердца стал просить простец Спасителя за игумена: "Возьми и его в Царство Небесное, освободи от этой временной жизни". — "Не за что его, он еще не готов..." — "О, возьми его за ту милостыню, которую он давал мне, двойную порцию хлеба, половину которой я приносил Тебе. Сотвори ему милость ради его милости. Возьми его в Царство Небесное... Господи Боже наш, Ты Спаситель наш, за нас распятый, исполни мольбу мою, не лиши и его Своей неизреченной милости и радости".
И внял Господь мольбам простеца, и открыл ему Господь час смерти игумена, и поведал тому простец час кончины его... И стал игумен готовиться к переходу в вечность.
В назначенный день и час отошел простец ко Господу, а через две недели в назначенный день и час отошел и игумен ко Господу...
Особенно о. Зосима любил Царицу Небесную. Он всегда как бы предстоял пред Нею.
Старец велел чадам своим, как к Игумений своей, постоянно к Ней обращаться и на все дела свои брать у Нее благословение.
"Без благословения Царицы Небесной, дети мои, ничего не начинайте делать. А закончив дело, опять благодарите Ее, нашу скоропослушницу и помощницу во всех делах благих".
Возжигать лампады пред иконами Царицы Небесной старец считал необходимым. А если заболеет кто, надо мазать маслом, горевшим пред чудотворной иконой Божией Матери, и это будет в исцеление души и тела болящего. У старца в келий были две чудотворные иконы Царицы Небесной: Владимирская и Казанская. Много чудес совершилось благодаря этим иконам, многие больные получили исцеление. И сейчас одна из них, Владимирская, находится у духовной дочери старца.
Когда старец молитвенно обращался к Царице Небесной, то говорил с Ней, как с живой, будто он видел Ее тут же в своей келий. И, действительно, Царица Небесная была с ним всегда, и вся жизнь внутренняя и внешняя старца протекала под Ее покровом. И всех своих духовных чад наставлял он ежедневно по числу суточных часов читать:
"Богородице Дево, радуйся..." (всю молитву до конца) и испрашивать благословение Приснодевы на каждый час жизни своей и своих близких.
Радовался старец, если кто-нибудь из его духовных детей исполнял Богородичное правило, читая 150 раз в сутки "Богородице Дево..."
Сама Царица Небесная дала это правило, и все забыли о нем, забыли о послушании Ей, Одигитрии нашей, радости всех радостей.
Преподобный Серафим напоминал об этом правиле, заставляя ходить по канавке, обведенной вокруг Дивеевской обители, читая 150 раз "Богородице Дево, радуйся". И благословил чад своих исполнять это правило.
В келий препод. Серафима нашли старинную книжку с описанием чудес, происходящих с людьми, исполняющими это чудодейственное правило чтения 150 раз архангельского обрадования Царице Небесной.
Были у старца близкие ему иереи, которые всегда исполняли Богородичное правило. Один из них, о. Д.Крючков, огненно любящий Царство Небесное, стремящийся попасть туда и вдохновляющий своей любовью к Богу духовных чад своих, уча их не привязываться к земле, а смело готовиться к вечной жизни, всегда пребывая с Царицей Небесной.,
Другой — о. Александр (Гумановский, в монашестве Даниил), кроткий и тихий, весь ушедший в любовь к Царице Небесной. Вся его жизнь как бы была постоянным служением Приснодеве. Все духовные его чада ежедневно творили 150 молитв Богородице, некоторые удостоились перейти в вечную жизнь, вознося архангельское обрадование честнейшей херувим и славнейшей без сравнения серафим.
Оба эти старца умерли в ссылке.
Вот отрывок из письма кротчайшего о. Александра (Гумановского), прозванного за любовь к Царице Небесной "Богородичным старцем", к одной из его духовных чад.
"... Забыл я вам предложить существенный спасительный совет. Читать ежедневно 150 раз "Богородице Дево", и эта молитва вас спасет. Это правило дала Сама Матерь Божия около VIII века, и его исполняли когда-то все христиане. Мы, православные, забыли о нем, и препод. Серафим напоминает нам об этом правиле. У меня в руках рукописная книга из келий препод. Серафима с описанием множества чудес по молитве к Богоматери, и в частности от чтения 150 раз "Богородице Дево". Если по непривычке трудно будет одолевать ежедневно 150 раз, читайте поначалу 50 раз. После каждого десятка читайте один раз "Отче наш" и "Милосердия двери отверзи нам". Кому бы ни говорил об этом правиле чудодейственном, все оставались благодарны".
Отец Зосима весьма ценил и любил владыку Серафима (Звездинского) и всегда отзывался о нем так: "Это святой архиерей". Владыка Серафим ежедневно исполнял Богородичное правило, причем, исполняя его, молился за весь мир и охватывал этим правилом всю жизнь Царицы Небесной. 1 Одному из своих духовных детей он дал описать схему, в которую он вкладывал свою молитву Приснодеве Марии, вот она:
ПЕРВЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Рождество Богородицы. Молимся о матерях, отцах и детях.
ВТОРОЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Введение во храм Пресвятой Девы, Богородицы. Молимся о заблудших и отпавших от Церкви.
ТРЕТИЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Благовещение Пресвятой Богородице. Молимся об утолении скорбей и утешении скорбящих.
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем встречу Пресвятой Девы Марии, Богородицы, с праведной Елизаветой. Молимся о соединении разлученных, у кого близкие или дети в разлуке или пропали без вести.
ПЯТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Рождество Христово. Молимся о возрождении душ, о новой жизни во Христе.
ШЕСТОЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Сретение Господне и прореченное святым Симеоном слово: "И Тебе Самой оружие пройдет душу". Молимся, чтобы Матерь Божия встретила душу в час кончины и сподобила при последнем • воздыхании причаститься Святых Тайн и провела бы душу через страшные мытарства.
СЕДЬМОЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем бегство Божией Матери с Богомладенцем в Египет. Молимся, чтобы Царица Небесная помогла избежать искушений в этой жизни и избавила бы от напастей.
ВОСЬМОЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем исчезновение 12-летнего отрока Иисуса в Иерусалиме и скорбь Божией Матери по поводу этого. Молимся, испрашивая у Богоматери постоянную Иисусову молитву.
ДЕВЯТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем чудо, сотворенное в Кане галилейской, когда Господь претворил воду в вино по слову Божией Матери: "Вина нет у них". Просим у Божией Матери помощи в делах и избавления от нужды.
ДЕСЯТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем стояние Божией Матери у креста Господня, когда скорбь, как оружие, пронзила Ее душу. Молимся Божией Матери о подкреплении душевных сил и об изгнании уныния.
ОДИННАДЦАТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Воскресение Христово и молитвенно просим Божию Матерь воскресить душу и подать новую бодрость к подвигу.
ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Вознесение Христово, при котором присутствовала Божия Матерь. Молимся и просим Царицу Небесную вознести душу от земных и суетных забав и направить на стремление к горнему.
ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем сионскую горницу и сошествие Святого Духа на апостолов и Божию Матерь. Молимся: "Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене".
ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем Успение Пресвятой Богородицы и просим мирной и безмятежной кончины.
ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕСЯТОК: Вспоминаем славу Божией Матери, которой увенчивается Она Господом после переселения Ее от земли на небо, и молим Царицу Небесную не оставлять верных, сущих на земли, но защищать их от всякого зла, покрывая их честным Своим омофором.
После каждого десятка владыка Серафим молился своими собственными молитвами, которых никому не открывал, так что эти молитвы знает только Господь и Царица Небесная.
Некоторые из исполняющих Богородичное правило придерживаются схемы владыки Серафима, но своих молитв не умеют возносить. Одна из монахинь возносила такие молитвы после каждого десятка:
ПОСЛЕ 1-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, спаси и сохрани рабов Твоих (имена родителей, сродников и знакомых), умножь их веру и покаяние, а умерших со святыми упокой в вечной славе Твоей.
ПОСЛЕ 2-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, спаси и сохрани, и соедини или присоедини к святой Православной Церкви заблудших рабов (имена).
ПОСЛЕ 3-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, утоли наши скорби и пошли утешение скорбящим и болящим рабам Твоим (имена).
ПОСЛЕ 4-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, соедини в разлуке находящихся рабов Твоих.
ПОСЛЕ 5-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, даруй мне, во Христа крестившемуся, во Христа облечься.
ПОСЛЕ 6-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, сподоби меня при последнем издыхании причаститься святых Тайн Христовых и Сама проведи душу через страшные мытарства.
ПОСЛЕ 7-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, не введи меня во искушение в сей жизни и избави меня от всяких напастей.
ПОСЛЕ 8-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, даруй мне непрестанную молитву Иисусову.
ПОСЛЕ 9-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, помоги мне во всех делах моих и избави от всяких нужд и печали.
ПОСЛЕ 10-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, помоги мне во всех делах моих и избави от всяких нужд и печали.
ПОСЛЕ 11-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, избави меня от помышлений суетных и даруй мне ум и сердце, стремящееся ко спасению души.
ПОСЛЕ 12-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, воскреси душу мою и даруй мне постоянную готовность к подвигу.
ПОСЛЕ 13-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, спаси и сохрани рабов Твоих (имена родителей, сродников и знакомых), умножь их веру и покаяние, а умерших со святыми упокой в вечной славе Твоей.
ПОСЛЕ 14-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, даруй мне мирную и безмятежную кончину.
