Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

свящ. Борис Никитич Кирьянов

Полное изложение истины о Тысячелетнем царстве Господа на Земле

к оглавлению

1     2     3     4     5     6     7     8     9     10

Глава 8

РАССМОТРЕНИЕ ИМЕН, ПРИВОДИМЫХ митр. МАКАРИЕМ В КАЧЕСТВЕ ПРОТИВНИКОВ И ОПРОВЕРГАТЕЛЕЙ УЧЕНИЯ О ТЫСЯЧЕЛЕТНЕМ ЦАРСТВЕ

1. Далее м. Макарий идет также на весьма отвратительные спекуляции и злоупотребления именами, могущими вводить в заблуждение невежественных, доверившихся ему, и пишет: "Другие учители Церкви в то же время прямо восставали потив учения о хилиазме, каковы: Каий, пресвитер римский; св. Дионисий Александрийский; Ориген; Евсевий Кесарийский; Тихон Африканский; Василий Великий; св. Григорий Богослов; св. Епифаний; бл. Иероним; Филастрий и бл. Августин, называя чаяния хилиастов пустыми выдумками, баснями смешными, нелепыми, совершенно противными Св. Писанию".

Это возражение м. Макария особенно злостно, лживо и хульно. "За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день Суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься" (Мф. 12, 36-37), – сказал Господь хулившим Его фарисеям и книжникам, именно им сказано это во время хулы их на Господа.

Итак, против шести имен, прямо учивших о Тысячелетнем царстве, м. Макарий выставляет одиннадцать имен, набранных им поистине "всеми правдами и неправдами", в качестве противников и опровергателей этого учения.

Даже сами сопоставляемые количества показывают, что опровергающих не так много. А когда расспросим этих из числа 11-ти каждого в отдельности: правда ли, что он выступает против этой истины Апокалипсиса, – то увидим, что Макарий остается, собственно, лишь с Оригеном и Евсевием Кесарийским, первый из которых осужден двумя Вселенскими Соборами Церкви, а второй – арианствующий – не имеет никакой чести и силы выступать против святых Господних и сам будет трепетать перед Судом Господним, ухватившись разве только с отчаянием за порфиру равноапостольного Константина Великого.

Но посмотрим предварительно общим взглядом на выставленных в числе одиннадцати: из них нет ни одного с достоинством личного слушателя апостолов, ни одного с достоинством даже личного слушателя Мужей апостольских, только первые три хронологически относятся к Церкви первых трех веков – "Каий, пресвитер римский", св. Дионисий Александрийский и Ориген, из которых два последних уже хорошо знакомы нам по предварительному изложению.

Можно сказать, что если бы даже кроме ап. Иоанна и его Апокалипсиса был только один еще свидетель истины Тысячелетнего царства – св. Папий Иерапольский, или св. Иустин Мученик, или св. Ириней Лионский, то и одного из этих имен было бы в своем свидетельстве больше всех названных одиннадцати вместе взятых! В делах истины в Церкви Господней верх берет не количество, а качество, достоинство! (см. Исход 23, 2!)

Итак, начнем по порядку рассматривать каждое из одиннадцати указанных м. Макарием имен в отдельности – кто и что говорил.

 

Каий, "пресвитер римский"

2. Каий, пресвитер римский – все его называют Кай или Гай, т. к. в древности латинское "С" произносилось как наше "г", и имя "Кай" чаще употреблялось для обозначения неизвестного лица. Некоторые считают его римским правоведом II века. В. В. Болотов называет его "ученым римским пресвитером", имевшим диспут в Риме с монтанистом Проклом ("Лекции по Истории древней Церкви" (далее – Лекции). Т. II. С. 355). О нем упоминает Евсевий в своей Истории (например, в IV, 20) с симпатией к его взглядам, и ниже мы увидим, почему он симпатичен Евсевию. Но вот что о нем пишет признанный католический церковный историк Л. Дюшен в своей Истории древней Церкви (Т. I. С. 204): "Прокл [один из вождей монтанистов. – Б. К.] пользовался большим уважением Тертуллиана (см. Евсевий, Ц. И. II, 25; III, 31; VI, 20). Прокл стал писать в защиту новых пророчеств. Ему возражал римский христианин по имени Кай, который в опровержение противников сослался на могильные памятники Ватикана и Остевой дороги, посвященные памяти апостолов Петра и Павла. Книга Кая была изложена в форме диалога и заключала очень горячую критику Апокалипсиса, составление которого автор приписывал Коринфу, точь-в-точь, как думали и алоги [еретики. – Б. К.]. Ипполит (т. е. св. Ипполит, епископ Римский) не счел себя вправе пройти молчанием такое утверждение и написал против Кая "Главы", некоторые отрывки из которых были недавно найдены" (Ист. древ. Ц. Т. I. С. 204. Один из таких отрывков см. у нас в примечании к I, 9, 16). В подстрочном же примечании Дюшен указывает: "Фотий называет его (Кая) священником (Библиотека, Cod. 48); но это может объясняться тем, что он смешал Кая с Ипполитом", – т. е. этот Кай даже не был пресвитером, а по своей ненависти к Апокалипсису был скорее еретиком-алогом, против которых боролась Церковь тогда в лице св. Ипполита. Во втором примечании Дюшен пишет: "Не заметно, чтобы Кай распространил свои критические труды и на четвертое Евангелие. Евсевий (Ц. И. VI, 20), очень внимательно отметивший его библейские труды, не пропустил бы этого без внимания. О Кае см. у Евсевия – Ц. И. III, 28; VI, 20. Несторианский епископ Эбед Иисус (XIV века) дает перечень сочинений Ипполита, в котором "Главы против Кая" отмечены как сочинение отдельное от трактата "В защиту Евангелия от Иоанна и Апокалипсиса"".

Так обстоит дело с первым у м. Макария "опровергателем хилиазма", – он не "хилиазм" опровергал, а вообще весь Апокалипсис отвергал, примыкал по своим убеждениям к еретикам-алогам, лично против него написана св. Ипполитом Римским целая книга, как против опасного заблуждения; Евсевий ввел его в свою Историю только ради его ненависти к Апокалипсису, как единомысленника своего в этом нечестивом деле, – также и м. Макарий его в качестве такового употребляет, пользуясь невежеством своих читателей. Все эти научные исторические сведения м. Макарий, конечно, и сам не знал, а "Главы против Кая", написанные св. Ипполитом, даже и найдены были после жизни самого м. Макария. Но что бы мог м. Макарий сказать теперь в защиту своего первого и древнейшего, "почтеннейшего" по возрасту свидетеля после всего открывшегося о нем? Может ли с таким свидетелем и приятелем м. Макарий выступать против истины и ее действительно святых и славных свидетелей, как св. Папий Иерапольский, св. Иустин Мученик, св. Ириней Лионский, св. Ипполит Римский, св. Мефодий Патарский?! Думается, что и показываться ему пред лицем истины и Церкви Господней с таким "свидетелем" нельзя!

