Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев)

к оглавлению

...     61     62     63     64     65     66     67     68

«БЛАГОВЕСТИЕ
СВЯТОГО ЕВАНГЕЛИСТА МАРКА»
(Духовные размышления)

100 Приносили к Нему (Христу) детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих. Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие (Мк.10,13-14).

Когда душа ребенка, или "одного из малых сих, верующих в Меня" (Христа) (9,42) тянется ко Христу, а кто-либо (родные, друзья) будет препятствовать им, тогда препятствующий, конечно, грешит.

Душа ребенка тянется к сродному, а сродное для нее — Бог и Божие Царство, потому что душа ребенка не искажена грехом, а Бог и Божие Царство и есть правда, не искаженная грехом. Значит, в общении с Богом чистая душа находит себя, и растет, и крепче утверждается в Правде.

Препятствие на пути к Богу есть насилие над душой, ее лишение самой нужной для нее пищи, ее недопущение в сродную среду. Так как недопущение души в сродную среду и насильственное удержание в среде несродной нарушает правду жизни, то оно и есть искажение жизни и грех. Почему и "вознегодовал" Господь даже на Своих учеников, когда они обнаружили такое непонимание правды жизни и непонимание глубокой правды естественного тяготения детской души к Богу.

И ты лучше всякой игрушки, лучше баловства ребенка в пище отвори ему окошечко в небо и дай его душе подышать Божией жизнью.

101 Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него (Мк.10,15).

Ребенок — это образ возрожденного в Небесное Царство (Мк 9,36-37).

Тебе надо похоронить себя прежнего и греховного, возродиться к новой жизни духа, как ребенку. Надо стать ребенком по душе и надо тебе усвоить все свойства ребенка: чистоту сердца, незлобие, простоту, всепрощение, целомудрие. И надо тебе потянуться к Божию Царству, как тянется ребенок в сродную среду: просто, безхитростно, неизменно и всей душой.

Тогда и ты будешь дитя Божия Царства. И оно, конечно, будет принадлежать и тебе.

Итак, лаская детей, не забывай, что тебе надо быть по душе подобным им.

102 И, обняв их (Господь детей), возложил руки на них и благословил их (Мк.10,16).

Так же будет ласкать и тебя, когда будешь ребенком. И тебя "обнимет" Господь веянием Святого Духа и распрострет над тобой Свою невидимую, охраняющую, направляющую и спасающую Руку. Под благословением этой Руки без вреда пройдешь путем жизни и успокоишься в блаженной обители любящего Небесного Отца.

103 Когда выходил Он (Господь) в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель! всё это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение. И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие. Они же чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу; ибо всё возможно Богу (Мк. 10,17-27).

Здесь ключ к познанию следования за Христом, здесь одна из Божиих тайн.

Открой глаза сердца и тогда читай! И помолись, чтобы не были смежены твои душевные очи и заткнуты душевные уши для принятия Божией истины.

Приходит ко Христу "некто". Евангелист так общо обозначает пришедшего, чтобы ты видел здесь типовой образ.

Пришедший оказался юношей, богатым юношей, и, однако, евангелист не называет его так. Помимо святого Марка и евангелист Матфей в начале своего рассказа называет его "некто": "Некто, подойдя, сказал Ему..." (Мф.19,16).

Значит, тут типовое изображение пришедшего, он мог быть и не юноша, а зрелый муж. Он мог быть и небогатый.

Какими же типическими чертами наделяется пришедший? Евангелисты оттеняют и нем черты молодости, а евангелист Матфей на протяжении своего повествования обозначает его и юношей (ст.20 и 22). Следовательно, это был человек с юной, молодой душой. Она не закоснела. Она живет и дышит. Она стремительна до порывистости. "Некто" не просто подходит ко Христу, он "подбежал" к Нему.

Вот какая молодость и порывистость души! И порывистость молодой души подбежавшего направлена на высшее, что может искать человек, — на оправдание своей жизни. "Некто" — юноша — не ищет наслаждений, не гонится за новыми приобретениями, не бежит за почестями, не манится славой. Он хочет знать: что же нужно для оправдания жизни? Он хочет научиться так устроить свою жизнь, чтобы конец ее был счастьем, чтобы достигнуть блаженной вечности.

Ради этой цели, высшей цели человеческой жизни, он ищет и порывисто бежит. Когда он нашел Учителя правды, он с горячностью умоляет открыть ему истину жизни. Вот почему и пал перед Ним (Иисусом) на колени и со всем захватом души просит: “Просвета, научи, как достойно жить?”

“Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?”

Итак, отметь в памяти, что устремлена ко Христу и ищет Его с горячностью молодая, неиспорченная душа. Лишь вечно юная душа, не одряхлевшая пороком, с упорством ищет правды жизни и стремглав бросается к ней. А когда найдет источник света, то не щадит себя, распростирается ниц, кажется, готова все отдать, чтоб вымолить и обрести истину.

К такому порыву способна только чистая душа. Только она юна, потому что она сохранила чутье правды и сохранила силы броситься к свету, где он мелькает.

А грех старит душу. Он притупляет чутье правды и с ним размах души, он обрезает крылья души и наваливается на нее вечно тяготеющим бременем. Тогда для души уж нет выбора, и нет свободного броска; душа, как бы пригнутая тяжестью греха, одряхлевшая от разлагающих соков неправды, рабски плетется к своему мрачному концу, в свой тупик безвыходности, понукаемая своим господином – грехом.

Что же Христос? Как Он отвечает на мольбу научить их?

На порыв обращенности молодой души, ищущей правды жизни, Господь отвечает как бы с сухостью: “Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог”.

Но здесь, конечно, не сухость. Тут призыв к углубленности, к большей сознательности самой обращенности. Своим ответом Христос увеличивает ответственность вопроса и значение ответа. “Ты ищешь у Меня истины жизни, ты называешь Меня благим. А безконечно благ только Бог, значит, ты обращаешься к Богу. Мир не дал тебе истины. И ты просишь ее от благого Бога. Так помни это. Играть истиной нельзя. Принимай же ответ как высшую истину, как ответ Бога. И он обязателен. И его уж не минуешь. Он свяжет”.

Очевидно, что в естественной жизни, в жизни вне Христа, хотя бы и жизни богатой, т.е. наилучше обставленной и морально и физически, счастья и удовлетворенности нет. Они неуловимы. Вот почему и мечется хороший юноша. И когда ему пришлось отойти от Христа и возвращаться к своей хорошо обставленной жизни, он уходит “с печалью” (ст. 22), потому что знает, что он возвращается в наполненную пустоту и остается в безрадостности.

Очевидно, в естественной жизни, как бы она ни булла идеальна, нет наполненности. И чуткая, не убитая грехом душа ищет завершения жизни. И она невольно рвется в поисках того, что должно войти и дать полноту и счастье законченности.

Что же это? Что? Что дает счастье законченности?

Отвечает Христос. Вникай, вникай!

Христос отвечает юноше: "Одного тебе недостает: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест" (Мк. 10,21).

Итак, нужно только одно! Как просто! Для всего равновесия жизни, всего ее оправдания, всей полноты удовлетворенности и счастья надо только одно. Откидываются томы нагромождений человеческой мысли. Устраняются, как ненужные, все потуги человеческих исканий. Нужно только одно! Как проста истина!

"Продай, раздай, следуй за Мною, взяв крест".

Что это? Требование отказа от вещей? Всего внешнего? И опять: "возьми крест..." (ср. Мк.8,34-37).

Что же? Оправданию жизни мешает много денег или вообще внешность сама по себе? Ученики Христа вначале так и поняли было слова Учителя.

Когда юноша отошел с печалью, Господь, посмотрев вокруг и как бы улавливая мысли окружающих, говорит ученикам Своим: "Как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!" (ст.23). И ученики "ужаснулись от слов Его". Видно, ученики поняли так, что Учитель требует полного отречения, полного истребления всего внешнего, земного. Ну, как же это возможно для земных? И они ужаснулись!

Тогда Господь проясняет их мысли. С какою нежностью, с каким снисхождением к их стелющейся по земле мысли Он делает это! "Дети! — говорит Он, — как трудно надеющимся на богатство войти в Царство Божие!" Господь разъясняет, что не в деньгах или вообще не во внешности самой по себе тут дело. Разве может быть грех в том, что у тебя в комнате будет лежать золото или какая-нибудь вещь? Греховна человеческая слабость, которая хочет вещью заполнить не только комнату, а самую жизнь, хочет вещью в жизни утвердиться и на вещи обосноваться, как на прочнейшей опоре. Значит, вот в какой момент рождается ошибка.

Когда происходит превратное перемещение ценностей, тогда и возникает грех. Господь потому так именно и уточняет Свою мысль: трудно войти в Божие Царство не имеющим золото, а надеющимся на золото, т.е. тем, кто золотом, вещью, хочет в жизни утвердиться и оправдаться.

Но, сказав это уточнение, сказав, что в Царство Божие трудно войти не богатым, а надеющимся на богатство, Господь, однако сейчас же с какой-то настойчивостью возвращается к своей первой Формулировке суждения о богатом: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие" (ст. 25). Надо добавить, что у евангелистов Матфея и Луки только эта формулировка и передается и совсем нет уточнения мысли о том, что не спасутся “надеющиеся” на богатство; у обоих евангелистов, рассказывающих о событии, приводятся только слова Господа о трудности “богатому войти в Царство Небесное”. (Мф. 19, 23-24; Лк. 18, 24-25).

Видимо, основная мысль Господа была именно такова, что богатым, т.е. обросшим внешним, трудно войти в Небесное Царство Отца.

Видимо, что Господь как бы даже намеренно не различает “богатого” от “надеющегося на богатство” и проводит между ними знак равенства. Как будто уточнение мысли о “надеющихся на богатство” было сделано только по снисхождению к человеческой мысли учеников, чтобы направить ее на понимание истины, а перед лицом Высшей Истины и Правды жизни то и другое состояние, т.е. состояние души в богатстве с ее состоянием надеянности на богатство, равнокачественны.

Как это понимать? В чем же дело?

Конечно, вещь сама по себе не может быть греховной, как нет греха и во всей совокупности вещей самих по себе, хотя бы взять их совокупность в масштабе всего мира. Но грех и зло, просочившиеся в человеческую жизнь, делают вещи своим орудием, и тогда вещами создается внешняя среда зла. И всякий человек через свои вещи, сродные названной среде зла, невольно втягивается в эту среду и невольно прирождается ей. Такова, например, среда зла денег, зла костюма и прочее, и прочее, и прочее. Это – во-первых.

Во-вторых, вещи, безгрешные сами по себе, делаются источником зла в силу немощности природы каждого человека. Когда человек облепляется и обрастает вещами, т.е. внешним, земным, он невольно подпадает их плену. Поступки, интересы, устремления человека невольно замыкают его в сжатый круг внешнего, и тогда происходит переключение ценностей, и человек безнадежно запутывается в ограниченной среде вещей и делается их слугой. Так, например, бывает в торговле, даже в искусстве и прочем.

Таким образом, незаметно обладание вещью переходит в рабство вещи, и именье вещи незаметно обращается в жизнь вещью и надеяние на нее. Вот почему Господь и проводит равнодействующую между обладанием богатством и надеждой на него и ставит в одну линию удаленности от Божия Царства надеющихся на богатство с имеющими богатство. Господь смешивает в одну группу имеющих богатство и надеющихся на него, потому что внутренне, душевно, они стоят на одной линии, удаляющей от Божественного Царства.

Поэтому же отстраняется и богатый юноша. Не богатство само по себе оказалось препятствием идти за Христом для этой молодой и внутренне богатой души, а богатство как путь земли, путь внешнего, когда неминуемо создается "надеяние" на богатство, плен вещью, рабство вещам, когда происходит незаметное всасывание в ценности внешнего, когда Божие исподволь и незаметно переключается в земное. Когда происходит обволакивание землею, и человек весь устремляется по земному пути вещей, Божий путь становится далек как нереальность.

Этим путем — плена вещью — шел юноша, и для него оказалось невозможным пойти за Христом, потому что вне пути веши он не представлял себе жизни и, значит, не мог отказаться от вещей, чего требовал Христос.

Теперь ясно, чего же "одного" недоставало юноше. "Все, что ты сказал о себе, — как бы говорил ему Господь, — хорошо. Ты чист перед законом, и ты сохранил заповеди, и мил ты Мне, но одного недостает, чтобы быть со Мной, — переключиться на Мой путь. Ты идешь путем земли, путем вещей. А конец его — вещи же. И ты останешься рабом вещи. А Мой путь — отличный от пути вещи. Это — путь духа. И потому, чтобы тебе стать на Мой путь, освободись от первого пути, т.е. освободись от вещи, а потому — "продай!.. раздай!"

Значит, чтобы стать на Божий путь, надо выкинуть из души всю землю, все вещи. Надо, чтобы между твоею душой и Богом не было никакого заслоняющего экрана земли.

Надо, чтобы даже отсвет земли не падал на душу. Пусть все притяжение души во всех ее отдаленных закоулочках будет вывернуто, и обнажено, и повернуто к Отцу жизни и Света. И чтоб ничего не было в промежутке между душой и Богом, не только вещей, нет, даже чтоб тени вещей не было.

Господь ревнив. Уж если хочешь идти за Ним и любить, так иди и люби, и только Его и люби, и весь без остатка.

Когда сделаешь это, тогда ты переключился на Божий путь, потому что ты исполнил первое — "продай... раздай...", т.е. выкинул вещное, и ты исполнил второе — "будешь иметь сокровище На небесах", т.е. ты переместил центр тяжести в вечное, в область духа, и, значит, ты твердо стал на Божий путь.

Теперь ты можешь спокойно идти за Христом. Это путь нетлеющей, негибнущей жизни и безконечной вечности.

Вот что было сказано юноше. Вот каков ключ спасительного пути. Вот что требует путь Христа.

И снова ужаснулись ученики. Учитель требовал выкинуть из душ и жизни все вещное. А вещный человек живет в кругу вещей и, кажется, не уйти из этого круга.

Ученики не мыслили себе этого ухода, и потому сказано о них что они "чрезвычайно изумлялись" (ст.26). Теперь учение Господа было ясно и для них, но оно было так кристально и возвышенно что трепетало от него человеческое разумение.

Завершенную ясность словам давало новое упоминание о кресте: тогда (т.е. продав... раздав... обосновав сокровище на небе) "приходи, последуй за Мною, взяв крест".