ПОСЛЕ 15-го: О, Пресвятая Владычице Богородице, сохрани меня от всякого зла и покрой меня честным Твоим омофором.
Но далеко не все могут исполнять Богородичное правило по схеме, данной владыкой Серафимом (Звездинским). Почти все исполняют его так, как написал старец о. Александр (Гумановский) своему духовному сыну в приведенном выше письме (см. выше).
Еще очень чтил и не оставлял никогда старец чтение Псалтири. Ежедневно читал три кафизмы, а когда бывал болен, то благословлял прочесть ему вслух. Ежедневно читал Евангелие и Псалтирь и творил постоянную молитву.
Нас, духовных детей своих, учил почаще обращаться с молитвой к преподобному Сергию Радонежскому чудотворцу, которого он раз видел наяву.
"Свидетельствую моей совестью, — говорил старец, — что преподобный Сергий с воздетыми руками стоит у престола Божия и молится за всех. О, если бы вы знали силу его молитв и любви к нам, то каждый час обращались бы к нему, прося его помощи, заступничества и благословения за тех, о которых болит наше сердце, за живущих здесь на земле родных и любимых и находящихся уже там — в той вечной жизни".
Одну из своих духовных дочерей старец совершенно вручил преп. Сергию:
"Благословляю тебя на постоянную молитву преподобному и Богоносному отцу нашему Сергию, игумену Радонежскому. Приими эти четки, как из рук его".
Часто, отпуская грехи ей, говорил: "Не я отпускаю грехи твои, а преподобный Сергий их отпускает тебе".
В епитрахили старца была зашита часть мощей препод, Сергия.
Много чудес видел старец, стоя по послушанию у раки мощей преподобного Сергия. Видел, как отец Иоанн Кронштадтский подошел к раке и сказал: "Преподобие отче Сергие, друг мой, я хочу тебе подражать, по твоим стопам идти", И мы знаем, что внял его прошению преподобный Сергий.
"Не забывайте, чада мои, никогда подвигов преподобного Сергия и преподобного Серафима Саровского чудотворца, подражавшего ему. Оба эти святые особенно связаны с милостью Божией Матери. Владычица наяву явилась им,, укрепляла, исцеляла их. Не будем же зыбывать Ее любви к этим святым, о которых Владычица сказала: "Это рода нашего". Будем как можно чаще прибегать к их заступничеству, будем тщательно запоминать их жития. Будем выучивать на память их наставления. И Матерь Божия не оставит нас и близких нам за молитвы избранников Своих.
Святые любили Бога и в Боге любили всех людей.
Весь мир во зле лежит, но мир не зло (миром называются все страсти вместе).
Мы должны святой, глубокой любовью облегчать жизнь других людей, особенно страждущих. Мы должны сами, приближаясь к Богу постоянными покаяниями, и других приближать к Богу. Бог наш есть Бог любви.
Некоторые люди, не имущие в сердце Бога, называют любовью нечто совершенно противоположное любви, а именно: страсть, эгоистическую привязанность, увлечение и так далее. Но мы, христиане, знаем хорошо, что не это есть любовь.
"Бог любы есть". Он молится за нас так: "Отче, которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною. Да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира. Отче праведный, и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня; и Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них" (Иоан. 17, 24—26).
Учитесь, учитесь, чада мои, у препод. Сергия и препод. Серафима, учитесь у них постоянной молитве и смиренной православной любви к Богу и ближним".
Одной из духовных чад старец благословил заниматься чтением священных книг и выписками из них.
Придет, бывало, она к старцу, хочет помочь ему чем-нибудь в хозяйстве, не соглашается старец. "Нет,— скажет,— я уж сам лучше посуду вымою, пол подмету, а ты почитай, расскажи, спроси меня, что для тебя неясно. Попиши, что продиктую тебе. Благословил я тебя, чадо мое духовное, написать мою биографию. Не хотел бы я ничего о себе другим передавать. Да велит мне делать сие совесть | моя, потому что не для меня недостойного являл Господь тьмочисленные чудеса и милости Свои, а для всех нас, верующих во имя святое Его, для всех чад Церкви Православной... И велит мне Царица Небесная продиктовать часть из этих милостей Божиих, которые видел я за свою многолетнюю жизнь, и избрал я тебя благословением своим, чтобы написала ты все сие и передала другим, которых я уже не увижу телесными очами, но о которых буду молиться и увижу их в другой, вечной жизни, которая одна только поистине и может быть названа жизнью.
Те чудеса, которые явил мне Бог, не для меня одного были явлены, а для всех, как уже говорил, чтобы прославили люди триединого Господа, чтобы припадали к Царице Небесной во всех своих нуждах и печалях, а также во всех радостях и удачах.
Необходимо прославлять имя Господне. Апостолы и святые именем Господним творили чудеса. Им же и все Таинства совершаются. Имя Божие есть самое сильное оружие против нечистой силы, против всех грехов и страстей. Именем Господним "бесы ижденут". В имени Божием Сам Господь вездесущий".
Очень часто поучал нас старец постоянной молитве, без которой очень трудно стяжать Духа Святого.
"Навыкайте ни одного дела без молитвы не начинать. Работаешь ли ты по специальности твоей, прежде всего возьми благословение у Царицы Небесной. Пред Ее лицом произнеси молитву Иисусову. А во время службы всем сердцем чувствуй присутствие Господа. Он все видит, даже мысли и чувства твои. Старайтесь каждое движение ваше, каждое прикосновение к предмету соединять с молитвой. Молитва рождает смирение, а без смирения нет спасения. Окончив работу, возносите благодарение Господу и Царице Небесной.
Чада мои, даже когда по лесенке поднимаетесь или спускаетесь, на каждой ступеньке говори (про себя) по словечку из постоянной молитвы. Не благословляю иначе ходить по лестнице.
Не спешно говорите молитву — и для души это оздоровление и для сердца польза: "не задаром воздух бьем".
Каждое слово святое — это великая творческая сила. Каждое слово молитвы приближает нас к Богу. Мы опустошили наши слова, оторвав их от Господа. Даже если нужно что житейское сказать, надо в сердце держать молитву. А кто еще не привык держать молитву при разговоре, тот пусть хоть помнит, что говорит он в присутствии Бога и все, что он скажет, что почувствует, все видит Он, Отец наш Небесный, находясь здесь. Никогда нельзя забывать о вездеприсутствии Божием. Забывать это — грех.
Для водворения в сердце постоянной молитвы требуется, чтобы молящийся не говорил ничего лишнего, праздного, а также, чтобы не мечтал, не беспокоился необдуманно, не делал ничего, что ему захочется, а старался бы во всем творить волю Божию. Беседуйте же, чада мои, как можно больше с Господом в молитвах келейных. Это очищает сердце, укрепляет ум, дает силу в действиях исполнять волю Божию.
Вот вы обратились с благодатными словами святых к Богу, но, может быть, это для вас все? Нет. После прочтения молитв, с великим вниманием, в безмолвии мыслей и чувств, нужно постоять хотя несколько минут, ожидая сердцем своим ответа, вразумлений и т. д.
Эти несколько минут вас многому научат: сначала 3 минуты, 5 минут, а потом... сами увидите, кому сколько нужно. Прошу вас это исполнять и благословляю. Это усилит вашу постоянную молитву и отречение от своей воли и даст жажду получить (стяжать) в сердце Духа Святого.
Молитва — это начало вечной жизни, это дверь, через которую мы входим в Царство Небесное; это дорога, которая ведет нас к Господу и соединяет с Ним. Без молитвы человек не живет, а постоянно умирает, хотя и не сознает этого.
Чада мои, старайтесь приобрести постоянную молитву. Крепко просите о том неусыпающую за нас молитвенницу Матерь Божию, как я ужа не раз повторял вам.
Будьте мужественны даже тогда, когда великие испытания Господь посылает.
Одолевают страсти, молитва слабеет, даже не хочется ее творить, все внимание поглощают разные желания и страсти. Да тут же как нарочно такие беды внутренние и внешние встречаются, от которых слабый человек в уныние впадает.
Эта страсть — уныние — мертвит все святое, все живое 1 в человеке. Скорее тогда распнитесь крестом, молясь так, как в древности многие из подвижников молились, борясь со страстями. Читайте "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его". Если у кого есть, прочтите канон честному и животворящему кресту Христову, а потом опять распнитесь крестом и умоляйте Утешителя душ и телес наших умилосердиться над вами, простить вас и войти в душу вашу и изгнать то ужасное уныние, которое убивает вас".
Вот несколько слов из канона святому животворящему кресту: "Крест всех воскресение, крест падших исправление, страстей умерщвление; крест помыслов изгнание; кресте, ты ми сила буди, крепость и держава, избавитель и предратник на борющыя мя, щит и хранитель, победа и утверждение мое, присно соблюдая мя и покрывая".
"Крестообразно, пречистая отроковице Богородице, длани Твои распростерши ко Иже на кресте воздвиженному, и молитвы, Дево, ныне принеси, за всех верно молящихся Тебе".
Старец отец Захария иногда при нас изгонял из одержимых нечистых духов, помолясь сначала, распявшись крестом. Всех чудес, всех наставлений старца отца Захарии невозможно описать, их было так много.
