|
Радуйтесь, ибо Господь грядет судить |
|
 |
|
Rus |
|
Eng |
|
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
   |
 |
 |
 |
 |
Неизвестный афонский исихаст
Трезвенное созерцание.
к оглавлению
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...
Слово восьмое
О том, что когда тот, кто молится умно из глубины себя и всегда воздерживается от приятной пищи, голоден, уста его иногда услаждаются молитвой, как будто во рту у него нечто сладкое или он ест сладчайший мед, как сказал и Пророк: Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим.
Благослови, отче
О, смиренный монах, если желаешь вкусить когда-нибудь этой чудной сладости, которая усладит неизреченно кончик твоего языка, то позаботься о приобретении навсегда трех вещей: поста, воздержания и умной молитвы. Потому что если ты со всем стремлением и желанием не прибегаешь к помощи поста, воздержания и умной молитвы, то не надейся когда-либо почувствовать на своем языке эту чудную сладость. Эта чудная сладость – великое утешение Божие для тебя, чтобы соделать тебя более теплым и более ревностным в духовном делании.
Редки те, кто ощущают языком эту чудную божественную сладость. Но и они чувствуют ее не всегда, а иногда, когда Бог благоволит утешить их таким образом. Но когда они действительно ощущают ее на своем языке, тогда сами познают то, как прекрасно всегда поститься и воздерживаться и от всего сердца непрестанно молиться Христу. Потому что без этого невозможно почувствовать эту сладость в устах.
Эта божественная сладость неизреченна, потому что духовна, а все духовное неизреченно и таинственно. Но чтобы познать хотя бы немного то, как она действует, мы скажем следующее.
Эта божественная и чудная сладость, которой неизреченно услаждается язык, похожа на сладость сахара, но сильно отличается от нее. Потому что если положить сахар в уста, то уста услаждаются, но на короткое время, пока он не растворится в устах и ты его не проглотишь. Больше ты не чувствуешь его сладости, если только не положишь в уста и другой кусок. Но с умным и духовным сахаром, который невидимо кладет тебе в уста благодать Господня и которым она чудесным образом помазывает твой язык, такого не происходит. Поскольку эта сладость сохраняется в устах, нет совершенно никакой необходимости класть туда что-либо сладкое. Ибо сладость Божия неистощима. Только бы ты посредством умной молитвы и чистого поста удостоился ее.
Когда язык услаждается, ты чувствуешь сладость в передней его части, как будто на него кто-то положил маленький кусочек сахара, который начал таять в твоих устах. Когда ты ощутишь сладость на языке, тогда, чтобы лучше почувствовать это духовное и божественное наслаждение, держи свои уста закрытыми. Тогда почувствуешь, как эта божественная и неизреченная сладость подобно воде из родника струится неиссякаемым током от кончика языка. Если в этот час ты случайно встретишь кого-нибудь и скажешь какое-либо слово, то сладость тотчас пропадет. Но если сомкнешь уста и опять станешь внимательным к ним, то удивительным образом почувствуешь снова сладость на языке.
Есть одно растение, содержащее природный мед. Цветок этого растения похож на пузырек. Если этот пузырек положить в рот и пососать, то ощутишь на языке сладость, подобную меду. Похожа на вкус цветка и сладость на языке, когда услаждает его благодать Божия. Но когда ты пососешь цветок, его сладость сохраняется на некоторое время только в том случае, если ты сделаешь то же самое и во второй раз. Тогда ты снова почувствуешь сладость. А сладость Божия пребывает до той поры, пока ты хранишь свои уста девственными от вещественных пищи и пития. Ибо когда вкусишь чего-либо вещественного, в тот день в устах своих уже более не чувствуешь действия сладости Божией.
Иногда, даже чаще всего, после вкушения чувственной пищи сладость эта совершенно отсутствует на протяжении того дня. Часто эта сладость языка, когда ты долгое время держишь свои уста сомкнутыми, чудесным образом непрестанно течет в твоих устах, и ты ощущаешь ее ток и то, какое и чувственное и недосягаемое для чувств сладостное действие она оказывает при каждом твоем вздохе. А иногда ты ощущаешь, что она услаждает твои уста с внутренней стороны, как будто изнутри ты посыпал их сахарной пудрой или помазал сладчайшим медом.