Упоминание о кресте сближало настоящее слово Господа с Его же раннейшею речью об отвержении себя и взятии креста. Там требовалось отвергнуть себя, душу свою погубить и бросить себя в мусорную яму. Теперь предлагается отвернуться от вещей, от всего внешнего, погубить для себя и в себе весь мир вещей и его бросить туда же, т.е. в мусор же. Там ему и место.

Это было невероятно. Но это было так. И ничего не может быть другого, если ты хочешь идти за Христом Богом и любить Его, как требуется, т.е. всем сердцем, всею душою, всем разумением, всей крепостью твоей, т.е. всеми силами жизни (Мк. 12,30). Вникай! Вникай!

Здесь — не истребление вещей и даже не внешнее выведение человека из круга вещей, потому что это было бы убийством земли, а земля — все же творение Бога. Здесь — не истребление вещей, а подчинение их одному началу жизни, каким является Бог. Только Господь, только Христос, только любовь к Нему и следование за Ним остаются ежедневной всепоглощающей целью жизни. Все другое только исполняет служебную роль в отношении этой главной и единственной цели. Все другие твои занятия, интересы, стремления, даже лучшая, идеальнейшая любовь, должны быть не целью сами по себе, а только орудием, средством в них и через них выполнять Божию волю о тебе и жизни в них, и через них послужить одной любви ко Христу и Богу. Такова должна быть служебная роль земного и вещного.

Значит, вещь ты можешь иметь и внешним можешь жить вплоть до отдачи ему всех твоих земных устремлений, например, в науке, искусстве, как и в других занятиях, но все твои вещные устремления пусть имеют только служебную роль в твоей жизни, т.е. через них служи одной правде жизни, через них оправдай свою жизнь. Словом, служи не им самим по себе, а в них и через них отдавай свое сердце и всю свою жизнь одному Богу.

Таким путем требуется внутренне выйти из круга вещей, не иметь в них никакой ценности, не задерживаться на них и частью души, а еще лучше — отвернуться от них и кинуть их вон из себя.

Так как это был призыв выйти из вещности, то ученики и называют его сверхсильным для человека.

Ведь сам-то человек — вещен! Кажется, невозможно ему выйти из круга вещей. И в изумлении и трепете души спрашивали друг друга ученики: "Кто же может спастись, если таково требование к спасающемуся?"

Господь отвечает на это. Он соглашается с учениками. Да, говорит Господь, "человекам это невозможно".

Снова вникай в Господне слово. Он не сказал: "Это невозможно", т.е. что Его требование сверхъестественно и утопично и, значит, невыполнимо. Но говорит: "Человекам это невозможно", т.е. Он соглашается с учениками в оценке человеческой слабости и утверждает, что людям, в которых есть вещность, непосильно выполнить Его заповедь.

Полнее мысль Господа раскрывается так: для человеческой души выйти из круга вещей совершенно возможно и даже должно, потому что душа должна быть духовна и безвещна, и потому Я и даю такую заповедь. Но греховной душе выйти непосильно, потому что грех и есть измена духовности души и погружение ее в вещность. А когда душа "погубит" себя греховную, чтобы найти себя возрожденною, тогда она, очищенная, и сможет выйти из вещного круга, потому что тогда в ней и с ней будет сила, Божия сила.

Ведь Божия сила спасает человека. Божия сила всемогуща. "Всё возможно Богу" (ст.27).

104 И начал Петр говорить Ему (Христу): вот, мы оставили всё и последовали за Тобою (что оке будет нам? — Мф. 19,27,). Иисус сказал в ответ: истинно говорю вам (что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых — Мф.19, 28): нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной (Мк. 10,28-30).

Господь только что изложил учение об отвержении вещей, всего внешнего, чтобы очистить для души путь к Нему, как пламенный апостол Петр сейчас же предлагает вопрос: "Вот мы пренебрегли всем земным, всеми вещами, чтобы быть только с Тобой, как Ты и указываешь для Своих учеников. Что же нам будет?" Не подумай, что это вопрос утилитариста, подсчитывающего свою награду и свой барыш. Какой же барыш и какая награда вещами для человека, уже бросившего все вещи в мусор?! Это -вопрос веры. Это — вопрос непреложности Господних обетований.

Петр был восхищен, что его уход от вещного по любви ко Христу совпал с требованием Самого Христа, предъявленным к любимому, и в порыве любви он хочет, чтобы Любящий еще и еще раз сказал, как же Он будет близок к ушедшим за Ним. И Господь, конечно, видел, что это был вопрос веры и любви. Вот почему Он ни в чем не поправляет Петра, а как раз и отвечает ему тем, что хотело слышать сердце ученика. "По любви ко Мне вы оставили вещное, чтобы ничто вещное не заслоняло Меня от ваших душ, чтобы быть только со Мной. Так будет с первого момента наступления Моего Царства славы, когда Я приду рассудить землю и сяду на престоле Моем. Тогда и вы, как соучастники Моей славы, сядете на двенадцати престолах, как и всякий побеждающий сядет со Мной на престоле Моем" (Откр. 3,21) .

Так как тогда будут обнажены все людские "советы сердечные" и все земное будет "наго и обнажено", так как всем откроется Божия правда о земле и людях, то Божий суд по этой правде будет вместе с судом святых Божиих. Как участники Божиего суда, Божии святые воскликнут тогда: "Спасение и слава, и честь и сила Господу нашему! Ибо истинны и праведны суды Его!" (Откр.19,1-2).

Но Господь за Своими ближайшими учениками и апостолами обнимает Своею мыслью и любовью и весь безчисленный сонм Своих будущих учеников и последователей и их ласкает Своим Божественным обетованием.

И так как Господу виделась вся немощность человеческой природы, а вместе виделась вся тяжесть земных крестов Своих учеников, то Он объявляет, что Ему близка и земная судьба Своих учеников и что Он, как и в чуде насыщения хлебами, позаботился и о ней.

В пути креста тяжелы оставленность и одиночество. Когда в борьбе с миром греха за святость души иссякают человеческие силы, когда кругом видится пустыня, когда кругом теснятся звери и слышится звериный вой, когда в лучшем случае мимо тебя пройдет равнодушие, и ты совсем, совсем один в этой большой, шумной, мятущейся и чуждой, а то и враждебной тебе пустыне жизни, а твои силы, между тем, иссякают, уже тело измождено, и в душу прокрадывается уныние, тогда при всей твоей вере в истину твоего пути, при всем сознании, что не может же Господь ежечасно творить чудеса для поддержания твоего внешнего, ты все же будешь изнемогать от своей как бы оставленности, брошенности и одиночества.

Ведь даже Сын Божий, изнемогая, по человечеству, от непереносимых страданий, взывал к Отцу Небесному: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Мф.27,46).

И Господь, в предведении тяжести страданий крестного пути Своих учеников, предведении всей немощности человеческих сил ныне венчает Своих будущих учеников и последователей обещанием прочной земной поддержки для них, чтобы не было у них чувства оставленности и одиночества.

"Вы бросили все земное ради Меня и ради Небесного Царства. Я знаю, что вам будет очень тяжко, но, как любящий Отец, заботясь и о вашем земном, Я говорю вам: не бойтесь, ваша награда велика, даже находясь на земле, вы не будете чувствовать, что вы что-то потеряли и чего-то лишились. Я сделаю так, что и на земле вы будете стократно награждены тем же "внешним", которое вы оставили ради Меня. Потому "истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне... во сто крат более домов и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель".

Разве тщетно Божие слово? Разве по любви ко Христу не предоставляются ныне для рабов Его сотни домов и не являются сотни братьев и сестер во Христе? И отцов, и матерей, и детей во Христе?

Помни это и свой долг христианской любви (совершаемый по слову Его: "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою". — Ин. 13,35) и долг служения Христу в лице своих братьев, совершаемый по слову Его: "Истинно говорю вам: так как вы сделали это (т.е. накормили, напоили, приняли, одели, больного и заключенного посетили) одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне" (Мф.25,40). Еще крепче утверждай себя мыслью, что ты делаешь это по обетованию Господню, Ради укрепления Божия Царства.

И уже после того, как Господь, снисходя к человеческой немощности, утешил учеников обетованием земной поддержки, Он называет главное — вечное и небесное: "И не будет никого из Последовавших за Мной, кто не получил бы в веке грядущем жизни вечной". Так не только апостолы Господни, но и все, оставившие земное и с крестом ушедшие за Христом, делаются соучастниками Его Царства и Его славы.

"С Ним и царствовать будем", — повторяет с Господом и святой апостол (2 Тим.2,12).

105 Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мк.10,31) .

Опять образ противоположности мира земли как мира греха Царству Божию как Царству праведности. Ценное на земле – безценно для неба, первое на земле — последнее на небе. Поэтому же и раньше Господь сказал: "Кто хочет быть первым (в Царстве Божием), будь из всех последним (на земле) и всем слугою" (Мк 9,35).

106 Когда были они (Христос с учениками) на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе. Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам, и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет (Мк. 10,32-34).

Тут картинное начертание Креста.

Первый крестоносец — Христос Господь "восходит" в Иерусалим, Иерусалим страданий, венца и славы. Путь к нему — в гору. Это — путь подвига. И Христос "восходит" в Иерусалим.

И как будто тайна Креста заполнила все существо Человека Христа, и Он не принадлежит Себе. Он влечется к Голгофе. Здесь неведомая, непостижимая, сладкая и страшная Божия сила. Вот почему Христос уже оторвался от учеников. Он один. И Он влечется к Кресту и Голгофе.

Здесь великая Божия тайна и сила. Она — как непреодолимая стихия. Она уже вынесла Человека Христа вперед и оторвала от земли, и Он поднимается к Иерусалиму страданий. И фигура Христа становилась титанической. И осязаемо обвевала ее сверхземная сила.

"Иисус шел вперед их". Вот почему учащенно билось сердце учеников: их коснулась и захватила непостижимая влекущая стихия. Они затрепетали, ибо чувствовали, что перед ними глубинная тайна, хотя они и не понимают ее.

Их кроткий Учитель совсем уже не тот. Он оторвался от них. Быть может, в последних лучах исчезающего света, идущий вперед, виделся им колоссом. Его сосредоточенная замкнутость говорила им, что Он уже не принадлежит Себе, что Он "влечется", что здесь невидимо присутствует Сам Небесный Отец и Небесные Силы.

И ученики безмолвные, покоренные тайной, коснувшейся их, влеклись поодаль за Ним с трепетавшими сердцами. "А они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе".

Господь посвящает учеников в тайну, обвеявшую их. Он подзывает к Себе двенадцать и говорит им, что в Иерусалиме Он будет предан, поруган, оплеван, осужден на смерть и убит. Но пусть также знают ученики, что всему этому унижению надлежит быть, что здесь, в Его Кресте, — тайна Его славы, так как в третий день по смерти наступит Его победа и торжество: Он воскреснет.

И ты присоединись к ученикам, ужаснись умом, вострепещи сердцем, чтоб овеяться тебе тайной Креста, чтоб влил ее Господь и в твою душу, потому что для ученика Христова пройти путем Креста неминуемо.

Вот и тебе на пути своего креста неминуемо идти в гору, неминуемо подвигом, бореньями восходить в Иерусалим своих страданий и своей славы. И в предчувствии тяжести креста ты, как и апостолы, исполнишься ужасом и содрогнется твое человеческое сердце. Так молись же Христу, чтобы Он Сам сопутствовал тебе, Сам даровал тебе Божественную помощь и чтобы ты повлекся, обвеянный могучей силой. Молись, чтобы безстрашно взойти тебе за Христом и с Ним в Иерусалим своих страстей (страданий), подняться на очистительную Голгофу, а через нее приобщиться к Божественному Воскресению, восстать и соцарствовать вечно Богу и Отцу.

107 Тогда подошли к Нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим. Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам ? Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей. Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? Они отвечали: можем. Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от Меня зависит, но кому уготовано (Мк. 10,35-40).

Опять просьба любви. И совсем естественная просьба!

Ну, кто же не хочет быть ближе к любимому? Только о близости к Любимому ученики мыслят по-земному. Они думают что близость по любви раздается как внешняя награда. Одного посадить по правую сторону, другого — по левую сторону...

Так как это была просьба любви, а не происки тщеславия, то Господь не отклоняет с негодованием самой просьбы, как Он с негодованием отверг человеческие мысли Петра, извращавшие Его учение (Мк.8,33), а с терпеливостью выправляет ошибочный взгляд учеников.

Значит, желание любви, желание быть ближе не устраняется но искательству любви указывается лучшая, высшая форма и лучший способ достигнуть искомого. Господь выясняет, что нужно для близости к Нему по любви. Для этого нужна внутренняя близость, а внутреннюю близость создает единство пути ученика с Христовым путем.

И Господь указывает всю неминуемость единства пути для любящего и ушедшего за Ним. Путь Христа — путь Креста и страданий, и когда ученик пойдет по тому же пути, он сольется душой со Христом.

Господь и говорит, что для Иакова и Иоанна, раз они идут за Ним, неминуемо пить чашу, которую Он пьет, и креститься крещением, которым Он крещается. "Чашу, которую Я пью, будете (неминуемо будете) пить, и крещением, которым Я крещусь, будете (неминуемо будете) креститься..."

Конечно, под чашей Христос разумел чашу страданий, а под крещением — крещение огнем подвига. Ты уже знаешь, что то и другое (страдания и подвиг) неразлучны с христианским путем (ср.Мк.8,34; 9,49), и, значит, всякий, кто идет путем подвига и страданий, идет за Христом, и чем решительнее он идет, тем он ближе ко Христу, потому что Христос на этом же пути, и, следовательно, таковой как бы приближается ко Христу.

Так единство пути создает внутреннюю близость ко Христу и рост близости определяется степенью продвижения ученика к Учителю и Господу. Ты больше прошел путем подвига, и ты больше внутренне усвоил Христа, больше приблизил к Нему свое сердце — и, конечно, Он ближе к тебе.

Значит, — не внешняя награда и не внешнее дарование обезпечивают первое место у Господа. Даже не Господь дарит это место, почему Он и сказал: "А дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от меня зависит" (ст.40). А зависит это от идущего и приближающегося.

Нелицеприятный Божий Суд только констатирует (свидетельствует) успех достигнувшего и степень его близости. А так как в предвечной мысли Отца Небесного по Божественному Предведению известны все земные подвижники, бегущие на ристалище к Божию Царству, и ведома степень их душевных достижений, то «первые" достигающие, конечно, уже определились для Божия Суда и таковые как бы "уготовались", хотя бы они еще и не родились.

Вот почему и добавил Господь: "Дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от Меня зависит, но кому уготовано" (Мк. 10,40).

