Новые грозные слова отца Иоанна Кронштадтского
"О Страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающемся"
1906-1907 года
к оглавлению
Слово двадцать шестое
Слова и мысли о водке, табаке и сквернословии.
Извлеченные из поучений о.Иоанна Кронштадтского и других проповедников.
Посмотрите со вниманием на жизнь современного человека, как она неестественна, не говорю уже неблагодатна, как нехристиански провождается. Посмотрите, как он извратил самые наслаждения чувственные. Для обоняния и вкуса, и отчасти для самого дыхания, он изобрел и воскуряет почти непрестанно острый и пахучий дым, принося это, как бы постоянное кадило, демону, живущему во плоти, — заражает этим дымом воздух жилища своего и воздух внешний, а прежде всего пропитывается этим зловонием сам, и вот вам постоянное огрубление своего чувства и своего сердца поглощаемым постоянно дымом не может не действовать и на тонкость сердечного чувства, он сообщает ему плотяность, грубость, чувственность. Чрево стало идолом; постов многие совсем не держат, считая их тягостными; пирования и пьянство сделались явлениями постоянными; деньги стали положительно современным кумиром, и для легкого приобретения их люди не пренебрегают никакими средствами, как бы они ни были неблагородны, нечестивы; все помыслы, заботы, забавы, в том числе и игра, словом — удовольствия, искательства, намерения, предприятия, даже учение направлены к земле; о небе, о небесном звании, о небесном учении и житии во многих домах нет и помину. Человек стал весь земля, весь прах! А между тем Бог сошел на землю для того именно, чтобы возвести на небо. Адаме, где еси? Человек христианин, где ты? Как ты глубоко ниспал! В какую ты тьму зашел сам добровольно? Возникни ты, выйди на свет Божий, познай свое божественное благородие, свое небесное звание, возвратись к Богу, брось чувственность мертвящую дух, начни жить по духу добродетели, умертви плотские страсти, покайся и соединись с Богом, да возведет тебя на небо и посадит с Собою на престоле Царства Своего.
Говоря о земном, страстном, недостойном направлении жизни людей, я не упускаю из виду и многих светлых сторон в жизни многих христиан и добродетелей истинно христианских, но это слабое меньшинство. Дай Бог этому меньшинству превосходить большинство. Аминь.
Однажды, занимаясь в своем садике, я услышал, что недалеко от меня 68-летний старик страшно сквернословит. Я начал было убеждать его оставить эту дурную привычку, но сквернослов так сроднился с нею, что когда отходил от меня, то все продолжал сквернословие. Вскоре встретился я с ним около его дома, и он, вспоминая мои замечания, теперь как будто стыдился меня. Я воспользовался этим случаем и начал с ним беседу.
- Скажи, пожалуйста, что тебя ныне так рано и сильно огорчило, что ты в глазах моих, в виду храма Божия, так ужасно сквернословил?
- Ах, батюшка, отвечал, он мне, как не огорчаться, когда в яровом поле моем был почти весь табун лошадей.
- Да, сказал я, это, конечно, обидно для хозяина, но зачем же тебе сквернить уста, которыми ты творишь молитвы и приобщаешься Святых Тела и Крови Христовой? — Слова мои, к сожалению, не пали на сердце старика. В тот же день он опять стал изрыгать срамные слова, совсем не ожидая той бедственной участи, которая постигла его в тот же день.
По возвращении моем домой из прихода, мне говорят: "батюшка, Пахомыч-то умирает". "Что же с ним случилось?" "Говорят, что в поле попал он, под соху и сошниками пропороло ему живот". Я тотчас же отправился к несчастному, — он страшно стонал: живот его был до того пропорот, что в нем видны были внутренности, однако ж, среди смертельных страданий он имел еще столько силы, чтобы разсказать мне про свое несчастие: "когда ушел ты от меня, говорил больной, я отправился пахать; начал работу без молитвы и продолжал ее без молитвы. Сделал пять или шесть борозд; вижу, что лошадь ходит не так, как мне бы хотелось, и я подошел к ней с сквернословием и ударил ее, а она вдруг как-то смяла меня под себя, я не мог справиться, и попал под соху на сошники, на которых с четверть версты волокла меня с поля домой; на дороге брат мой родной встретился со мной и снял меня с сошников".
Поистине, достойна была крайнего соболезнования бедственная участь, постигшая этого человека, но при виде той безропотной покорности воли Божией, с которою он переносил самые тяжкие страдания, как очистительные для души, оскверненной греховною привычкою, нельзя было вместе с ним не благословлять Господа, Которого благость, спасая нас от вечной погибели, всемерно ведет нас на покаяние.
Действительно, покаяние этого бедного страдальца было глубоко и чистосердечно: исповедавшись и приобщась Святых Тайн, он остался еще в живых на целые сутки и до последнего своего воздыхания постоянно повторял молитвенные слова.
к оглавлению