Незадолго до своей смерти отец Зосима ездил на богомолье в Саров. Как-то раз подошел он к источнику Преподобного, в который погружались для исцеления приезжие. Подошел и никак не решится войти в воду. Наконец вздохнул и сказал: "Отче Серафиме, ты знаешь, какой я старый, слабый, больной, дохлый, снести не могу холодной воды, как искупаюсь — заболею и домой не попаду. Помоги мне, согрей воду".
И когда старец вошел в источник, вода стала очень теплая, почти горячая. С великой благодарностью вспоминал об этом старец.
Несмотря на свои тяжкие болезни, отец Зосима всегда был бодр и за все благодарил Бога.
Постоянная молитва светилась во всех его движениях и словах. Нас он учил особенно остерегаться уныния. Уныние — это преддверие ада, оно убивает волю, чувства и разум.
Еще старец часто говорил нам эти слова: "В чем застану, в том и сужду". Это говорил он нам для того, чтобы мы никогда не забывали и смертного часа, ибо в любой миг можем быть позваны в вечность и потому всегда должны к этому готовиться.
Старец очень не любил многословия и неоднократно говорил нам: "В раю много покаявшихся грешников, а говорливого нет ни одного".
Когда старец совсем ослаб и не мог себя обслуживать, ему стала ежедневно помогать одна из его духовных дочерей Агриппина — "Грушатка", как он ее называл.
Она провела свою молодость в монастыре, живя у своей тетки-монахини. Там получила иноческий постриг. После смерти тетки Агриппина стала жить в миру и служить. Образование у нее было малое, опыта духовного тоже мало, но дух строгий, монашеский был у нее.
Приходя к старцу, она все время работала: чинила белье, варила, все убирала, покупала, что нужно, и тому подобное. Мы ее прозвали келейницей. Хороший она была человек с золотыми руками, но несколько упрямый и суровый.
Пришла как-то к старцу его духовная дочь, которая писала его биографию. Старец радостно сказал: "Вот наконец-то и человек пришел". Эти слова раздражили келейницу.— "Что это вы говорите, старец, разве мы все тут сидящие не люди?" А старец это сказал для испытания смирения.— "Вот, наконец-то, человек пришел,— сказали вы.— Ну, уж я расскажу про нее кое-что, не будете вы ее называть человеком, не будете радоваться ее приходу".
И начала Грушатка говорить: "Была я это как-то в праздник в Даниловском монастыре — народу масса... а ваш человек, смотрю, причащается в главном приделе. Я ушла в боковой. Смотрю, пришла она и сюда и тут причащается, так и причастилась и в главном, и в правом, и в левом приделах. Вот какова она".
"Что ты говоришь такое невероятное, Грушатка, что с тобой? Неужели ты сама не знаешь и не сознаешь, что говоришь про меня небылицу?" — сказала обвиняемая, смотря на старца и ожидая, что он сделает замечание Грушатке. Но старец молчал. Наконец Грушатка ушла в кухню. Старец заговорил: "Ну, какая ты мне дочь духовная, раз такой малой напраслины не могла перенести и начала оправдываться? Вот теперь вернется из кухни Грушатка, кланяйся ей в ноги и проси прощения". Обвиняемая сейчас же исполнила сказанное старцем.
Глубоко заботился старец о душах, вверенных ему Господом. Он часто говорил нам о святом Иоанне Златоусте, приоткрывая нам море его любви к людям и указывая на то, как разнообразны бывают виды христианской любви, в зависимости от немощей человеческих, и какое надо иметь рассуждение, чтобы любить каждого той любовью, которая способствует спасению его души. А чтобы получить эту добродетель рассуждения, надо иметь постоянную молитву.
"Верю,— говорил отец Зосима,— что, пребывая постоянно пред лицом игумений нашей, Царицы Небесной, и ничего не делая не взяв Ее благословения, вы получите постоянную молитву и ту/любовь ко всем, которая угодна Господу нашему Иисусу Христу. И еще напоминаю, что, окончив начатое дело, не забывайте всем сердцем поблагодарить Приснодеву Богородицу Марию".
"Христа дает душе Пречистая Матерь Его. Молись Пресвятой усердно и будешь с Сыном Ее. Запомните эти слова", — говорил старец. Еще старец просил нас вникать в житие преподобной Исидоры, которая была унижаема и обижаема всеми, многие считали ее даже сумасшедшей и прямо издевались над ней. Она переносила это с великим христианским смирением, служа всем и любя ненавидящих. О ней было извещено одному великому старцу, который, придя из далекой пустыни, пал ей в ноги, прося ее святых молитв и беседуя с ней, как с сосудом Духа Святого. Удивлению сестер, обижавших ее, не было предела. Житие блаженной Исидоры старец Зосима велел прочесть (память 10 мая) и благословлял всех стараться внутренне подражать ее кротости и смирению, то есть не признавать себя за что-то лучшее, чем другие: не желать ни похвал, ни чести, ни даже любви к себе, а всецело искать славы Божией и правды Его, служа Богу и ближним, сливаясь молитвой со Святой Троицей, в страхе Божием и полном покаянии, считая себя хуже и грешнее всех.
Однажды, сидя в своей келий, старец взглянул в свой святой угол на иконы. Посмотрел и ужаснулся: перед иконами стоит бес, с отвратительной страшной головой, формы кокосового ореха. Стоит и быстро, быстро бормочет псалмы царя Давида.
— Что это ты, неужели молишься? — спросил старец.
— Я, я надругаюсь над молитвой,— пробормотал бес и исчез.
Старец остерегал нас, чтобы мы не молились как-нибудь, сами не слыша даже слов молитвы и сердцем погружаясь в немолитвенное чувство, и мыслями блуждая, кто где хочет. Молитва это не механическое делание, а предстояние пред Богом, беседа с Ним.
"Молитесь же смиренно, со страхом Божиим, боясь, чтобы вместо молитвы не получилось бы у нас надругательство над молитвой".
Тяжелые переживания расстроили вконец здоровье и без того больного старца. Пришлось ему ехать на воздух. Мы его и там изредка видели и навещали.
А как старец любил природу! Как-то трояко он ее любил: как любят ангелы, дети и мудрецы. Когда он гулял с нами по лесу, мы чувствовали силу его молитвы, забывая все земное. Будто ангельский чин окружал нас. Старец мало говорил, находясь среди природы, а если что и скажет, то с такой детской радостью и простотой, что земной возраст исчезал.
Как-то раз идем мы по лесу, старец и говорит: "Хорошо бы нам белых грибов найти, да что-то ни одного сегодня нет. Попрошу Господа, чтобы послал сразу по числу апостолов 12 белых грибов, а в середине чтобы стоял самый красивый и большой белый гриб. Чтобы эта группа напоминала нам Спасителя с учениками Своими".
Мы шли, шли и все грибов нет. Лицо старца сияло, он весь был в молитве. Через полчаса мы, к удивлению нашему, наткнулись на замечательно красиво расположенные белые грибочки. В середине необыкновенной красоты и величины большой белый гриб и вокруг него 12 белых лее, но небольших грибов, тоже крепких и хороших. Старец взглянул, улыбнулся и сказал: "Прости, Господи, что мы, как дети, Тебя попросили, а Ты милосердный и в этом нас утешил".
Природа для старца была книгой святых Божьих откровений. Иногда, взглянув на небо, на цветок, старец открывал нам, как мудрец, тайну любви в Троице единого Бога к нам многогрешным.
Не опишешь всего о старце, столь много он дал нам и жизнью своей, и наставлениями, и молитвой.
Иногда старец ночью вставал, наливал из водопровода в пустые бутылки воды и начинал потихоньку, чтобы никто не слышал и не видел, мыть пол в своей келий после ухода посетителей. Наутро Грушатка, придя к старцу, набрасывалась на него: "Что это ты, совсем больной, а пол, видно, всю ночь мыл? Да я в четверть часа лучше тебя вымыла бы".
Грустно старец взглянул на келейницу и смиренно заговорил: "Ты так не вымоешь пол, как мою я, ведь я знаю, кто приходит ко мне, и иногда я молитвенно отчитываю некоторых, о других же молюсь глубоко, глубоко, очищая грязь на полу и прося Господа, чтобы они так же очищали грязь со своих душ, чтобы воскрес в них Христос, чтобы храм души их светился ярче солнца всеми добродетелями. Мне нелегко мыть пол, и с болью нагибаюсь, и мою с болью, пусть же и они не боятся трудностей, уничтожая в себе все неугодное Господу. Я и плачу об этих душах, и молюсь о них, и водой со своими слезами оттираю пол... Если мне иногда и такая молитва о них нужна, то что же ты нападаешь на меня? Я и о своих грехах плачу и готовлю себя к переходу в вечность".
Наконец слег наш старец. Разболелся так, что не было надежды на его выздоровление. Радостно готовился он к переходу в вечность, и было ему возвещено, что он через несколько дней умрет. Отходную прочел себе старец, пасхальный канон едва слышным голосом пропел и вдруг почувствовал сердцем, что он очень нужен владыке Трифону и что Господь продлит его жизнь, даст отсрочку.
"Что это? Почему? — молитвенно вздыхал старец,— почему я так нужен владыке Трифону? Вызову-ка я его к себе. Пусть он сам скажет, в чем тут дело".
И вот старец берет свои четки, прикладывает их ко лбу и в присутствии своей квартирной хозяйки Евл. Г. П. говорит: "Пусть эти четки будут мне сейчас телефоном. Друже мой, Трифон, приходи ко мне сейчас же, я умирать собрался, а сердце говорит, что для тебя я еще нужен. Приходи, побеседуем с тобой".
