Архиепископ Аверкий (Таушев)
Современность в свете Слова Божия
Слова и речи
Том 4
к оглавлению
Что дала вера Христова русской душе?
На этот вопрос может быть только один ответ: все те добрые качества русской души, которыми так славился русский человек и которые составляли собою основные черты русского национального характера прежде — до насаждения на русской земле сатанинских начал безбожья и материализма. Многолетняя упорно-распространяемая, а в последние полстолетия и насильственно-внедряемая пропаганда безбожия и материализма достигла, если не абсолютных, то значительных успехов: души русских людей, в большей или меньшей степени, были изуродованы, исковерканы путем искоренения из них тех исконных начал православно-христианской веры, которыми жил прежде русский человек на протяжении столетий. Но полностью искоренить этих святых начал все-таки еще не удалось, и они живут еще хотя бы в подсознании у многих, по временам прорываясь наружу и более или менее ярко проявляя себя. И хотя наша Святая Русь повержена во прах, и на месте ее водружен «престол сатаны» (Апок. 2, 13), но есть еще русские люди, в которых что-то от Святой Руси еще сохранилось, несмотря на тот бешеный поход против истинной христианской веры, который ведется теперь повсюду — во всем мiре. Мы подчеркиваем – истинной христианской веры, потому что теперь появились суррогаты этой веры, конечно, с несомненной целью более успешно вести борьбу с верой истинной, путем такой фальсификации и лукавых подлогов, в разсчете на то, что мало осталось людей достаточно чутких духовно для того, чтобы разобраться, где истина, а где ложь и обман, где истинная Христова Церковь, а где лже-церковь.
Нам, живущим теперь в изгнании заграницей, тем, кто не помнит прежней России, трудно себе представить по-настоящему, чем была наша прежняя Святая Русь. И глядя на многих русских людей, утративших в эмиграции черты характера подлинного православного русского человека, некоторые представители нашего молодого поколения с недоумением вопрошают старших: «Это ли русские люди, о которых вы нам говорили? Где же у них те похвальные черты характера, о которых вы нам так красиво разсказывали? Почему они совсем не похожи на тех русских людей, которые, по Вашим словам, были прежде в России?»
С такими вопросами нам не раз приходилось сталкиваться, и как бывает больно видеть такое разочарование нашей молодежи, теряющей веру в идеалы Святой Руси!
Но это — увы! — несомненный факт. Все меньше и меньше остается в эмиграции настоящих православных русских людей. Весьма многие, выехавшие заграницу, затронутые уже более или менее глубоко заразой безбожного материализма, хотя иногда и считают себя людьми верующими в Бога и русскими националистами, заграницей постепенно утрачивают черты православного национально-русского характера и совершенно обезличиваются, сливаясь с окружающей их средой, в которой живут, или принуждены жить. И вот от подлинно-русского у них уже ничего не остается или остается очень мало. И если они не совсем отрекаются от православной веры и русского имени, то остаются «православными» и «русскими» только по имени, но не по духу.
А то, что высокие христианские добродетели еще жили в душах русских людей на Русской Земле до самого последнего времени, об этом ярко свидетельствуют нижеприводимые нами факты о встречах с иностранцами, которые близко соприкоснулись с этими чертами православного русского человека и сохранили самые теплые воспоминания о нашей прежней России — Святой Руси.
В 1931 году во время моего служения на Подкарпатской Руси (тогда — Чехословакия), куда назначались из Югославии епископы-сербы, получившие высшее духовное образование в Русских Духовных Академиях, мне пришлось слышать из уст сербского Епископа Иосифа (Цвиовича) следующее: «Когда я собирался ехать учиться в Россию, у меня не хватало денег на дорогу, но сербы, ранее меня бывшие и учившиеся в России, меня успокоили. Ты особенно много не безпокойся о деньгах, — лишь бы тебе хватило доехать до русской границы, так говорили они. Я поверил им, и вот все оказалось, как они говорили: я благополучно прибыл в Россию, окончил курс Киевской Духовной Академии и вернулся потом домой».
Таково было отношение к своим братиям по крови и по вере в бывшей нашей России.
После Епископа Иосифа прибыл на Карпаты, в качестве его преемника и уже постоянного правящего Архиерея Мукачевско-Пряшевского Епископ Дамаскин (Грданички). И он нам разсказывал, как учась в С.-Петербургской Духовной Академии, он поехал на каникулы к родным в Сербию, а обратно, вследствие начавшейся войны, ему пришлось возвращаться в С.-Петербург морским путем через Англию. В Лондоне он был у русского посланника, и тот, узнав, что он (тогда — молодой иеродиакон) — студент и едет в Россию продолжать учение, спросил его: «А есть ли у Вас с собою деньги?» «Помню», вспоминает Владыка, «я даже испугался этого вопроса, думая, что если у меня не окажется достаточной суммы денег, то меня не пустят в Россию, но дело оказалось гораздо проще: посланник просто хотел предложить мне деньги, если у меня нет своих».
Тот же Епископ Дамаскин, желая ближе познакомиться с простым русским народом, предпринял летом прогулку пешком по русским селам и деревням, вместе со своими знакомыми. И вот, когда они, сильно проголодавшиеся, входили в какую-то деревню, из одной избы сильно потянуло ароматом свежеиспеченного ржаного хлеба. Они зашли туда и, увидев, как баба вынимает хлебы из печи, попросили дать им один хлеб. Она тотчас же дала и продолжала свою работу. Молодой иеродиакон Дамаскин вынул кошелек и спросил, сколько он должен заплатить за хлеб. Баба даже испугалась, начала усиленно креститься и быстро проговорила: «Что ты? что ты, родимый? Разве можно брать деньги за хлеб? Ведь хлеб — это Божий дар!»