 

Св. Дионисий Александрийский

3. Вторым идет св. Дионисий Александрийский. Он нам уже знаком, это – ученик Оригена и его последователь в аллегоризме, также почтенный Евсевием в своей Истории за отрицательное отношение к Апокалипсису. Если бы м. Макарий был достаточно знающим и добросовестным в этом вопросе, то он не стал бы в данном случае пользоваться именем и услугами деятеля Церкви, хотя и почтенного и канонизированного, но перенявшего от своего учителя Оригена недуг аллегоризма, отвергавшего ап. Иоанна как писателя Апокалипсиса и в таком состоянии не имевшего возможности иметь здравое и неповрежденное суждение об истине Тысячелетнего царства. Своим напоминанием об этом м. Макарий может только подвергать и память и душу св. Дионисия Александрийского весьма неприятным и неполезным воспоминаниям. Приведенные нами выписки из Евсевия об этом говорят сами за себя. (См. подробные выписки из Евсевия об этом – здесь в I, 1, 5).

ДОПОЛНИТЕЛЬНО о св. Дионисии Александрийском следует еще сообщить то, что пишет в своей Истории Древней Церкви Л. Дюшен, уделяя ему целую главу в первом томе:

"Медалисты [т. е. савеллиане. – Б. К.] были очень наивны, если надеялись выиграть дело перед судом ученика Оригена [т. е. св. Дионисия Александрийского, к которому они обратились для рассмотрения их богословских мнений. – Б. К.]. Епископ Александрийский не пожелал даже выслушать их. Он тотчас же написал в Пентаполь, чтобы отговорить тех, кто вступал на ложный путь, и при случае предупредил папу Сикста II, сообщив ему содержание своего послания к киренейцам (Евсевий, Ц. И., VII, 6). Но эти последние не поддались его убеждениям. Прерванный на время гонения Валериана спор возобновился, как только вновь наступило спокойствие. Дионисий опять принялся за борьбу и посылал в Пентаполь послание за посланием. В одном из них, к Аммонию и Евфраону, он, кажется, перешел границу, а свои возражения еретикам обосновал не только на церковном предании, но и на воззрениях, принадлежавших собственно оригеновской школе. Александрийские противники школы воспользовались случаем, и, не давая себе труда переговорить с епископом и просить у него объяснений, обратились в Рим с доносом на него папе Дионисию. Дионисий Римский, созвав собор, рассмотрел дело и обнаружил в послании разные догматические несообразности, именно: применение слова "тварь" к Сыну Божию; представление Трех Ипостасей Троицы столь раздельными, что их можно было принять за трех Богов; наконец" заметное отвращение к слову "омоусиос" (единосущный). ... Отдельным посланием Дионисий призывался к ответу. Он отозвался на приглашение и послал своему римскому тезке свое оправдание в четырех книгах, озаглавленных "Опровержение и оправдание" (Евсевий, Ц. И., VII, 26), которое, по-видимому, удовлетворило римскую подозрительность. Из-за этого спора... поднялся большой шум в IV столетии.

Ариане ссылались на Дионисия Александрийского в свою защиту. Преемник же его по кафедре – Афанасий [т. е. св. Афанасий Великий, отец Никейского православия! – Б. К.] очень старался лишить их этой поддержки. Он написал по этому поводу целый трактат "О мнениях Дионисия", в котором дает пространные объяснения по поводу этого послания, вызвавшего возражения в Риме, но не дает из него никаких выдержек. Учение своего предшественника он видит выраженным в его "Оправдании", написанном впоследствии, и толкует первое на основании второго. Св. Василий Великий (Письмо 41, к Максиму Философу, см. здесь следующий абзац) тоже был знаком с обоими произведениями и получил от них очень неблагоприятное для Дионисия впечатление. Не чувствуя себя обязанным защищать память прежних епископов Александрии, он без обиняков называет Дионисия предтечею самого крайнего арианства [Вот! – Б. К.]" (Ист. древ. Ц. Т. I. С. 325-327). Вот какой ужас в отношении Дионисия Александрийского.

4. В указанном же письме св. Василий Великий пишет:

"Мы удивляемся не всему, что написал этот муж [т. е. св. Дионисий Александрийский. – Б. К.], а иное и вовсе отвергаем; ибо он, насколько мы знаем, впервые рассеял семена этого нечестия, наделавшего ныне так много шума, – говорю об учении аномиев. Но виною этого, как я думаю, было не превратное [лукавое, по другому переводу. – Б. К.] убеждение, а слишком сильное желание оспорить Савеллия. Обыкновенно я уподобляю его садовнику, который начинает выпрямлять кривизну молодого деревца и, не соблюдая умеренности в разгибе, не останавливается яа средине и перегибает ствол в противоположную сторону. Нечто подобное нахожу я и у Дионисия. В сильной борьбе с нечестием Ливиянина чрезмерным своим ревнованием, сам того не замечая, вовлечен он был в противоположное зло. Ему достаточно было бы сказать только, что Отец и Сын – не одно и то же Лицо, и удовольствоваться такою победой над хулителем. Но он, чтобы со всей очевидностью и избытком одержать верх, утверждает не только разность ипостаси, но и разность сущности, постепенность могущества и различие славы [это – крайнее арианство. – Б. К.]. А от сего произошло то, что одно зло обменял он на другое и сам уклонился от правого учения. Таким образом, он даже разногласит с самим собою в своих сочинениях: то отвергает единосущие, потому что противник худо воспользовался этим понятием, когда отрицал Ипостаси; то принимает оное, когда защищается против своего соименника [т. е. в своем "Оправдании" папе Дионисию. – Б. К.]. Сверх же сего и о Духе употребил он речения менее приличные Духу: исключает Его из поклоняемого Божества и сопричисляет к какому-то дольнему, тварному и служебному естеству. Таков-то сей Дионисий!" (Творения. Т. VI. С. 41-45, п. 9).

Доходя до крайнего арианства, отвергая Божество Св. Духа, не признавая Апокалипсис и весь находясь в плену оригеновских мнений и его аллегоризма, – мог ли св. Дионисий иметь здравое отношение к истине Тысячелетнего царства Господа и воспринимать его по благодати Духа Святаго, Которым единым разрешаются пророчества (2 Пет. 1, 20-21)?..

При этом следует заметить, что впоследствии и самого Василия Великого обвиняли в неправославном учении о Св. Духе, так что он вынужден был защищаться и оправдываться (см.: В. В. Болотов. Лекции. Т. IV. С. 97-98). В это время Василия Великого поддержало его благоговейное уважение к отцу Никейско-го православия – св. Афанасию Великому, который остановил назревавшее возмущение каппадокийских монахов против Василия Великого. В написанной книге "О Святом Духе" он еще раз упоминает имя св. Дионисия, называя его уже в числе мужей, "которые по своей древности возвышаются над нынешними людьми" (гл. 29, 71), т. е. и над самим Василием Великим.

