Е.Г. Рымаренко.
Воспоминания об Оптинском старце иеросхимонахе Нектарии
к оглавлению
***
7-го авг. После панихиды по о. Анатолию все пошли к о. Нектарию, и я тоже, но с мыслью: «благословлюсь и уеду».
Из монастыря шла хорошо протоптанная дорожка через лес в скит. Батюшка о. Нектарий жил в хибарке направо от св., ворот скита, в келье покойных старцев о. Амвросия и о. Иосифа. Мужчины входили через св. ворота, женщины же прямо снаружи, через пристроенные комнаты, в которых и дожидались выхода старца, или когда он через келейника своего (о. Севастьяна) позовет к себе.
При жизни батюшки о. Анатолия о. Нектарий принимал мало.
Весь народ, все богомольцы шли к о. Анатолию, который выходил в приемную, быстро благословлял и, отвечая на вопросы, большую половину народа отпускал.
Теперь, после смерти о. Анатолия вся толпа приезжих хлынула к о. Нектарию; так что когда я вошла, было много народу.
Пробравшись в самую последнюю комнату, смежную с коридорчиком, который вел. в покои старца, я стала у стенки и начала наблюдать. Было тихо и благоговейно, никто не разговаривал. Перед большой иконой «Достойно Есть» горела красная лампада и озаряла сосредоточенные лица присутствующих.
Вот вышел батюшка; весь его облик, все его движения были не те, что у о. Анатолия. Он был в длинном халатике с матерчатым поясом, на ногах мягкие туфли, в руке четки и носовой платок, углом которого он вытирал глаза.
Батюшка медленно подошел к иконе, медленно перекрестился, произнес: «Заступи, спаси и помилуй, Боже, Твоею благодатью», и стал обходить присутствующих, не спеша каждого благословляя, но молча, не отвечая на вопросы и на просьбы принять. Подошел и ко мне, благословил. Келейник сказал: «вот матушка приехала к нам из Полтавской губ.» Батюшка ответил: «ну что ж, милости просим», и ушел.
Осталась сидеть и ждать, просидела всенощную, батюшка несколько раз выходил, наконец, благословил на сон грядущий. Ушла с намерением на другой день уехать.
8-го августа. Опять я в хибарке о. Нектария, уже прихожу сегодня в третий раз - и все батюшка не принимает! Почему-же это? Народу много, одни приходят, другие уходят. Сижу и думаю: «Батюшка о. Анатолий, к тебе я ехала, тебя нет, и ничего я не добьюсь». Состояние ужасное.
Сижу долго, долго... народу уже мало, исповедники разошлись. Батюшка выходил уже несколько раз на общее благословение, но я все никак не могу к нему попасть! Наконец, уже 10 часов, нас осталось 7 человек, батюшка вышел и сказал: «Благословение Вам на сон грядущий», надо было уходить. На меня нашло такое отчаяние: «ну что же делать? Ведь и домой нужно уже ехать».
Батюшка заволновался, что темно нам будет идти, принес нам фонарик; я передала некоторые поручения о. Адриана, т.е. его иерейский крест, чтобы батюшка поносил, просфору и письмо, батюшка поблагодарил и благословил. Я почувствовала покой, появилась надежда, что примет завтра, решила не ехать домой, не побывав у батюшки, появилась какая-то покорность.
Пройдя домой к матушке Марии, получила епитрахиль о. Анатолия для передачи о. Адриану и его карточки и, успокоенная матушкой, что о. Нектарий меня испытывает, легла спать с надеждой, что завтра побываю у батюшки.
9-го августа. Была у обедни, потом в келье покойного о. Анатолия, наконец сижу в хибарке о. Нектария.
Сижу, сижу и все даром, батюшка не принимает. Берет смущение. Ведь я уже 3-й день здесь в хибарке: просиживаю вечерние богослужения, не знаю когда говеть, когда ехать домой. Хоть и мелькает мысль, что батюшка испытывает мое терпение, но эту мысль вытесняет другая: «Батюшки о. Анатолия нет, и я не добьюсь толку, уеду ни с чем». Появляется какое-то раздражение, решаю: «вот сейчас выйдет о. Нектарий на общее благословение, получу благословение и завтра уеду, все равно о. Анатолия мне никто не заменит».
Бьет 10 часов, выходит батюшка, благословляет всех молча, а мне вдруг говорит: «Ну что ж, опоздала к отцу Анатолию, пеняй на себя, а что же ты пришла к моему недостоинству, он был великий старец, а я только земнородный».