Хозяйка, с насмешкой смотря на старца, говорит ему: "Ну для чего вы чудите и юродствуете? Четки телефоном называете, ребенка из себя какого-то разыгрываете? Кто вас услышит? Да если бы вы и по настоящему позвали к себе митрополита Трифона, и то он к вам не поедет".
"Я вызвал его. Увидим, что будет",— кротко сказал старец.
Через полчаса раздался звонок. Открыли. Приехал иподиакон от митрополита Трифона с тем, чтобы предупредить, что сейчас приедет к старцу митрополит, что он уже выехал.
Удивлению хозяйки не было предела.
Весьма трогательно было свидание старца. Митрополит Трифон со слезами на глазах молился о выздоровлении о. Зосимы, в схиме Захарии, причем говорил так: "Ты нужен мне, да продлит Господь тебе жизнь, чтобы ты после меня перешел на тот свет, чтобы ты помолился за мою душу, когда полетит она по мытарствам. Встань, старец, встань, поисповедуй меня",— говорил митрополит Трифон.
— Не могу, родной владыко, не могу головы поднять с подушки, не могу...
— Встань, за послушание.
С трудом поднялся старец и, поддерживаемый владыкой Трифоном, подошел к иконам, поисповедовал своего дорогого гостя и опять лег. Ему стало хуже.
Митрополит, обливаясь слезами, просил Владыку мира Господа нашего Иисуса Христа исцелить старца. Все сердце владыки Трифона устремлялось к Господу, его молитва была пламенна и горяча. Он молил и Царицу неба и земли, чтобы Она, Пречистая Богородица, умолила Сына Своего дать отсрочку смерти старца Зосимы, чтобы старец за чудо встал бы и чтобы окреп настолько, чтобы ему послужить церковную службу соборно с ним (митрополитом).
Простились они. Бледный как мертвец лежал на своей кровати старец.
Владыка Трифон, глубоко тронутый послушанием и любовью старца, но и глубоко взволнованный его тяжелой болезнью, от старца поехал в церковь Большого Вознесения, где он должен был служить.
По окончании Богослужения владыка Трифон обратился с речью к народу: "Братия и сестры, прошу вас, помолитесь за болящего старца Зосиму. Его не все здесь знают, но я скажу вам, кто он такой... В молодости я служил в Петербурге в сане архимандрита и был в таком ужасном состоянии, что хотел снять свой сан и начать совсем другую жизнь, но мне предложили познакомиться с одним послушником из Троице-Сергиевой лавры, который приехал в Петербург по сбору, что это не простой человек. Для вас, говорили, он будет небезынтересен. Я выразил свое желание познакомиться. И вот, после проведенной ночи с ним в беседе, наутро мои мысли и чувства стали совсем другие. И благодаря этому старцу вы видите перед собой старого, дряхлого митрополита Трифона...".
После этого весь народ пал на колени и митрополит отслужил молебен о здравии тяжело больного старца Зосимы (в схиме Захарии).
О, как прилежно и горячо молился владыка! "Ведь это наставник мой,— говорил он,— который дал вам митрополита Трифона, ведь это он вывел из тьмы искушений мою душу и дал ей свет и силу любви. Теперь он лежит на смертном одре. Он стал великим старцем, в сердце которого живут тысячи убогих и несчастных. Он при смерти. Преклоните еще и еще колена сердец ваших в молитве о благодетеле моем, тяжело болящем старце Зосиме".
Этот соборный молебен совершил чудо. Через несколько дней старцу стало лучше: он начал поправляться. Когда ему сказали о молебне, прослуженном за него в церкви Большого Вознесения, то отец Захария, слегка улыбнувшись, произнес: "Да уж слыхал, слыхал — чудак-огарок этот Трифон". "Огарком" владыку Трифона старец назвал потому, что знал, что жизнь его земная скоро, скоро кончится.
Когда владыка смертельно заболел, старец с трогательною любовью молился о нем. А когда владыка преставился, молитвы старца сугубо о нем усилились, и нам, всем своим духовным чадам, старец велел поминать владыку и всех его умерших духовных чад и сродников.
К гробу владыки Трифона старец послал меня. Гроб был без цветов: владыка не благословил украшать свой гроб. Множество народа со слезами на глазах окружило его останки. Похоронили владыку на Немецком кладбище.
"Друг мой владыка Трифон хотел, чтобы я после его смерти еще два года прожил. Ну, так и будет по его святым молитвам".
И остался наш дорогой старец с нами на земле еще на два года.
Совсем ослабевший, погруженный всецело в молитву, он по-прежнему направлял души людей к Господу, приводя их к покаянию, которое за его святые молитвы перерождало их.
Он как на руках носил наши сердца, смиряя нас своей молитвой и жизнью. Он старался, чтобы мы глубже и сильнее любили и воспринимали Святую Троицу и стремились к стяжанию Духа Святого в сердце своем.
Как-то собралось нас несколько человек, и старец начал поучать нас: "Начало ревностной борьбы со страстями и порождаемыми ими грехами должен положить страх Божий. Он есть начало премудрости. Премудр тот, кто стяжал Духа Святого, стараясь исполнить все заповеди Христовы, боясь грехами оскорбить Спасителя. И если он премудр, то и смирен. Чем выше человек в духовном отношении, тем больше он видит сколь велик Господь и сколь он — человек — ничтожен и беспомощен, сколь грешен в сравнении с тем, к чему мы должны стремиться.
Величайший святой Иоанн Златоуст в своей молитве перед причащением говорит: "Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз".
Одна из вас сказала мне как-то: "Если не согрешишь, не покаешься". Чада мои, эта мысль скверная, она может натолкнуть человека на грех. Будто и хорошо, что согрешил, по крайней мере покаялся. Нет! Хуже греха ничего нет. Грех родил диавол. Избегайте греха, боритесь с помощью Царицы Небесной со всем нечистым. И чем ближе вы будете к Господу, тем больше откроются очи смирения в вас и вы будете иметь глубочайшее и постоянное покаяние. И творя молитву Иисусову: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго", вы еще ближе будете к Господу и Он даст вам небесную любовь ко всем, даже к врагам вашим.
Бывают иногда и такие беды с людьми, когда человек вместо того, чтобы смиренно соединиться с Господом, впадает в гордыню, в прелесть, в воображение, осуждение других, а себя чуть не святым считает, а некоторые даже святыми себя воображают... На таких Господь попускает, как наказание и вразумление их, то, что они впадают в какой-нибудь тяжелейший, постыднейший грех, от тяжести которого они иногда начинают приходить в себя. Как бы опомнятся. Каются и иногда совсем исправляются. Но это бывает далеко не всегда. Очень часто они погибают. Не дай Бог никому быть на их месте.
Еще раз прошу и благословляю бояться впадать в грехи. Не распинайте ими еще и еще Спасителя. Берите на все благословение у Царицы Небесной и Господь даст вам первую степень благодати: зрение грехов своих.
Берегите совесть свою, она есть глас Божий — голос Ангела Хранителя. Нельзя не заботиться о своей совести, ибо можно и потерять ее, она может стать сожженной, немощной, и тогда не будет она голосом Божиим. Как надо беречь свою совесть, учитесь у моего старца отца Амвросия Оптинского, от которого я получил благословение на монашество и наставления на всю мою жизнь. Читайте его биографию, его письма, там найдете его рассуждения о совести.
Великий мудрец был отец Амвросий, он стяжал благодать Святого Духа. Мудрость без благодати есть безумие. Это вы хорошо поймете, когда будете стараться жить для Бога и в Боге. Помните слова отца Амвросия: "Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного".
Достигайте простоты, которую дает только совершенное смирение. Словом это не объяснишь, только опытом познается. А в Боге и для Бога можно жить только в смирении и простоте. Достигайте в смирении любви простой, святой, совершенной, обнимающей молитвой всех, всех... А милосердием к немощным, больным, непонятным, несчастным, в грехах погрязшим подражайте своим небесным покровителям — святым. Радость небесную постарайтесь стяжать, чтобы с ангелом радоваться покаянию всякого заблудшего человека.
Итак, чада мои, берегите этот великий дар Божий совесть свою, она соединяет нас с небом, она покоряет нашу слабую грешную волю святой всесильной воле Божией.
Надо, родимые чада мои, иметь правую совесть. Молитесь же о сем Царице Небесной и просите помощи у Оптинских старцев, поминая их за упокой.
Учитесь, детки, смирению у святого старца Макария Оптинского, которого так чтил мой старец Амвросий, что велел себя похоронить в рубашке отца Макария Оптинского, который был его духовным отцом.
Старец Макарий несомненно свят. Об этом сказала мне недостойному, многогрешному Сама Царица Небесная, явившаяся мне наяву, когда я шел к старцу Амвросию. Я молился на его могилке по Ее благословению, как уже вам говорил.
Прошу вас, всегда поминайте его. Когда поминают праведников, то и они поминают нас у престола Господня.
Учитесь же у отца Макария Оптинского, все усваивайте, что он писал своим духовным детям. Есть 3—4 тома напечатанных его писем. Лучшего для нас учителя смирения я не знаю. В сердца свои вкладывайте все его советы и исполняйте их. Без смирения нет спасения. "Бог гордым противится, смиренным дает благодать". Всегда носите в сердцах ваших слова Спасителя: "Научитесь от Меня, яко кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим" (Мф. 11, 29).