Посему, о смиренный, когда внутри тебя эта сладость, храни себя от вкушения чего-либо земного, кроме, разве, великой на то нужды, чтобы впоследствии не сокрушаться без пользы. Пусть алчет твоя утроба. Не давай ей ничего. Потому что когда она алчет, уста твои чувственно и превыше чувства насыщаются сладостью Божией. Если же ты дашь своему чреву чувственную пищу, лишается язык твой чудной сладости. Когда таким образом язык твой услаждается этой божественной сладостью, тогда не выплевывай слюну на землю и где придется, но проглатывай ее. Потому что когда будешь ее глотать, или даже прежде этого, почувствуешь в устах своих сладость. А если выплюнешь ее, то вскоре лишаешься божественной сладости (видимо, поэтому один преподобный не плевался никогда на протяжении всей своей жизни). Но чтобы не раскаиваться впоследствии, прежде всего хорошенько блюди сомкнутыми свои уста, если только нет великой необходимости в беседе.
Если в тебе пребывает эта чудная и высокая сладость, и необходимо прочесть что-либо из Священного Писания, то читай с благоговением. А во время чтения будь внимателен к духовной сладости на языке, чтобы знать, сохраняется она или нет, течет с языка или отсутствует на нем. И если она сохраняется, то внимай и этой чудной сладости, и чтению. Потому что таким образом ты почувствуешь и другую сладость, но не на языке, а в уме. Ибо от благодати Божией усладится сам ум. И когда Божие утешение удвоится в тебе, то тотчас и утроится. Потому что и в очах своих ты тотчас узришь божественное утешение: из очей прольются чистые и тихие слезы Божией любви, чрезвычайно сладостные для души. Когда, как мы сказали, утроится в тебе утешение Божие, тогда ты сам узришь и иное – четвертое утешение Божие. Одновременно с третьим божественным утешением ты увидишь умным образом, что твой внутренний человек благодатью Святого Духа невидимо помазывается божественной милостью радования. По этой причине ты становишься весь – тишина, весь – радование, весь – веселие. То есть ни одного чувства в твоей душе не остается не утешенным утешением и благодатью Святого Духа.
Но все это произойдет с тобой, если, как сказано, неизреченная и чудесная сладость сохраняется на языке. Если же при чтении она не сохраняется, не отчаивайся, не вкушай ничего, не предавайся многословию и не рассеивайся. Но храни себя от этого и подобного тому, потому что, поступая таким образом, ты вскоре увидишь, что то же самое происходит в твоих устах. То есть эта чудная и божественная сладость будет чудесным образом услаждать их.
Но происходит ли эта божественная сладость от естества языка или от благодати Божией, которая непостижимо ударяет по языку и услаждает его, этого, о смиренный, постигнуть с достоверностью невозможно. Видимым образом она исходит от естества языка. Но на самом деле она происходит не от естества языка, а от божественной благодати, которая непостижимым образом ударяет по твоему языку и проходит через него неизреченно. Таким образом услаждается язык, почему и кажется, что сладость происходит от него. Но вдаваться в глубокие исследования этого вопроса, возлюбленный, нет совершенно никакой необходимости. Ибо если будешь исследовать, то не отыщешь больше, чем сказано нами.
Итак, эта божественная сладость иногда бьет ключом в тебе и неизреченно услаждает твой язык, но там, где она услаждает твой язык, ты чувствуешь, что она уменьшается, и тебе кажется, что она уже совершенно исчезает от слова твоего. Но вдруг ты снова ощущаешь, что она удивительным образом услаждает язык твой.
Радость тебе и ликование, о смиренный монах, когда ты сподобишься всего того, о чем слышал. Потому что тогда нет нужды есть сладости и пить сикер для того, чтобы усладить уста. Ибо их услаждает утешение Божие. Сикер и сладости, которые едят и пьют, услаждают лишь до тех пор, пока находятся в устах. Но во время божественного утешения сладость действительно остается в устах до тех пор, пока воздерживается человек от земных плодов.
Евреи, когда Бог питал их манной, доколе воздерживались от земных плодов, обладали небесной пищей, которая приносила им неизреченное услаждение. Но когда они вкусили от плодов земли, манна тотчас иссякла. Так и ты, о смиренный, по благодати Христовой сподобившийся некоторым чувственным образом узнать эту чувственную и вместе с тем превосходящую чувство сладость и иметь во устах пищу Ангелов, небесную манну, эту чудную сладость,– как только, говорю, ты вкусишь от плодов земли, тотчас само собой исчезнет это таинственное наслаждение. Лучше для тебя всегда поститься, всегда воздерживаться и непрестанно молиться, дабы питаться всегда этой чудесной сладостью, чем насыщать чрево вещественной пищей и лишаться небесной и сладчайшей манны.