Господи, думаю, как же это батюшка почувствовал мои сомнения, как он узнал мою мысль?
Говорю: «Батюшка, примите меня!» Улыбается. Уходя к себе говорит: «Ты подожди, вот если она уступит, то я приму тебя». Лидия Васильевна, конечно, не уступает и идет к батюшке, он поворачивается и говорит мне: «ты подожди, я сейчас».
Ждем, нас осталось только двое: я и еще одна послушница Лиза из монастыря «Отрада и Утешение». Лиза говорит о том, что ей некуда деваться, что монастырь ее разогнали большевики. Мне ее жалко, хочется сказать, чтобы ехала со мной к нам, но я ничего не говорю, думая, что ведь Батюшка должен сам решить, как ей быть. Сидим, а часы все бьют, время идет, темно, только горит лампада перед образом «Достойно есть».
Бьет уже 12 ч., келейник давно спит, не выходит уже. В душе мир и покой. Думаю: «все равно, пусть батюшка позовет когда захочет, ведь уже поздно, ему нужен отдых».
Наконец, выходит батюшка с Лидией Васильевной (завед. музеем) и говорит мне: «Уже поздно, надо домой». - «Да я и не прошу Вас, Батюшка, Вам нужно отдохнуть». Обращается к Лизе: «Видишь, как матушка смиряется. Ведь ты уже третий раз приходишь?» - «Не третий раз, батюшка, а третий день.» - «Ну ничего, ничего, ведь отца Анатолия пропустила...»
Обращается к Лизе: «Ты что же скорбишь, может к матушке поедешь? Возьмешь ее?» Отвечаю: «Не знаю, батюшка, как Вы», а сама думаю: «зачем она мне?» Поворачивается к Лизе, и говорит : «Нет, нет иди в Калугу, тебе в Миру жить нельзя, а матушке мы другую помощницу найдем». Думаю: «Господи, какую помощницу, я ведь ничего не говорила». Уходим домой.
Я ложусь спать, успокоенная, умиротворенная; является надежда, что Батюшка в конце концов примет, ведь не даст же уехать так.
10-ое августа. Сижу опять в хибарке, уже два раза выходил батюшка на общее благословение, келейник обо мне докладывает - не помогает.
Если бы кто-нибудь спросил: «что вы делали в Оптиной?» я могла бы ответить: «сидела в хибарке». Сколько за это время пережито, перечувствовано!
Уже 5 часов, сил больше нет, опять нахлынули всякие мысли ... В церкви кончилось правило, опять привалил народ исповедоваться.
Значит их позовут, а я опять просижу здесь всенощную, и ничего... Господи, как хочется к батюшке; но больше уже нет сил терпеть! Не знаю, что делать. Вероятно, завтра просто пойду исповедоваться, в пятницу причащусь и уеду, ведь поезд до Козельска только в пятницу и во вторник, но до вторника оставаться страшно; что-то дома?
Вдруг выходит келейник и зовет меня. Господи, неужели? Страх, что ведь я больше не попаду уже к батюшке, что надо ничего не забыть, что надо исполнить все поручения о. Адриана. Вхожу в комнату с трепетом, батюшки нет; в комнате полумрак, горит лампада перед образом Божьей Матери «Скоропослушницы». Проходит некоторое время, я немного успокаиваюсь...
Входит батюшка: «Ну что же ты матушка, опоздала к своему старцу отцу Анатолию, он ведь писал тебе, а ты не ехала (откуда он знает, что писал?), сама виновата. Я ведь только еще начинаю, сам скорблю, что потерял своего духовного отца, а ты ко мне! Ты бы ехала в Киев, там ведь у вас много духовных лиц: 52 епископа».
Я уже не в силах сдержаться и начинаю плакать. Батюшка гладит ласково по голове, усаживает и говорит: «ну, ну рассказывай». Сразу так хорошо стало. Говорю, что не знаю, с чего начать: говорить ли свое, или поручения о. Адриана? Батюшка мне строго говорит: «раз приехала, говори свое, а твой о. Адриан сам захочет - так приедет, а не тебя будет посылать». Говорили долго, долго, батюшка так участливо расспрашивал, и все, что мучило, что казалось горьким, обидным - вдруг стало таким неважным, таким легко переносимым.
Чувствуется какая-то радость и любовь к батюшке. Келейник стучит и докладывает, что какая-то женщина торопится в Сухиничи, просит ее принять; батюшка разрешает, и она входит.