Старец глубоко вздохнул и сказал": "Устал я, детушки мои, сейчас прилягу, а вы идите домой, да благословит вас Господь и Царица Небесная. Еще и здесь увидимся, приходите ко мне. Что вы так печально смотрите на меня? Я еще погощу немного на земле. А слов моих не забывайте".
Старец как бы таял, делался все слабее, слабее, но еще с большей любовью и каким-то прозорливым вниманием принимал всех приходивших к нему, утешая, ободряя, поучая.
Пришла духовная дочь протоиерея Владимира (Богданова) к старцу и, горько плача, стала ему жаловаться: "Умер мой духовный отец и осталась я одна, брошенная, никому не нужная. Нет отца Владимира, к которому я ходила и утешалась".
Резко и с болью в душе оборвал ее старец: "Как нет? Он теперь гораздо более жив, чем тогда, когда временно пребывал на земле и готовился к переходу в вечную жизнь. Если он теперь стоит у престола Божия, зрит всем существом своим Пресвятую Троицу, зрит Заступницу рода христианского, общается с ангелами и святыми, то как его нет? Как смеешь ты говорить такую ложь, такую неправду? Теперь, когда он зрит души своих духовных детей во всей их глубине и знает о них несравненно больше, чем тогда, когда был на земле, ибо беседует о них с Ангелами Хранителями и небесными покровителями и готов совместно с ними помогать своим духовным детям, если они к нему обращаются... А ты говоришь, что его нет, что ты одна-одна, как же это так? Или ты хочешь забыть его? Уйти от него? Или ты забыла, что на Страшном Суде он скажет: "Се аз и дети мои"? Или, может быть, ты хотя и исповедовалась у него, но не была его духовной дочерью, то есть не рождалась к вечной жизни твоя душа через его молитвы, советы и наложенные на тебя послушания и заповеди? Может быть, его не было для тебя, когда ты видела его на земле и он говорил с тобой, поучая тебя, разрешая от грехов, причащая святых Христовых Тайн? Может быть, ты имела к нему пристрастие, привычку и все? Скажи?... Подумай все хорошенько и скажи..."
Пришедшая молчала, глубоко задумавшись. Просидела довольно долго в келий старца, смотря на иконы, видно, что-то серьезное совершилось в душе ее. Старец ласково, видимо молясь за нее, смотрел на нее. Пришедшая встала, подошла к старцу и сказала: "Батюшка, благословите меня прийти к вам завтра, поговорить. Душе моей стало легче, лучше...", — "Хорошо, родная, приходи",— сказал старец. Она, взяв благословение, поклонилась и ушла.
Здоровье старца все ухудшалось и ухудшалось. Лицо стало прозрачное, сам он походил на тень, так был худ. А глаза горели тем же огнем Божественной любви ко всем страждущим, больным, одиноким, непонятным...
Слег наш старец, у него сделался рак мочевого пузыря и вообще внутренностей. С кроткой покорностью, забывая себя для других, весь погруженный в молитву, лежал он, бледный как воск.
Я по его благословению говела у разных духовников и очень полюбила одного из них, архимандрита из Данилова монастыря, имеющего великий дар любви к душам человеческим, перегруженного множеством исповедников, о которых он так заботился, что даже многие из них были у него на откровении помыслов.
Уставая в церкви невероятно, потому что не перечесть его исповедников и не учесть его внимания к каждому из них, он уходил в свою келию, унося с собою тетради и листки, часто исписанные невозможно неразборчивыми почерками — это откровение помыслов его духовных чад. И каждому-то из них он еще письменно отвечал на все их вопросы и недоумения и делал различные записки из свято-отеческих книг для назидания их, и притом каждому отдельно, что для кого нужно. И еще общие выписки для всех чад своих. Временами он изнемогал. Ангел и тот бы устал от такой нагрузки, не человек, имеющий плоть...
Мне стало его бесконечно жаль, потому что я понимала, как много он любит и переживает и как могут на него многообразно нападать бесы, ярясь за его святую, неземную любовь к своим духовным чадам, на его заботу о спасении душ их.
И пошла я к нашему родному старцу отцу Захарии. Стала на колени у его кровати и просила помолиться за архимандрита Симеона и дать ему старческое благословение на то, чтобы он справлялся со своими духовными чадами, несмотря ни на какие трудности и искушения, и чтобы старец вымолил ему такую силу, чтобы он не изнемог, чтобы Царица Небесная во всем помогала ему.
Старец серьезно отнесся к моей просьбе. Он помнил отца Симеона хорошо. Помолился о нем и дал ему свое старческое благословение. Кроме того, послал со мною ему икону — свое благословение. Я подала ее отцу Симеону. Он был доволен и сказал: "Старец часть своей силы мне передал".
Больше никому из духовных лиц старец такого благословения не давал.
Отец Симеон, узнав от меня, что старец при смерти и что он много заповедей и благословений наложил на меня, а после его смерти никто не сможет их снять, пожалел мою немощь и сказал: "Сходи-ка ты к своему старцу отцу Захарии и попроси его снять с тебя хоть некоторые наложенные на тебя послушания, заповеди, благословения, потому что ты можешь и не справиться с ними".
Я послушалась отца Симеона. Пришла в келью старца, положила три поклона перед иконами, как он нам заповедал делать, входя в дом, где есть иконы. Подошла к старцу, взяв благословение. Он велел мне сесть на стул около его кровати. И вдруг сразу заговорил: "Чадо мое, я тебя прошу, я тебя умоляю, не снимай ни одного благословения, данного мною тебе. Не я их на тебя наложил, а Господь. Такова Его святая воля о тебе. И да благословит тебя Царица Небесная исполнять их все".
Я была поражена его прозорливостью и после его слов, конечно, не заикнулась о цели моего прихода, Веч- было кончено. Такова воля Божия, и Царица Небесная, несмотря на мою полную немощь и никуда негодность, поможет мне за молитвы старца нашего схиархимандрита Захарии исполнить возложенное на меня.
Очень трудно было и тяжело больному старцу. Никакого покоя не имел он даже во время своей смертельной болезни. Несколько раз приходили к нему из НКВД, желая его арестовать, но, увидя, что он при смерти, оставили его дома и наложили на него домашний арест, чтобы он не смел принимать у себя народ.
Нам, его духовным чадам, удавалось в этот период очень редко к нему пробираться. Хозяева боялись пускать.
Как-то посчастливилось мне попасть к старцу. И старец сказал мне: "Я уже не принимаю тебя как Елизавету, а как послушницу Елизавету", — как бы подчеркивая этим, что я должна быть послушницей и исполнять все, возложенное на меня.
Я попросила его благословить меня съездить ненадолго в Полтаву проводить туда больную, в большом горе находящуюся душу. Старец благословил. Он особенно любил дела милосердия и заповедь любви сливалась с его сердцем. Он как бы заглянул в мою душу, благословляя, как бы сказал что-то без слов. Я поклонилась и ушла. Ушла, но сердце больно сжалось... но ведь я ненадолго уезжаю. Я еще увижу своего отченьку, своего дорогого старца. И тут ведь теперь к нему никого не пускают... Почему-то слезы душили меня...
Вот я в Полтаве. Моя больная очень довольна, а мне тяжело, не по себе. Креплюсь и жду писем из Москвы.
Наконец письмо от Л.М. Она сообщает мне, что наш дорогой схиархимандрит Захария скончался и его похоронили.
Когда я прочитала это, невероятная скорбь охватила меня.
Невыразимо я опечалилась, уединилась и, читая Псалтирь, горько плакала: "Уехала и не простилась с тобой...". И вдруг вижу я, дверь открывается и входит отец Захария в полумантии с крестом и в епитрахили и прямо идет ко мне. Глаза его были столь любящие и живые, что я от радости мгновенно забыла всю скорбь. Смотрю на него с пасхальной радостью и умилением наполнилось, мое сердце, Подойдя ко мне совсем близко, он сказал: "Ну что ты, не грусти, не унывай, ты знаешь, как я отношусь к унынию, Дай я тебе все грехи отпущу", Накрыл мою голову епитрахилью и отпустил грехи, Потом посмотрел мне в глаза, как мать смотрит на своего младенца, с такой лаской и властью, и сказал: "А ты горевала все, что не попрощалась со мной, да тебе как раз и не надо было со мной прощаться, потому что я всегда с тобой". И исчез.
Приехав в Москву, я отправилась к Грушатке, чтобы узнать все подробности о кончине и похоронах старца.
Старец скончался в полном сознании 2 июня по старому стилю; по новому стилю 15 июня 1936 года около 10 часов утра, поручив Царице Небесной всех своих духовных чад.
Он просил, чтобы его отпевали в Греческой церкви, но хозяева побоялись везти его туда. Повезли отпевать его тело в церковь "Воскресение словущее", что в Брюсовском переулке. Принесли нашего многострадального старца схиархимандрита Захарию в его схимническом одеянии и поставили гроб в главном приделе, перед Царскими вратами.
Незадолго до начала службы подошел к гробу служащий священник отец Николай (Поспелов) и спросил, обращаясь к собравшимся: "Кто посвящал архимандрита в схиму? Может быть, не нашей церкви иерарх?"
Все молчали. "Ну, я его отпевать как схиархимандрита не буду". И он посадил старца в гробу, приподнял его тело, снял с него схимническое одеяние и бросил его на окно.
Все чада прямо обомлели внутренне, но молчали — они понимали, что надо молчать.
