Материалы к биографии

Биография епископа Григория, написанная его братом по собственным и семейным воспоминаниям, является на сегодняшний день единственным жизнеописанием, дополнить которое можно лишь основательно изучив неизвестные ранее архивные источники как в государственных, так и частных хранилищах. Мы в своей работе основывались на документах, обнаруженных в архиве Петербургского и Тверского управления Федеральной службы контрразведки, на сведениях, извлеченных из писем владыки, которые он писал духовным детям во время последнего периода своей жизни, и на воспоминаниях его современников и близких.

В Москве сейчас живет 82-летний племянник и крестник владыки Сергей Константинович Лебедев, сын протоиерея Константина, автора биографии. Он любезно сообщил некоторые подробности о семье, в которой вырос будущий архиерей [1]. Отец владыки — протоиерей Алексий (Алексей Михайлович Лебедев) родился в 1843 году и после окончания семинарии был в 1867 году направлен в Успенский Брусенский женский монастырь в Коломне, основанный в середине XVI века. Родом из Коломны была его супруга, дочь местного священника о. Феодора Остроумова. Она вышла замуж в 1868 году, в возрасте 18 лет. После смерти жены (скончалась она от воспаления легких) вдовцу пришлось одному воспитывать восьмерых детей. Ко дню своей смерти в 1914 году коломенский батюшка всех их вывел в люди.

Сыновья о.Алексия пошли по его стопам. Старший, Виктор (1871 — 1943), священствовал в Никольской церкви в храмовниках. Николай (1873 — 1936), окончив Духовное училище, служил священником кладбищенского храма в родном городе и погиб в сталинском лагере. Сергей (1876 — 1946) получил образование в Московской Духовной семинарии и служил тоже как священник в храме на Грузинской улице. Младший брат владыки, Константин (1882 — 1966), в 1903 году окончил в Москве семинарию, а в 1912 — Духовную Академию. В 1912 — 1917 гг. он служил в церкви женской гимназии в Нижнем Новгороде; с 1918 до своего ареста в 1930 году — в Никольском храме на Трубной площади в Москве. Отбыв на Севере три года ссылки, о. Константин до 1943 года был вынужден жить в деревне, работая пчеловодом. Вернувшись в Москву, он был священником в Подмосковье, а затем в разных столичных храмах, получив к концу своей жизни все церковные награды и сан митрофорного протоиерея.

Три сестры епископа Григория учились в епархиальных училищах в Москве, жили в ней и скончались уже после войны: младшая, Елена, — в 1948 в возрасте 64-х лет; средняя, Вера, — в 1972 году, имея от роду 92 года; старшая, Анна, — в 1965, достигнув 96 лет. Долголетие было, очевидно, у Лебедевых в роду и, не оборвись трагически жизнь владыки Григория, он мог бы тоже прожить еще лет двадцать пять-тридцать и сделать очень много для Церкви. Две сестры были замужем за священниками: Елена — за Василием Ивановичем Мансветовым, служившим после войны в Москве в единоверческом храме; Вера - за протоиереем Смирновым, расстрелянным в 1937 году.

Документы бывшего архива КГБ позволяют уточнить отдельные факты из жизни владыки. Так, до своего пострига, он в 1918 руководил 165-й московской трудовой школой, в которую был преобразован бывший Сиротский институт, а с 1919 года работал заведующим почтовым сектором в Главном лесном комитете. В Ленинграде епископ Григорий арестовывался два раза. Первый раз 6 декабря 1924 года как наместник Лавры "за неуплату налогов" и "продажу лаврской ризницы". Освобожден он был 17 апреля 1925 года. По этому делу владыка получил небольшой условный срок. "На суде он держал себя неожиданно, к удивлению всех, мужественно, отвечал безбоязненно, но любезно", — сообщает протоиерей Михаил Павлович Чельцов. Согласно другому свидетельству, власти ставили в вину епископу и то, что его приезд "в жизнь Лавры вдохнул жизнь. Многие из братий, живших в миру, вернулись в Лавру... и верующий народ стал стекаться в дотоле пустые храмы".