Неужели же мне уходить? Батюшка поворачивается и говорит мне: «На вот, почитай мне письма». Распечатывает и дает: «ты разбери, а я сейчас». Уходит с женщиной. Я сижу, разобрала письма, очень безграмотные; батюшки нет. Я беру книгу со стола, «Письма о. Амвросия», и перелистываю, попадается письмо, которое подходит к вопросам о. Адриана, заданным батюшке: «А если бы, по какому нибудь случаю, начались разговоры о церкви, особенно же о предложении каких либо перемен в ней, или нововведений, тогда должно говорить истину». Как странно, что мне открылось именно это место! Входит батюшка, я слышу как он отправляет женщину исповедоваться к какому-то иеромонаху, потом он подходит ко мне и спрашивает: «Ты что это?» Говорю, что читала и спрашиваю, где можно купить такую книгу.
«Да тебе зачем? Ведь это письма о. Амвросия к Мирянам, потом собранные. Ты вот пособирай все письма, что твой батюшка получает, мы их с тобой издадим и озаглавим: «Письма к досточтимому иерею Адриану», ведь получает он письма?» - «Получает.» - «А ты собирай». Улыбается, но чувствуется такая ласка и любовь. Вдруг берет книгу и заставляет читать вслух то же письмо, которое мне сразу открылось. Читаю от начала до конца. Батюшка встает и говорит мне: «Помоги мне, а то мне все некогда, возьми это письмо, вот тебе бумага, чернило, перо; перепиши все от начала до конца и сейчас же мне принеси; вот пойди туда, к окошечку». Иду, батюшка за мной, усаживает меня. Кончаю переписывать и, когда у батюшки освободилось, храбро иду к нему: «Батюшка, переписала». - «Ну и умница, вот ты теперь еще напиши: «копия», а тогда наше недостоинство подпишется, ты отвезешь своему батюшке о. Адриану и скажешь, что это мы с тобой ему написали».
- «Батюшка, а крест о. Адриана, вы уже поносили его?» - «Крест? Где же он!» Ищет: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй...» - нашел; «ты вот стань здесь перед образом на колени, перед Благодатью». Становлюсь, настроение трепетное, молитвенное. Чувствую, что мне на шею батюшка одевает крест и благословляет им. «Ты вот, так и не снимай его, а так и поезжай к батюшке о. Адриану». Встаю с колен, снимаю крест и прошу батюшку поносить его. Он опять начинает говорить о своем недостоинстве... какой-то особый способ смиряться и приводит в недоумение приходящих, но я уже начинаю привыкать к батюшке, начинаю его упрашивать поносить крест. Кончается тем, что он соглашается, усаживает около себя.
- «Батюшка, я так рада посидеть с Вами, но я знаю, как там все ждут». - «Ничего, ничего, мы с тобой посидим, пока нам келейник позволит. Ну рассказывай мне еще о своих добродетелях». - «Батюшка, да у меня только одни грехи, а добродетелей нет».
Опять началась беседа, ласковые расспросы, решительные наставления... Открывались какие-то новые горизонты, верилось в Промысел Божий, каждое слово в устах батюшки имело смысл. «Ну, а о. Адриан, ведь он скоро протоиереем будет?» - «Что Вы, батюшка, духовенство наше и теперь недовольно, что он так быстро получил награды.» - «Да, да это всегда так, духовенство недовольно. А как вы живете? Хлебушка хватает - ли? Батюшка твой в журнале никаком не пишет? А он часто служит?» Говорю, что теперь ежедневно и всегда его поминает, батюшка благодарит.
Келейник несколько раз стучит и о ком-то докладывает. Уходить так не хочется! Батюшка оставляет в Оптиной до вторника 16-го августа, говеть назначает 14-го в воскресение.
Что-то дома? Но чувствую, что беспокойства нет, а, наоборот, так радостно! Входит келейник и уже не выходит, о ком то докладывая. Батюшка благословляет и говорит: «Ты не беспокойся, все будет хорошо.» Потом становится перед образами и говорит: «Помилуй Господи раба Твоего иерея Адриана и сохрани его Твоею Благодатию».
Благословляюсь уходить, и вдруг страх, что батюшка может послать меня исповедоваться к о. Палладию, как ту женщину. «Батюшка, не посылайте меня к кому-нибудь другому исповедоваться!» - «Нет, нет придешь ко мне». Слава Богу.
Пошла в церковь на конец Богослужения. Как хорошо! Какая-то необыкновенная радость и благодарность Господу! О доме, больше не думаю, кажется, осталась бы здесь навсегда; вероятно, я плохая мать и жена.
