ИМЯСЛАВИЕ
к оглавлению
11. НОВЫЙ ЭТАП СПОРА
В 1916 1917 годах о. Антоний продолжает печатную полемику по афонскому делу. В ответ на опубликованную в «Историческом вестнике» в 1916 году статью монаха Климента[207] он пишет сочинение «Моя борьба с Имяборцами на Святой Горе», в котором описывает афонские события и старается ответить на многочисленные обвинения, помещенные как в статье монаха Климента, так и опубликованные в периодической печати и даже высказанные с трибуны Государственной Думы. Кроме того, Булатович публикует целый ряд апологетических богословских произведений: книги «Моя мысль во Христе. О деятельности (энергии) Божества» (Пг.: «Исповедник», 1914. Переизд.: 1916 г.) и «Оправдание веры в Непобедимое, Непостижимое, Божественное Имя Господа нашего Иисуса Христа (Пг.: «Исповедник», 1917); статьи в Миссионерском обозрении: «Имя Божие в понимании и толковании св. Григория Нисского и Симеона Нового Богослова» (№ 56, 1916), «Понимание Св. Писанием Имени Господня как Божественного действия и Божественной силы» (№ 78, 1916), «Древние и новые учители Церкви о Имени Господнем» (№ 910, 1916), «Понимание Церковью Имени Божия как Божественного действия и Божественной силы, свидетельствуемое из молитв и возгласов Богослужений», «Наше понимание Божества и Божественной силы Имени Господня» (№ 12, 1916); статью в газете «Колокол» «И паки клевещет на ны ритор Тертилл» (5.09.1916; 6.09.1916). 7 октября 1916 года Булатович направляет второе письмо на имя Императора, в котором просит назначить авторитетную комиссию для разбора имяславских исповеданий и проводит связь между многочисленными бедствиями, постигшими Россию в то время, и «похулением» имени Господня церковными иерархами.
В богословском плане имяславцы стремятся показать всем, насколько учение имяборцев противоречит их собственным ранним воззрениям, а также учению Церкви.
О. Антоний сравнил две книги: одну, изданную в 1890 г и премированную учебным комитетом при Св. Синоде «Собрание церковных поучений для простого народа» свящ. Стратилатова; другую издания 1915 г. «Об Именах Божиих» С. В. Троицкого, тоже удостоенную премии Св. Синодом, и показал совершенную противоположность их в учении об Имени Божием. Сравнивая также Синодальное Послание 18 мая 1913 г. и статью архиеп. Никона об Имени Божием с катихизисом, он показал коренное изменение взглядов имяборцев С. Троицкого и архиеп. Никона. Если ранее архиеп. Никон учил о том, что "именем Божиим совершаются наши спасительные таинства" и "Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее себя людям" (Троицкие Листки, т. 5, стр. 137 18961899 гг.), то затем он стал резко отрицать это православное учение и обвинять его в каббалогностическом магизме.
С. Троицкий в свою очередь, признавая ранее, что имена Божии то нетварные энергии Его, теперь также резко поменял свою позицию. Теперь он утверждает, что "имена (в том числе и Божии) есть такой же продукт творчества человека, как дома, картины и вообще произведения культуры". "Имена Его не вечны". "Но и люди почитали Бога сначала не имея никаких имен"... "что Имя Божие не есть действие Божие, а действие человеческое уже доказано. А отсюда следует, что оно не может само по себе ни освящать чеголибо, ни творить чудеса. Приписывать Имени Божию самому по себе освящающую чудотворную силу, это значит приписывать человеку то, что принадлежит единому Богу или значит богохульствовать. (Церковные Ведомости № 47, 1813, 2172 и № 48)".[208]
Таким образом, С. Троицкий договорился вместе с архиеп. Никоном до такой грубой ереси, что должен был бы быть остановлен и наказан православной церковной властью за свои хулы. Но сделать это было некому: самый выдающийся влиятельный иерарх архиеп. Антоний (Храповицкий) продолжал в ослеплении бороться с ветряными мельницами "имябожничества".
Приведем полностью третью часть этой же статьи о. Антония, поскольку она содержит интересные сведения о "греческом" периоде спора:
«Прочтите статьи другого составителя синодального послания арх. Антония (Храповицкого) "Учение Божественного откровения о спасительном значении слова Божия" (1900, т. 2, стр. 113115) и вы убедитесь, как противоположно прежнее понимание его глаголов евангельских тому пониманию, которое выражено ниже в синодальном послании от 18 мая 1913 г.