И второй раз его арестовали 31 марта 1927 года по грузовому делу Пастырского училища. По этому делу, прекращенному чекистами "за недостатком компрометирующего материала", владыка обвинялся по ст. 58/10 в создании некоего кружка "Ревнителей истинного Православия", члены которого якобы должны были организовывать протесты при закрытии властями церквей [2]. На Шпалерной епископ Григорий просидел до 19 ноября 1927 года и вышел на свободу перед расколом, возникшим в Православной Церкви вследствие декларации заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия.

Эта декларация, выпущенная летом 1927 года под сильным нажимом безбожной власти, была воспринята многими православными клириками и мирянами как явная уступка этой власти и нарушение церковных традиций. Попытка оправдать её возможностью нормализовать отношения между Церковью и государством и легализовать церковное управление парировалась возражением, что конечной целью советского государства было и остаётся искоренение религии в России, и компромисс может иметь для Православной Церкви печальные последствия, ибо приведёт к дальнейшим уступкам.

Как известно, Ленинград стал центром оппозиции митрополиту Сергию, получившей название "иосифлянской" по имени возглавившего ее митрополита Петроградского Иосифа (Петровых), которого поддержало влиятельное местное духовенство. Епископ Григорий не примкнул открыто к этой оппозиции, но исподволь поддерживал ее довольно активно, поминал за богослужением — как и многие и те годы — только сосланного митрополита Петра, Патриаршего местоблюстителя, и не подчинился решению Синода от 28 января 1928 г. поминать заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, отмежеваться от “раздорников” и осудить отколовшихся преосвященных Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина) [3]. По словам покойного протоиерея Петра Белавского, именно епископ Григорий убедил его присоединиться к сторонникам митрополита Иосифа.

12 февраля 1928 года в Ленинграде был получен указ митрополита Иосифа о назначении епископа Григория наместником Александро- Невской Лавры. Когда вскоре Синод поручил митрополиту Серафиму (Чичагову) возглавить ленинградскую кафедру, епископ Григорий направил новому митрополиту письмо, сообщая, что он "душевно желает единения с Церковью, но не ориентируется на определенные личности". В Лавре митрополит Сергий по-прежнему не поминался. Но внешне епископ оставался по отношению к нему лояльным, что вызвало появление летом 1928 года большого письма ему от сторонников с горькими попреками: "От каждого Вашего слова, обращенного к вопрошающим, веет двойственностью. На это горько жаловались многие пастыри, прежде близкие Вам, а теперь с недоумением глядящие на происшедшую в Вас перемену. Сколько раз Ваши неясные речи вызывали слезы преданных Вам игумений и монахинь!" [4].

Но не это красноречивое и убедительное обращение и не конфликт с митрополитом Серафимом подвигли в конце концов епископа Григория принять решение проситься на покой, а неожиданное его перемещение на кафедру в Феодосию, которое он верно понял как ссылку. По собственным словам владыки, “я просился уволить меня на покой не по слабому здоровью, а по причине расхождения в понимании церковной жизни епархии и ее нужд”. Уход епископа осуществился вопреки "просьбам Лавры и районов... об оставлении" [5]. На его место в Лавре тотчас был назначен Амвросий Либин, только что постриженный и получивший сан архимандрита. Протоиерей Николай Чуков откровенно пишет в своем дневнике: "Если бы с самого начала отнесся прямо и честно к делу поминовения митрополита Сергия, все было бы в порядке, а то хитрил, вертел, смущал полгорода... и таким образом содействовал возникновению и укреплению раскола".

Интересен также отзыв о епископе Григории хорошо его знавшего протоиерея Михаила Чельцова: "Человек он весьма умный, тонкий политик, но и честолюбивый; честолюбие его выражается умело, тактично и не для всех заметно... чистый, целомудренный монах ...нравились возвышенные, высокопарные, всегда окутанные мистическим туманом проповеди... При Григории жизнь епархиальная шла тихо и спокойно. С обновленцами не входили ни в какие сношения; большими делами не занимались. Но авторитет и влияние Григория как-то росли, к нему влеклось и духовенство" [6].