Когда отец Николай снимал с тела старца схиму, то руки его сильно дрожали. Вскоре после этого он умер.
По окончании отпевания тело старца повезли на Немецкое кладбище. Схимническую одежду, снятую с него в церкви, благоговейно несла его духовная дочь, раба Божия Наталия. Перед опусканием гроба в землю духовные дети старца облачили его в схимническое одеяние. Больно было всем знающим и любящим его. Но, что делать!
Когда несли гроб к могиле, то на дороге нашли небольшую икону преподобного Серафима Саровского чудотворца. Эту икону понесли. В этой иконе как бы сам преподобный Серафим присутствовал, смотря, как снятую схиму снова надевают на старца, и молитвой своей провожая в землю тело многострадального схиархимандрита Захарии, любящего Царицу Небесную так же глубоко, как любил Ее сам Преподобный, завещавший всем своим чадам творить Богородичное правило.
Так восприняли некоторые из духовных детей старца отца Захарии найденную икону преподобного Серафима.
Прослушав все это, мне очень захотелось помолиться на могиле старца одной. Нарочно я пошла на кладбище позже, чтобы там никого не было. Долго я стояла и плакала. Звезды уже показались на небе. Стало темно. Надо ехать домой. Я встала на колени, поцеловала землю на его холмике, и вдруг слышу его голос, не ушами, а сердцем: "Ты сейчас не ходи домой, а отправляйся к Грушатке". — "О, Боже мой, что это к Грушатке? Уже звезды на небе, да и я так устала... А Грушатка, может быть, и спать легла, она рано ложится, ну а как же я к ней пойду? Я сейчас на Немецком кладбище, а Грушатка живет на Трубной площади. Ведь это так далеко. Не пойду и все. Да, может быть, мне и показался этот голос старца. Он сам нас учил не вверять себя своему сердцу. Может быть, что-нибудь вражье. Не пойду и конец..."
Вдруг слышу вторично голос отца Захарии: "Иди, благословляю, всех там застанешь, иди не медля".
Значит, надо идти, благословляет старец. Я помню, как относился старец к благословению. "Но почему ты так поздно меня посылаешь?" И опять слышу (голос старца): "Не размышляй, не теряй времени, там ты застанешь одну мою духовную дочь, которая продиктует тебе некоторые события из моей биографии, тебе их нужно записать, ты их не знаешь. Иди же, благословляю, спеши, иди".
Я немедленно поклонилась могиле старца и поехала на Трубную площадь к Цветному бульвару к Грушатке, не смея уже ничего думать, только молясь. Прихожу — и что же? У Грушатки гости, пьют чай. Справляют именины хорошей Грушаткиной знакомой Параскевы. Одна из сидящих за столом встала, расцеловала меня и говорит: "Ах, как хорошо, что вы пришли, вы мне так нужны... Неужели вы меня не узнаете?.. Ведь мы встречались у старца...". Я ее вспомнила, но имя забыла. "Я — Висконти Екатерина Андреевна. Мне старец говорил, что вы пишете его биографию. Я столько видела от него чудес, он мне так много говорил... Я не забыла ни одного его словечка, помять у меня очень хорошая. Вся жизнь моя изменилась благодаря старцу. Я очень, очень прошу вас прийти ко мне, я вам все это продиктую. Я живу недалеко". И она дала мне свой адрес. Я была поражена, и умиление пред старцем охватило мою душу.
Несколько раз я была у Екатерины Андреевны Висконти, принимала она меня просто, приветливо и ласково.
Когда я в первый раз пришла к ней, она сразу же спросила меня, была ли я на могиле старца. Я рассказала ей о том, что случилось со мной при последнем посещении его могилы и почему я так поздно пришла к Грушатке, исполняя его, столь неожиданное для меня благословение.
"Да, это великий был старец,— сказала Екатерина Андреевна, — знаете, что, когда я еще не знала о его существовании и сама еще не была православная, мне приснился сон, будто в моей ограде на Немецком кладбище толпится народ. Что это такое? Почему они сюда собрались? Смотрю, а в моей ограде стоит какой-то старец, схимник, и все тянутся с мольбами, с просьбами, протягивая худые, изможденные руки. И что же, через некоторое время я познакомилась со старцем, схиархимандритом Захарией. И после его смерти тело его похоронили в моей ограде. И до сих пор страждущие и болящие люди приходят на его могилку, обращаются к нему с мольбами и помогает им старец по вере их.
Ну, а теперь давайте я вам буду диктовать. Я была не православная, но верила в Бога. Живя в Москве, похаживала в православные церкви. И вот однажды, находясь в скорбях, я побеседовала со знакомым мне священником из церкви Никола Звонарей, отцом Александром. Побеседовала и он предложил мне познакомиться с одним великим старцем, которого зовут Зосимой, в схиме Захарией, монахом из Троице-Сергиевой лавры — теперь архимандритом. Сама по себе я не имела никакого желания с ним знакомиться, я была не православная, как говорила уже, верующая, но не углубившаяся в веру и не имевшая никакого понятия о конфессиональностях.
В это время случилось большое несчастье с одной моей знакомой, человеком религиозным и на редкость хорошим. Мне стало очень жаль ее. На свои молитвы я не надеялась и решила, ну вот и пойду к старцу, которого мне посоветовал отец Александр,— чтобы он помог ей, раз он такой великий.
Прихожу. Меня впустили в большую комнату, где я впервые увидела этого дивного старца, одетого в белый балахончик. Не спрося никакого благословения, я сказала: "Здравствуйте", но он мне ничего не ответил. Тогда трепетным голосом я говорю: "Батюшка, простите меня, что вас побеспокоила. У меня есть одна знакомая, которая в великой скорби. Помолитесь за нее". А сама пробираюсь к стулу, чтобы сесть, а старец с другой стороны стола подошел к стулу своему. Ответа опять не было. Меня это смутило и я дрожащим голосом стала излагать, как она хороша (моя знакомая), как добра, как несчастна. Наконец нервы мои не выдержали, я упала на стул и зарыдала. И тут впервые я услышала его голос: "Что ты чужие крыши кроешь, когда у тебя своя раскрыта?" На что я ответила: "У меня крыша есть, я не без комнаты".— "Нет, у тебя нет крыши. Зачем у тебя стоит образ святителя Николая и Владычицы Божией Матери, когда у вас полагается одно Распятие?" Я внутренне поразилась, откуда он все знает, тогда как он никогда не бывал у меня.
"Батюшка, да ведь я их очень люблю и всегда припадаю к св. Николаю чудотворцу, когда у меня бывает какое-нибудь горе или скорбь, или просто печаль".
"Ах, ты их любишь? Ну, скажи, пожалуйста, вот я теперь за тебя помолюсь, а если ты умрешь, кто вынет частичку за тебя? А крест-то есть на тебе?..." — "Есть".— "Да кто же его одел-то на тебя?" — "Сама". Батюшка усмехнулся и повторил мой ответ: "Сама"...
Потом батюшка обратился к иконам и поднял руку. Я поразилась изменению его лица. Оно сделалось каким-то неземным, божественным. И проговорил он тихо, указывая рукой на иконы: "А если бы что — я бы за ту умолил, о которой ты просишь".
После этого я встала, поклонилась и сказала: "Всего вам хорошего, батюшка", — и ушла.
Пришедши домой, я подошла к своей божнице и с глубокой грустью сказала: "Вот до чего я дошла, от одного берега отстала, к другому не пристала". Меня обуяло необыкновенное беспокойство и трепет, я не находила себе места. Слова старца: "А если бы что..." все стояли у меня в ушах. Я побежала к тому священнику, который направил меня к старцу. Вошла к нему со словами: "Батюшка, не могу я больше терпеть, я хочу принять православие", — и рассказала ему о своем визите к старцу.
Накануне принятия православия я решила разыскать старца и взять у него благословение на принятие православия. Не застав его дома, я пошла к тем людям, у которых он гостил. Застала я старца сидящим в небольшой комнате. Он необыкновенно приветливо меня встретил.
"Батюшка, я пришла вашего благословения просить на принятие православия". — "Очень, очень рад,— был ответ батюшки,— я сейчас только отчитывал бесноватого, бес так сильно крикнул и ушел в шкаф". И старец стал теребить свое ухо, говоря: "Я почти оглох, разговаривая с бесами. Я их спросил: "Можете ли вы видеть крест?" — "Нет, не можем, он нас жжет".— "А где находится умерший протоиерей Иоанн ?" — "Он осужден за сокрытие греха на четыре года".
Когда старец отчитывал бесноватых, бесы кричали: "Старец Зосима мучает нас, читая заклинательные молитвы".
Многих бесноватых старец освободил от мучивших их духов.
После разговора я встала, взяв благословение, и направилась к передней.
Батюшка поспешил за мной и взял мою голову обеими руками. Вдруг я увидела у него на лбу от висков исходящие тонкие золотые лучи, наподобие ярко святящихся нитей солнечных. Я была поражена и вместе с тем моему сердцу сделалось удивительно легко. Даже идя по улице, я думала: есть ли злые люди на свете? Мне казалось, что все преисполнены той же радости, как и я. Я чувствовала благодать, данную мне старцем. Такой неземной радости, покоя и мира я сама никогда не чувствовала. Это была милость Божия, которую я получила благодаря молитвам стпрца.