Таким образом, то, что признавалось несколько лет тому назад за учение Церкви, ныне причислено к лжеучению, к ереси имябожнической и т. о. пред внимательным наблюдателем нашего церковного строя невольно становится вопрос: не настоит ли настоятельная потребность осмотреться в таких важных догматах и проверить себя, кто из нас, имяславцы или имяборцы, стоят тверже и ближе к учению святоотеческой веры? Не следует ли собрать ученых богословов и беспристрастных просвещенных мирян и пересмотреть то синодальное послание, которое так смешно и односторонне было составлено в пылу полемики представителями только одной из спорящих сторон? "Себе искушайте, аще в вере есте, себе искушайте", заповедует апостол.
Но вот этого то пересмотра по богословской стороне афонского дела и не хотят допустить те из "путевождей", которые причастны к составлению исторического синодального послания к инокам. И когда заходит речь о необходимости такого пересмотра, то наши обвинители заявляют: "пересмотрде невозможен, ибо он может вызвать конфликт между нами и патриархией, которая якобы уже окончательно и определенно высказалась о еретичности боголепного почитания Имени Божия". В том же смысле высказался и официальный орган Св. Синода "Приходский Листок", что будто бы этот вопрос должен оставаться бесповоротно решенным. Ну, а если бы это решение противоречило всему святоотеческому учению об Именах Божиих? Неужели оно тактаки и должно быть признано бесповоротно принятым всей нашей Церковью? А если бы это решение приводило верующих к отступлению от исконной веры Церкви в Божественную природу и Божественную силу Имени Божия, то что же, оно всетаки должно быть бесповоротно принято всей нынешней Церковью? И все это только изза боязни конфликта между нами и патриархией? Но и это опасение конфликта с патриархией есть не более как пугало и совершенно мнимое, ибо мы имеем документальные доказательства того, что не патриархия возбудила преследования против мнимой ереси "имябожия", но сама российская церковная власть понудила к тому патриарха, и не он по своему почину осудил "имябожническую ересь", но к тому понудила его опятьтаки российская церковная власть, дела которой в то время вершил глава имяборцев архиеп. Антоний Храповицкий. Читатель спросит: "Какие же это документы?" Отвечаем: обнародованные письма архиеп. Антония к монаху Денасию и к игумену Иерониму. Вот что, между прочим, написано в них. В письме от 11 февраля 1913 г. арх. Антоний пишет о. Денасию: "В Синоде полагаются на посылку на Афон П. Б. Мансурова от мин. ин. дел. Это просвещенный и благочестивый господин, достойный доверия, но тут не в доверии дело, а в том, чтобы послать три роты солдат и заковать безчинников". 7го марта он же писал Иерониму: "Св. Синод просит нового патриарха подтвердить решение о сем деле покойного Иоакима III и разрешить прислать на Афон русского архиерея для вразумления смущенных глупою ересью". А 14 мая он писал тому же: "Св. Синод на днях напечатает послания против Булатовичевской ереси и три доклада о ней: арх. Никона, мой и С. В. Троицкого. Все это арх. Никон с разрешения патриарха повезет на Афон и приложит усилие, чтобы вразумить безумцев..." (дальше на обнародованном письме стоит многоточие и, вероятно, там стояли те же угрозы для тех, которые не вразумятся, что их с тремя ротами солдат закуют и разошлют в тартарары). Отсюда, кажется, ясно, что не греки настояли на удалении "имябожников" военной силой, но это задумали еще в феврале арх. Антоний, а задуманное им выполнил арх. Никон мастерски. Ясно, что не патриарх Герман возбудил преследования против мнимой ереси и не афонский Кинот, который бумагою за № 25 от 15 января признал правильность выбора в игумены арх. Давида и обещался 19 января совершить над ним обряд поставления на игуменство, а поспособствовал этому номинальный российский вицеконсул Г. Щербина, и, может быть, давлением на константинопольского патриарха, последовавшим со стороны также тогда всесильного во Св. Синоде Антония Храповицкого. Сербский инок Лука Иокич, питомец МДА, и как сторонний пребывавший в феврале у патриарха, передал нам, что когда он спросил патриарха, правда ли, что он хочет предать анафеме андреевскую братию ради исповедания ими Божества Имени Божия, то тот поднял руки свои кверху и воскликнул: "да сохранит меня Господь от сего", и о Имени Божием он, познакомившись с нашим образом мыслей, не нашел их еретичными, но только находил неправильной прибавку "Сам" Бог во фразе "Имя Божие Сам Бог".