Этот священник подтверждает мнение Чукова о роли епископа Григория в иосифлянском движении: "А Григорий в тиши своей кельи стал настоящим объединителем всех недовольных епископом Николаем (Ярушевичем), митрополитом Сергием и его Синодом — всех ратующих за митрополита Иосифа. Умный и тактичный, он сам как-то не выставлялся, оставался как бы в тени, но все к нему сводилось и от него исходило... У Григория не раз собирались епископы: Гавриил, Димитрий, Серафим и Сергий, с ними нередко бывали и некоторые из видных протоиереев. Все их суждения сводились к одному: стоять за возвращение митрополита Иосифа." Однако оставаясь верным себе, Григорий не выступал против митрополита Сергия и придерживался выжидательной тактики, дабы не разжигать полыхавший раздор.

Не ожидая дальнейшего развития событий, владыка Григорий 28 августа 1928 года сам уволился на покой, “по причине расхождения в понимании церковной жизни епархии и ее нужд”. После прощания с паствой, во время которого об уходе говорилось как "невольном и вынужденном", и резкого протеста, посланного в Синод, он на другой день уехал в родную Коломну, откуда в следующем месяце написал своей духовной дочери: "Ищу одного, чтобы Господь помог мне укрепиться в добре. Доходят до меня разные слухи. Скорблю, когда во зло употребляют мое имя. Я ничего не ищу". В Коломне владыка упорно трудится, собирает воедино все свои проповеди, пишет богословские труды, много читает и размышляет.

"Мне хочется разъяснить (в задуманном очерке о мистическом восприятии христианства. — В.А.), — замечает он весной 1929 года,— что причина безсилия христианства лежит не вне нас и менее всего в христианстве, а в нас самих, и прежде всего в нашем грубом подходе к христианству и непонимании его сущности..." "Письмами же матери" я сейчас не занят, — сообщает епископ Григорий в 1931 году.— А нужно было все тщательно перебрать и систематизировать. Нужна была большая работа. Работается же плохо, потому что я чаще и чаще прихварываю... Дни и часы здоровья стал отдавать "Евангельским образам", чтобы в них занести на бумагу положительное учение Христа". Несмотря на ревматические боли и занятость, владыка находил время отвечать на письма своих духовных чад, утешая их и наставляя жить по-православному.

В конце сентября 1931 года епископ Григорий из родного домика на Почтовой улице в Коломне переехал в Москву, к родственникам, но служить не возвратился, а продолжал работать над своими размышлениями о Евангелии. "О Евангелии сообщаю, что оно пишется без пропусков и теперь закончена тринадцатая глава. Остались главы о страданиях Христа, Его смерти и Воскресении", — извещает он в письме от 24 февраля 1932 года, имея в виду дошедшие до нас "Евангельские образы". Написанные отрывки регулярно посылались духовным чадам, вызывая у них вопросы, на которые немедленно давались обстоятельные ответы. И не найти в этих ответах ни уныния, ни жалоб на собственное положение, все они исполнены радости о Христе, все дышат любовью к Нему и людям. А время это было очень тяжким для верующих...

В 1932 году ради безопасности владыка решает перебраться из Москвы в пригородный поселок Жаворонки по Белорусской ж.д., но прожить ему здесь удалось всего несколько месяцев, ибо местные власти, узнав, пригрозили владелице дома, и она отказала от квартиры. Тогда-то и появилась мысль переехать подальше от Москвы. 1 марта 1933 г. епископ Григорий пишет: "В ближайшие дни я выеду, с Божией помощью, на место жительства". Этим местом был старинный провинциальный городок Кашин, где ему пришлось провести последние четыре года своей жизни.

Жил он "без определенных занятий", на средства брата Виктора, служившего в подмосковном храме. Первый год хозяйство у него вела жена брата Константина — Людмила Алексеевна, высланная из Москвы, а затем — приехавшая Н. А. Слепушкина.