11-го августа. Была в церкви, потом на панихиде по о. Анатолии; пришла в хибарку и здесь провела остаток дня.
Как хорошо! Достаточно посмотреть на батюшку, когда он выходит молиться, благословляет - так покойно делается, конечно, опять бы пошла к нему, но знаю, что нельзя, я была уже вчера, а ведь столько народу дожидается!
12-го августа. Сижу в хибарке, опять являются смущающие мысли: «а вдруг меня батюшка завтра не поисповедует, а пошлет к о. Палладию?» Начинаю волноваться. Вдруг выходит батюшка и, прямо подойдя ко мне, погладил меня по голове и так ласково сказал: «матушка, радость ты наша». Так хорошо сразу стало, и все волнения прошли. Бедный батюшка, он вероятно очень устал сегодня, сколько людей принял и братию исповедовал.
13-ое августа. Сегодня в первый раз исповедовалась у батюшки. Вошла самая последняя. Батюшка усадил на диванчик, а сам стоял рядом в эпитрахили и поручах. Опять начались разговоры и расспросы. Пересмотрена была вся жизнь, при этом часто не я рассказывала, а сам батюшка как бы вспоминал некоторые важные случаи и поступки. Все время была мысль: «а вдруг я что-нибудь забуду, или не так объясню», но чем дальше, тем больше и больше чувствовалось, что батюшки объяснять ничего не нужно, он сам объяснял, почему и отчего то или другое случилось в моей жизни. Наконец, батюшка спросил: «А ты хочешь завтра приступать к Божественному причащению?» - «Да, да, батюшка.» - «Ну, так подойди к Божественной Благодати», и подвел меня к иконам. Я думала: «вот сейчас начинается исповедь». Вдруг почувствовала эпитрахиль на голове и услышала слова разрешительной молитвы: «Прощаю и разрешаю чадо мое духовное»...
Кто исповедовался у батюшки, тот знает, какая всегда радость бывает в душе от этих слов: чадо мое духовное. Какое счастье быть его чадом!
Исповедь окончилась, я вышла из хибарки, и от всего пережитого только что - просто не понимала где я!
14-го августа. Причащалась сегодня и соборовалась. Так хорошо и радостно. О доме совсем не беспокоюсь, уверена, что там все хорошо.
Вчера мне батюшка сказал: «Может быть, ты останешься у нас до церковного нового года, до 1-го сентября? Я тебя буду принимать каждый день». Я бы рада была остаться, да все-таки надо ехать. Просила батюшку меня принять перед отъездом еще хоть один раз. Обещал.
15-го августа. Сегодня была торжественная служба, служил епископ Михей. Потом принесли икону Калужской Божьей Матери. Вечером удалось побывать у батюшки и выяснить вопрос, у кого мне исповедоваться дома. Батюшка заставил меня называть всех священников по имени, а когда я никак не могла вспомнить имя одного старичка-священника из кладбищенской церкви, он мне сказал, у него и исповедоваться, и прибавил, чтобы и о. Адриан тоже у него бы исповедовался. А он как раз и был духовником всего нашего духовенства. Потом батюшка много шутил, говорил, что приготовит о. Адриану приход в Козельске и вызовет нас всех в Козельск, через год. Завтра сказал придти к нему в 12 часов для напутствия на дорогу.
16-го августа. С утра носили икону Калужской Богоматери по калиям, потом все пошли ее провожать. У колодца св. Пафнутия было освящение воды архимандритом Пантелеимоном.
Так хорошо молилось, все время шла рядом с иконой, всю дорогу читали акафист и пели. Набрала воды и пошла к батюшке. Батюшка так трогательно снаряжал в дорогу. Дал мне свой носовой платок, куда увязал сухариков. Меня благословил иконкой Казанской Богоматери, на которой написал «благодать». Дал иконку для о. Адриана и вернул его крест. Так ясно, отчетливо читал молитвы напутственного молебна. Была мысль: «Хоть бы еще Господь привел побывать у батюшки». Попросила батюшку разрешение еще приехать. «Конечно, приезжай, приезжай зимой, тогда у меня народу мало, и я скучаю». - «Батюшка, да ведь все равно народ у Вас будет, и трудно будет к Вам попасть». - «Нет, нет, приезжай, я буду принимать тебя каждый день».
Простилась с Батюшкой с теплым, благодарным чувством. Хотя бы подольше сохранилось это необыкновенное мирное состояние! Спаси его, Господи, дорогого нашего батюшку. Вечером выехала из Козельска.
к оглавлению