По общему убеждению всех нас, афонских изгнанников за Имя Божие, не патриарх и не греки, но архиеп. Антоний и русские имяборцы являются единственными инициаторами и виновниками всего преследования имябожников и имябожия и понудителями греческой церковной власти и составителями имяборческих тезисов об Имени Божием, столь противоречащими исконной вере Церкви и даже их собственным прежде написанным ими словам, и только в их интересах ныне является не допустить вопиющее к небу афонское дело к пересмотру. Средством для этого ныне является запугивание возможным конфликтом между нами и патриархией, но это сущий миф, ибо, повторяю, патриарх не по своей инициативе возбудил преследование, но под давлением из России. Более того, патриарх отклонил от себя даже производство суда над изгнанными иноками, предоставив самой русской церковной власти как ей угодно разбираться в том деле, которое она сама возбудила, и расхлебывать ту кашу, которую она сама заварила... А разбор дела, кажется, был бы до крайности прост: стоило бы только Св. Синоду назначить авторитетную и беспристрастную комиссию и укоры на нас в ереси разлетелись бы, как дым и недоразумения свелись бы к миру и единомыслию...»[209]
Отсюда становятся очевидным две вещи: ответственность за афонский разгром лежит исключительно на русских имяборцах. Поэтому понятно упорное нежелание имяборцев пересматривать дело, лукаво прикрываясь возможностью конфликта со вселенской патриархией. Это упорство, повидимому, объясняется лишь нежеланием нанести удар своему личному самолюбию и потерять авторитет "великих православных богословов", а также боязнью сознаться в своей догматической ошибке и понести ответ за церковное преступление преследование невинных православных афонских иноков.
В начале 1916 г. афонским Пантелеимоновым монастырем была издана книжка «Сборник документов, относящихся к афонской имябожнической смуте», которая огромными тиражами рассылалась по всей России Афонскими Андреевскими подворьями в Петрограде и Одессе. Сборник содержал тенденциозный подбор документов. Кроме того, в "прибавлении" к Сборнику была изложена "сущность имябожнического учения", где содержалась явная клевета: имяславцам приписывалось отождествление имени с сущностью Божией.
В связи с этим, Колокол поместил статью,[210] в которой опровергнув возводимые в очередной раз на имяславцев клеветы, автор утверждает:
«Конечно, если бы Московский духовный суд при Московской Синодальной Конторе нашел бы хотя долю того изуверства, которое нам приписывается, он не мог бы нас оправдать, но должен был бы несомненно и бесповоротно осудить. Но такими клеветническими брошюрками наводняется сейчас Россия, ибо они усердно рассылаются всеми афонскими подворьями. Восторжествовавшая на Афоне партия, не довольствуясь тем, что достигла изгнания с Афона противной партии, и теперь не оставляет своей злобы, но непримиримо преследует братий своих, распространяя заведомые о них клеветы. Но в интересах ли Церкви такая пропаганда?... здесь мы видим совсем обратную проповедь лжи, клеветы, ради возбуждения вражды в населении против изгнанной противной партии.
Но не только печально это явление и оскорбительно для изгнанных иноков, но оно опасно для Церкви, вместе с извращенным описанием сущности имяславия внушается люду православному сущность так называемого афонского имяборчества... противники наши недугуют закваской неверия в действенность и реальность святыни Имени Божия, неверия такой непреложной заповеди Спасителя как "Именем Моим бесы ижденут". К чему это должно вести тех, кои заразятся этим учением? Очевидно, к уничтожению того спасительного страха и веры во Имя Господне, от которого и без того остались одни лишь жалкие остаточки. Учат еще афонские имяборцы уничижать имя "Иисус" по сравнению с прочими именами Божиими. Но что же это доказывает? Несомненно охлаждение любви к Самому Иисусу, ибо для любящих Иисуса Имя Его всегда было сладчайшим и не сходило с сердечных их уст... для нынешних торжествующих афонитов сие Имя есть имя меньше всякого имени, и это свое имяборческое учение они смело пропагандируют по всей России!?»