И в Кашине владыка продолжает упорно трудиться. "Я забываюсь только за своими занятиями... А работается, милостию Божией, легко и охотно!" В феврале 1934 года он сообщает: “Начал чтение и систематизацию сочинения Андрея Критского”. Закончил он эту работу через три месяца. "Я не знаю ни скуки, ни тоскливого безделья с придумыванием, куда бы убить время". В Кашине владыка пишет также толкование молитвы преподобного Ефрема Сирина. Из Ленинграда к нему постоянно приезжали его духовные дочери — бухгалтер Вера Борисовна Титова и ее младшая сестра Александра (Шура), а также Зоя Константиновна Богданова, машинистка, жившая на ст. Саблино. Они привозили нужные книги и увозили с собой для перепечатки и хранения написанное владыкою. Бывали и другие питерские почитательницы: врач Елена Петровна Башкирова, сестры Красновы — Александра Васильевна и Мария Васильевна (она-то и записывала проповеди еп. Григория), Померанцева Елизавета Васильевна. Со всеми ними епископ поддерживал регулярную переписку. В Кашине владыка жил сперва на Рудинской улице, а потом в домике Гавриловой по Калязинской, 23. Жил довольно уединенно, почти затворником, избегая контактов. Из кашинцев у него чаще бывали супруги Бобровы. С медсестрой Еленой Гавриловной Бобровой еп. Григорий был знаком еще по Петрограду, а ее муж-фельдшер к нему “приходил приходил для оказания врачебной помощи”. Из кашинского затвора он ездил в Москву только однажды — в марте 1934, к зубному врачу, и "больше никуда не выезжал". Из духовенства у владыки изредка бывали кашинские священники: настоятель собора протоиерей Михаил Соколов, священник Покровский, "чтобы показать составленный им календарь", и иеромонах Матфей (Михаил Николаевич) Челюсткин, бывший офицер, которого епископ в 1927 постриг в Александро-Невской Лавре и который возвратился из казахстанской ссылки.

По-прежнему находясь в молчаливой оппозиции к митрополиту Сергию (“я лично придерживаюсь Тихоновской Церкви”), владыка служил, вероятно, у себя дома (при обыске было найдено облачение и 1250 свечей), хотя посещал и местный собор святой Анны Кашинской (закрытый в 1936 г.), однако к церковной деятельности возвращаться не хотел. Радость ему доставлял не только умственный, но и физический труд. “В последние дни ежедневно по несколько часов копаюсь в огороде, — писал он 11 июня 1934 года, — и делаю под окнами маленький цветничок... посадил шесть георгинов, полоску бархоток и корней двадцать еще каких-то цветочков, названия каких не знаю”. Лишь иногда пробиваются у него печальные нотки: "Я после октября, когда пережил многое, чувствую какой-то и физический надлом", — жалуется он в письме, написанном в конце 1935 года.

За три недели до своего ареста епископ Григорий уверял: "Я, милостью Божией, живу потихоньку. Относительно здоров. Время идет быстрейше и делать не успеваешь, что надобно бы". 16 апреля 1937 года кашинское отделение УНКВД нагрянуло на квартиру владыки и после обыска, согласно ордеру № 3734, арестовало его по ст. 58-10/11, тотчас переправив в Калининскую тюрьму. В этот день в городе было арестовано 16 человек. При обыске чекистами у владыки Григория были конфискованы: "посох с серебряным верхом, два креста, серебряная сахарница и 3 серебряные чайные ложки, три золотых цепочки, саккос, епитрахиль, холщовый омофор" и другие части облачения. Вместе с владыкой арестована была и его келейница Слепушкина, которая на допросе вела себя очень мужественно и отказалась даже подписывать протокол [7].

Все лето следователь В. Г. Романов требовал от епископа признаться, будто он "являлся руководителем контрреволюционной группы фашистско-монархической организации в г. Кашине, у себя в квартире систематически проводил нелегальные сборища, на которых обсуждались антисоветские вопросы, занимался вербовкой новых членов в фашистско-монархическую организацию" На первом же допросе владыка отверг это обвинение и вообще не признал себя виновным.

Владыка постоянно повторял: "Никаких связей по г. Кашину с кем бы то ни было у меня нет и не было". А именно эти связи больше всего интересовали чекистов, фабриковавших большое групповое дело, которое условно можно назвать "делом бывших насельников Даниловского монастыря" в Москве.

