Иеросхимонах Антоний (Булатович)
Моя борьба с имяборцами на Святой Горе
(Петроград: "Исповедник", 1917)
к оглавлению
Глава V.
В VI главе своей статьи о. Климент описывает низложение о. Иеронима с игуменства в Андреевском скиту следующими словами: "7 января возвратился в скит архимандрит о. Иероним. С приездом его так хитроумно подготовленный Булатовичем бунт... стал приближаться к концу ускоренным темпом". Но о. Иероним прибыл в скит не 7-го, а 8-го января, причем сам "хитроумный Булатович" первый встретил о. Иеронима на пристани, ибо сам собирался уезжать со Святой Горы. Поэтому восстановим события.
По прибытии 8-го января в скит после полуторамесячного отсутствия о. Иероним, подойдя неожиданно к воротам монастыря, увидел, что встречавшаяся с ним братия как бы сторонилась от него и не желала подходить, как то раньше бывало, брать от него благословение. О. Климент и о. Меркурий поспешили доложить ему о всех происшедших за его отсутствие "бунтовщических действиях" "главарей комитета", как он ныне называет в своем сочинении главных имяславцев и проявленную ими деятельность, состоявшую в чтении ими в установленное время поучений из святых отцов, имевших содержанием святоотеческое учение о Имени Божием. Этот доклад игумену о. Климента и выражение непочтения к нему братии побудили его принять "хитроумный совет" о. Климента, немедленно же изгнать из скита "главарей комитета", дабы тем устрашить прочую братию и пресечь возможность какого-либо возмущения. Но, умалчивая обо всем это, о. Климент пишет так: "вслед за приездом игумена был созван собор (12-ти старцев). На него пригласили главарей комитета, живших в скиту". Неосведомленный читатель, конечно, может подумать, что "главари комитета" были призваны в числе участников собора и для участия в нем, но на самом деле они к соборным старцам не принадлежали и были призваны для суда и расправы, что тонко умалчивает о. Климент. Призвали троих: монаха Петра, Викторина и иеромонаха Илиодора. О. Иероним грозно объявил им обвинение в возбуждении против него братии скита и требовал от старцев изгнания их из скита, как бунтовщиков. Но обвиняемые возразили, что они не признают действительности этого суда, ибо собор старцев не полон и на нем недостает старшего члена ктитора архимандрита Давида. Сказав это, они повернулись и хотели выйти из залы заседания. В коридорах в это время уже столпилась братия, услыхав, что Петра и Викторина с Илиодором призвали на суд и хотят изгнать из скита. Отказ обвиняемых принять над собою суд и выход из заседания возбуждали опасение, как бы это не повлияло на собравшуюся братию в нежелательном для о. Иеронима смысле, и он счел вынужденным согласиться на требование обвиняемых, и на собор был приглашен архимандрит Давид. По приходе о. Давида снова был прочитан обвинительный акт о подстрекательстве к бунту, причем одним из обвинений значилось, что однажды было прочитано пророчество пророка Малахии, в коем возвещался гнев Божий на иереев, "сквернавящих Имя Господне". Молча выслушали обвиняемые обвинительный акт, но прежде, чем они начали защищать себя, на их защиту совершенно неожиданно выступил самый младший из всех присутствовавших на соборе, юный писарь Порфирий, по обыкновению кроткий, несмелый и молчаливый, который по долгу службы присутствовал на соборе, и вот он исполнился вдруг такого дерзновения и ревности за славу Имени Господня, что безстрашно начал обличать самого председателя собора – игумена – в неправомыслии о Имени Господнем. Это неожиданное для всех выступление о. Порфирия, о котором тоже весьма умалчивает о. Климент, поразило Иеронима и присутствовавших. Свидетельствовал о. Порфирий также о хульных словах по отношению к Имени Господнем, которые он слыхал от о. Меркурия. Но ни слова не находили для возражения ни о. Иероним, ни о. Меркурий, и по окончании речи о. Порфирия воцарилось на несколько минут тягостное молчание. Наконец, оправившись от замешательства, о. Иероним почувствовал, что ему уже не самому судить, а обороняться приходится, и тихим голосом сказал о. Давиду: "Я слышу, что вы меня называете еретиком". – "Не только называю, но и здесь на соборе утверждаю, что ты еретик, хулитель Имени Божия", – ответил о. Давид. И началось препирательство, окончившееся тем, что, выходя из залы заседания, о. Давид воскликнул: "Братия, бегите: ваш игумен еретик. Он пред всем собором отрекся от Иисуса". Да не подумает читатель, что этими словами о. Давид утверждал, что о. Иероним отрекся от веры в Самого Господа Иисуса Христа, говоря: "отрекся от Иисуса"; но подразумевалось сокращенное слово "имени", о коем был спор.