Эта статья вызвала полемическую истерику писателей редакции синодального "Приходского Листка". Он поместил грубую статьюанонимку под хлестким названием "Миссионер на службе лжеучению". Всем было очевидно, что это буесловие, повидимому, принадлежало перу С. В. Троицкого, бывшего во время афонского похода учителем АлександроНевского Петроградского духовного училища, а после произведенного в чиновника особых поручений при бывшем прокуроре Синода. Статья Троицкого была очень обидной. Любое честное издание должно было дать хороший ответ такому хамству. В. Скворцов отвечает жесткой оценкой с церковноканонической точки зрения "миссионерской" деятельности самого Троицкого и Никона:
«Для признания ереси требуется суд собора, а для отлучения от Церкви или лишения участия в таинствах требуется, по Евангелию и канонам, предварительные увещания и всестороннее исследование содержимого заблуждающимися мудрования и публичное обличение перед всей Церковью.
Пусть ответят: испробовали ли Никон и Троицкий на Афоне все меры увещания и обличения, требуемые хотя бы простой миссионерской инструкцией? Когда сотни афонцев были доставлены на пароходе в Одессу, то одни из них были заключены в тюрьмы, другие направлены "под строгий надзор" на подворье, со всех снято монашеское одеяние, острижены волосы даже у лиц священного сана. Эта позорная операция предварялась миссионерским увещанием и опросом? А загон на пароход при посредстве холодного душа из пожарной кишки сотни монахов афонцев? Имел ли арх. Никон и г. Троицкий о винах каждого постановление особое или хотя бы общий список? Где ныне этот ценный документ, по которому вселенский патриарх уполномочил Синод произвести суд над имябожниками? Каким образом этот главный духовный эксперт убедился, что имяславцы "евномиане", давно обличены св. Григорием Нисским, что они "гностики", повторяющие лжеучение раввинов о "Мемре" или "Слове Божием" и о Логосе, что они обожествляют тварные буквы и звуки Имен Божиих, что имябожники исповедуют не три Лица Св. Троицы, а четыре, которое "есть имя". Ведь прежде, чем бросить комулибо такие жестокословные обвинения, миссионерские методики требуют обследования упования заблуждающихся хотя бы в лице вождей движения как чрез беседы и опросы хотя бы того же Антоний Булатовича? Беседовали ли с ним арх. Никон и г. Троицкий? Достаточными, всесторонне и вполне исчерпывающими считает автор обвиняющей нас в "службе ереси" статьи те данные, которыми располагал Св. Синод в то время, когда составлял свое послание, а затем и определение о мерах против последователей имябожия? Или они составлены на основании показаний одной из тяжущихся афонских сторон?
[...] на каком же основании после московского разбирательства афонского дела в отношении главных обвиняемых отменены все меры, принятые против имябожников согласно определению Синода, а именно: архим. Давид этот столп имяславия разрешен в священнослужении, обитает в Московском Покровском монастыре у еп. Модеста, с ним литургисает, точно также иеросхимонах Антоний Булатович священнодействует, окормляя благодатью таинств на театре войны наших чудобогатырей. Неужели митр. Макария как разрешившего священнослужение вождю "ереси Булатовича" автор тоже склонен заподозрить на службе лжеучению?»
Далее В. Скворцов честно и искренно говорит, почему Колокол сменил курс. Он трогательно рассказывает о том, как он узнал правду об этом деле и, "оттрясе тину" имяборческой лжи с "очесе умного", встал на сторону гонимых имяславцев:
«Колокол действительно отошел от занятой им ранее в афонском деле позиции, которая была, в сущности, позицией нашего бывшего в течение многих лет достопочтенным сотрудником арх. Никона и его сподвижника С. Троицкого. Но начал отходить я лично, а за мной и редакция Колокола с прежней нашей позиции не сегодня и не вчера, а уже летом 1914 г. после моей случайной беседы по данному вопросу с Полтавским еп. Феофаном в доме ялтинского градоначальника Думбарадзе, которому в то время писал с Афона в защиту имяславцев известный бывший синодальный миссионер игумен Арсений. Старикмиссионер от волнений афонских и споров слег в постель во время пребывания на Афоне арх. Никона и, увы умер и погребен, лишенный последнего христианского напутствия. А ведь он всю свою жизнь посвятил на борьбу с ересями и на защиту православия!...