Началось оно арестом в Киржаче 9 января 1937 г. архимандрита этого монастыря Симеона (Михаила Михайловича) Холмогорова, который сознался в создании "подпольной Церкви истинно-право- славной веры" с домовыми храмами и скитами, во главе которой стоял епископ Феодор Поздеевский, бывший настоятель монастыря, находившийся в это время в ссылке в Сыктывкаре. "Мы считали, что советская власть организованно уничтожает религию и насаждает безбожие среди верующих". Группы из 3-5 проверенных верующих объединялись вокруг одного из архимандритов или иеромонахов Даниловского- монастыря, тайно служили, не поминая советскую власть и не регистрируясь, молились за сосланное духовенство, помогали ему посылками и деньгами. Чтобы “сохранить и поддерживать церковные кадры", настоятели этих общин совершали тайные постриги в монашество. Все это было расценено как контрреволюционная и антисоветская деятельность

Одна из таких общин действовала в Кашине. Ее возглавлял архимандрит Поликарп (Дмитрий Андреевич) Соловьев, бывший наместник названного монастыря, знакомый владыке Григорию с 1925 года по Москве. Знал он и другого “даниловца” — иеромонаха Исаакия (Ивана Алексеевича) Бабикова, который, живя в Кашине, "все время проводил в чтении духовно-нравственных книг и в молитве". По словам владыки Григория, Исаакий бывал у него "два-три раза... в период моего приезда в Кашин на жительство... его интересовал вопрос об умной молитве". Однако епископа Григория Исаакий назвал следствию в составе своей "контрреволюционной группы", сознавшись одновременно в проведении "нелегальных сборищ", т. е. домашних богослужений (возможно, это признание было вынужденным – прим. автора).

Хотя арестованного владыку допрашивали в апреле-мае три раза, он всякий раз отказывался признать, что входил в подобную группу.

Его показания отличаются взвешенностью и осторожностью: “никаких установок в вопросе отношения к обновленцам не давал”, “никаких разговоров на политические темы и, в частности, по вопросу отношений советской власти к Церкви, я никогда не имел", "бесед на политические темы не было, так как я не охотник до таких бесед". Когда следователь закричал на владыку: "Вы скрываете от следствия целый ряд своих единомышленников по Кашину!", — тот спокойно ответил: "Все свои связи... я следствию назвал и больше их у меня нет". Увидев твердость епископа, следствие от него отстало и после 10 мая на допрос больше не вызывало, занявшись другими арестованными, в числе которых большинство было верующими мирянами.

31 августа 1937 года следствие о "контрреволюционной церковно- монархической организации" на территории Калининской области было закончено и 13 сентября владыка Григорий, в числе 50 человек, был приговорен Тройкой Калининского УНКВД к расстрелу. Казнь состоялась через четыре дня в час ночи.

Так мученически закончилась жизнь епископа Шлиссельбургского Григория. Всего пять лет был он на кафедре и потом не участвовал в церковной жизни, посвятив себя богомыслию и творчеству. Произнесенные им в Петрограде проповеди и написанные позднее богословские сочинения свидетельствуют о нем, как о замечательном духовном писателе и талантливом апологете.

Кроме напечатанных с купюрами "Евангельских образов" и нескольких проповедей, произведения епископа Григория никогда не выходили в свет. Они сохранены благодаря самоотверженным усилиям духовных дочерей владыки: сестер Веры Борисовны и Александры Борисовны Титовых (в монашестве Сергии и Германы). К ним обращена и часть публикуемых писем, поражающих прежде всего вниманием, с коим владыка относился к любому духовному движению окормляемых им людей. Для него не было мелочей в их духовно-эмоциональной жизни — все должно было направлять ко спасению.

Сестрам-монахиням и Сергею Константиновичу Лебедеву я выражаю самую искреннюю признательность за предоставление трудов и писем владыки, а также сведений о жизни этого мученика за Христа и веру православную. Хочется надеяться, что эта книга привлечет внимание к судьбе и творениям владыки Григория.

В. В. Антонов

Примечания

1. Письмо С. К. Лебедеву автору от 20 июля 1994 г.

2. Архив СПб управления ФСК, д.П.-24095, Л.Л. 16,40,213. 3. Митрополит Иоанн (Снычев). Церковные расколы в Русской Церкви 20 — 30-х гг. ХХ столетия. Сортавала, 1993, с.178 — 182.

4. Там же, д.П-78806, Т.4, Л.192 об.

5. Там же, Л.210.

6. Чельцов М.П. В чем причина церковной разрухи в 1920 — 1930-х гг. // "Минувшее", СПб. Вып. 17, с. 411-473.

7. Архив Тверского управления ФСК, д.24937-с. Протокол допроса епископа Григория находится во втором томе дела, ЛЛ.1 — 19; приговор и справка о расстреле — в пятом, ЛЛ.305 — 306. Фотографии в деле нет.