На третий день после принятия православия я пришла к старцу. Постучала в дверь, Он сам мне открыл с восклицанием: "А, Екатерина, покажи мне свое православие". — "Я, батюшка, не знаю, как показать свое православие, я приняла его" — "Ну, покажи же свое православие".— "Честное слово, не знаю, что мне делать". Когда в третий раз он настоятельно сказал мне: "Так покажи же свое православие", тогда взор мой упал на его божницу и я перекрестилась. — "Ну вот, ты теперь мне сестра, Матерь у нас одна". Подошел, поцеловал меня в лоб и пригласил пить чай. Взяв с окна кастрюльку, полную молока, он вылил мне в стакан все сливки, так что наполнилось и блюдечко. Подойдя к буфету, взял черного хлеба фунта 3—4 и большую горсть сахара, так с полфунта, и положил все это рядом с моим стаканом. Тогда я ему сказала: "Батюшка, что это вы делаете? Мне все это не поесть". Не отвечая мне ничего, он подошел и все благословил со словами: "Твоя от Твоих, Тебе приносяще".
"Хлебом-то ты нуждаешься?" — был вопрос.— "Нуждаюсь". Отрезав большой ломоть хлеба, батюшка благословил его и сказал: "Вот тебе мое благословение, чтобы ты никогда в жизни не нуждалась в хлебе, А белый-то у тебя есть?" — "Нет, батюшка". Тогда он дал мне кусок белого хлеба со словами: "Пусть и белый заведется у тебя". И вот за молитвы старца меня вспомнила живущая за границей знакомая, у которой я работала раньше, и прислала мне из Риги три посылки подряд АРА. Каждая посылка состояла из 20 кг белой муки, 8 кг сахара, 7 кг риса, 20 банок сгущенного сладкого молока, 2 кг чаю и 4 кг какао. Я ей ничего не писала, а за молитвы старца она меня вспомнила и прислала мне такие чудесные богатые посылки.
До получения этих посылок со мной был еще такой случай: я была в это время без места, да и голод был в эти годы. Шла я к старцу и встретился мне нищий. После большого колебания я отдала ему последний двугривенный. Когда вошла в келию старца, прося его благословения, он немедленно позвал меня к своему столу: "Иди сюда, иди сюда",— и выдвинул ящик своего стола, где у него лежали деньги, говоря: "Бери, сколько нужно, бери не стесняйся".
Вот еще один замечательный случай, который нас учит не всем-то снам верить.
Одна женщина по имени Аграфена (Агриппина) имела свою корову. Приснился ей сон: преподобный Серафим приснился ей во сне и велел послать молока старцу Зосиме. Не долго думая, она налила 10 кружек и попросила свою соседку Степаниду отнести это молоко старцу. Степанида сама не имела возможности побывать у старца, приехала ко мне и попросила отнести вместо нее молоко. Дело было на мясной неделе. Я с радостью согласилась. Было раннее утро. Прихожу к батюшке и рассказываю ему, что преподобный Серафим велел ему молоко отнести, явившись во сне Аграфене. Батюшка начал издали все время крестить жбан с молоком и, наконец, проговорил: "Таким людям, как Аграфена, не может явиться преподобный Серафим. Это был бес. От беса я не приму молоко".
В Печатниковом переулке на Трубной площади жила одна вдова Анна Петровна. Ее сестра по неосторожности упала и надломила себе череп. Пришлось вызвать карету скорой помощи. Голову забинтовали. Доктор сказал, что нужен полный покой, а если начнется рвота, то уже ничего не поделаешь — умрет.
Анна Петровна всю ночь ходила по комнате и взывала: "Бог мой, помоги. Батюшка, отец Зосима, помолись, отмоли, исцели сестру...". У сестры началась рвота.
Утром был сильный мороз. Старец, как только проснулся, сейчас же попросил свою келейницу Грушатку, которая .в этот день рано пришла (она обслуживала хозяев старца), нанять извозчика. "Я сейчас поеду".— "Да что вы, батюшка, такой мороз! Да кто вас пустит-то?". Но батюшка был неумолим. Когда они приехали в Печатников переулок, Анна Петровна, измученная, бледная, открыла дверь: "Батюшка, да я вас не ждала, как это вы в такой мороз приехали? Как рада-то..." — "Не ждала... зато всю ночь не давала покоя. Покажи мне скорей свою больную-то".
Подойдя к умирающей, он возложил ей руку на голову и долго молился. После этого через некоторое время больная с забинтованной головой пила с ними чай и вскоре вышла на работу.
Одна женщина, очень любившая свою приятельницу, узнав, что она безнадежно больна и что ей назначена ампутация, пришла к старцу, стукнула кулаком по столу и сказала: "Вымоли мне ее, чтобы она и с ногой осталась, и в больницу не попала". Старец не рассердился на ее горячность и сказал: "Да будет тебе по твоей вере".
Когда она через некоторое время навестила свою приятельницу, то была поражена, узнав, что та и в больницу не попала, и нога ее совершенно исцелилась, к удивлению лечивших ее врачей.
Однажды батюшка служил молебен в церкви. Все подходили и прикладывались к кресту. Одна женщина насмешливо глядела и не подходила. Батюшка подошел к ней и спросил: "Почему ты не приложишься к кресту?" Она ответила ему бранными словами, ругая его как священника и понося все святое. Батюшка спокойно стоял и слушал; когда ей больше нечего было говорить, тогда старец спросил: "Ты кончила? Ну, теперь я тебе скажу. Что ты нас ругаешь — я тебя не сужу, что, несмотря на то что девушка, имеешь дитя — я тебя тоже не сужу. Но как смела ты не крестить его, когда сама крещеная?". Она сделалась вся бледная и прошептала: "Откуда это вы все знаете?" Не ответив на это ничего, батюшка сказал: "Мне жаль тебя, ты погибаешь". Повернул ее за плечи и сказал: "Вон". Она зашаталась и медленно, медленно вышла. Это так на нее подействовало, что она пришла к покаянию.
Я узнала, что батюшка тяжело заболел, мне было его очень жаль. И решила я пойти к нему и помолиться за него. Причем пришла мне в голову мысль, что если я возьму акафист святителю Николаю чудотворцу и еще одну мною очень любимую молитву Спасителю и все это прочту вслух старцу, то он исцелится. Положила я в карман и молитву, и акафист и пошла.
Когда я пришла к старцу, весь мой пыл пропал. Я боялась признаться в своем намерении. Подошла к старцу, взяла благословение и скромно села на стул. Старец сразу же спросил меня: "А что у тебя в кармане? Вынь, да прочти мне вслух перед иконами". — "Это акафист св. Николаю".— Ну вот встань на колени и прочти. — По прочтении акафиста старец сказал: "Ну, еще что там у тебя в кармане? Читай. Молись за меня". Я вынула молитву Спасителю и прочитала ее.
"Ну хорошо, а теперь, вот видишь, я и здоров по вере твоей. Давай пить чай вместе". Бодро встал с постели и разговаривал со мной, как будто он и не был в таком тяжелом состоянии.
Много чудес я видела от старца. Вот некоторые из них.
К великому празднику Пасхи я так обеднела, что положительно ни одной копейки не осталось у меня. А хотелось принять священника... и заплатить хоть немного, а нечем. Только бы 3 рубля достать мне и обошлось бы как-нибудь. Никто не мог дать мне в долг.
Пошла я с горем моим к старцу, но не хватило у меня духу сказать ему о своем бедствии. Батюшка не раз спрашивал меня: "Ну, что?" Я отвечала: "Ничего". И с тем ушла от него, но на душе у меня стало гораздо легче. Когда я вернулась домой, мне сказали: "Приходила к вам такая-то женщина с совершенно закрытым лицом и велела передать вам пакет. Мы спросили ее, от кого. Она сказала: это вас не касается.
Открыла пакет — в нем оказались 3 рубля и совершенно новая шелковая кофточка. За молитвы батюшки Господь послал мне утешение и желание мое иметь три рубля исполнилось. Да и шелковая кофточка оказалась мне впору.
Одна из духовных дочерей батюшки очень хвалила одного неверующего человека. На что старец сказал ей: "Какой же он хороший человек, если Бога не признает? Повесь это себе на крест, то есть, если считаешь его хорошим, прими всю тяжесть его неверия в Бога как свой крест и старайся все делать и говорить, чтобы он опомнился и пришел к Богу, но отнюдь не хвали его".
Однажды старца пригласили в Головинский монастырь послужить молебен, чтобы пошел дождь. С ним служил и игумен Спасо-Песношского монастыря. До молебна на небе не было ни облачка. Во время молебна начали появляться облака и, постепенно сгущаясь, стали настолько низки, что игумен сказал отцу Зосиме: "Скорее, батюшка, а то сейчас пойдет дождь". Старец ответил: "Не спешите служить, когда все окончим, тогда будет дождь, а сейчас не пойдет". И когда совершили, не спеша, водосвятный молебен, батюшка пошел в сени, поднял руку и сказал: "Ну, теперь иди". И тотчас хлынул проливной дождь, который смочил глубоко, глубоко землю.
Старец Зосима всегда поминал в своих молитвах московского митрополита Филарета, которого он глубоко почитал и благоговел пред его святой жизнью.