 

Ориген, Евсевий Кесарийский, Тихон Африканский

5. Третьим свидетелем м. Макария идет Ориген – о нем в нашем изложении сказано достаточно, чтобы видеть, что он совершенно не может быть свидетелем истины в этом вопросе. Человек, дважды (если не трижды) анафематствованный Вселенскими Соборами Церкви за свою христологию и за еретическое учение именно о воскресении мертвых, может только разделить свою анафему с тем, который руководствуется его мнением в этих вопросах. И если м. Ма-карий, выставляя такого "опровергателя хилиазма", не понимал этого, то нам следует понять, каково же состояние самого м. Макария (!).

6. Евсевий Кесарийский идет четвертым свидетелем м. Макария. О нем мы также знаем уже достаточно, чтобы видеть невозможность и для него быть свидетелем истины в этом деле. Как и Ориген, он не причислен к лику святых Церкви, повинен в тяжком и хульном отвержении Апокалипсиса. По его вине Апокалипсис исключен был из канона священных книг Нового Завета и последствия этого продолжались во Вселенской Церкви еще многие века. Исключение Апокалипсиса из Нового Завета практически являлось и запрещением на апостольское предание и учение об истине Тысячелетнего царства. Тяжкая вина за все это лежит на Евсевии Кесарийском. Что касается христологических воззрений, то В. В. Болотов прямо называет его в числе "приверженцев Ария" (Лекции. Т. IV. С. 21). А. И. Бриллиантов называет его в числе трех "упорных сторонников Ария", подвергшихся отлучению Антиохийского Собора, который был непосредственно перед I Вселенским Собором (там же, с. 22 – примечание). Евсевии был врагом отца Православия св. Афанасия Великого и судил его на Тирском Соборе своих приверженцев в 335 г. Упоминавшийся английский церковный историк Робертсон пишет об этом: "Афанасий явился во главе 50 епископов и готов был занять свое место, но ему было повелено председателем собора Евсевием Кесарийским стоять как лицу обвиняемому. На это один из египетских епископов Потаммон, высоко славившийся своей святостью, будто бы обратился к Евсевию с такой речью: "Неужели ты будешь сидеть, когда невинный Афанасий будет судиться пред тобою? Помни, как ты был моим соузником во время гонения. Я лишился одного глаза за истину, – какими же уловками ты вышел невредимым?"" (Д. Робертсон. История Христианской Церкви. Пер. с англ. Лопухина А. П. СПб., 1916. Т. I. С. 196). Дюшен в своем труде пишет о Евсевии: "Среди египетского епископата было немного отпадений, но александрийский клир был очень серьезно затронут. Арий и его сторонники, как некогда Ориген, решились покинуть Египет, перешли в Палестину и остановились в Кесарии. Опять-таки, как и Ориген, они встретили здесь хороший прием. Уже несколько лет во главе этой церкви находился ученый Евсевии. У него была громадная известность: его История Церкви и апологии успели уже проложить себе дорогу. В области богословия его ориге-низм не был непреклонным. Он поступился, главным образом, вечностью творения, а вместе с этим для него утратили силу основания, заставлявшие Ориге-на признать вечность Слова. В сущности, он держался арианского образа мыслей; но насколько Арий был откровенен и ясен в речах, настолько кесарийский епископ обладал искусством облекать свои мысли в изменчивый и расплывающийся образ выражения, говорить много, чтобы не сказать ничего (определенного). Можно составить себе понятие об этом по его рассуждениям о рождении Слова, помещенным в начале его Церковной истории (Ц. И., I, 2)... Епископ Кесарийский не был еще тем, чем стал впоследствии – лицом с видным положением при дворе и обеспеченным влиянием" (Ист. древ. Ц. Т. II. С. 89). Из этого видно, что Евсевии был ко всему прочему еще и оригенистом, – вот почему он так симпатизировал мнениям св. Дионисия Александрийского о непринадлежности Апокалипсиса ап. Иоанну со всеми вытекающими отсюда последствиями и не мог прямо, по Апостольскому преданию, воспринимать слова Апокалипсиса о первом воскресении мертвых и Тысячелетнем царстве Господа на Земле.

Следует вспомнить при этом приводившийся в начале изложения его высокомерный отзыв о св. и смиренном Муже апостольском, преемнике апостолов и епископе Папие Иерапольском, когда Евсевий по поводу его учения о Тысячелетнем царстве Господа надменно замечает, что он "не понял сказанного апостолами таинственно, в образах (?), потому что был человек ума, кажется, ограниченного". Эта злостная надменность Евсевия в отношении св. Мужа апостольского обошлась, как видим, ему дорого: Евсевий со своим "неограниченным умом" попал в оригенизм, в приверженцев Ария, в число отвергателей Апокалипсиса и истины Тысячелетнего царства Господа. Что же касается мнимого Евсевием непонимания св. Папия Иерапольского, то смешно, чтобы ученик апостола, слушавший его не час и не день, а достаточно много времени, чтобы он не понял в этом апостола, которого он, несомненно, расспрашивал об этом с подробностью, ибо учение это было для него особенно новым и дивным, не изложенным открыто в Евангелиях, но предназначенным по воле Господней для передачи лишь верным и избранным посредством Апостольского предания и апокалипсического пророчества.

7. Следующим свидетелем м. Макария называется Тихон Африканский. О нем мы не нашли ничего значительного, чтобы можно было разговаривать о нем как об историческом лице, могущем противостоять или противоречить в обсуждаемом вопросе. В лекциях В. В. Болотова совсем нет упоминания о Тихоне Африканском, также не нашли мы этого имени при просмотре названных трудов Дюшена и Робертсона. Да и сам м. Макарий, называя его, ссылается на Геннадия: "см. о нем у Геннадия". В связи с этим невольно приходится удивляться приемам м. Макария для набора имен в качестве своих сторонников. Крайне безответственно и, приходится сказать, бесчестно.

 