108 И, услышав, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна. Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мк. 10,41-45).

Почему бы и им не сидеть по правую и левую сторону? Разве они меньше любят?

Если бы десять действительно понимали, что Иаков и Иоанн сами не знают, чего просят, и, значит, если б они негодовали на неуместимость просьбы двоих, то Господу не потребовалось бы выправлять и их ошибочную мысль, а следовало бы похвалить их истинность. Между тем Господь подзывает негодующих и, проясняя их мысли, всем ученикам еще раз раскрывает учение о непохожести Своего Царства на царства земные и о разности порядков обоих царств.

В соответствии со сказанным раньше о противоположности мира неба миру земли (ср. Мк. 10,31 и далее), Господь сейчас уясняет ученикам, что в то время как первые на земле добиваются повелевать и властвовать, первые на небе — это вменившие земную славу, почет, власть как мусор. Первые на небе — это не властвующие по силе, а служащие всем по любви.

Так как готовящиеся к Небесному Царству и на земле руководствуются Божиим законом, то их и земные обычаи отличны от обычаев сынов земли. Отсюда и на земле: "Кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою, и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом".

Сейчас Господь присоединяет и новый мотив для Своих учеников — не держаться порядков земли, а проводить в жизнь Божий порядок.

Этот мотив — личный пример Христа. "Сын Человеческий", т.е. Господь, Он ли не первый для людей и среди людей? Он же — Спаситель людей, их Бог.

И, однако, Он, сообразно сущности Своего дела и Царства, сообразно закону любви, пришел не затем, чтобы Ему величаться и принимать служение и почитание от других, как это следовало бы по земному порядку, а пришел Сам послужить другим и отдать жизнь за спасение многих.

109 Когда выходил Он (Господь) из Иерихона с учениками Своими и множеством народа, Вартимей, сын Тимеев, слепой сидел у дороги, прося милостыни. Услышав, что это Иисус Назорей, он начал кричать и говорить: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня. Многие заставляли его молчать; но он еще более стал кричать: Сын Давидов! помилуй меня. Иисус остановился и велел его позвать. Зовут слепого и говорят ему: не бойся, вставай, зовет тебя. Он сбросил с себя верхнюю одежду, встал и пришел к Иисусу. Отвечая ему, Иисус спросил: чего ты хочешь от Меня? Слепой сказал Ему: Учитель! чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя. И он тотчас прозрел и пошел за Иисусом по дороге (Мк. 10,46-52).

Дорога в Иерихон — разбойничье место (см. Лк. 10,30). Она является образом пути греха.

Сейчас Господь идет из Иерихона, и при Его дороге, ведущей из Иерихона, сидит слепой и просит милостыню.

Здесь все образно. Здесь образ души, отошедшей от пути греха и сидящей при Христовом пути.

Евангельский рассказ такую душу представляет слепой. Она не может свободно идти по дороге. Она прикована в неподвижности и сидит, просит милостыни и поддерживает себя милостыней.

А это хорошая душа. Она отошла от опустошительного пути греха. И она находится при Божием пути. Но все же у нее закрыты глаза сердца, и она слепая. И Божий путь ничего не дает ей. Она и не видит его. Скованная внутренней темнотой, она топчется на одном месте. И не зажегся еще для нее Евангельский Свет, и нет у нее радости движения на пути ко Христу. Она скована в духовной неподвижности своей внутренней темнотой и безплодно для себя сидит у Христовой дороги.

А так как питание нужно всякой душе, то она и протягивает руки за милостыней и питается случайными и ничтожными человеческими обрывками мысли, чувства, вещей. И, конечно, от этой придорожной милостыни и не пропадает слепота, и нет наполненности жизни.

Много таких душ!

Вот такой-то душе Христос открывает глаза сердца, чтобы она загорелась и стала жить, и озарилась лучезарным Светом Христа и Его истин, и в этом Свете задвигалась в радости на Христовом пути.

Как же совершается это внутреннее озарение?

Душа, желающая, чтобы внутри ее открылся Свет Христа, много, много просит Христа о том. Она вопиет к Нему неустанно, вопиет с настойчивостью до крика, как вопиял ко Христу слепец Вартимей.

Пусть такую душу, ищущую открытия в ней Света Христова, не ослабляют месяцы, даже годы кажущейся безплодности ее усилий загореться огнем Христа. Пусть она превозмогает усталость, пусть попирает безрадостность и с неустанной обращенностью ко Христу пусть зовет Его и вопиет без конца, чтобы пришел и открыл ей глаза сердца.

Душу, рвущуюся за Божественным озарением, будет останавливать все окружающее. Ее будут останавливать и снисходительными улыбками, и рассуждениями, и поправками, и насмешками, и угрозами... Ей будут говорить, что ее влечение несвоевременно и только повредит всем, и что оно неразумно, что это узкий фанатизм, маньячество и просто ненормальность.

Так же заставляли молчать Вартимея, когда он звал Христа. А душа пусть все же ищет и рвется ко Христу, чтобы Он пришел и вселился в нее.

Тогда Господь останавливается возле души и велит позвать ее к Себе, чтобы совсем была рядом с Ним.

Внимай этому последнему зову!

Часто он слышится в обстоятельствах жизни. Тогда не медли. Подражай Вартимею. Он вслед за зовом сбрасывает верхнюю одежду, встает, идет. И ты сбрось верхнюю одежду. Верхняя одежда, как ее носили в древности, связывала члены тела, мешала полной свободе движений. Значит, надо сбросить и обрезать все внешнее, связывающее с землей, лишающее душу свободы парения к Богу.

Потом тебе, освободившемуся от земли, надо встать и пойти по Христову пути, навстречу Христу, т.е. надо и делами и жизнью пойти по Христовой дороге, хотя бы спотыкаясь и падая, как спотыкаются слепые.

Значит, надо быть не "при пути Христовом", не "при Церкви", не при Евангелии, а смело и бодро пойти дорогой Христовой, идти с Церковью как живому члену ее, идти с Евангелием в сердце.

Тогда, как только осяжешь на дороге Христа, моли Его: "Учитель, хочу, чтобы мне прозреть". И по вере твоей и по дерзновению веры Господь исполнит твою мольбу.

Ты внутренне прозреешь. Тебе откроется вся зовущая любовь Христа. Откроется Его истина. Откроется правда и счастье Его пути. И ты уж не отстанешь от Христа, а в бодрой радости пойдешь за Ним по светлой дороге спасенья, как пошел за Ним прозревший слепой.

110 Когда приблизились к Иерусалиму, к Виффагии и Вифании, к горе Елеонской, Иисус посылает двух из учеников Своих и говорит им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; входя в него, тотчас найдете привязанного молодого осла, на которого никто из людей не садился; отвязав его, приведите. И если кто скажет вам: что вы это делаете?— отвечайте, что он надобен Господу; и тотчас пошлет его сюда... И привели осленка к Иисусу, и возложили на него одежды свои; Иисус сел на него. Многие же постилали одежды свои по дороге; а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! благословен Грядущий во имя Господне! благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! осанна в вышних! (Мк. 11,1-3,7-10). И некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: Учитель! запрети ученикам Твоим. Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют. И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего (Лк. 19,39-44). Пришли в Иерусалим. Иисус, войдя в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронес через храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников (Мк. 11,15-17).

Дни страданий, смерти и славы Господа — это неизгладимые образы для души, совершающей свой подвиг. В них все велико и захватывающе! Их надо принять умом сердца, потому что слов обычного ума не хватит, чтоб рассказать о них.

А потому опять: молись в смирении, чтоб открылись глаза твоего сердца, чтоб оно познало Божию истину, чтоб она крепко вошла туда.

Страдания и за ними слова Христа совершаются в Иерусалиме. Иерусалим становится образным обозначением конца подвижнического пути, завершения страданий и венчания подвижника. Иерусалим — это концентрация подвига и страданий и венчание подвига Царством Господа.

К Иерусалиму ведет горная, поднимающаяся вверх дорога... В Иерусалим "восходит" и Господь (см. Мк. 10,33 и др.).

Значит, в полосу подвижнических страданий входят, приготовляясь к тому. Идут горной дорогой. Оставляют позади себя низину греха и падений. Поднимаются каменистой дорогой: это — насилие над собой, преодоление тела, борьба за исполнение Божия закона. Поднимаются вверх от низины падений, чтобы очистить сердце, чтобы легче было дышать. На высоте — чистый воздух.

Так душа на дороге к Иерусалиму приуготовляется к подвигу страданий. Приуготовление — дело большое. Души не сразу становятся перед воротами Иерусалима.

И Господь не сразу вступил в Иерусалим страданий. Когда некоторые из фарисеев предупредили Христа о том, что Ирод ищет убить Его, Господь сказал предупредившим: "Пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу" (Лк. 13,32).

В этих словах Господь указал, что для Его Иерусалима страданий и смерти еще не пришел час. И не Ироду определять наступление этого часа. Он в воле Отца. Когда Отец позовет на час страданий, тогда он и совершится.

До того Сын должен творить волю Отца и исполнить положенное Ему дело служения. Вот почему и в других случаях Господь Уклоняется от грозившей Ему опасности преждевременного прекращения Его служения (см. Лк. 4,29-30).

Так и верующая душа не ищет сама на каждом шагу броситься в огненный Иерусалим страданий, а прежде всего и больше всего стремится исполнить Божию волю о жизни и выполнении Господня закона, поднимается по очистительной каменистой дороге, ведущей от долины греха к Иерусалиму. Когда пробьет ее час, когда надлежит совершиться Божественному определению, тогда душа и вступит в Иерусалим последнего подвига, страданий, венца.

Путь в Иерусалим, как исполнение воли Бога, уже сам по себе есть отдача своей жизни Всемогущему, и когда он завершается, когда предощущается зов в Иерусалим, тогда душа переживает радость конца, радость завершения всех желаний, хотя бы через слезы и муки, радость с Господом навеки.

Потому вход в Иерусалим есть торжество. Это — величайший праздник души. И Господь вступает в Иерусалим как никогда торжественно. Он делает вход в Иерусалим торжеством. Господь вступает как Победитель, исполнивший волю Отца и грядущий к ее завершению как Царь, имеющий быть увенчанным. По Его дороге постилают одежды, и Он принимает это как должное. Его путь украшают зеленью, бросая ее под ноги, и Он принимает это как достойное.

Итак, вход в Иерусалим последнего подвига, страданий, венца есть праздник души. И она, исполненная накопленной внутренней силы, пусть торжествует. Она уже победительница! Так пусть же ее подвигу подчинится и служит все человеческое (постилание одежд), и пусть служит ее подвигу вещное, природное, земное (бросание ветвей по дороге).

Каковы же свойства души, готовящейся вступить в Иерусалим?

Отвечает Господь Своим Божественным входом.

В Своем Божественном входе в Иерусалим Господь, прежде всего, указывает, что Он только послушный Исполнитель воли Отца. Иерусалим страданий предначертан. Все совершается по высшей воле. Совершается с неизбежностью. Все причастные к этому делу — это безмолвные исполнители Божественной воли. Все земное подчинится ей.

Смотри, как исполняется предначертанное. Господь посылает в селение двух учеников. При входе в селение они находят привязанного осла, как и указал им Господь. Отвязывают. Когда хозяева осла спрашивают учеников: "Что же вы делаете? Ведь вы берете чужое", — ученики отвечают согласно указанию Христа: "Он надобен Господу" и уводят осла. И инцидент исчерпан. Никакого смущения в учениках, что они берут чужое. Никакого возражения от владельцев осла, хотя на их же глазах незнакомые люди уводят их скотину.

Тут предначертанное. И те и другие — исполнители Высшей воли. И еще. Когда фарисеи сказали Господу, чтобы Он запретил Своим ученикам приветствовать Его возгласами: "Благословен Царь, грядущий во имя Господне!", Христос отвечал фарисеям: «Если они (ученики) умолкнут, то камни возопиют" (Лк. 19,39-40).

Этим ответом Господь еще раз указывает, что с Его входом в Иерусалим наступил момент, когда исполняется Высшая воля о Нем, и если не люди, то даже неразумная природа может, по указанию Небесного Отца, стать выразительницей этой воли.

Так и для души, идущей в Иерусалим, прежде всего нужна полная отдача себя Богу, нужно такое безотчетное, исчерпывающее предание себя в Божественную волю, чтобы в каждом шаге пути душа видела Божественный Промысл и в каждом моменте жизни осязала невидимую руководящую Божественную Силу.

Из этого первого свойства подвижнической души — полного предания себя в Божию волю — неизбежно вытекает второе, это свойство — смирение.

Господь и Бог, Царь славы, Спаситель всей вселенной, Судья всего мира, идет к открытию Своего славного Царства. И идет Он не в пышной церемонии царедворцев, не в блеске золота и камней, не на драгоценной колеснице под неумолкающие звуки литавр и переливчатый гул радостных, волнующихся тысячных толп народа, а идет Он на бедном ослике, в обычном скромном наряде и сопровождаемый горсткой учеников — таких же бедняков, как Сам.

Так же смиренна должна быть душа, идущая к своему Иерусалиму. Она познала себя. Она познала все безконечное убожество естественного человека, все свое внутреннее ничтожество и всю никчемность своих усилий подняться над своей ограниченностью. Она познала жизнь вокруг себя, сотканную или из борьбы человеческих самостей, или из ничтожных сплетений человеческой ограниченности и мелкого эгоизма, направленных только на внешнее.

Она познала естественного человека, в лучшем случае как раскрашенный гроб, а вещи как мусор. Что же осталось единственным просветом для нее, как не Бог? И что осталось путем жизни, как не отказ от всего естественно-человеческого и от вещей, повержение себя пред Богом в прах, в ничто, и безоговорочная, смиренная отдача себя Богу, Который бы Своей великой рукой через очистительный подвиг, через очистительную дорогу к Иерусалиму страданий привел бы человека к единственно достойной жизни по "новому человеку", по "второму Адаму" — Христу.

Итак, один путь для человека — смиряющий отказ от всей земли и от себя, смиряющее изничтожение себя и мира греха и смиренная отдача всего себя целиком, без остатка в волю Бога.

Пусть будет благословенна Его всемогущая воля. И пусть совершится в Его воле оправдание моей жизни, хотя бы и чрез очистительный и скорбный путь Иерусалима.

Господь указывает и третье свойство души подвижника на Иерусалимском пути — подчинение животной природы духу.

Господь при входе в Иерусалим садится на животное, осла, и заставляет его подчиниться Себе. Животное всегда является образом человеческой плотоядности, животности, греховного неразумения.