Однажды я видел одного иеромонаха, который, совершая Проскомидию за жертвенником, внезапно прослезился и не мог остановить своих слез, но все более плакал, умилялся и скорбел, доколе не закончил Проскомидию. Когда же он говорил: «Яко Твое есть Царство, Отца…» и последующее или другой какой возглас, то понуждал свое сердце и немного сдерживал умиление, произнося возглас низким голосом, чтобы о его умилении никто не узнал. Он пребывал в умилении и когда произносил молитвы. Когда же стал он читать Евангелие, внезапно очи его залились слезами, и плач стал очевиден, потому что сдерживаться у него не было сил. Потому в тот час из присутствовавших на Литургии не было никого, кто бы не пришел в умиление, кроме разве такого бесчувственного душой и жестокого сердцем человека, как я. И на протяжении всей Литургии он приходил в умиление, иногда большее, иногда меньшее, но всегда с безмерным ликованием души. Когда же он причащался Пречистого Тела и Честной Крови Господних, тогда оросил слезами и святой дискос, и покровцы, и антиминс.
Позже, когда закончилась Божественная Литургия, я попросил его сказать мне всю правду о том, почему он приходил в такое умиление и проливал такие слезы, да еще на виду у людей, в то время как я не в силах пролить и одной слезы о своей жалкой душе. И сей правдолюбивый, добрый и беззлобный человек поведал мне всю истину, рассказав следующее: «Я, брат, когда на утрени читалось обычное последование службы, умно и непрестанно поучался в своем сердце имени Господню. Когда же служба достигла своей середины, я начал чувствовать некую высокую сладость, которая понемногу услаждала мой язык. Вместе с этой сладостью постепенно приходило и некое духовное утешение.
Чем больше времени проходило, чем более внимательно я поучался в молитве «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», тем больше сладости становилось на моем языке, тем более увеличивалось во мне утешение Божие, и тогда вдруг умиление начало понемногу касаться моего сердца. А когда пришло время совершать Литургию, тогда уста переполнились сладостью, и я более живо почувствовал в себе утешение Божие. Потому и в умиление я приходил больше и чаще. Приготавливая на Проскомидии Божественные Дары, я почувствовал в устах великую сладость. Одновременно я почувствовал в сердце обильное Божие утешение. Поэтому тогда я и не мог остановить слез. А во время чтения Божественного Евангелия я подобным образом почувствовал в устах эту чудную и высокую сладость в преизбытке. Вместе с тем ум в изобилии услаждался словами Божественного и Священного Евангелия благодаря тому, что с очевидностью постигал силу, смысл и дух каждого его слова. Потому тогда я, будучи не в силах скрыть в себе и остановить умиление, плакал уже в голос, как малое дитя, ибо умиление преисполнило мое сердце и излилось из него. С этого часа до самого окончания Литургии я все пребывал в умилении, иногда более сильном, иногда – менее, согласно с высокой сладостью, которую чувствовал мой язык, и услаждением, которым наслаждался мой ум в постижении священных словес». Услышав это, я, жестокосердный, сильно укорил себя, потому что никогда не знал такой сладости на своем языке, а в душе своей – такого утешения.
Молитва
Но, Господи, Господи, сладость и радость всех рабов Твоих, с благоговением поучающихся сердцем в Твоем святом и божественном имени, даруй, молюся, возлюбить от всего сердца и мне Твое имя и поучаться в нем с великим благоговением, дабы почувствовал некогда, когда благоволит благодать Твоя, и мой язык эту божественную и высокую сладость. Ибо тогда, Господи мой, знаю я, вместе с этой чудной сладостью в моем сердце воссияет святой свет боговедения, которым око ума моего будет просвещено к истинному и совершенному постижению словес Твоих. Господи, когда произойдет это со мною благодаря Тебе – моему Творцу и Богу, тотчас Твои слова покажутся гортани моей сладкими и устам моим – слаще меда. Ей, сладкий мой Иисусе, молюся и прошу Твое Владычество, даруй и мне, зело огорченному, единую каплю от Твоей великой и непостижимой бездны божественной и духовной сладости. Ибо душа моя возжаждала ее паче злата и топазия и паче камене честнoго. И я, раб Твой, когда помышляю о ней, наслаждаюсь паче меда и сота. Ибо Ты, Господи мой, Господи, сладчайший мой Иисусе, неизреченное услаждение всех христиан, и Тебе славу воссылаем во веки веков. Аминь.
к оглавлению
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...
|
|
|
|
|
|
|
|
 |
|
 | |||||||||
|
Код баннера © 2000-2024 Церковь Иоанна Богослова |
|