Св. Василий Великий

8. После всех предыдущих несостоятельных своих свидетелей м. Макарий называет имя св. Василия Великого. Мы уже замечали в начале, что в условиях больших сомнений и отвержений относительно Апокалипсиса св. Василий Великий также избегал открыто признавать Апокалипсис и только два раза в своих творениях, как считают, ссылается на эту священную книгу. Василия Великого сохраняло в этом отношении его чрезвычайное почитание св. Афанасия Великого, который, несмотря на общее смущение и отвержение Апокалипсиса, твердо признавал его боговдохновенной книгой ап. Иоанна и включил в свой список канонических книг Нового Завета. Поэтому св. Василий Великий остерегся в отношении Апокалипсиса и не доходил до отвержения его, хотя и признавал его слишком уж осторожно и практически бессильно, не возвещая этого в Церкви. Время деятельности св. Василия В., как раз между I и II Вселенскими Соборами, было чрезвычайно бурным: разномыслия, споры, расколы, ереси вздымались беспрестанными бурями и волнами на поместные церковные корабли. На глазах у св. Василия В. поднялось и еретическое инакомыслие Аполлинария Лаодикийского, которого св. Василий В. вместе со многими знавшими его считал за "принадлежащего, по-видимому, к нам", как он выражается в письме к Евлогию и другим епископам, находившимся в изгнании. В этих обстоятельствах св. Василий В., будучи предстоятелем вверенной ему поместной церкви, заботился главным образом, конечно, о сохранении Никейского православия и исполнении своего пастырского долга. Еретическое инакомыслие Аполлинария вызвало у св. Василия В. особую и большую озабоченность в связи с большой ученостью и известностью Аполлинария и энергичным распространением его сочинений. В указанном письме он пишет: "От кого ожидали, что будет споборником истины, того находим теперь полагающим много препятствий для спасающихся... Не подвергается ли осмеянию велия благочестия тайна, когда епископы ходят без народа и клира, носят одно пустое имя и ничего не могут сделать к преспеянию благовествования мира и спасения?" Первым и основным злом Аполлинариевой ереси св. Василий В. называет его "нечестивое учение о Боге", возобновляющее, по его мнению, "древнее нечестие суемудрого Савеллия" – "что один и тот же Отец и Сын и Дух, предлагая и другие еще темные и нечестивые речи... Не приведено ли им в слитность учение о вочеловечении?" Еретическое инакомыслие в христологии – вот что было, конечно, главным злом Аполлинария и предметом пастырского возмущения св. Василия В. А когда ко всему этому еще добавилось и его искаженное и нелепое мнение о Тысячелетнем царстве, высказываемое с иудейским вожделением этого, то вспыхнуло, конечно, общее отвращение ко всем его мнениям, которое образовалось и в пастырских чувствах св. Василия В. В этой связи именно и подвергся обличению и осуждению св. Василием В. хилиазм Аполлинария, о котором он счел необходимым написать в двух указанных м. Макарием письмах. Вот эти места в указанных письмах, которые приводим полностью, чтобы читающий сам мог рассмотреть их. Первое находится в письме Василия Великого к западным, к которым он обращался в это чрезвычайно тяжелое на Востоке время, несмотря на всю "западную гордость" (его личное выражение), от которой страдала еще более, может быть, тяжко вся Церковь. Учитывая настроения на Западе, он во второй половине этого письма пишет:

9. "Он (Аполлинарий) наполнил вселенную своими сочинениями, не вняв осуждению того, который говорит: "Хранися творити книги многи" (Еккл. 12, 12). А во множестве, без сомнения, как допущено им много и ошибок, – ибо возможно ли при многословии избежать греха (Притч. 10, 19)? – так, есть у него и богословские рассуждения, основанные не на доказательствах из Писания, но на человеческих началах; есть у него рассуждения о воскресении, сложенные баснословно или, лучше сказать, – по-иудейски, – в которых говорит, что опять возвратимся к подзаконному служению, опять будем обрезываться, субботствовать, воздерживаться от яств, приносить Богу жертвы и поклоняться во храме иерусалимском и, кратко сказать, из христиан сделаемся совершенно иудеями. Что же может быть смешнее этого? Вернее же сказать, что может быть более сего чуждым Евангельскому учению? Потом и сочинение о воплощении произвело столько смятения в братстве, что немногие уже из читавших сие сочинение сохраняют в себе первоначальный отпечаток благочестия. Многие же, вняв нововведениям, обратились к вопросам и к спорным исследованиям о сих бесполезных речениях" (Творения. Т. VII. Письмо 255/263).

Что видно из этого места в письме св. Василия В.? Главным образом то, что Аполлинарий в своих суждениях основывается не на Писании, а на человеческих началах, т. е. говорит от себя. Но в отношении Тысячелетнего царства Господа это говорить можно только при отрицании самого Апокалипсиса, что и было тогда господствующим. В условиях этого отрицания всё это тем более казалось "иудейскими баснями", "чуждыми евангельского учения". Таким образом, все это объясняется опять-таки своей основной причиной – отвержением Апокалипсиса. Кроме того – искажение и превращение всего этого в басню, в "баснословное сложение" усилиями самого Аполлинария в его еретическом состоянии относительно самой христологии. Если бы Аполлинарий все это мог изложить здраво, по Апостольскому преданию, на основе изложения св. Иустина Мученика и св. Иринея Лионского, св. Ипполита и св. Мефодия, то, несомненно, св. Василий Великий не только бы не отозвался об этом таким образом, но и сам бы занялся исследованием всего этого со всей тщательностью. Следовательно, дело не в самом существе возвещаемого, а в личности и состоянии возвещающего, которым был в данном случае ударившийся в ересь и повреждение истины Аполлинарий: он иудействовал!

10. Второе указываемое м. Макарием место находится здесь же, через одно письмо от рассмотренного, в называвшемся уже письме св. Василия В. к трем египетским епископам в изгнании. Здесь по существу – повторение предыдущего. Св. Василий В. пишет: "Блаженное упование, предоставленное жившим по Евангелию Христову, осмелился он (Аполлинарий) толковать так низко и грубо, что превратилось оно в бабьи басни и иудейские сказания. Снова обещается возобновление храма, соблюдение подзаконного служения, и опять архиерей преобразовательный после Архиерея истинного, жертва за грехи – после Агнца Божия, вземлющего грех мира, частные крещения после единого крещения, пепел юнчий, кропящий Церковь, через веру во Христа "не имущу скверны или порока, или нечто от таковых" (Еф. 5, 27), очищение от проказы после освобождения от страдательности в воскресении, приношение ревнования (Числ. 5, 18), где ни женятся, ни посягают; хлебы предложения после Хлеба, сошедшего с небес, горящие светильники после истинного Света, одним словом: если ныне "закон заповедей упразднен учением" (Еф. 2, 15), то явно, что тогда учения Христовы будут заменены законными предписаниями... Посему умоляю вас, как сведущих врачей, умеющих с кротостью вразумлять противящихся, чтобы сделали вы опыт и привели его к церковному благочинию, и внушили ему презрение к многословным сочинениям... (ибо) невозможно при многословии избежать греха. С твердостью же предложите ему догматы православия, чтобы и исправление его сделалось явным, и раскаяние стало известно братиям его" (там же, письмо 257/ 265. С. 255-256).

Вот эти два места, которые найдены в письмах св. Василия В. и которые, повторяем, приведены полностью, чтобы каждый мог рассмотреть их своими глазами. Также, как видим, и в последнем месте указывается, что Аполлинарий излагает это слишком низко и грубо и превращает это в своем изложении в "бабьи басни и иудейские сказания", – что, собственно, только и зазирается, т. е. изложение и толкование, а не сама сущность предмета.

Уступая возможным полемистам по поводу этих мест из писем св. Василия В., можем допустить, что и сам Василий В. не вдавался в исследование этой истины и Апостольского предания об этом, а говорит об этом здесь в тон общему отношению своего времени и о нужде своего практического церковного пастырства в сущих обстоятельствах. Ибо если бы св. Василий В. исследовал это, то он, наверное, упомянул бы каким-либо образом о св. Папии Иерапольском, св. Иустине, св. Иринее, св. Ипполите, св. Ме-фодии, тогда как у него и намека нет здесь на это, и он говорит обо всем этом так, как может говорить лишь человек, совсем не знающий истории этого вопроса в Церкви и этих имен. Если на Василия В. так сильно действовал авторитет св. Афанасия Великого, то не менее сильно подействовали бы на него и такие имена исповедывавших эту истину.