Вот эта-то человеческая плотоядность, животность, греховное неразумение и должны быть у путника в Иерусалим подчинены духу. Дух должен господствовать, повелевать, властвовать, а животное тело и с ним все внешнее, земное должно быть под ним, оседланное, связанное и всецело подчиненное.

Таковы три свойства души подвижника, вступающего в Иерусалим. Далее событие входа Господня дает образное указание значения входа в Иерусалим. Мысль об этом значении сначала раскрывается с обратной стороны, т.е. Господь раскрывает мрачную судьбу отвергнувших вход в Иерусалим.

Жители тогдашнего Иерусалима не приняли Господа. Их души после всего слышанного и виденного от Христа оставались закрытыми. Они коснели в духовной безпечности, и где же им было подняться до понимания и принятия подвига? И Господь заплакал о них, смотря на безчувствие города. "О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! но это сокрыто ныне от глаз твоих".

И в слезах Господь открывает завесу будущего и показывает картину гибели духовно мертвых: "Придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего" (Лк. 19,43-44).

Такова же судьба души, отвернувшейся от пути к Иерусалиму и в духовном безчувствии не принявшей Божия зова на подвиг.

Так как подвиг в жизни христианина неизбежен (Мк. 8,34), так как очистительные страдания есть обязательный для христианина Христов путь (ср. Мк. 10,39), то, следовательно, зов жизни на подвиг и страдания за Христа будет самим Божиим посещением человека, которым Господь зовет за Собой и на Свой путь. Зов жизни на подвиг и страдания во имя Христа будет показателем Божией любви к человеку, показателем не оставленности человека Богом, а особенной близости Господа к душе и особой заботливости Христа о любимой и избранной, чтоб осолить ее огнем подвига и сделать ее золотом, очищенным в горне страданий (ср. Мк. 9,49)

Итак, подвиг и страдания есть Божие посещение. Потому разве не горе душе, если она не поймет и не примет своего подвига? Горе. Горе! Ведь она отвернулась от Самого Христа, пришедшего за ней и протянувшего ей руки. Вот почему и прослезился Господь над душами, не понявшими дня Его посещения.

Горе, горе душе, не понявшей в страданиях Божия посещения и зова на подвиг! Она сама отвернулась от Христа. Не поняла она, что служит к ее жизни и к ее миру. Потому что она спит в духовной безпечности, и закрыты глаза ее сердца (Лк. 19,42).

И Господь уйдет от нее и, быть может, навсегда. "Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне!" (Мф. 23,38-39).

Дом души, отвернувшейся от Христа, оставляется пустым. Снимается его охрана, разбирается его ограждение. Тогда наступают дни, когда "враги обложат тебя (душу) окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду". Тогда грех, освобожденный от связи, развернется во всю ширь и высь и окружит душу своими сетями, как окопами. И обложит душу липкою паутиною, и станет она, как в плену врага, изолированная от чистоты и свободы. И наступит в душе такая теснота от зла ("стеснят тебя"), что дышать нечем, жить нечем.

Так будет пленена злом душа, оставленная Богом. А после того придется гибнуть. Как самый организм живет чистым воздухом и светом, так и душа живет светом правды и воздухом чистоты. Лишенная притока того и другого, она гибнет.

Следовательно, когда в душу, облепленную злом и изолированную от правды, прекратится ток живительной силы, она умирает. "Враги разорят тебя..." Они опустошат в тебе последние остатки жизни. "И побьют детей твоих". Они уничтожат все, даже самые хилые ростки света и добра. "И не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего..." Они потрясут в тебе все основы жизни, и под обломками падающих опор жизни ты погибнешь сама, потому что уже сама стала мертвой гнилушкой, и твоя единственная участь — рассыпаться в пыль и смешаться с пылью.

Это неизбежно случится, потому что ты стала глухой до безчувственности, не приняла зовов к подвигу, уклонилась или обезсмыслила очистительное страдание и всем этим выключилась из питательной среды общения с миром жизни, сама отвернулась от Христа, не поняв и не приняв дня Его посещения.

И остался в запустении дом души и стал вертепом разбойников, подгнили его опоры и погребли тебя под своею смрадною гнилью.

Сказавши о гибельности неприятия подвига и страданий Божественное Слово открывает положительную сторону следствия подвижнического пути. Это следствие — восприятие душой внутренней силы веры и дерзновения по вере.

Христос как царственный и вместе смиренный Исполнитель Отеческой воли, в сознании непреложности совершающегося, входит в Иерусалим. В Иерусалиме Он вступает в храм и здесь проявляет всю силу дерзновения. Охваченный ревностью о святости храма и видя его поругание, Господь как имеющий власть выгоняет из него продающих, покупающих, опрокидывает столы меновщиков и скамьи продающих голубей.

С дерзновенной силой Господь встает на защиту храма, обращенного в вертеп разбойников; властно гонит оскорбителей святыни. И все безмолвно подчиняются ему.

Такой же силой дерзновения исполняется душа, идущая путем подвига. Божественная помощь, сила внутреннего Света, сила внутренней чистоты дают ей непоколебимую внутреннюю устойчивость. Господь близок ее сердцу. Божия правда есть ее жизнь и дыхание, и путь правды для нее — только удовлетворение и радость, и никто и ничто не сдвинет ее с этого пути.

Если бы оказалось препятствие, она с внутренней силой дерзновения настойчиво пройдет через него, не только не теряя в силе обращенности ко Христу, а как будто еще более распаляясь любовию к одному своему Спасителю и Господу.

Являясь результатом подвига, сила дерзновения как Божественный дар молитвы и чистоты жизни уготовляет душу на еще больший подвиг во имя Христа, на подвиг страданий, Голгофы и самой смерти. И для Христа подвижнический скорбный путь в Иерусалиме закончился Голгофой и смертью на кресте.

Так подвиг обращается в силу жить и страдать. Страдать без уныния, в мужестве, в вере, в уповании, в радости... Так подвиг обращается в праздник души. Как вход в Иерусалим страданий обращен был Господом в величайшее торжество Своей жизни, так же будет неисчерпаемо велик праздник души, грядущей в свой Иерусалим...

Ей, невидимо сопровождаемой всеми детьми небесными, ей, сопутствуемой взорами несметных ангелов, окружаемой молитвами святых всей вселенной, ей, благословляемой вздохами и слезами земных подвижников, ей, под ноги которой постилалась, подчинившись, вся земная жизнь (постилание одежд), ей, которую приветствует чающая освобождения природа (ветви деревьев по дороге), пусть слышится на ее пути таинственный и покоряющий шум неба и земли: "Благословенна идущая во имя Господне!"

Ее же уста в молитвенном экстазе пусть неслышно отвечают одним — одним сладчайшим воздыханием: "Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего" (Мк. 11,10).

111 На другой день, когда они (Христос с учениками) вышли из Вифании, Он взалкал; и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек! И слышали то ученики Его... Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня. И, вспомнив (вчерашнее), Петр говорит Ему: Равви! посмотри, смоковница, которую Ты проклял, засохла (Мк. 11,12-14; 20-21).

Засохшая смоковница — это классический образ духовно безплодной души. Такая душа имеет всю видимость жизни. Она, как смоковница, зеленеет и покрыта листьями, т.е. она имеет все внешние обнаружения жизни: суетится, внешне убирается, как будто чего-то достигает, и прочее.

Но как в безплодной смоковнице нет соков жизни и она безсильна дать плод, так и в безплодной душе при обычной внешности жизни нет силы жизни и нет у нее плодов. Она безплодна для себя, потому что нет у нее роста и счастья достижения. И она безплодна для окружающего, потому что не имеет ничего в себе. Что же она может оставить после себя?

И вот такая душа гибнет. Мало того, она проклинается. Ученики Христа именно так, проклятием, называют прещение Господа, обращенное на смоковницу. Прещение показывает, что смоковница, лишенная плодов, осуждается, обрекается на вечное безплодие, в ней замирает жизнь, и она сохнет.

Так и душа, созданная для цветения и плодоношения, когда застывает во внутреннем безплодии, тогда над ней изрекается приговор вечной безжизненности, приговор смерти. Она осуждается и, конечно, должна погибнуть и гибнет.

Печальный конец печальной жизни. Он трагичен потому, что с житейской точки зрения он неожидан и как бы даже незаслужен и несправедлив.

Ведь наружно идет самая нормальная человеческая жизнь. И как будто все в ней в порядке. Жизнь имеет всю видимость жизни. Она даже внешне привлекательна. Как евангельская смоковница была покрыта листьями, пышной зеленью и манила и обещала удовлетворение, так и человеческая жизнь течет как будто в полном довольстве, имеет всю наружную видимость и со стороны даже прельщает и манит, обещает наслаждение и радость.

И вдруг подходит к такой жизни нелицеприятный Судья и в один миг изрекает приговор: "Да в тебе и жизни-то нет, одна декорация, одна видимость жизни; хоть ты и стоишь, а внутри ты уже мертвая. Потому ты и безплодная. И конец для тебя один. Спадет твоя видимость, облетят твои листья и обнаружится твоя сущность. Обнаружится, что ничего и не было под листьями, что ты мертва. И так как ты фальшиво жила и вводила в обман других, то пусть пресечется твоя ложь".

И гибнет обманчивая видимость жизни. И осуждается и гибнет душа, не имевшая питательных соков жизни и плодов.

Почему же Господом изрекается такой решительный и безповоротный приговор и осуждение?

Такой приговор изрекается за безплодие. Безплодие — это состояние внутренней мертвенности, внутреннего безсилия, отсутствия жизни. При внутренней мертвенности в человеке жива и развивается одна скорлупа существования, одна оболочка, внешность, одна видимость жизни.

Человек двигается, суетится. Он в работе и заботе до напряженности, в работе без отдыха. Человек упорно строит свое внешнее. Жизнь как будто заполнена. Человек интересуется обстановкой, костюмом. Человек интересуется питанием и отдает этому немало часов. Человек думает, что он развлекается и интересуется этим, и развлечениям посвящает весь свой досуг.

Но во всем названном разве весь человек? Это только внешние показатели жизни. Человека тут еще нет.

У смоковницы тоже была видимость жизни. Были ветки и были листья. А не было внутри ее силы. Между тем седалище жизни — внутри, в человеческом духе.

Жизнь — во внутренней насыщенности силой, которая и регулирует все внешние процессы. Чем мощнее эта сила, тем значительнее сама жизнь. И чем она правильнее и правдивее, тем правдивее внешнее построение жизни. Потому что в истинной жизни внутреннее и внешнее в тесной связи, и первое определяет второе, потому что и человек-то должен быть один.

Когда между внутренней силой и внешним процессом происходит разрыв или когда первое — внутреннее — совсем отсутствует, будучи подавлено или затравлено, тогда внешнее жизни, явления жизни в действительности ничего не являют, потому что в основе их, под ними, ничего нет, пустота. Они стали только механическим рефлексом окружающего или рефлексами различных состояний организма, как у животных.

И выходит, что тогда явления жизни становятся призраком жизни. Они стали одною тенью жизни. Они — иллюзия жизни, ее декорация. Они не открывают за собой никакой силы и истины.

Так в человеческой жизни остается одна видимость жизни, одна внешность. Человек делается автоматом. А может ли быть плод от автомата? Что может родить иллюзия? Какое наполнение жизнью может дать обман? Так приходит безплодие души и жизни. Оно происходит или от подавления внутреннего, духовного, или при отрыве внешнего от внутреннего. Характеризуется безплодие развитием одной внешности, когда человек-христианин внешне являет "образ благочестия", а внутри у него нет "силы" благочестия. Раз нет внутренней силы, то нет и духовного роста и внутри человека — застой, мертвенность.

При таком состоянии иллюзорной, обманчивой жизни в действительности живет в человеке смерть. А от смерти не может быть ростков жизни и не может быть плода. Плодом смерти может быть только смерть.

Так и бывает в иллюзорных, обманчивых, наружных жизнях. Нет у них плода! Вот почему — чувство оторванности, топтания на одном месте, неудовлетворенности, уныния.

По-прежнему живет в человеке внешность: и хождение в церковь, и исполнение обряда, и наружная молитва, а нет души, нет чувства роста и достижения, и нет радости.

Во всей внешней жизни человека тоже сплошное безплодие, которое хорошо характеризует святой апостол Иаков: "Желаете — не имеете ...завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете (не получаете)" (Иак. 4,2), т.е. безплодны все ваши усилия настроить жизнь, раз у вас нет внутреннего регулятора, определяющего, что ценно для жизни и какова должна быть разумная внешность, построенная на силе жизни.

И характерно, что душа сознает безплодность и внутреннюю неналаженность жизни. Душа переживает ее как пустоту жизни и как тоску.

Тогда люди начинают азартно наполнять жизнь внешним. При отсутствии внутреннего фундамента и регулятора жизни безудержно растет потребность во внешних впечатлениях. Человек не может остаться наедине с собой. Он не знает, что ему делать с собой, чем наполнить жизнь. И он бежит на улицу за внешними впечатлениями, и чем пустее душа, тем оживленней для нее становится улица.

Чтобы заглушить чувство пустоты, надо не только наполнить жизнь внешним потоком впечатлений, но и надо сделать поток непрерывным. Но так как впечатления прискучивают, то надо усиливать их остроту. Так люди при пустоте души, при невозможности для них жить чем-то своим большим, внутренним, захватывающим и интересным, с азартом начинают бросаться от впечатления к впечатлению, до отказа напихивать сознание внешними видимостями жизни. Им надо увеличивать дозу их и усиливать остроту. Чтобы некогда было задуматься о себе... Чтобы толчея сменяющихся и усиливающихся внешностей давала иллюзию жизни и чтобы, таким образом, не проскользнула пустота. Так поддерживается "угар жизни", и пустые души живут в этом угаре. А когда как-нибудь вскользь на душу дыхнет из бездны пустота, и она силой воли приоткроет глаза и поймет всю никчемность, то конец такой жизни один — фактическая физическая смерть. На это оказываются способными единицы и наиболее сильные единицы, т.е. сохранившие крупицу из богатых сил души, чтобы иметь волю приоткрыть глаза и иметь разум понять весь ужас безтолкового кружения в пустоте. Если б у таковых не была вымотана сила жизни, то они остались бы жить для перестройки своей жизни на разумном (духовном) начале, а они совсем уходят из жизни, потому что жить уж нечем, силы вымотаны, как они вымотаны у безконечной вереницы пляшущих пляску пустоты и даже не чувствующих, какие они жалкие марионетки жизни.