За о. Давидом разошлись и прочие соборные старцы, и таким образом этот собор, созванный по предложению о. Климента для изгнания ему неугодных лиц из скита, закончился тем, что на нем был совершен суд над самим игуменом Иеронимом. Последний почувствовал необходимость каким-нибудь образом обелить себя перед братией, для чего решил созвать собор из старейших иноков скита: иеромонахов, иеродиаконов и монахов, начальствующих на разных послушаниях, о коих знали, что эти лица, как более от него зависящие, более склонны будут принять его оправдания. Всего собралось не 80, как говорит о. Климент, а 60. Пригласили на собор и о. Давида, но он прийти не пожелал. Узнав о созыве собора старшей братии, собралась к выходу из залы заседания и вся младшая братия, и имяславцы решили воспользоваться созванием собора для того, чтобы предъявить свои обвинения против о. Иеронима и против тех лиц, которые позволили себе хульно выражаться о Имени Господнем: отцов Меркурия, Климента, Савина, Макария, Геннадия, Самона, Михаила, Симона, Павлина. Открыв собор, о. Иероним произнес речь, в которой оправдывался во взводимом на него обвинении и убеждал, что он пребывает неизменно в прежней своей вере, что все эти обвинения на него суть лишь плод клеветы приверженцев о. Антония Булатовича, и в доказательство своего правомыслия прочел символ веры; также и о Имени Господа Иисуса Христа сказал, что верует, что оно свято, страшно, достопоклоняемо. Собор молчал, а сторонники о. Иеронима восклицали: "Ну, чего же нам еще от игумена надо?" Тогда выступил один из старших соборных старцев и эпитроп иеромонах о. Сергий и сказал, обращаясь к о. Иерониму: "Вы, отче, вчера на соборе отреклись от Иисуса". Простец, о. Сергий, как и все простецы, не находил нужным добавлять "от имени", полагая, что это само собой разумеется, но о. Иероним ухватился за это выражение и, относя слово "Иисус" к самому Господу, сказал: "Скажите, отцы святые, отрекся ли я на соборе от Иисуса, или нет?" Его приверженцы воскликнули: "Нет!" Прочие молчал. "Для чего же вы, о. Сергий, лжете?" – сказал затем игумен. – "А вот в этом письме что вы говорите?" – сказал о. Сергий, вынимая из кармана уже известное открытое письмо о. Иеронима, посланное им о. Антонию, распространенное по Святой горе пантелеймонскими имяборцами. В этом письме о. Иероним говорил: "Вашего учения, выраженного в сочинениях ваших и в статье, помещенной в нашем журнале и озаглавленной: "О почитании Имени Божия", – я отнюдь не принимаю". Но последняя статья, как помещенная в журнале Андреевского скита, хорошо была известна братии, и тот факт, что она была напечатана с благословения самого о. Иеронима, пропущена цензурой, прочитана и одобрена братией и вдруг категорически объявлялась несогласной с верованием о. Иеронима, ясно подтверждал подозрения братии, что ее игумен коренным образом изменил свое прежнее исконное почитание Имени Божия. В дальнейшем описании происходившего на этом соборе о. Климент позволяет себе очень грубое извращение истины и хочет придать вопросу о. Сергия характер невежественности, объясняя все недоразумением братии, ибо в письме якобы говорится о том, что игумен отрекается от статьи, озаглавленной: "О почитании Имени Божия", что по своему невежеству братия поняла, как отречение от самого почитания Имени Божия. Но о. Климент фантазирует: братия прекрасно понимала, что о. Иероним отрекается от той самой статьи, которая с его благословения была напечатана несколько месяцев назад и выражала его тогдашнее понимание Имени Божия, с которым было согласно понимание всей братии; и теперь в отречении от этой статьи она ясно видела, что, перейдя на сторону о. Алексея Киреевского, хулившего Имя Господне, о. Иероним отрекался от своей прежней веры. Совершенно умалчивает о. Климент и о дальнейшем споре за подлинность этого письма, говоря, что "достали названное письмо и рукопись и убедились, что о. Сергий говорит неправду". Но на самом деле было как раз наоборот: собор убедился, что о. Сергий говорит правду, и это решило участь о. Иеронима, ибо в ответ на заявление о. Сергия о. Иероним не нашел лучшего средства