Однажды тяжко заболела одна из духовных дочерей старца. Доктора назначили неизбежную кончину. Бедная женщина умирала. Родственники попросили старца в последний раз навестить больную. Старец отец Зосима помолился, взял портрет митрополита Филарета, спрятал его и сказал: "Не я иду к больной, а сам митрополит поедет и исцелит страждущую". Собрался и ушел. У больной был сын, которого считали не совсем нормальным, он был особенный какой-то — таких обыкновенно в миру называют блаженными. Как только старец стал приближаться к дому, больной юноша вдруг и говорит матери: "Мамаша, митрополит Филарет едет к нам, сам митрополит Филарет".— "Что ты это, совсем с ума сошел, бедняжка мой", — простонала мать. Через несколько минут старец вошел в переднюю. Блаженный бросился снимать с него шубу, говоря: "Ваше Высокопреосвященство, Владыко, позвольте мне раздеть вас". Умирающая мать с ужасом слушала слова своего сына. Но вот старец вошел в комнату и сказал: "Бери благословение не от меня, а от митрополита Филарета, он сам приехал исцелять тебя", и дал ей прикоснуться к портрету святителя.
— Так, значит, сын мой был прав, когда говорил, что митрополит едет навестить нас.
— Да, прав, ему Дух Святой открыл истину. Ну, а ты вставай теперь и готовь нам всем чайку.
— Как же, да я повернуться не смогу!
— Не могла, а сейчас ты здорова,— сказал старец.
И, к своему удивлению, женщина почувствовала себя совершенно здоровой, встала и начала хозяйничать. Родные были изумлены, а старец сказал: "Что вы удивляетесь, разве вы не знаете, что митрополит Филарет может чудеса творить? Вот теперь вы сделались свидетелями одного из чудес его. При смерти была ваша мать, а теперь здоровее вас всех. Слава Господу во святых Своих".
Всегда поминал старец за упокой митрополита Филарета и чадам своим благословлял поминать его всегда, этого великого наставника православия.
Однажды к старцу пришел священник, очень несчастный. Он впал в ужасные страсти и совсем забыл о цели нашего земного существования, производя своими словами и действиями отталкивающее впечатление.
Одна из духовных дочерей старца не взяла у него благословение. Старец грозно, в присутствии этого заблудшего пастыря, сказал ей: "Екатерина, хотя он и Гаврило свиное рыло, но если он имеет благодать священства, брать благословение у него надо".
Таким образом, он обличил того перед всеми присутствующими, а дочь свою духовную смирил, указывая ей на великое значение священнического благословения. Обличение старца не пропало даром. Заблудший пастырь глубоко раскаялся, что грехами своими попирал благодать священства, и за молитвы старца и любовь его вырвался из сетей грехов и страстей. Как бы вновь родился.
"Один Господь Судия есть... Он знает все и всех. Чада мои, не садитесь на престол Судии и Создателя, на престол Бога сердцеведца. Не осуждайте никого и никогда. Мне даже страшно и подумать, чтобы кто-нибудь из детей моих духовных осмелился это сделать.
И еще скажу, если вы завидуете кому-нибудь, то вы осуждаете Самого Господа, почему не дал вам тех благ, которыми наделил некоторых из ближних ваших. Сознаете ли вы, как велик грех зависти? Запомните раз навсегда: человек, имеющий в сердце своем осуждение, зависть — никогда не получит в сердце свое Духа Святого.
Осуждающий ни в коей мере не может быть смиренным, а без смирения нет спасения..."
Все это продиктовала мне Екатерина Андреевна.
Последние месяцы старец почти все время лежал. Говорил редко, а если что-нибудь скажет, то только на пользу душам: "Не забывайте, что первая евангельская заповедь призывает нас к покаянию: "Покайтесь и веруйте в Евангелие", — вот слова Самого Господа (Марк. 1, 15).
Приобретайте добродетели противоположные грехам. Уныние — это палач, который убивает энергию, необходимую для получения в сердце Духа Святого. Унылый теряет молитву и умирает для подвигов.
Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не унывайте". Болезнь старца была так ужасна, что другой бы просто кричал от боли и непрестанно жаловался, а старец Захария терпел молча, воздавая благодарение Богу за все, посылаемое Им.
Лицо старца сделалось иконописным, видимо, он весь ушел в глубокую и тайную молитву.
К приходящим к нему он относился с таким материнским вниманием и любовью, как будто бы его страждущего тела не существовало. Душа его обнимала Божественной любовью каждого, обращающегося к нему, совершенно забывая о себе.
Однажды старец, едва державшийся на ногах, встал с постели, подошел к иконам и с каким-то особенным благоговением перекрестился. Потом, обратившись к нам, сказал: "Почаще осеняйте себя крестным знамением. Помните: крест воздвижется и падают духов воздушных чинове. "Господи, оружие на диавола крест Твой еси нам". К прискорбию моему, видел я, что некоторые просто машут рукой, не касаясь даже лба и плеч. Это прямо издевательство над крестным знамением. Вспомните, что говорил преподобный Серафим про правильное крестное знамение. Прочтите это его наставление.
Чада мои, вот, как надо накладывать, с молитвой, которая есть воззвание к Пресвятой Троице. Говорим: во имя Отца, сложив три перста вместе, показывая этим, что Господь един в трех Лицах. Прикладывая сложенные три перста ко лбу, мы освящаем свой разум, возносясь молитвой к Богу Отцу, Вседержителю, Творцу ангелов, неба, земли, людей, Творцу всего видимого и невидимого. И затем, касаясь нижней части груди этими же перстами, мы поминаем все муки Спасителя, за нас потерпевшего, Его распятие, нашего Искупителя, Сына единородного, от Отца рожденного, несотворенного. И освящаем сердце свое и все чувства свои, вознося их к земной жизни Спасителя, нас ради и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплотившегося. Затем, вознося персты на рамена (плечи), говорим: и Святого Духа. Просим третье Лицо Пресвятой Троицы не оставить нас, освятить нашу волю и милостиво помочь нам: все силы наши, все действия наши направить на то, чтобы стяжать Духа Святого в сердца наши.
И, наконец, смиренно, благоговейно, со страхом Божиим и надеждой, и с глубокой любовью ко Пресвятой Троице, заканчиваем эту великую молитву, говоря: аминь, то есть истинно, да будет так.
Эта молитва навсегда соединена с крестом. Вдумайтесь в это.
Я сколько раз с болью чувствовал, что многие совсем механически произносят эту великую молитву, будто не молитву, а нечто такое, что принято говорить перед началом молитвословия. Так вы никогда не поступайте. Это грех.
Ничего из дел на земле более важного, чем молитва, нет. Молитва рождает прочие добродетели. Много бы я мог вам сказать, да нет у меня уже сил", — произнес старец, едва дойдя до кровати. Когда он лег, то казалось, что уже мертв... Кто-то из нас заплакал.
Старец сразу же, едва слышным голосом (видно, ему трудно было говорить) в утешение нам сказал:
"Чада мои, я после смерти буду гораздо более жив, чем сейчас, так что не горюйте после моей кончины, бойтесь излишней печали — она может приблизить вас к унынию... Помните только крепко, что ваше старание стяжать Духа Святого, ваша любовь к Спасителю, Господу Иисусу Христу, и старание исполнить все Его заповеди, ваше трепетное благоговейное преклонение пред Богом Отцом в страхе и величайшем смирении, радостью будет наполнять все сердце мое, ведь я же ваш духовный отец. Благословляю вас всеми силами стараться достичь этого".
Старец молча благословил нас всех и закрыл глаза. Мы поклонились ему до земли и разошлись.
Однажды, когда старец уже не мог вставать с постели, пришла к нему одна из его духовных чад, которая его давно не видела. Она опечалилась, увидя его таким тяжело болящим, но она не сознавала, что старец уже при смерти. И стала просить его, как только ему станет лучше, чтобы он приехал к ней. Старец грустно улыбнулся и сказал: "Не скорби, я скоро буду проезжать мимо твоей квартиры, и ты только выйдешь и проводишь меня до дома".— "Ну, батюшка, как же я узнаю, когда вы будете проезжать? Да кого же вы ко мне пришлете, чтобы я вышла? А почему же сами не зайдете?" — "Сама почувствуешь, Господь сделает так". Она замолчала, не смея просить уточнения. Встала, боясь утомить старца разговорами, поклонилась, взяла благословение и ушла.
Как-то она мыла пол в своей квартире. Вдруг необыкновенное благоухание объяло ее, будто внесли массу самых ароматных цветов в ее квартиру. "Что это? Я такого чудного запаха никогда не вдыхала! О, Боже мой, откуда это? Что это?" Она подошла к окну и видит похоронную процессию, тут же вышла на улицу и спросила: "Кого же это хоронят?" И больно сжалось ее сердце. "Это наш старец проезжает мимо моей квартиры, как он сказал мне, и дал мне знать об этом этим чудесным благоуханием". И она пошла провожать его до могилы, вспоминая его слова: "И ты тогда выйдешь и проводишь меня до дома".
Много еще чудес совершилось во время жизни старца и после его смерти, но их записывать пока не буду. Как дополнение к биографии допишу, если Бог поможет. Надо еще у некоторых побывать и все чудеса точно записать. Те, которые знаю, проверить, а потом описать, так как я отвечаю за верность написанного.
Во сне старец часто являлся своим духовным чадам: одних остерегает от опасностей, других благословляет на добрые дела, некоторым запрещает приводить в исполнение их намерения. Мы, чада его, до сей поры живем под руководством нашего старца.
Отец Захария стремился внушить нам глубокую любовь к Пресвятой Троице и православное поклонение Ей молитвой и жизнью.
|
|