Таким образом, приведенные обличения и отрицания св. Василия В. относятся собственно к пониманию и изложению Аполлинария и ни в коей мере, ни единым своим словом не относятся к учению об этом лично св. Папия Иерапольского, св. Иустина Мученика, св. Иринея Лионского, св. Ипполита, св. Мефодия. Короче сказать, св. Василий В. обличает и отвергает здесь не засвидетельствованную более его святыми истину Апостольского предания, а ересь Аполлинария. И если бы из-за еретиков отвергали то, к чему они прикладывают свои руки, то тогда из-за Керинфа, Монтана, Савеллия, Ария и Не-стория нам нужно было бы бросить всю нашу Веру и Церковь и само Евангелие!

Наконец, следует отметить, что всего этого св. Василий В. касается лишь в письмах своих и что он вопросу о Тысячелетнем царстве или опровержению "хилиазма" в макариевском смысле не посвятил никакой своей особой книги и даже в главных своих книгах нигде не касается этого. А известно, что св. Василий В. о всем, что считал важным, написал особые книги или уделил этому в своих основных книгах значительное внимание.

 

Св. Григорий Богослов

11. За св. Василием Великим м. Макарий в своем перечне называет иерархически еще более значительное имя св. Григория Богослова и указывает единственное у него место, где якобы св. Григорий Богослов "восстает против учения" св. Папия Иерапольского, св. Иустина Мученика, св. Иринея Лионского, св. Ипполита, св. Мефодия. Посмотрим, что же в действительности говорится в этом месте и как св. Григорий Богослов "восстает" против своих святых собратьев. Указанное* место находится в первом его послании к пресвитеру Кледонию – против Аполлинария. Послание весьма созвучно приводившимся местам из писем св. Василия Великого, и возможно, что св. Григорий Богослов написал его с целью единого выступления против нового еретического инакомыслия в Церкви, исходящего от Аполлинария. Послание содержит чрезвычайно глубокий и сильный разбор тех положений христологии, в которых заблуждается Аполлинарий, и, собственно, целиком этому посвящено. И среди всего этого только следующие строки имеют некоторое отношение к предмету нашего рассмотрения: "О, если бы отсечены были от нас те, которые возмущают вас и вводят новое иудейство, новое обрезание и новые жертвы!" Только эти две строки скрывались за ссылкой митр. Макария на имя св. Григория Богослова.

Что же мы видим в этих словах, в этом восклицании св. Григория Богослова? Опять, как и у св. Василия В., возмущение иудейством Аполлинария в его искаженных, еретических представлениях Тысячелетнего царства, выдаваемых за свое новое открытие и учение. Как и у св. Василия Великого, обличается и отвергается не истина св. Папия Иерапольского, св. Иустина Мученика, св. Иринея Лионского и прочих, а еретическое извращение ее Аполлинарием – ересь Аполлинария. Если бы м. Макарий имел мысль об этом в своей "не по разуму ревности" против "хилиазма" при своем рассмотрении этого вопроса, то и сам бы избежал быть врагом этой истины и вынужденных обличать его избавил бы от упрека в постыдной несмысленности и недобросовестности. Так что совершенно напрасно и всуе потревожил м. Макарий многочестное имя св. Григория Богослова.

Несмысленность и порок всех доводов м. Макария в том, что он превратил "хилиазм" в жупел для пугания людей и отождествил его с ересью Керинфа и Аполлинария.

 

Св. Епифаний Кипрский

12. За св. Григорием Богословом в перечне м. Макария идет св. Епифаний, т. е. св. Епифаний Кипрский, соратник и современник св. Афанасия Великого, св. Василия Великого, св. Григория Богослова, св. Иоанна Златоуста.

Примечание: Св. Епифаний Кипрский (307-403), обращенный из Евреев, один из великих отцов Церкви, весьма одаренный многими познаниями, особенно в Св. Писании при его знании языков (!), ревностный и самоотверженный борец за Истину и Восточное Никейское православие против всех еретиков и врагов Церкви, имел дар исцелений. Написал много весьма ценных для Церкви и Богословия сочинений (более 100), особенно известны "Панарий" и "Анкарат" (Якорь Спасения). В последование св. Иринею Лионскому и св. Мефодию Патарскому возвещал истинное учение о Тысячелетии Господнем по Апокалипсису. Скончался в возрасте 96 лет, похоронен на Кипре.

В. В. Болотов называет его "ревностным поборником православия и врагом оригенизма", который даже св. Иоанна Златоуста сильно подозревал в оригенизме (Лекции. Т. IV. С. 167), и замечает о нем: "св. Епифаний... долго жил в Египте и был противником оригенизма, откуда, по его мнению, вышло арианство. Сам Иероним смотрел с уважением на Епифания, как говорящего на пяти языках (Иероним знал четыре языка)" (там же, с. 157). Далее В. В. Болотов говорит, что ревность св. Епифания доходила до того, что он однажды уничтожил иконные изображения, которые тогда начали впервые появляться в Церкви, написал свое рассуждение против этого, и иконоборческий собор 754 г. ссылался на него, как, впрочем, и на Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, а также Евсевия Кесарийского, как на Отцов, прямо запрещавших употребление икон – "изображений низменного еллинского искусства" (там же, с. 512, 526, 532).

Мы не имеем сейчас той книги св. Епифания, на место из которой ссылается м. Макарий. Но по ссылке его видно, что это место связано с обличением св. Епифанием ересей, описанием которых и составлением тщательного каталога на них он усердно занимался. Поэтому в указанном месте может быть лишь замечание или суждение, подобное рассмотренным нами у св. Василия Великого и св. Григория Богослова в их обличении христологической ереси Аполлинария (см. здесь в I, 8, 18 – найдено это место!).

Но мы видим, что св. Епифаний был ревностным противником и обличителем оригенизма, включая, конечно, и аллегоризм его и отрицательное отношение к Апокалипсису. Мы знаем также, что св. Епифаний является почитателем св. Мефодия Патарского, своего предшественника в ревностной борьбе против всех ересей и тщательного изучения их. Св. Епифаний часто приводит его мнения и изречения, руководствуется ими, выписывает из него целые отрывки, благодаря чему и сохранил для Церкви многие места из книг св. Мефодия – ученика св. Иринея Лионского и ревностного преемника его учения о Тысячелетнем царстве Господа! Поэтому нет и не может быть никаких действительных оснований для зачисления св. Епифания Кипрского в обличители и отвергатели учения св. Иринея и св. Мефодия об истине Тысячелетнего царства Господа, ревностным учеником и преемником которых он был. И таким образом м. Макарий опять оказывается весьма недобросовестным в этом.

На этом исчерпываются в перечне м. Макария все св. Отцы Востока, из которых, как мы видим, ни один не является действительным и прямым противником и обличителем истины Тысячелетнего царства Господа, как она изложена, всегда живет и проповедуется в Церкви ап. Иоанном, св. Папием Иерапольским, св. Иустином Мучеником, св. Иринеем Лионским, св. Ипполитом Римским, св. Мефодием Патарским, бл. Лактанцием, к которым, как мы увидим в заключение, присоединяются еще два имени прямых и ревностных возвестителей этого, одно из которых принадлежит апостолу от семидесяти.