для оправдания, как отречься от своего собственного письма и приписать его коварному измышлению Антония Булатовича. "Это сам Антоний написал и распространяет, чтобы возмутить против меня братию", – ответил о. Сергию игумен. Но у о. Сергия было в руках подлинное письмо, и, указав на подлинную собственноручную подпись о. Иеронима, он сказал: "А это чья подпись?" Было даже предложено послать за о. Антонием, чтобы личной ставкой восстановить истину. На защиту игумена выступил иеромонах о. Иерон и стал опровергать документ; но ему снова указали на подлинную подпись о. Иеронима и подробно разобрали содержание письма. Тот, оправдываясь тем, что по слабости зрения не может удостовериться в подлинности подписи, просил послать за очками. Послали за его очками. В это время в зал вошла и младшая братия, стоявшая у дверей в коридоре, и зал наполнился. Принесли очки, рассмотрели – подлинность отречения о. Иеронима от прежних своих мнений подтвердилась. Тогда выступили против о. Иеронима и другие обличители. Послушник Никита прочел записанную им беседу о Имени Господнем, которую он имел с о. Климентом и с о. Иеронимом в доказательство, что те его убеждали отступить от божественного почитания Имени Господня, и когда он на это не соглашался, ему угрожали всякими карами. Выступили и другие свидетели, объявившие перед собором слова и мнения, которые они слышали от о. Иеронима, Климента, Меркурия и других имяборцев, и вторичный собор, созванный Иеронимом для воздействия на имяславцев, неожиданно превратился в суд над самими имяборцами. Стало очевидным, что дальнейшее пребывание о. Иеронима в игуменстве немыслимо, и старейший эпитроп о. Иоасаф вопросил братию: "Чего же вы хотите?" – на что последовал почти единогласный ответ: "Желаем смены игумена". Тогда о. Иероним встал и сказал: "Отцы святые, значит, вы все согласны с о. Петром и не желаете, чтобы я был вашим игуменом?" – "Не желаем" – был общий ответ. "Ну, делайте со мной, что хотите", – сказал о. Иероним и покинул зал.
Таким образом, низложение фактически совершилось и оставалось его только оформить. Сам игумен готов был покориться общей братской воле, и если бы он не изменил своего первого доброго решения, Святая гора была бы спасена от того опустошения и разгрома, которого в конце концов добились Иероним и Мисаил ради удержания своих игуменств. Но, увы, о. Климент и о. Меркурий не дали игумену исполнить своего благого намерения. Они уговорили вступить в борьбу с братией и употребить все средства к удержанию за собой игуменства, обнадеживая его поддержкой Пантелеймоновского монастыря, Ватопедского господствующего над Андреевским скитом монастыря и посольской власти.
Поддавшись на их уговоры, о. Иероним вступил в братоубийственную войну, окончившуюся насильственным изгнанием и вывозом в Россию 185 братий, т. е. половины наличного состава, оклеветанных им в бунте и в ереси. Борьба началась немедленно. В тот же вечер было послано два доноса: один генеральному консулу в Салоники, а другой в Ватопед. С словесным же доносом был послан монах Варфоломей, которого тайно от братии спустили по веревке с балкона гостиницы. Он в ту же ночь успел сесть на отходивший пароход в Салоники, где передал по поручению Иеронима генеральному консулу Беляеву донос, что братия возмутилась против него и что положение в ските столь серьезно, что требуется его, консула, вмешательство. Точно так же была потребована помощь из Ватопеда, куда о. Иероним тоже доносил о возмущении против него братии скита. Он просил прислать представителей монастыря "проэстосов" для принятия мер строгости к подавлению возмущения. Вызов проэстосов для вмешательства во внутреннюю жизнь скита был сделан о. Иеронимом совершенно незаконно и противно скитскому уставу. Устав, имя в виду предупреждение возможности грекам вмешиваться во внутреннюю жизнь скита, предусматривает, чтобы представители монастыря могли приехать в скит лишь по приглашению скита и то лишь по письменному приглашению за печатию и за подписью четырех эпитропов скита. О. Иероним вызвал их тайно, и приглашение подписали только двое его эпитропов-сторонников.
к оглавлению