Вот что такое безплодие души и вот почему оно осуждается. Безплодие — это внутренняя мертвенность. И осуждается оно потому, что оно неминуемо влечет за собою смерть. Оно и есть само в себе смерть. Осуждение безплодия есть только констатирование (свидетельствование) отсутствия жизни и наличия временно скрытой смерти.

Евангельский рассказ о безплодной смоковнице дает ответ и на последний возможный вопрос: почему в отношении к безплодной смоковнице не проявлено Божественного милосердия? Почему смоковница приговаривается к гибели? Почему Господь уже не ждет от нее плода? Разве греховная и безплодная душа не может надеяться на Божественное милосердие? Господь ведь много раз являл прощение и милосердие! Может быть, душа покается и даст плод достойный покаяния? плод, достойный покаяния?

Отвечая на это, Евангелие указывает, что Божественное определение выносится не сразу, не неожиданно.

Господь много и долго терпит заблуждающуюся душу. Господь всякими промыслительными путями все время блюдет душу и хочет выправить ее путь и вдохнуть в нее силу жизни. И Божественное попечение все время опекает душу. Евангелие образно обозначает это попечение словами "увидев издалека смоковницу..." В выражении "увидев издалека" заключена мысль о том, что Божественное попечение надзирает за всеми жизнями, как бы различны ни были их пути и как бы далеко они ни шли от Божия пути жизни. А надзирает над жизнями Господь не из любопытства, а чтоб Его попечительная Рука во всякий миг могла бы открыться душам, едва они вспомнят о ней.

Значит, Божественное попечение о смоковнице было. И оно было длительным. Оно шло до крайних границ Божественного милосердия и терпения в ожидании выправления жизни и плодов.

В другой притче о посечении смоковницы Господь ясно говорит о долгом Божественном попечении, предшествующем осуждению смоковницы:

"Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: ют, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, — не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее" (Лк. 13,6-9).

Видишь, как в отношении безплодной смоковницы и безплодной души проявляется Божественное милосердие, долгое терпение и проявляется попечительность, выражающаяся в Божественных зовах и Божественной помощи, подающейся в спасительных средствах. Все это было явлено, и при всем том смоковница и душа остались безплодными. И только тогда изрекается осуждение.

Очевидно, что оно изрекается в момент, когда на смоковницу уже не действует никакая поливка, когда внутренняя мертвенность парализует все Божии зовы и когда оживление и возрождение души безнадежны. В такой момент Божий приговор есть даже не суд, не осуждение, а свидетельствование очевидного факта, что смоковница-душа мертва и, значит, безнадежно безплодна.

И тогда наступает последний акт: смоковница сохнет, жизнь пресекается. И в этом акте — логическое завершение безплодия.

"Сруби ее: на что она и землю занимает?" Оторвавшаяся от питательной среды Света и Правды, среды Бога, лишенная всяких корней и устоев, обреченная на жалкое внутреннее безсилие носящая в себе элементы разложения и гибели, — для чего и для кого нужна такая фальшивая жизнь? Как никчемная, она убирается из жизни, потому что в творческом процессе она отрицательная величина, она помеха жизни. "На что и землю занимает?" Как имеющая обманчивую видимость жизни, она еще является и вредной фальшивкой, кичится своей похожестью на жизнь и других в обман вводит. А потому и выносится приговор смерти. Как сказано в другом месте Божественного Писания: "Дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь" (Мф. 3,10).

Так обрекаются на уничтожение души безнадежно безплодные.

112 Иисус... говорит им (ученикам): имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет (Мк 11,22-23).

Короткие, но великие слова! В них Господь открывает тайну Царства Духа.

Господь открывает в них прежде всего главное и единственное условие причастности, вступления в это Царство. Это — безраздельная вера в Него и по такой вере безраздельный уход в стихию этого Царства.

Потом Господь открывает две стороны этого Царства: а) его полное отличие от царства земли и б) полную подчиненность царства земли со всеми его законами Божественному Царству Духа. "Имейте веру Божию", — говорит Господь, как будто желая тем обозначить какую-то высшую ступень веры, когда она из теоретического, умственного знания, убеждения, поднимается и переходит в "силу", в стихию другого мира. Это — стихия Духа и Бога. Это — вера Божия.

Эта стихия другого мира и вдвигает душу человека в особый мир Бога. И, значит, чтобы приразиться этому миру, надо верой-силой уйти, погрузиться в него. Так как это совершенно особый мир, отличный от мира земли, то полный уход в него может осуществиться тогда, когда человеческая душа сумеет совсем порвать с чуждым миром земли, и всем существом, безраздельно, т.е. мыслью, всеми помыслами, чувством, всем настроением, волей, всем устремлением, сумеет оторваться от видимого и окружающего уйдет в невидимый мир как реальный, и будет чувствовать его дыхание, и он будет для нее более, чем живой, и она будет в нем как своя.

Уход души в стихию Божия мира, чтобы приразиться ему, должен быть безраздельным. И ничто, ничто, даже слабая тень, вроде мысли или хотя бы оттенка мысли от земного мира ("не усумнится"), не должны просачиваться в душу в эти мгновения ухода, потому что они прервут уход души в тончайшую духовную стихию, ворвавшись в душу грубым земным шумом.

Надо войти в Божию стихию безраздельной душой, по-детски, не имея никакой засоренности души земным, и с детской устремленностью. Вот почему в другой раз Господь и ставит детей как первых насельников Божия Царства и указывает на них как на пример для подражания, чтобы душа, смотря на них, приражалась Божию Царству. "Если не обратитесь и не будете, как дети (т.е. не превратите свои души в детские), то не войдете в Божие Царство".

Так и бери подобие от детей, как они совершенно серьезно и целиком входят в мир фантазии, и разговаривают, и спорят, и сражаются с невидимыми существами, живут в этом мире со всей реальностью действительной жизни.

113 Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам. И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших (Мк. 11,24-26).

Молитва — это уход к Богу, уход в Его Царство и стихию Бога. Если хочешь, чтобы молитва была действительной, то глубже, полней входи в эту стихию.

Полнота и глубина ухода в Царство Бога достигается совершенным отрывом души от земного и безраздельным устремлением ее через веру-силу в мир Бога как живой и реальный (ср.ст.23). Тогда душа переключится в мир Духа, и тогда начинают действовать законы Духа, и по этим законам с человеческой душой совершается все то, о чем она просит и чего желает согласно со стихией Духа. Душа как часть Духа, войдя в мир Духа и отдавшись его законам, получает все, решительно все, что лежит в мире Духа, согласно с его законами, и нужно для нее. Это логически неминуемо.

Потому и сказано: "верьте", т.е. уходите (ср. Мк. 11,23 и след.) в мир Бога, и тогда "чего ни будете просить в молитве", раз только просимое будет в природе Духа, вы получите его, потому что вы уже стали причастниками, членами этого мира, он открыт вам, и его законы и дары распространяются на вас.

Дальше Господь устанавливает показатель возможной успешности твоей молитвы. Так как успешность молитвы определяется степенью твоего ухода в мир Бога, то указывается контролер твоего ухода в Божию стихию. Таким контролером Господь устанавливает прощение тобою всех обид, причиненных тебе другими.

Рассмотри, и ты поймешь, почему прощение грехов против тебя устанавливается Господом как главный показатель степени твоего ухода в мир Бога.

Чтобы полнее погрузиться в мир Бога, надо свободнее оторваться от себя и от земного мира в себе. А оторваться от себя легче, когда признаешь свою ограниченность, осудишь себя, да не только осудишь, но и отбросишь себя как никчемное ничтожество. Тогда с легкостью устремишься найти опору жизни в Боге и глубже вольешься в мир Бога.

Самому человеку невозможно представить оценку собственного самоотрицания. В ограниченном самосознании человека самоотрицание может обернуться в самоуслаждение. Потому Господь устанавливает более объективную оценку самоотрицания, а вместе с ней оценку степени ухода в Божий мир.

Если ты изничтожил себя, изжил свою ограниченность, то ты также глубоко должен изжить и ограниченность твоих ближних и должен понять, что все их обиды, причиненные тебе, — результат той же человеческой никчемности и ограниченности и, может быть, даже и вызваны-то твоей собственной ограниченностью, и, значит, уж если ты отбрасываешь уродство жизни, то признай его и для других и пойми их грехи, как и свою ограниченность, и кинь их к вороху своей ограниченности, а людей отдели и все им прости. Признай, что они такие же жалкие и слабые, как и ты сам, и как себя ты пожалел и бросился к Богу за жизнью, так и их пожалей и вздохни, чтобы и они за тобой побежали.

Когда ты простишь, пожалеешь, да вздохнешь обо всех, тогда это будет значить, что ты действительно понял бедность этой жизни и действительно способен искать другого богатства и, значит, способен уйти и уходишь в стихию неограниченного» вседовольного, всесовершенного, в стихию Бога.

Вот почему и устанавливается для твоего самопознания такой контролер — прощение других. Способен простить других и прощаешь — значит, ты правильно все взвесил, правильно все оценил теперь отвернулся и с легким сердцем ищешь и идешь за безценным.

Когда такой показатель, как прощение чужих грехов, против тебя налицо, тогда полнота и глубина твоего устремления к Богу обезпечены, для них нет помехи, и тогда обезпечен успех твоей молитвы. И тогда верь, что "все, что ни будешь просить в молитве, получишь и будет тебе".

114 И когда Он (Христос) ходил в храме, подошли к Нему первосвященники, и книжники, и старейшины и говорили Ему: какою властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал власть делать это? Иисус сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном, отвечайте Мне; тогда и Я скажу вам, какою властью это делаю. Крещение Иоанново с небес было, или от человеков? отвечайте Мне. Они оке рассуждали между собою: если скажем: с небес, — то Он скажет: почему же вы не поверили ему? а сказать: от человеков — боялись народа, потому что все полагали, что Иоанн точно был пророк. И сказали в ответ Иисусу: не знаем. Тогда Иисус сказал им в ответ: и Я не скажу вам, какою властью это делаю (Мк. 11,27-33).

Опять вопрос искушения и лукавства (ср. Мк. 8,11-12): фарисеи же прекрасно знали, какою силою и властью действует Христос! Сами фарисеи уже признали власть Христа, когда они безпрекословно приняли изгнание торгующих из храма и не останавливали Христа, оспаривая Его полномочия. Они тогда молчали!

Фарисеи прекрасно знают, какою властью действует Христос! О Его власти громко и открыто свидетельствовал пророк и предтеча Иоанн, когда называл Христа "Приходящим свыше", "Приходящим с небес", Который "выше всех" (Ин. 3,31), "Агнцем Божиим" (Ин. 1,29) и, наконец, "Сыном Божиим" (Ин. 1,34). Свидетельство Иоанна было авторитетно и для фарисеев, потому что все почитали Иоанна за пророка Божия.

И вот, обходя очевиднейшее свидетельство, обходя очевиднейшие факты необычайных явлений жизни Христа, фарисеи, Прикидываясь объективными искателями истины, ставят Христу вопрос: "Какою властью действуешь Ты?"

Разве это не лукавство? Это опять плохо прикрытая человеческая самость, не желающая считаться с Божиими велениями в жизни, фальшиво ищущая какой-то особой исключительной ориентировки для себя, а в действительности желающая оставить себя хозяйкой жизни и не трогаться со своего эгоистического самоласкательного пути.

Так бывает всегда. Лукавая человеческая совесть, питающаяся эгоизмом и самостью, никак не хочет расстаться с фальшивыми путями жизни, на которых она ласкается как умная распорядительница всего. Когда веления Бога стучатся в жизнь и трещат гнилые устои жизни, лукавство все же не отказывается от них, потому что с ними так тепло и привычно. И веления Бога обходятся, как будто их и нет, как будто их не понимают. Для собственного самоутверждения лукавство ищет обходных опор: то кидаясь в сторону отрицания Божиего вмешательства в жизнь, а то, напротив, требует для себя больших и явных чудес, чтобы мнимо отдаться послушанию Бога.

Господь изобличает лукавство спрашивающих и не удостаивает удовлетворения фальшивое искательство, как Он в другой раз отказывает в просьбе "знамения с неба" (Мк. 8,12).

Так и душа, опирающаяся на самость, когда она фальшивит с Божиими законами, обращенными к ней, представляется самой себе и всем случайностям своих кривых путей. И она тоже уже не слушает голоса Бога. "Ты умна, и ты всегда права, и ищешь опору в себе, отвергая Мое вмешательство. Пусть так и будет отныне, и Я ничего не скажу вам"...

Берегись! Бойся такой оставленности.

115 И начал говорить им (Господь ученикам) притчами: некоторый человек насадил виноградник и обнес оградою, и выкопал точило, и построил башню, и, отдав его виноградарям, отлучился. И послал в свое время к виноградарям слугу — принять от виноградарей плодов из виноградника. Они же, схватив его, били, и отослали ни с чем. Опять послал к ним другого слугу; и тому камнями разбили голову и отпустили его с безчестьем. И опять иного послал: и того убили; и многих других то били, то убивали. Имея же еще одного сына, любезного ему, напоследок послал и его к ним, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его, и наследство будет наше. И, схватив его, убили и выбросили вон из виноградника. Что же сделает хозяин виноградника ? — Придет и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим. Неужели вы не читали сего в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа, и есть дивно в очах наших (Мк. 12,1-11).

Притча о винограднике — история человеческой души.

"Некоторый человек", насадивший виноградник, — это наш Небесный Отец, Господь и Бог. Христос в другом месте Божественного Откровения так и называет Его: "Отец Мой — виноградарь" (Ин. 15,1).

И вот Небесный Отец наш сажает во вселенной виноградник жизни. В этом громадном винограднике жизни основной Лозой насажден Сам Божественный Сын. От этой Лозы идет безконечное число черенков. Это — человеческие души... "Я есмь Лоза, — так и говорит Христос про Себя, — а вы ветви" (Ин. 15,5).

Так Божественный Отец Божественным Сыном сажает виноградник жизни. И каждая человеческая душа есть Божественный сад, насажденный Небесным Отцом через Сына. От привития к плодоносной Лозе — Христу — на утучненной пажити Церкви, питающей душу благодатными соками, в душе наливаются гроздья жизни. Под Божиим благодатным окормлением душа распускается, как таинственный чарующий сад, с искрящимися, как цветы под солнцем жизни, способностями ума, с ароматными гроздьями безконечно переливчатого чувства, с упругой волей, как упруга полнокровная сочность его плодов.

Так душа под Божиим благословением наливается жизнью и благоухает, и искрится, и сама полна жизни и от своей полноты дарит ее кругом.