Из беседы с ученым епископомаскетом и миссионером я впервые понял, что к пониманию вопроса о почитании Имени Божия и соприсущей этому Имени Божественной силы надо подходить не одним путем богословского рационализма, а непременно и главным образом путем мистического проникновения верою сердца. Стоящие в споре об Имени Божием на разных путях будут говорить разными языками и друг друга не поймут. Тогда же я дал телеграмму редактору воздержаться от защиты позиции вл. Никона в Афонском деле.
Осенью того же года, будучи в Киеве, я встретил близ Лавры ветхих странниковафонцев в жалком положении в рубище, дрожащих от холода, не имевших крова, ибо в монастыри их никуда не дозволено было принимать, а от мира они отвыкли...
Став в группе сердобольных богомольцев, снабжавших афонцев кто грошами, кто баранками, я слышал их скорбные рассказы о злоключениях, "претерпенных от руки Никона" так выражались эти озлобленные старцы, один совершенно глухой. Настроение народа явно было за афонских изгнанников, слышался ропот на власть.
О своих наблюдениях я доложил митр. Флавиану и последний отнесся к афонцам очень мягко, приняв их в обитель.
В Лавре я зашел к одному уважаемому старцу. Продолжительная беседа с ним по афонскому вопросу и об имяславии меня окончательно выбила из прежде занятой НиконоТроицкой позиции в отношении к данному спору. Набатный звон Колокола замолк. Я решительно отказал арх. Никону в помещении статей против афонцев...
Я искренне радовался мирному исходу московского разбирательства афонского спора и лично приветствовал о. Давида, видя его в Москве умиротворенным, совсем другим как бы человеком, не тем, каким я видел его в Одессе в заключении.
До появления в печати скорбных писем изгнанных афонских иноков о недопущении многих из них к Св. Причастию и погребению по христианскому обряду, а также до официозного заявления в "Приходском Листке", что Св. Синод не признает ныне благовременным пересмотр дела афонцев, я считал афонское дело ликвидированным и страсти умиротворенными. Но вот это заявление, присланное по поводу его в редакцию Колокола статья "Имяславца" с письмами тяжко лишаемых доселе участия в Трапезе Господней вновь поставило перед нами афонский затяжной вопрос и мы решили нарушить наше молчание...
И вот в ответ мы получаем оскорбительный наскок из официального Приходского Листка, ничего нового не разъясняющий, а лишь подтверждающий, что синодальные обвинители стоят неподвижно все на той же позиции "ереси Булатовича". Но Булатовичто оправдан или нет?
Если нет, зачем же ему, архиеретику, разрешено священнослужение?...
Афонское дело требует всестороннего и спокойного освещения, к которому присяжные синодские эксперты видимо не способны, не находя в иных взглядах и доводах по этому делу ничего другого, как "службу лжеучению". Для его ликвидации время ныне как никогда благоприятно.
[...] Во всяком случае не нам с г. Троицким считать себя авторитетными судьями в богословской стороне этого спора и мы советовали бы задорному экспертуполемисту вникнуть в мнение по сему вопросу непререкаемого научного авторитета заслуженного проф. М. Д. Муретова в его отзыве о том же самом апологетическом сочинении имяславцев, в котором г. Троицкий нашел столько ересей.
А кто на "службе лжеучению" покажет время и дальнейшая история афонского спора с авторитетными экспертами».[211]
В другом номере свою статью Колокол заканчивает выводом:
«"Лжеучения имябожников" для православной русской Церкви строго говоря, пока нет: нет ни исторически, ни догматически, ни канонически; ибо от учения, которое вздуто и навязано "имябожникам", они категорически отрекаются, как никогда ими не содержавшегося и церковнособорного суда над "догматическим неправомыслием" этих "имябожников" и "анафемы" на такие их "неправославие" не было. А "как лук напрягать язык свой для лжи" (Иер. 9:3) в данном случае "в чисто личных интересах", до этого имеют нужду, повидимому, опускаться только некоторые "осведомители" "обязательных" изданий...».[212]
В 1917 году в ответ на вышедший сборник “Святое Православие и именобожническая ересь”, содержащий одни лишь «злобные клеветы и инсинуации» в адрес о. Антония (Булатовича), последний издает статью “Имяборческая пропаганда”, в которой, в частности, пишет:
«Для характеристики лживости этих инсинуаций и тенденциозности книжки приведу следующие примеры. Так, во 1х, игумен Пантелеимоновского монастыря Мисаил в своем воззвании «Дорогим соотечественникам», оправдываясь и клянясь пред Богом в том, что он якобы никогда не говорил, что «Иисус не Бог», говорит, что это «бесстыдно клевещет изолгавшийся Булатович». Но на самом деле, это не «Булатович клевещет», но это показали письменно: 1) мон. Георгий Нарышкин, которому на исповеди иг. Мисаил сказал, что «Иисус не Бог», так как рожден от жены». А во 2) несколько десятков его же братии, которые на предложение епископа Анатолия, посетившего их в тюрьме, когда их по оклеветанию Мисаила держали в Одессе, изложили в докладной записке всю Афонскую печальную эпопею. Этот доклад перепечатан был мною безо всяких моих добавлений в книжке «Православная Церковь о почитании Имени Божия». Спрашивается, кто же из двух достоин большего доверия Мисаил или его иноки? Первый, как известно, не отличается честностью слова, ибо приняв 23 января 1913 г. исповедание имяславцев и поцеловав Крест и Евангелие в удостоверение своего единомыслия с ними, не задумался немедленно же переменить свою веру и написать архиеп. Антонию письмо, с извинением в этом поступке... Что касается до изгнанных иноков, то они так дорожили своею христианскою совестью, что предпочли бедствовать, чем иметь на совести чтолибо сомнительное в вере. Думаю, что каждый согласится, что имя «изолгавшийся» принадлежит именно Мисаилу как нарушителю своей клятвы.