13. Далее в перечне м. Макария идут три имени западных отцов, которых он таким же образом и таким же своим "приемом" зачисляет в своих сторонников против "хилиазма". Имена эти не имеют для нас существенного значения, и поэтому мы, чтобы не затягивать и без того большое изложение, не будем рассматривать их. Будучи западными, они имеют лишь лунный свет и лишь заходящий отблеск восточного солнца. О наиболее значительном из них бл. Иерониме В. В. Болотов замечает: "Иероним, который своим значением весьма немало обязан тому, что был учеником восточных богословов..." (Лекции. Т. IV. С. 111), что вполне можно читать без слов "весьма немало". О двух же прочих и сам католический историк Дюшен замечает в своем беспристрастном суждении о древних исследователях ересей:

14. "Св. Иустин уже писал против всех ересей, когда он издавал свою Апологию [Синтагма. – Б. К.]. Егизипп тоже обсуждал этот предмет, но не в специальной книге, а в своих "Воспоминаниях". Все это более или менее утрачено. Но зато мы имеем произведение св. Иринея, книгу обстоятельную, которая хотя и направлена специально против Валентиновой секты, но содержит изложение главных ересей, доведенное до современной ему эпохи. За ним следует Ипполит, который в двух разных формах и в два разные момента своей литературной деятельности составлял список сект. Его первое произведение – "Синтагма против всех ересей" – теперь утрачено, но его можно восстановить благодаря свидетельству Фотия и сохранившимся извлечениям из него. Впрочем, Ипполит, подобно Иринею, не ограничивался гностическими системами, но касался и других ересей: 32-й и последней у него была модалистическая ересь Ноэ-та. Во втором своем труде – "Опровержение всех ересей", более известном под заглавием "Философуме-на", он пошел несколько далее. Список ересей, приводимых в конце Прескриптионибиса Тертуллиана, есть не более как краткое изложение Синтагмы Ипполита и относится, по-видимому, к 210 г. Епи-фаний (ок. 377 г.) и Филастрий (ок. 385 г.) – первый в особенности – широко использовали Синтагму. В литературе последующих (после Ипполита) времен нужно отвести первое место обширному труду св. Епифания, его "Панарию". Это – компиляция, которую легко подвергать критике с некоторых точек зрения, но ее составные элементы извлечены из весьма ценных источников – Синтагмы Ипполита, сочинения св. Иринея и многочисленных еретических книг. Эти памятники известны автору, он ссылается на них, приводит из них выписки. Сюда нужно также отнести и непосредственно им самим сделанные наблюдения над уцелевшими сектами. Произведения Филастрия из Бриешти, бл. Августина, Феодорита имеют рядом с "Панарием" второстепенную ценность" (Ист. древ. Ц. Т. I. С. 128-129).

 

Секты и ереси в Иудее, сообщение о них Иосифа Флавия (I век)

15. Заметим, что секта "алогов", которая упоминается в связи с "Каием, пресвитером римским", которого м. Макарий выставляет первым и древнейшим своим сторонником против Тысячелетия, в "Панарие" св. Епифания характеризуется как "не принимающие Иоаннова Евангелия и Апокалипсиса". У евреев же св. Епифаний насчитывает семь ересей:

- книжники (***) – "блюстители вторичных законов или преданий старцев, с излишней ревностию соблюдающие произвольно принятые богослужебные обряды";

- фарисеи (***) – "что значит отделенные, ведущие самую высокую жизнь и более других казавшиеся праведными... соблюдают воздержание, девство [иудейское монашество. – Б. К.], два раза в неделю пост, очищение кружек, блюд и чаш, непрерывную молитву... наружный вид одеяния, полос из багряницы, воскрилий и пуговиц, что служило знаком хранимого ими до времени воздержания";

- саддукеи – "что значит правдивейшие, род вели и от самарян и вместе от священника Садока. Они отрицали воскресение мертвых, не признавали ни ангелов, ни духа, во всем же прочем были иудеи";

- имеробаптисты – "утверждали, что никто не получит жизни вечной, если не будет совершать омовения каждый день";

- оссины (ессеи – ?) – "что значит смелые, исполняли закон, но пользовались и другими писаниями, отвергали многих поздних пророков";

- назореи – "что значит необузданные, запрещающие всякое мясоястие, вовсе не вкушают одушевленного";

- иродиане- "по всему были иудеи, но Мессией признавали Ирода и ему воздавали эту честь".

В кратком изложении своего "Панария" св. Епифаний еще говорит, что ересь керинфиан от Коринфа, что они иудеи (вот!) и хвалились обрезанием, а о их хилиазме ничего не говорит. О димиритах (или аполлинаристах) говорит, что они "исповедуют несовершенное вочеловечение Христа" (Св. Епифаний Кипрский. "О ересях". Творения св. Отцов в русском переводе. Изд. Московской духовной академии. 1883. Т. IV. С. 370-371).

16. Иосиф Флавий (I век) в "Иудейских древностях" сообщает следующее о трех главных иудейских сектах:

"У Иудеев с давних пор существовали три философские школы, основывавшиеся на толковании древних законов: школы ессев, саддукеев и фарисеев. Нам уже приходилось говорить о них во второй книге нашей Иудейской войны, но вместе с тем я и здесь готов в немногих словах упомянуть о них. ФАРИСЕИ ведут строгий образ жизни и отказываются от всяких удовольствий. Всему тому, что разум признает за благо, они следуют, считая разум лучшим охранителем во всех желаниях. Они выделяются своим почтительным отношением к людям престарелым (старцам) и отнюдь не осмеливаются противоречить их наставлениям. По их мнению, все совершающееся происходит под влиянием предопределения. Впрочем, они нисколько не отнимают у человека свободы его воли, но признают, что по предопределению Божию происходит соединение его желания с желанием человека – идти ли ему по пути добродетели или зла. Фарисеи верят в бессмертие души и что за гробом людей ожидает суд и награда за добродетель или возмездие за преступления при жизни; грешники подвергаются вечному заключению, а добродетельные люди имеют возможность вновь восстать (воскреснуть). Благодаря этому они имеют чрезвычайное влияние на народ, и все священнодействия, связанные с богослужениями или принесением жертв, происходят только с их разрешения. Таким образом, отдельные общины засвидетельствовали их добродетель, так как все были убеждены, что фарисеи на деле и на словах-стремятся лишь к наиболее высокому.

По учению САДДУКЕЕВ, души людей умирают вместе с телом; они не признают никаких других постановлений, кроме постановлений Закона. Они считают даже похвальным выступать против учителей своей собственной философской школы. Это учение распространено среди немногих лиц, притом принадлежащих к особенно знатным родам. Впрочем, влияние их настолько мало, что о нем и говорить не стоит. Когда они занимают правительственные должности, что случается, впрочем, редко и лишь по принуждению, то саддукеи примыкают к фарисеям, ибо иначе они не были бы терпимы простонародием.