Да, истинно, истинно, что человеческая душа по природе есть Божественный сад, лучший виноградник земли. Господь оградил душу оградой евангельского закона, чтобы ничто чуждое не могло вторгаться в Божественный сад и расхищать его. И водрузил Господь в саде души сторожевую башню — совесть, в которой ходит неподкупный и неусыпный хранитель чистоты, правды и неприкосновенности души. Наконец, сделал душу хранительницей всех плодов добра и даров благодати, чтобы была она сокровищницей, куда стекаются очистительные токи благодати и где блюдется негиблющий клад жизни ("выкопал точило").

Насадил Господь сады души и роздал их людям для возделывания: обладайте, растите плоды, радуйтесь... Только помните, что а) сад души — Божий, и каждый человек только приставник к жизни души, рано или поздно, но неминуемо подлежащий отчету, и что б) возделывание Божия сада, рост души, плодоношение души и ее счастье — в Боге, ибо тут все — Божия стихия, от Бога Насажденная и Богом питающаяся, и вне этой стихии для души только потеря, разложение, неудовлетворенность и страдание.

Господь раздал виноградники душ, а Сам "отлучился". Это не значит, что раздачей садов жизни кончается Его промыслительная деятельность и Бог не вмешивается в человеческие жизни. Нет напротив. Моментом отхода кончается творческая деятельность Господа и начинается Его промыслительное попечение о душе идущее как бы извне.

Отход Господа означает, что человек, получивший сад жизни уже сам взращивает его, сам творит спасение души. Ведь не развешивать же Господу по ветвям готовые плоды? Если бы Господь Сам вкладывал в человеческую душу плоды спасения, то спасение души совершалось бы автоматически, в нем не участвовала бы свободная человеческая воля и свободный труд человека и оно потеряло бы всякий смысл, обратившись в произвольный (фантастический) процесс со стороны Бога.

Итак, Бог издали надзирает за жизнями, готовый во всякий момент оказать спасительную помощь; представляет самому человеку сознательно выбирать лучшее для себя и сознательно искать и добиваться своего совершенствования.

Но это отсутствие ежедневного явного вмешательства Бога в человеческую жизнь, в силу злой воли человека, было обращено человеком в гибель для себя. Предаваясь ежедневно и ежечасно стихии зла, укрепляя ее в себе и делаясь ее послушным рабом, человек с каждым днем ослаблял связь со стихией неба, тусклым умом затемнял ее ценность, утрачивая вкус и способность свободного хождения пред лицом Бога и ставил целью жизни вместо Богоутверждения цель, более доступную человеческой ограниченности, — утверждение в жизни себя самого, т.е. утверждение самости. Происходил подмен в жизни Бога самостью. Он совершался тем легче, что на него толкало зло мира (сатана) и свое собственное внутреннее нажитое зло, которое развязывалось самостью и получало свободный разгул и удовлетворение. Человек, как продавшийся раб греха, ежедневно понукаемый злом, не испытывая ежедневных ударов от Бога, вообразил, что он сам и есть настоящий хозяин своей жизни. И, как приказчик, сбежавший с ценностями хозяина, он зажил легко и весело, думал даже, что и разумно. "Душа — моя, жизнь — моя. Способности и силы жизни — мои. Я думал, я убежден, я хочу, я делаю, я стремлюсь, я достигаю. Все от меня и мое..." Безконечное кружение в самости!

Ограниченные умы, маленькие задачи, мелкие цели себе по плечу — так и закружилась человеческая жизнь. Если к этому прибавить угар мнимого веселья, то и совсем человеку как будто хорошо: и сытно, и понятно, и весело. А если были в жизни удары судьбы, попытки промыслительной Руки остановить зарвавшегося эгоиста и выправить жизнь, то они редко вразумляли человека.

Чаще он объяснял неудачи жизни как свои ошибки или как борьбу против него других таких же эгоистов и еще больше закреплялся в позиции узкого себялюбивого самоутверждения.

Так Бог сбрасывается со счетов жизни. При самостном утверждении жизни может ли быть Ему место в жизни, как Силе, от которой — всё, из которой — всё и в которой — всё? Конечно, нет! Богу нет места!

Из-за того, что зло прокралось в душу человека, не может не измениться природа существующего. Не перестанет же Бог быть Господином души. И не перестанет же душа, хотя бы инстинктом, сознавать, что ее природа — в Истине и Святости и что рано или поздно ей придется дать отчет в согласовании своей жизни с Истиной и Святостью... Этой природе вещей не может изменить человек своим грехом. Эта природа так или иначе заявляет о себе, хотя бы и в редчайшие моменты жизни. И человеку, чтобы отделаться от этих совсем ему ненужных "просветлений" об его истинной сущности, чтобы обезпечить себе "легкое" проживание и кружение, надо как-то истребить в себе ненужные, надоедливые и мешающие его спокойствию напоминания о его назначении.

И притча о винограднике рассказывает о нескольких этапах, проходимых душою ради подавления в себе света; этапах, заканчивающихся полным истреблением в себе стихии Бога, полным сознательным отрывом от Бога и смертью души. Притча рассказывает, как хозяин виноградника души — Бог посылает Своих слуг за плодами души. Кто эти слуги? Ангелы Господа. Ведь они и есть "служебнии дуси, в служении посылаемии за хотящих наследовати спасение" (Евр. 1,14), т.е. они, ангелы, по полномочию Господа, служат людям на их земном пути спасения.

Виды этого служения разнообразны. Среди них есть собирание добрых дел спасающегося. Откровение святого Иоанна Богослова упоминает об ангелах, собирающих подвиги святых, когда рассказывает, что Престолу Господа предстоят ангелы с чашами, полными молитв святых.

В каких формах происходит истребование ангелом добрых дел человека?

Оно совершается в разнообразных формах влияний на человеческую жизнь, которые будят сознание и совесть и подсказывают человеку, что живет он неладно, что он вертится не только в пустоте, но и во зле, и что нет в его жизни фундамента, нет добра. Все эти формы воздействия на человеческую жизнь обобщаются в поднимающемся внутри человека голосе совести: "Не так живешь... исправься..."

Причем еще надо указать, согласно Божественному слову, что все воздействие на человеческую жизнь ангела Божия, как слуги, промыслительного попечения Самого Бога о жизни, происходит наиболее благоприятные моменты жизни человека, когда, казалось бы, душе наиболее легко отозваться на Божественное напоминание и даже промыслительное вмешательство в жизнь человека. Притча обозначает эту мысль словами: "Послал (хозяин виноградника) в свое время к виноградарям слугу". "В свое время", т.е. во время надлежащее, наиболее благоприятное.

И вот в душу, в которой прочно возгнездилась самость — зло — и в которой забыт Бог как Хозяин жизни, начинает проникать попечительное напоминание об ее долге. Она сначала просто отмахивается от подобных неприятных напоминаний: то "ей нет времени заняться этим делом (раздумать о добром, о своем долге)" то "это ни к чему" и "так проживешь... живут же другие", а то "успеем еще... надумаемся и об этом, вот постарше будем..." Словом, человек гонит из себя всякое добро. Оно уж чуждое ему и надоедливое, и неприятное. Человек то отмахнется, а то и прибьет непрошенную гостью — истину: "Вот еще наставница выискалась, мы сами знаем Божественное". И истина прогоняется из души ни с чем. "Они же (виноградари), схватив его (слугу), били и отослали ни с чем".

Таков первый этап истребления души. За ним приходит второй.

Учащающееся отмахивание души от Божиих зовов переходит в ожесточение души. Упреки совести уже начинают раздражать. Под влиянием раздражения на святое человек из состояния отмахивания переходит в нападение на него, чтобы подавить в себе всякие проблески истины.

Человек с ожесточением набрасывается на то, что было святым, что возглавляло его жизнь, и "камнями разбивает" его. "Камнями", т.е. грубыми, тяжелыми, безформенными ударами, исходящими от своей животной природы, человек разбивает то нежное, великое, что было в глубине души, что освещало и возглавляло жизнь. И человек с цинизмом топчет святыню, с цинизмом безчестит ее, как будто сила зла в нем боится этой святыни как могущественной и рада случаю животной лапой ударить ее, как бы мстя ей за свою низость, за свое внутреннее ничтожество и рабство.

Так раб в отсутствие господина бьет по вещам его. Исполняется приточный образ: "опять послал к ним другого слугу; и тому камнями разбили голову и отпустили его с безчестьем".

После этого душа опускается на следующую ступеньку своего истребления. Зовы совести глушатся. Святое совсем не допускается душу. Оно затоптано и убито. Последний свет погас. Воцарилось и хозяйничает в человеке животное, звериное, и сам человек стал только животным и зверем. Пришло полное духовное закостенение.

Притча коротко обозначает этот этап упадка души: "И опять иного послал: и того убили".

И притча тотчас называет следующий и длительный период душевной жизни, когда в душе, освободившейся от сторожевой башни — совести, развертывается безшабашный, ничем не сдерживаемый разгул зла.

Зло, воцарившееся внутри человека, должно удовлетворять себя. И оно хозяйничает вовсю. Человек — жалкий и послушный раб его. В угаре кружения, ничего уже не замечая, полный тьмы и мрака разложения, человек (да уже человек ли?) стремительно летит к пропасти, к своей последней точке.

Это — период прогрессирующего распада души. Образный язык притчи коротко и выразительно изображает его словами: "И многих других то били, то убивали".

Наконец наступает и последний этап — "этап пропасти". Ему предшествует последнее воздействие Промысла на человеческую душу. Это непременно какое-то разительное воздействие. Господь последний раз открывает гибнущей душе Свои объятия; открывает, что ведь ради нее Он дал земле лучшее, единственное — Своего Сына и что любовь Бога Сына к падшему человеку способна покрыть все его преступленья.

Господь в этот последний зов души как бы вновь посылает к ней и ради ее преступлений Своего Сына, чтобы простить и поднять человека. В ответ на этот призыв любви душа, совсем уже утопающая в грехе, совершает последний акт своего падения: она убивает в себе Бога.

В этот момент жизни зло внушит своему рабу — человеку, что надо положить конец непрошенному вмешательству в его жизнь какой-то внешней силы, претендующей на руководящую роль в Жизни. "Сила Бога? Нет никакого Бога! И Христос — миф! Какие еще тут властители и наследники моего внутреннего? Все прочее, кроме меня самого, — сказки, обман. Долой Бога!"

И последним натиском разнузданного ума и грязного сердца Бог объявляется несуществующим, жизнь — неподотчетной Ему, и Бог выкидывается даже из мысли и сознания. "И, схватив его (Сына), убили, и выбросили вон из виноградника".

Как только закрылась на этот раз дверь виноградника, так одновременно кончилась его жизнь. Теперь зло воцарилось в душе безраздельно и властно. Со злом воцаряется одна тьма, разложение, гибель, смерть. Бога нет в винограднике и пресекается источник жизни, потому что виноградник-то Божий и все в нем от Бога и Им существует. Нет Бога — и жизни в винограднике нет. Снято ограждение, повалена сторожевая башня, запустело, замусорилось и загнило точило.

И в бывшем саде души — смерть. Зло подточило питательные корни. Страсти высушили зелень. Облетели листья и повеяло дыханием гнили. Жизни нет. Смерть.

Так при оставленности души Богом смерть неминуема. Это — неотвратимая логика.

"Придет (Господин и Хозяин) и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим". Конечно, "отдаст другим", потому что здесь нет уж сада жизни. Он вытоптан пороком и засох. И в душе мерзость запустения. В ней не только нет "Духа жизни", в ней даже блекнут естественные душевные способности. Блекнет разрушенный ум. Загнано на узкую зловонную тропу порока смердящее чувство. Жалко, жалко пресмыкается по земле безсильная, одряхлевшая воля.

Сад жизни насадится в новых душах, которые расположатся "при исходищих (Божиих) вод", где "лист его не отпадает" (Пс. 1,3), где жизнь от Бога, с Ним, в Нем, к Нему и где рост обилен, цветение пышно и "плод мног".

Господь закончил притчу словами ветхозаветного Писания. Они обращены и к тебе. Запомни их крепче! Они — общий вывод притчи.

"...Неужели вы не читали сего в Писании?" Зачем же вы забыли откровенную Истину, что "камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла"? Зачем же вы, неразумные, забываете, что краеугольный камень жизни — Бог. Как же обойтись без этого камня? Ведь рухнет все здание жизни, раз ты вынешь из-под него фундамент! Неужели не ясно?

"Это — от Господа". Это же закон жизни! Это неминуемо.

116 Они же (фарисеи), придя, говорят Ему (Христу): Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю, или нет? давать ли нам, или не давать? Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его. Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему (Мк. 12,14-17).

Фарисеи предлагают Христу вопрос о коллизии (столкновении) обязанностей человека в отношении к земному устроению с его обязанностями к Божию устроению. Ссылаясь на то, что Христос учит "истинно пути Божию", фарисеи просят Его указать, как же им жить и поступать, какой путь предпочесть.

Так как очевидно, что Божий путь выше и предпочтительней, то, следовательно, устроением мира надо пренебречь и не подчиняться ему, например, подати не платить, так спрашивают фарисеи. Господь с разительной четкостью, устраняет лукавую мысль: берет монету с изображением кесаря, заставляет искусителей признать, что монета кесарева, выпущена кесарем, и делает вывод: "Монета кесарева, вы ею пользуетесь в вашем земном устроении, так и соблюдайте это устроение. И раз в этом устроении есть подать, платите подати. Ведь вы же ее и будете платить кесаревыми деньгами. Так и отдавайте кесарево кесарю. В земном земное и отдавайте.

А Мое Царство другое. И Божий путь — путь души и ее спасения. И для него нужно другое, свое. Не думайте на нем загораживаться земным устроением и складывать с себя ответственность за неисполнение этого пути. Нет, кесарево-то отдайте кесарю. А Богу само собою отдавайте Божие. Божие всегда с вас спросится. И исполнение земного не исключает Божия."

Господь разграничивает земное устроение и Свое Царство. Человек по телу находится в земном устроении и необходимо подчинен ему в обслуживании своего тела, а Божие касается души и ее спасения: тут действует Божий закон во всей силе, и его обязательность ничуть не колеблется зависимостью от земного закона. Божий закон для человека, живущего в земном устроении и подчиненного ему, но созидающего свое спасение, продолжает быть обязательным в каждой йоте. Божие — законное в Божием пути, ради Бога и делайте, не оправдываясь тем, что оно как будто несовместимо с земным устроением.