Так вспоминают нашу матушку Россию — Святую Русь — наши братия по крови и по вере. А вот и воспоминания иностранцев и иноверцев.
Идя однажды в Ужгороде на Карпатах по улице, я встретил пожилого господина, который, увидев меня, православного священника с бородой, в рясе и с наперсным крестом, вдруг весь просиял от радости и направился ко мне.
«Вы — русский батюшка?» спросил он меня на чистом русском языке, почти без акцента.
«Да!» отвечал я в недоумении, не зная, с кем имею дело, ибо привык уже, что в этом униатском по преимуществу городе в меня бросали камнями и натравливали собак, насмехались и издевались над моим внешним видом.
Но это было что-то совсем другое, необычное. Мой встречный восторженно ласково смотрел на меня и вдруг заговорил, не сводя с меня любовного взгляда: «Я так люблю русских батюшек да и вообще — Россию и русский народ».
«А кто же Вы сами такой?» решился спросить я.
«Я — мадьяр», отвечал тот: «во время первой мiровой войны я попал в русский плен и провел в России около 5 лет, и так полюбил Россию, что твердо решил: когда падет большевизм, я опять поеду туда и буду жить там».
«Что же Вам так понравилось в России?» спросил я.
«Душа русского человека», отвечал он: «русские люди такие добрые, такие отзывчивые, такие сердечные. Они всем делились с нами пленными: все нам давали, даже когда у них для себя было мало!»
А вот и не совсем приятное для нас, находящихся в эмиграции, пришлось мне услышать тоже от одного мадьяра.
В 1938 году мадьяры оккупировали южную полосу Карпатской Руси с городами Ужгородом и Мукачевым. Мне, как администратору части Мукачевско-Пряшевской епархии, оказавшейся на территории Венгрии, пришлось быть с визитом у военного коменданта г. Мукачева мадьярского полковника, который принял меня в высшей степени вежливо и любезно и заговорил со мной на прекрасном русском языке. Я позволил себя поинтересоваться, откуда он так хорошо выучился говорить по-русски. «Да я был в годы первой мiровой войны в русском плену», сказал он: «и очень полюбил Россию и русский народ, но вот хочу поделиться с Вами моей большой скорбью — с кем мне пришлось здесь как военному коменданту г. Мукачева встретиться: я так люблю русских людей, но ни от кого я не получаю теперь так много жалоб и доносов, как от русских на русских, и это меня очень огорчает».
Весьма характерное и о многом ярко говорящее свидетельство!
Увы! мы должны признать, что безбожно-материалистическая пропаганда и жизнь заграницей вдали от церкви и вне нашего исконного православного быта, воспитывавшего русскую душу, сделали свое дело: многие русские люди утратили те положительные черты русского национального характера, которые они получили от нашей святой веры и Церкви и которыми так отличались прежде у нас на некогда Святой Руси!
И вот еще одна встреча — в Мюнхене, уже незадолго до отъезда в Америку. Проходил я мимо небольшого немецкого книжного магазина. Что-то в витрине привлекло мое внимание, и я вошел внутрь. Из-за прилавка встал седой, как лунь, почтенного вида старец и спросил меня чистейшим русским языком без всякого акцента: «Что Вам угодно, батюшка?» Удивившись, что немец так чисто говорит по-русски, я спросил: «Откуда Вы знаете русский язык?» — «Да как же мне не знать русского языка, батюшка, когда я 15 лет прослужил приказчиком в книжном магазине Вольфа в Петербурге», отвечал он и, оживившись, начал буквально со слезами вспоминать свою жизнь в России, закончив дословно так: «Уж так, как тогда было в России, батюшка, нигде и никогда больше не будет!»
Ценное признание со стороны именно немца, ибо мы знаем, какие шовинисты немцы и как они высоко ставят свою нацию, считая себя выше всех народов земли. И вот немец, вернувшийся после революции в России, к себе на родину, вдруг говорит: «Нигде и никогда больше не будет так хорошо, как было в России».
Почему же это? Что так привлекало иностранцев к прежней России и русскому народу, еще не отравленному ядом безбожия?
Конечно, истинно-христианская душа православного русского человека, которая, к счастью, не у всех умерла еще и сейчас, под игом лютого безбожья.
А что это так, мы можем иллюстрировать следующим фактом.
В годы нашего мюнхенского пребывания (1945-1950 г.г.) на окраине Мюнхена в Оберменцинге открылся наш монастырек преп. Иова Почаевского. Мне, служившему тогда в Синоде, приходилось иногда ездить туда, и вот я заметил, что за трапезой все чаще и чаще появляются там какие-то странные лица — не русские, а немцы, обтрепанные, оборванные и, видимо, изголодавшиеся. И я спросил однажды о. настоятеля, кто же это такие? Оказывается — немецкие солдаты, возвращающиеся из советского плена. Тогда я спросил, почему же они здесь, а не у своих немцев? Оказывается, узнав, что в Мюнхене есть русский монастырь, многие из бывших военнопленных-немцев сами предпочитают обращаться за материальной помощью к русским, добросердечное отношение и теплую отзывчивость которых они испытали на себе, находясь в советском, — даже не в русском, а именно в советском! — плену!
Это — лишний важный и утешительный показатель того, что безбожно-материалистический дух советчины еще не успел всецело овладеть душами всех русских людей без исключения — что остались еще и там подлинно православные русские люди, проникнутые духом христианской любви и милосердия!
И в этом для нас вернейший залог будущего воскресения России, как Святой Руси, если мы окажемся достойными того за наше искреннее покаяние и обращение к Богу — ко Христу и Его Святой Церкви!
Вот наш настоящий путь спасения! А никакого другого нет, и быть не может!
к оглавлению