Учение ЕССЕЕВ требует все предоставлять на волю Божию; они признают бессмертие душ и считают стремление к справедливости высшей целью. В храм они доставляют пожертвования, но сами не занимаются жертвоприношениями, признавая другие способы

очищения более достойными. Поэтому им запрещен доступ в общий Храм, и они совершают свое богослужение отдельно. Впрочем, это очень хорошие люди, которые всецело отдаются земледельческому труду... имущество у них общее... число их превышает четыре тысячи человек" (см. Иосиф Флавий. Иудейские древности. Пер. с греч. Г. Г. Генкеля. Т. 2. СПб., 1990. Кн. XVIII, гл. 1, п. 2-5).

17. Во 2-й книге Иудейской войны Иосиф Флавий сообщает о фарисеях еще следующее:

"Из двух первенствующих сект фарисеи слывут точнейшими толкователями закона и считаются основателями первой (по значению) секты. Они ставят все в зависимость от Бога и судьбы и учат, что хотя человеку предоставлена свобода выбора между честными и бесчестными поступками, однако в этом участвует предопределение судьбы (Божией). Души, по их мнению, все бессмертны".

Затем там же, касаясь еще саддукеев, пишет: "Фарисеи сильно преданы друг другу и, действуя соединенными силами, стремятся к общему благу. Отношения же саддукеев между собою суровее и грубее, и даже со своими единомышленниками они обращаются как с чужими" (Иосиф Флавий. Иудейская война. Пер. с нем. Я. Л. Чертка. СПб., 1900. Кн. II, гл. 8, п. 14-15).

В других местах сообщается, что саддукеи отличались особой жестокостью в судах и наказаниях и что первосвященник Анна был из числа саддукеев, и потому он положил начало особенно жестокому суду над Господом.

Из подробного рассмотрения значения фарисеев в жизни ветхозаветной Церкви видно, что они по своему началу занимали место ветхозаветного иночества и монашества.

 

Рассмотрение места, где св. Епифаний пишет об Аполлинариевом толковании учения о Тысячелетии

18. Рассматривая указанную ересь димиритов (аполлинариан) в большом изложении "Панария" св. Епифания Кипрского в переводе "Творений св. Отцов", изданных Московской духовной академией в 1883 году, мы наконец нашли то место, где св. Епифаний в самом конце обличения еретического инакомыслия Аполлинария о вочеловечении Спасителя касается и его учения о Тысячелетии, – выписываем это место полностью, чтобы читающий, как и во всех других таких случаях, своими глазами все это мог рассмотреть:

"Другие же говорили, что старец (Аполлинарий) [Аполлинария многие называют почтительно. – Б. К.], высказывал, что будто в первое воскресение мы совершим тысячелетний период, в который будем жить так же, как и ныне, например, соблюдая закон и другое все, что употребляется теперь в мире, то есть будем причастны браку, обрезанию и иному подобному. Мы не совсем верим тому, чтобы он этому учил; но некоторые утверждали, будто он это высказывал. Впрочем, что об этом тысячелетии написано именно в Апокалипсисе Иоанна и что эта книга пользуется доверием у весьма многих, притом благочестивых, это несомненно [однако далеко не у всех. – 5. К.]. Но весьма и многие, читающие эту книгу (при том благоговейные, сведущие в предметах духовных и духовно изложенное в ней принимающие за истинное), признаются, что это должно быть изъясняемо с глубоким пониманием смысла, ибо там не только это сказано в глубоком смысле, но и многое другое. Но в настоящее время я лишь кратко касаюсь этого в своей речи для напоминания, дабы благочестивые знали, что у всякого желающего переступать пределы святой Божией Церкви и Предания пророческого и Апостольского, надежду веры и учения, разум от одного неважного предположения и краткого слова, по необдуманности и, может быть, уклонению от последовательности мышления, может обратиться к великому пустословию, скользким предположениям, несообразным и странным изысканиям и "родословиям бесконечным" (1 Тим. 1, 4). Что учение (Аполлинария) о тысячелетнем периоде очень неосмысленно и нуждается в обсуждении, это ясно каждому обладающему смыслом, так что таковая мудрость и таковое предположение не нуждается даже в исследовании. Ибо если мы воскреснем для того, чтобы снова обрезываться, то на каком основании мы прежде не приняли обрезания? В таком случае для этого более нас необходимыми являются издавна признавшие совершенство его и предвосхитившие совершенство в сей жизни у будущего совершенства. Но к чему же тогда сказанное у Апостола: "Если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа" и "оправдывающие себя законом отпали от благодати" (Гал. 5, 2 и 5, 4)? И каким образом исполнится сказанное Господом: "Ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но равны суть ангелам" (Мф. 22, 30, Лк. 20, 35-36). Но изречения: "Сядете на трапезе Отца Моего, ядя и пия" (Лк. 22, 30) и "когда буду пить с вами новое (вино) во Царствии Небесном" (Мф. 26, 29, Мк. 14, 25), с прибавлением слов "новое" и "на трепезе царства", имеют иной смысл.

Да и сами мы, наученные от Божественных словес, утверждаем, что там будет некоторое причастие бессмертного питания и пищи, о чем сказано: "Ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2, 9).

Но говорят, что сначала в течение тысячелетия мы будем пользоваться естественными удовольствиями без труда и печали, а по истечении тысячелетия будем причастны и тому, о чем сказано в словах: "не видел того глаз, не слышало ухо" (1 Кор. 2, 9). Но эта речь противоречит всему учению Писания. Закон никого не привел к совершенству, а между тем нам повелевают соблюдать его по воскресении. Святой закон, от Господа данный через Моисея, "был для нас детоводителем ко Христу" (Гал. 3, 24): как много низший (для) людей усовершившихся, он имел поручение приводить к совершеннейшему. Когда же пришел совершенный Христос и Владыка, то Он принял от руки детоводительствовавшего закона детоводи-мых – то есть Церковь, состоящую из верных, как бы святую деву; и тогда мы через закон – пестуна познали Того, Кто больше закона, то есть Совершителя Иисуса. После этого как не покажется следствием скудоумия и простоты учение говорящих, будто после усовершения, данного Христом, снова настанет нужда в детоводителе, чтобы нам возвратиться к "началу письмен и учения и возложения рук" (Евр. 6, 2), согласно написанному? Между тем апостол ясно говорит нам: все "обветшавающее и состаревающееся близко к уничтожению" (Евр. 8, 13), что сказано о Ветхом Завете и законоположении; "с переменой, – говорит он, – священства необходимо быть перемене и закона" (Евр. 7, 12). Если же Ветхий Завет переменён (= отменён) и установлен новый (Евр. 7, 12, 18), то кто столь дерзновенно снова вводит для нас в употребление ветхий, прелагая новый в ветхость, уготовляя отпадение от благодати и пытаясь отвратить нас от плода заслуг Христовых?" ("О ересях". Твор. св. Отцов. М., 1883. Т. II. С. 232-235).