117 Потом пришли к Нему (Христу) саддукеи, которые говорят, что нет воскресения, и спросили Его, говоря: Учитель! Моисей написал нам: если у кого умрет брат и оставит жену, а детей не оставит, то брат его пусть возьмет жену его и восстановит семя брату своему. Было семь братьев: первый взял жену и, умирая, не оставил детей. Взял ее второй и умер, и он не остави детей; также и третий. Брали ее за себя семеро и не оставил детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, когда воскреснут, которого из них будет она женою? Ибо семеро имели ее женою. Иисус сказал им в ответ: этим ли приводитесь вы заблуждение, не зная Писаний, ни силы Божией? Ибо, когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как ангелы на небесах. А о мертвых, что они воскреснут, разве не читали вы в книге Моисея, как Бог при купине сказал ему: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых. Итак, вы весьма заблуждаетесь (Мк. 12,18-27).

Какое грубое мышление — о законах жизни Духа судить по жизни тела и о небесных порядках судить по ограниченным, а часто и грешным порядкам земли!

Так грубо мыслят саддукеи и думают, что правы, и с ехидством спрашивают Христа: чьею женою будет по воскресении из мертвых женщина, имевшая при жизни семерых мужей?

И Христос, прежде чем ответить саддукеям, отмечает изумительную грубость их мысли: "Этим ли приводитесь вы в заблуждение?", т.е. неужели вы сами-то не видите всю несуразность своего недоумения?

Но таков закон души, действительный доныне. Мысль — не только движение какой-то нервной энергии (это движение есть оболочка обнаружения мысли, а не самая мысль). Она есть отражение души. Если природа души возвышенна, то будет возвышенна и человеческая мысль, а если душа подавляется плотяностью, то человеческая мысль становится грубой и плотяной. И человек, сам того не замечая, мыслит грубо и плотяно.

Посмотри, как в жизни это подтверждается на каждом шагу, как по мере духовного упадка человека падает и материализуется его мысль, и все явления жизни мыслятся грубо и низменно. Так и должно быть: мысль — отражение души, и при падшей душе явления духа начинают мыслиться низменно.

А так как с упадком духа соединено огрубление и ожесточение совести, то низменная мысль еще окрашивается насмешкой и злобой против того, что теперь по своему уровню уже не подходит к упадшей душе и совсем непонятно ей.

Вот почему так грубо мыслят саддукеи и почему с насмешкой спрашивают о будущей жизни. Им чуждо и непонятно все высокое души. Они грубо извращают представление о нем приспособительно к уровню своего морального состояния и, как бы мстя за утрату своей высоты и способности понимания ее, пускают в ход насмешку и злобу.

Поправляя саддукеев, Господь указывает, что нужно для правильного суждения о явлениях Духа и, в частности, о будущей жизни, о чем спрашивали саддукеи. Господь говорит, что для этого, во-первых, нужно знание Божественного Откровения ("Писания"). В Божием Откровении сообщено человеку то необходимое, что не может открыть ему опыт, но что ему нужно для разумной жизни.

Но одного знания "Писаний" мало. Надо, во-вторых, иметь в себе "силу Божию", которая открыла бы глаза души и дала бы возможность понять, сделать живыми слова жизни, а то ведь люди с низменной и закрытой душой, по слову Божию, "очи имут, и не разумеют, уши имут, и не слышат".

Судить же о явлениях души человеку, не просвещенному Духом, равносильно тому, как если бы неграмотный человек стал объяснять новейшие открытия в области электричества. По существу, так и бывает при вмешательствах в богооткровенную область умов, не просвещенных Божией силой. Их суждения неизменно грубы, а вместо доказательств выдвигаются насмешка и злоба. Так было и у саддукеев.

Первая истина вечности состоит в том, что человеческий дух безсмертен и вечен, как безсмертен и вечен Бог — источник всякой жизни, и в том числе источник жизни человеческой души. Как не умирает жизнь, так, очевидно, вечно будет жив ее источник и все рожденное и питаемое им. Это — аксиома. И как человеческая душа заключает в себе частицу этого вечного источника жизни, то и она этой частью вечности приобщена к вечности.

Господь и говорит: "Бог в Аврааме, в Исааке, в Иакове". Бог жизни, не умирающий, и Он в них, и они не умерли. Бог не смерть. Бог — Жизнь, и где Он, там вечность и безсмертная жизнь: "Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых".

Итак, неумирание, безсмертие человеческой души — тоже аксиома, очень понятная даже естественному сознанию: если не уничтожима тленная, разлагающаяся, постоянно превратная материя, то как же может быть уничтожен дух неизменный и непревратный?

И вторая истина вечности открыта Господом, истина о том, что Царство будущего, как освобожденное от земли, тела и тления, будет Царством чистого безсмертного Духа и что как таковое оно совсем отлично от земли с ее порядками и будет подобно Царству безплотных ангелов.

Значит, мы ничего не можем знать об этом Царстве, кроме открытого в Божественном Слове, и все человеческие представления о нем, переносимые с земных явлений, конечно, безосновательны, а смелое навязывание Царству вечности узко ограниченных и превратных представлений просто кощунственно.

Для верующей же души в открытом Господом Царстве будущего — вся полнота: хочешь быть с Господом, береги в себе частицу Божественного Духа. С нею ты безсмертен, и откроется тебе, после смерти тела, вечность; и в мире ангелов, уготованном тебе, конечно, ты будешь "блажен во всем", т.е. вкусишь безконечного счастья.

118 Один из книжников... подошел (ко Христу) и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжении и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия (Мк. 12,28-34).

Здесь Господь указал две опоры жизни, и они обнимают всю жизнь в целом. Одна из них дает теоретическое (метафизическое) обоснование жизни, другая указывает практическое, жизненное приложение первого обоснования. Обе в целом, как два якоря и два столпа жизни, крепят ее на незыблемом фундаменте и поднимают ее от ничтожества земной пыли до захватывающей высоты неба, и дают ей исчерпывающее наполнение до полноты ее завершения в вечности.

Вот теоретическое (метафизическое) обоснование жизни: источник жизни — Бог. "Господь наш есть Господь Единый". И нет иного (источника жизни), кроме Него. Все от Него, и все в Нем. Конечно, и человек от Него... И, конечно, жив будет человек только в Нем... А потому будь Его частью вовеки! И, как Его часть, живущая только в Нем и Им, влейся в Него всем существом. Полюби Его так, как только способен смертный, до самозабвения. Уйди в Него всем сердцем, всем разумением, всею крепостью твоею. Как в любви, отдайся Ему до полного истребления себя... Чтобы тебя уж не было... А ты жил Им и в Нем, а Он жил в тебе.

Таков первый якорь и обоснование жизни. Им определяется место человеческой жизни во вселенной. Твоя жизнь есть часть Божественной жизни. Оправдание твоей жизни, как и оправдание жизни всей вселенной, в устремленности к источнику жизни — Богу, в воспринятии от Него всей полноты жизни и в завершении жизни через слияние с Ним.

Господь указывает и второй якорь жизни и им определяет, каково должно быть практическое построение человеческой жизни.

Если всякая жизнь есть творение Бога и в человеческий дух вдунута частица Божественного Духа, то, значит, над жизнью, окружающей человека, тяготеет промыслительная Божия Рука, а люди, окружающие человека, — такие же носители частиц Божественной жизни.

Значит, если всем устремлением человеческой жизни, всей любовью человека должен быть Бог, то где бы и в чем бы ни было присутствие Бога, на то же обращается и человеческая любовь, т.е. человек должен отдать свою как бы отраженную любовь всем созданиям Бога, человек должен любить других людей, окружающих, ближних.

И мало того. Так как Бог в Своем существе не являем человеку, и Он открывается для человека только в Своих созданиях, как, например, в других людях, то и проявление человеческой любви к Богу более осязаемо в любви к людям. Вот почему в другом месте Божественного Откровения любовь к ближнему выдвигается даже на первый план жизни и ставится показателем и мерой самой любви к Богу.

"Бога никто никогда не видел, — пишет святой евангелист Иоанн. — Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает... пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем... Кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?" И апостол заканчивает свое наставление повторением евангельских слов: "И мы имеем от Него (Бога) такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего" (1 Ин. 4,12,16,20,21).

Так любовь к ближнему объявляется вторым столпом жизни и по своей практической осязаемости и делается мерилом самой любви к Богу. Образуется замкнутый круг. Божия любовь изливается в мире и человеческом духе. Человеческий дух, рожденный от этой любви, в свою очередь восходит к своему источнику — Богу через земные лучи Бога, рассыпанные в людских душах. Человек через свою любовь к этим душам и через Божественные лучи в них восходит к их небесному центру — Богу.

Указав две опоры жизни, Божественное Слово определяет условия их действенности; оно определяет, как надо любить Бога и ближних, чтобы эта любовь принесла плод. Любить Бога заповедуется "всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею".

Сердце — центр душевной жизни. Следовательно, требуется чтобы устремленность к Богу была не поверхностной, а чтобы самая глубина глубин души была повернута к Источнику жизни и устремилась к Нему. Когда обращенность к Богу пойдет из глубины души человека, она, конечно, охватит, как всепожирающее пламя, всю душу и все способности ее, все "разумение" ее.

Но Господне слово не довольствуется и таким, казалось бы, исчерпывающим определением любви к Богу. Оно добавляет и еще одну характерную черту: полюби Бога "всею крепостью твоею", т.е. всю силу жизни, как будто даже силу тела, всю силу физической жизни ты брось в эту любовь, чтобы уж ни один атом твоей жизни не остался недейственным, а все живое в тебе, все без остатка, ринулось бы в стихию твоей полноты, удовлетворения, блаженства. Вот так полюби!

Указывается и условие действенности любви к ближним.

"Возлюби ближнего, как самого себя..." В добавлении "как самого себя" ставится контроль твоей любви. Чтобы твоя любовь не оказалась бесплодной, мертвой, оторванной от жизни, чтобы она не оказалась самоусладительным построением, рассчитанным на то, что вне тебя, ты всякое дело любви применяй к себе: хорошо было бы такое дело для тебя и ради тебя или нет?

Это — идеальный контроль. Он стоит в неразрывной связи с твоим внутренним существом, совершенно соответствует ему и, как зеркало, отражает его. При нем моральный уровень твоего дела, обращенного к ближнему, падает или растет вместе с тобой самим. И по мере твоего духовного роста поднимается твое дело любви...

Когда ты в своем внутреннем росте дойдешь до совершенной любви к себе, а совершенная любовь к себе в христианстве есть "отвергнись себя", возненавидь себя и погуби себя (Мк. 8,34-35), тогда ты сумеешь и другого полюбить совершенно, т.е. до самоотвержения.

Вот почему в другой раз Христос и ставит пределом любви любовь до смерти. "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15,13). И заповедь о любви до смерти ничуть не противоречит заповеди о любви к ближнему, как к самому себе. В них — единство и замкнутый круг: ты познаешь и полюбишь ближнего через себя; и когда ты себя поймешь до отвержения себя, только тогда ты сумеешь полюбить до самоотвержения и другого.

Указывается и еще одно условие действенности заповедей, а именно: чтобы человек сделал их действительным обоснованием жизни, т.е. выдвинул их на первый план своего построения жизни и не вздумал бы возводить какие-либо иные надуманные опоры жизни. В них (этих заповедях) дано все. В них — "весь закон и пророки". Не затемняй их ничем и не загромождай другой обманчивой декорацией жизни! Даже ради самого служения Богу не придумывай ничего затемняющего и отодвигающего заповеди любви, потому что исполнение их "выше всех всесожжений и жертв".

Значит, как в служении Богу держи на первом месте любовь, обращенность, устремленность к Нему всей душой и, помимо любви, не думай оправдаться чем-либо внешним, всяческими "всесожжениями", так и во всей остальной практической жизни держи любовь к отцу и братьям в отце в первом поле твоего зрения. Имей эту любовь первой задачей жизни и ее основанием, столпом и опорой. И тоже не вздумай подменить ее или затушевать и оттеснить какими-либо другими задачами и подпереть жизнь другими опорами, как бы они ни казались тебе разумными и надежными, даже если б они рисовались тебе "жертвами". Такая подмена будет пустым делом. Все твои опоры, помимо двух этих якорей, будут гнилы, и оправдание жизни, помимо их, будет обманом.

Такой обман может временно держаться и, пожалуй, даже (особенно, как твоя "жертва") будет тешить тебя, но истинная сущность вещей рано или поздно вскроется, фальшивая опора рухнет, и обманчивая декорация жизни рассыплется, как жалкенькая, ветхая размалеванная тряпка. И это потому, что нет другого фундамента жизни, как стихия любви, и попытка заменить этот фундамент или оттеснить его и ставить иные мнимо-разумные опоры жизни означает безнадежные потуги построить здание жизни на воздухе. Брось такое негодное дело. Рухнет. И тебя-то самого задавит.

Наконец, Божественное слово раскрывает причину, по которой заповеди о любви к Богу и ближнему ставятся фундаментом жизни.

Соблюдение этих заповедей обеспечивает оправдание жизни. Вот причина!

Книжник, беседовавший со Христом, принимает эти заповеди и, видимо, имеет готовность жизненно следовать им. Он заверяет Христа, что, по его сознанию, эти заповеди — центр закона и жизни и что они выше всего прочего, выше "всех всесожжений и жертв". Господь на такое заявление книжника отвечает ему: "Недалеко ты от Царствия Божия". А ведь книжник даже не был учеником Христа!

Вот где причина значимости любви. Это — путь к Царству путь к Царству Божию даже для неидущих за Христом в данный момент.

И это истинно! Когда человек сделал Бога источником всей своей жизни, когда к Небесному Отцу обращена вся сила жизни, когда к Нему идет каждый вздох и Им направляется каждый шаг, когда в свете такого обращения к Отцу человек понял себя и других, как призываемых детей Божиих, а обернувшись на себя, ужаснулся своего безобразия, тогда, конечно, он всем сердцем прилепится к Отцу, бросит прочь от себя до ненависти к себе и погубления себя и, хоть ощупью, поползет к Отцу. Куда? Да куда же может ринуться человек при таком понимании жизни, кроме света Отца! Он поползет в свет Отца, к Его Царству.

И когда ему, бессильному, слепому, заблудшему, мелькнет свет Христа, выводящий на светлую дорогу Царства, тогда со всем захватом души он примет руку Спасителя и тогда-то он неминуемо войдет в Божие Царство.

119 Продолжая учить в храме, Иисус говорил: как говорят книжники, что Христос есть Сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня... Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему? И множество народа слушало Его с услаждением (Мк. 12,35-37).