Другой пример лживости представляет из себя заявление м. Климента: «о. Антоний (т. е. я) учинил в скиту бунт с кровопролитием». Насколько это утверждение лживо, видно из того, что, вопервых «бунта» против игумена быть не могло, ибо скитский устав 4й своей статьей обеспечивает за братией право смены игумена и избрания нового простым большинством голосов, и братия безо всякого бунта сменила архим. Иеронима и избрала архим. Давида большинством: 306 голосов против 70, что касается до «кровопролития», то таковым м. Климент называет насильственное выдворение архим. Иеронима из его келлии!..
Наоборот, если кого можно назвать «бунтовщиком», то воистину таковым является иг. Иероним, ибо он, не желая подчиниться скитскому уставу и расстаться с властью, на которую уже не имел права, прибег к клеветам, доносам и даже не остановился перед тем, чтобы ради этого заведомо ложно обвинить перед греками всю свою братию, сменившую его, в ереси! Будучи поддерживаем малоосведомленным посольством и покровительствуем архиеп. Антонием (Храповицким), он достиг изгнания 185 иноков из числа 300... и, таким образом, ценою оклеветания вернул свою власть!
Интересно также обвинение меня Климентом в учинении «кровопролития». Когда 12 января 1913 г. братия, ввиду упорства Иеронима, не соглашавшагося покинуть свою игуменскую келлию, была вынуждена применить силу, то первые кулачные удары были нанесены имяславцам сторонниками Иеронима. Так, первый удар мне нанесен был через стол в плечо кулаком иг. Иеронимом. Затем два атлета иеромонахи Досифей и Иаков, схватили и стали душить меня за горло, один спереди, а другой сзади. Тогда началась потасовка и одолели имяславцы, причем имяборцам досталось несколько колотушек, в том числе и монаху Клименту. Но вся потасовка происходила голыми руками.
Спрашивается, какой же безумец и лжец мог бы назвать такую потасовку, «кровопролитием», кроме изолгавшегося «Климента»?
Этот же «правдивый» Климент называет экзекуцию 5 июля 1913 г., происшедшую в Пантелеймоновском монастыре, «вразумлением». Но это «вразумление» воистину было «кровавой расправой», как в другом месте называет Андреевскую потасовку Климент. Иноки стояли с молитвой на устах и с иконами, и портретами Государя в руках (см.: «Православная Церковь о почитании Имени Божия», с. 1723) и не сопротивлялись избиению их прикладами и железными кочергами из просфорни и даже штыками... Тогда действительно весь пол был покрыт следами крови и кровавые пятна были и на стенах. 42 инока были перевязаны судовым врачом, более тяжело раненные оставлены в монастырской больнице, а 4 инока, как утверждают очевидцы, были похоронены в ту же ночь... Как понравится читателю такая правдивая номенклатура?
Андреевскую потасовку изолгавшиеся имяборцыафониты называют кровавой расправой, а истинное избиение «вразумлением» (См.: Правосл. и именобожнич. ересь. С. 261 и в приложении 38. См. также: «Моя борьба с имяборцами на Св. Горе»)».
к оглавлению