Во все века "книжники" ставили вопрос о Христе и разрешали его в духе иерусалимских книжников. Во все века маленькая мысль маленьких "книжников" все добивалась "разумно", критически подойти ко Христу и раскрыть, разоблачить до конца "загадку" о Христе. Во все века человеческий умик изощрялся сделать новенькое картонное построение, которое бы в корне изничтожило почитание Христа.

Каждая эпоха и всякий представитель ее из "книжников" подходил к задаче разрушения Христа как Бога со своей меркой. Это была условная, крайне ограниченная мерка данного отрезка времени, мерка господствующих взглядов и даже настроений, мерка направления науки, философии, и во всех случаях это была “кривая мерка” личного морального уровня "книжника".

Чем невежественнее и морально ниже был "книжник", тем безудержнее и бесшабашнее ползла вверх линия "разумного" понимания Христа. И всякий из "книжников" тужился войти в великаны. Всякий, ухватившись за какую-нибудь мысль, строил целую разрушительную теорию, в которой ничтожная часть материала о Христе подгонялась под новую "гениальную" мыслишку, а большая часть данных о Христе откидывалась как источник неподлинный и негодный.

С победоносным видом каждый строил из себя неуязвимого победителя, разоблачившего все тайны и пролившего человечеству благодатный свет истины. Каждый, захлебываясь, повторял своим "открытием": "Ведь это же наука. Это логика, ну, что осталось от вашего Христа?"

Жалкая человеческая мысль! Совсем не видела она, что если у наиболее умных и честных "книжников" и была какая-то логика и правда, так это была логика и правда мышиного угла, логика натуживающейся лягушки и правда муравья, схватившего соринку и мнящего себя с ней богачом.

Жалкая человеческая мысль! Бессильна она подняться до логики вселенской и бессильна она понять правду жизни. Так и путается она в кучах своих маленьких правд, иногда фантастичных и надуманных, а иногда и подленьких.

Христос долготерпелив, и многотерпеливо вечное христианство.

За многовековое блуждание чего-чего ни плела на них человеческая ограниченность. Христос — то пророк, то гуманный учитель нравственности, то иудейский бунтарь против римлян, и еще, еще вариации без конца, а в заключение — миф. Его никогда не существовало. В христианстве передергивалось каждое явление и каждый шаг жизни, подгонялось к той или иной предвзятой теории, бравшейся объяснить новое "открытие".

В Евангелиях перевертывалось всякое слово. С уничтожающим видом отделяли "заимствованное", зачеркивая "позднейшее", обходили "сомнительное". Запутывались в простом и ясном и дошли до банкротского утверждения: "Нет ничего достоверного, и ничего мы сказать не можем".

И вот, при всей этой мышиной возне останется неумирающим, вечно правдивым евангельское слово, сопровождающее рассказ о потугах книжников "разоблачить" Христа: "И множество народа слушало Его с услаждением".

Тут мышиная возня с донкихотским самомнением и "сокрушением основ", а Христос стоит всегда величавый, вечно живой и дающий жизнь, всегда обаятельный, зовущий, всегда выше мира и всегда близкий сердцу, готовый всем все простить и обласкать

Христос несокрушимо стоит у мира, вечно бессмертный Источник одной правды и света. Он стоит у мира как источник всякой жизни, как зовущий и любящий Отец и вместе как нелицеприятный Судия.

И доныне верно слово: "слушали Его с услаждением". Доныне и вечно чистые души будут тянуться к Нему. Они льнут к Нему в радости и горе, потому что земля не может вместить большой радости и утешить горя. А Он один даст успокоение душе и счастье.

Тут мышиная возня. А Христос стоит и будет стоять вечно безсмертный, влекущий.

Ну, сам подумай. Что же это значит? Что значит, что при всех сокрушительных "наскоках" книжников, рассеивающих христианство "в прах", Христос величаво стоит, и чистые души льнут к Нему и готовы с услаждением слушать Его всю беспредельную вечность?!

120 И говорил им (Господь народу) в учении Своем: остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах, — сии, поядающие домы вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение (Мк. 12, 38-40).

Господь предостерегает от книжников, бывших учителями закона, и изрекает книжникам "тягчайшее осуждение". За что? За длинные одежды? За первое место в синагогах? За первые места на пиршествах? Конечно, не за это само по себе, а за лицемерие. Их внешность не соответствовала внутреннему, в них все было показным, даже молитва: "напоказ долго молящиеся". Значит, длинная одежда, председание в синагогах, предлежание на пиршествах осуждаются как показатели лицемерного тщеславия.

Падает ли осуждение на самый закон, представителями которого были книжники? Нисколько. Закон ничего не теряет в своей святости и ценности для жизни, если его провозвестниками на земле оказываются люди негодные, тщеславные и лицемерные. Закон — сам по себе, а служители его — сами по себе. Закон Бога остается вечно святым законом Бога, а негодные служители закона донесут тягчайшее осуждение, как рабы, знавшие волю Господина и не сотворившие ее... Они будут "биены много".

В Евангелии от Матфея, где подробно рассказана беседа осуждения книжников, отчетливо приводятся слова Христа, которыми Он разграничивает учение закона, возвещавшееся книжниками, от самих книжников. Первое — свято, и закон должен быть исполнен, а самих негодных проповедников закона следует остерегаться. "На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, всё, что они велят вам соблюдать (по закону), соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте" (Мф. 23,2-3).

121 И сел Иисус против сокровищницы (храма) и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила всё, что имела, всё пропитание свое (Мк. 12,41-44).

Образ бедной вдовы, опустившей в кружку две лепты и похваляемой Христом больше всех других жертвователей, — опять классический образ. Он прост и ясен. В нем похваляется качество дела веры и любви сравнительно с количеством, т.е. с наружным выражением этого дела. Но дело вдовы значительнее, чем оно обычно представляется, и слова Христа глубже только похваления качества доброго дела.

Вдова была бедной, и она положила в сокровищницу ничтожную сумму. Однако Господь выделяет вдову из всех жертвователей. Выделяя вдову, Господь обозначает великость ее дара не тем, что она дала один кодрант из двух, скажем к примеру, которые она имела, т.е. не тем, что она отдала Богу половину того, что имела, и не тем обозначается великость дара вдовы, что она положила две лепты от всего сердца, а похваляется вдова и ее дар за то, что она "положила все, что имела, все пропитание свое".

Пойми это: "Положила всё, что имела, всё пропитание свое". Вот какой дар похваляется! Вот каково должно быть качество Дара! Вот каково должно быть участие сердца! Похваляется такая обращенность к Богу, такая вера в Господа и такой дар веры, при Которых человек совсем о себе забывает. Пошел к Богу и все Ему Понес, а о себе даже не знает, что он сегодня есть будет, да и будет ли, потому что ничего нет у человека!

Пошел человек к Богу, и ничего для него уже не существует, себя самого не существует. Вот евангельский пример безраздельной отдачи себя Богу, когда между душою и Богом нет даже тени земли. Вот пример веры и любви до самоотвержения, самозабвения.

Понятно, что при такой обращенности и при такой вере и любви всякий дар человеческой души, как бы он ни был ничтожен внешним исчислением, перевесит все другие, потому что тут в жертву веры и любви принесена вся человеческая жизнь.

Вот о какой вере, любви и даре идет речь в рассказе о двух лептах вдовицы! И ты, если захочешь измерять малость или великость своих даров Богу и ради Бога, измеряй их степенью отдачи себя Богу по вере и любви к Нему и степенью отказа от себя, степенью самозабвения в служении Богу.

Вот почему в другой раз Господь и заповедует принесшему дар к алтарю и вспомнившему, что его брат имеет что-либо против него, оставить дар у алтаря и прежде пойти и примириться с братом, а потом уж принести Господу свой дар. Заповедуется так потому, чтобы освободить принесшего дар от всякой тяготы земли, от всяких его "долгов" на земле, связывающих его с землею, чтобы, таким образом, ему свободнее было оторваться со своим даром от земли и даже от себя самого. Сила дара — в оторванности души от земли и в устремленности ко Христу, когда она не только дар, а себя самое готова каждый миг отдать Христу.

Вот как понимай рассказ о вдовице.

122 И когда выходил Он (Христос) из храма, говорит Ему один из учеников Его: Учитель! посмотри, какие камни и какие здания! Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? всё это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне (Мк. 13,1-2).

13-я глава Евангелия святого Марка почти вся целиком является одним знаменательным образом. В ней Господь предрекает близкую гибель Иерусалима и в картине этой гибели дает образ грядущего конца мира.

"Учитель! посмотри, какие камни и какие здания!" Ученики удивляются и восхищаются величавой твердыней Иерусалимского храма.

Здесь слышится голос сынов земли, упоенных материальной культурой, созданной человеком. "Какие камни!.. Какие здания!" Как настойчиво использована природа и ее силы! Использована поверхность земли, и ее недра, и ее воздух. И камни, и металл, и твердое, и сыплющееся, и льющееся, и газообразное, и растущее, и движущееся, и летающее — все, кажется, использовано человеком в своих целях. "И какие здания!" И какие только сооружения не затеяны человеком! Кажется, весь земной шар окутан паутиной проволок и окован железом. Изборождена поверхность, тронуты глубины, изборождены воды. Скоро тесно станет и в воздухе.

Сыны земли и удивлены, и восхищены. Внешнее пленило человеческий глаз. Нагромождение земного заслонило и вытеснило все иное, неземное. Нагромождение камней и железа надломило маленький человеческий ум! "Посмотри, что я сделал! Но я ли не творец и распорядитель всех вещей на земле?!"

"Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне".

Видишь ли все это паутинное нагромождение внешней культуры, опутавшее всю землю? В одно мгновение, как свивается паутина, долго и искусно тканая пауком, в одно мгновение все изничтожится так, что от кичливой постройки земли не останется камня на камне!

Такова судьба того, чем ты загородился и чем опутался. Все твое нагромождение оказывается жалким ничтожеством!

123 И когда Он (Господь) сидел на горе Елеонской против храма, спрашивали Его наедине Петр, и Иаков, и Иоанн, и Андрей: скажи нам, когда это будет, и какой признак, когда всё сие должно совершиться ? Отвечая им, Иисус начал говорить... (Мк. 13,3-5).

О последних судьбах мира Господь говорит только избранным. Все не поймут. Все так закружились, так затканы паутиной, так заставились обманчивыми декорациями жизни, так восхищены величием и красотой воздвигаемых камней, что где же им увидеть свое копошенье в земной пыли и где же уразуметь муравьиность своей возни?!

А избранных Он поднимает с Собой на гору и ставит их ум и душу выше нагромождений из земной пыли, чтобы кругозор их был светел и просторен, душа поднялась над кучами камня и глаз видел жизнь шире и глубже.

И избранным "наедине", чтобы и их не давил грохот торжествующего камня, лязг шумливого железа и победный вой слуг — рабов железа и камня, избранным, тем, кто способен понять, открывает судьбу нагроможденных камней.

124 И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие (Мк. 13,10).

Человечеству, соблазняющемуся новыми богами, кичливо выдвигаемыми взамен смиренного Христа Господня, не будет оправдания. Ему открыт Свет, чтобы не сбиться с пути. Ему дана Божественная Правда, чтобы не обмануться фальсифицированной правдой. Проповедь вечного Евангелия пройдет через всю вселенную и все народы, чтобы никому не было оправдания, что он не просвещен и не знал Истины и по неведению и неразумению поддался соблазну. Возможность прикрыться перед Божией Правдой этой обманчивой отговоркой будет отнята.

"Если бы Я не пришел и не говорил им (чрез Святое Евангелие), то не имели бы греха (не следуя Евангелию): а теперь не имеют извинения в грехе своем" (Ин. 15,22).

125 Через два дня надлежало быть празднику Пасхи и опресноков. И искали первосвященники и книжники, как бы взять Его хитростью и убить (Мк. 14,1).

Бога в душе можно взять и убить только хитростью. Когда душа чиста и ее жизнь не испорчена, в ней настолько же естественно сознание и ощущение Бога, насколько естественны все нормальные, природные процессы ее жизни. Ведь сознание и ощущение Бога в чистой душе врожденны. Как часть тяготеет к целому, так сродное стремится к сродному, как сын тяготеет к отцу, так точно душа не может оторваться от сознания Бога и тяготения к Нему.

И потому, чтобы изничтожить Бога в душе, надо предварительно ввести в жизнь души какой-то обман и хитрость, которые бы перетасовали все природные устремления души, замели следы ее истинной сущности и подсунули душе какую-то фиктивную правду о ней самой и о правде ее жизни.

Это и делают все призрачные построения жизни вне Бога, а помогает этому грех, просачивающийся в душу, мертвящий ее и развязывающий в душе стихию зла взамен стихии обращенности к Богу и связанности с Богом.

"Спасение душ наших, Господи, слава Тебе!" (Великий Понедельник, утренняя стихира на стиховне).

14-я и 15-я главы святого Евангелия Марка рассказывают о событиях последнего дня земной жизни Господа: о том, как предали Христа, о суде над Ним, об осуждении Его, о страданиях, крестном пути, распятии, смерти и погребении.

Эти моменты великого дня Пятницы настолько сильны и значительны, что перед величием их ничтожно всякое человеческое слово. Все они, конечно, являются недосягаемо высоким образом тягчайших и безвинных страданий, понесенных Христом ради любви к людям. Этот образ был, есть и будет могучей силой для земных страдальцев во имя Христа!

Не этот ли образ воодушевлял апостолов, давал силу мученикам и делал легкими подвиги преподобных? Не он ли во все века был зовущим образом на подвиг веры? Не он ли укреплял ослабевающие руки в борьбе со злом и грехом жизни?! Не он ли утешал всякую слезу?!

Образ страдающего Христа останется вечным, недосягаемым идеалом каждого христианского страдальца. Покоряющая сила этого образа близка каждой христианской душе. Она навевается всяким словом евангельского рассказа и глубоко отпечатлевается в сердце. Покоряющая сила этого образа навевается евангельским рассказом и его прямым историческим смыслом.

Настоящее слово не касается исторической стороны рассказа о страданиях и смерти Господа, и ты не ищи в последующем изложении исчерпывающего раскрытия текста 14-й и 15-й глав.

В соответствии со всем содержанием "образов" ты видел в историческом тексте лишь ту сторону, которая в ее переносном понимании может быть одновременно начертанием подвижнического пути всякого земного подвижника.

Итак, читай последующие разделы, имея в виду эту ограниченную задачу. Но при чтении каждого раздела восполняй и одушевляй читаемое представлением целостного Первообраза Крестоносца Христа, как этот образ дается всем объемом евангельского текста.

к оглавлению

...     61     62     63     64     65     66     67     68