19. Что мы видим из всего этого написанного св. Епифанием Кипрским? Мы совершенно определенно видим, что св. Епифаний опровергает собственно иудейство в представлении Аполлинария о Тысячелетнем царстве, или "тысячелетнем периоде", как он его называет, но не саму истину Тысячелетнего царства, как она возвещена в Апокалипсисе и в учении св. Иустина и св. Иринея. Да и иудейство это Аполлинарий понимает неправильно, вернее, совсем не понимает, как нужно понимать его христианину по учению Апостольскому. И таким образом, опять мы видим здесь опровержение аполлинарианства, но не Иустинова и Иринеева учения, – в различении этого и состоит, в данном случае, истинное понимание слов св. Епифания Кипрского. И только приходится удивляться (и иметь это в виду для исследования), почему св. Епифаний, как и другие Отцы, выше приводившиеся, касаясь этого, не упоминают ни одним словом или даже намеком св. Иустина Мученика и св. Иринея Лионского, св. Мефодия, да и св. Ипполита, словно боясь называть их и прячась от них? Ибо трудно и как-то невероятно предполагать, что они не знали о них и о их учении относительно этого. Почему св. Василий, св. Григорий и св. Епифаний боятся и уклоняются выступить прямо против св. Иустина, св. Иринея и св. Ипполита, если утверждать, что они никоим образом не принимают учения о Тысячелетнем царстве Господа на Земле и считают его недопустимой ересью?! Пусть ответит на этот вопрос вместе с м. Макарием каждый, кто рьяно придерживается его мнения.

Ибо учение св. Папия Иерапольского, св. Иустина Мученика, св. Иринея Лионского, св. Ипполита Римского, св. Мефодия Патарского можно отринуть и считать заблуждением только в том случае, если оно вместе с этими именами осуждено Вселенскими Соборами Церкви или, ради снисхождения сказать, хотя бы двумя или тремя вселенскими святыми, – только в таком случае! А если этого нет, но, напротив, никто, как видим, из позднейших святых деятелей Церкви не осмеливался даже встать рядом с такими славными близапостольскими именами, то как же можно слушаться м. Макария и вместе с ним, словно в безумии, идти против таких святых Господа и древней Апостольской Церкви?!

На этом считаем достаточным рассмотрение и обсуждение всех недобросовестно и насильственно притянутых м. Макарием свидетелей и свидетельств против великой и не подлежащей не только опровержению, но и сомнению истины Тысячелетнего царства Господа на Земле.

 

Опровержение ссылки митр. Макария на Второй Вселенский Собор

20. Теперь остается последний лживый, но самый устрашающий для простодушных и несведущих довод м. Макария против учения о Тысячелетнем царстве Господа.

М. Макарий говорит: "Если и можно было держаться учения о хилиазме как частного мнения, то лишь до тех пор, пока не выразила об этом своего голоса Церковь Вселенская. Но когда Второй Вселенский Собор (в 381 г.), осуждая все заблуждения еретика Аполлинария, осудил и учение о тысячелетии Христовом, и для того внес в самый Символ Веры слова о Христе: "Его же царствию не будет конца" – держаться этого учения, даже в качестве частного мнения совершенно непозволительно православному христианину".

За эту, можно сказать, клевету (!) на Второй Вселенский Собор м. Макарий ответит особо перед Судом Божиим. Между прочим, на этом Соборе и рассматривался вопрос о клеветах.

Какое же осуждение вынес Второй Вселенский Собор учению о Тысячелетии, как уверяет нас м. Макарий? Канонизированных правил Второго Вселенского Собора, помещенных в Книге Правил Святых апостолов, которой руководствуется Вселенская Православная Церковь, всего только семь. К предмету нашего суждения может относиться только правило первое, читаем его:

"Святые Отцы, собравшиеся в Константинополе, определили: да не отменяется Символ Веры трехсот восьмидесяти Отцов, бывших на Соборе в Никее, что в Вифинии, но да пребывает оный непреложен; и да предается анафеме всякая ересь, и именно: ересь евномиан, аномеев, ариан или евдоксиан, полуариан или духоборцев, савеллиан, маркеллиан, фотиниан и аполлинариан".

Вот и все постановление Второго Вселенского Собора, в котором названа ересь уже хорошо нам теперь известного Аполлинария, епикопа Лаодикийского, состоявшая главным образом в еретическом мнении и учении о воплощении Господа.

Где же тут осуждение всего учения "о Тысячелетнем царстве Христовом", "о тысячелетии Христовом"?! Укажи, Макарий!

21. Вот что пишет о Втором Вселенском Соборе первый наш авторитет в истории древней Церкви В. В. Болотов:

"Уверение, что Второй Вселенский Собор созван против македониан, недостаточно имеет оснований. По шаблонному убеждению принято думать, что Вселенские Соборы созывались непременно по поводу ересей, и за неимением в данном случае какой-либо определенной ереси связывают этот Собор с ересью Македония. Собрание Второго Вселенского Собора было обусловлено отчасти некоторыми догматическими вопросами (по поводу ариан), а главным образом практическими вопросами, именно: а) вопросом о замещении Константинопольской кафедры и б) выяснением дела об Антиохийской кафедре" (Лекции. Т. IV. С. 108).

О догматической стороне деятельности Второго Вселенского Собора В. В. Болотов пишет:

"При решении вопроса о Никео-Цареградском Символе вообще должно держаться середины. Главная цель Второго Вселенского Собора – утвердить Никейскую веру, но это не предполагает непременно текста Никейского Символа. Никейский Символ составился [как учение, наука. – Б. К.] против еретиков, и ввести его в церковное употребление при крещении было неудобно: там не было, например, учения о Церкви и о будущей жизни. Но, по требованию обстоятельств, была нужда просвещать обратившихся язычников в истинах христианства именно в духе веры Никейского Собора. В таком случае нужно было Никейский Символ дополнить новыми догматами или взять символ, употреблявшийся раньше Никейского Собора и дополнить его элементами Никейского Собора. Весьма естественно, что Епифаний Кипрский передал крещальный символ Иерусалимской Церкви..." (Лекции. Т. IV. С. 116). Ни слова об осуждении пресловутого макариевского "хилиазма", ни слова о том, что причиной дополнительных слов Символа:

"Его же Царствию не будет конца" был осужденный якобы хилиазм Аполлинария, в частности, – ни слова! Так откуда же взял м. Макарий свои приведенные утверждения?! А главное – как после всего этого расценивать его такие утверждения?!

22. Дюшен по поводу Второго Вселенского Собора также ни слова не говорит о хилиазме или даже осуждении хилиазма Аполлинария, хотя отводит аполлинарианству целую статью. Таким образом, два крупнейших исследователя истории древней Церкви ничего не говорят об этом, – что же стоит утверждение м. Макария против них?

Может возникнуть вопрос: откуда же все-таки взял м. Макарий основание для такого утверждения? Исследованием этого вряд ли кто будет заниматься, можно лишь, уделив по ходу этого дела здесь минуту, сделать предположения: или он введен был в заблуждение какой-нибудь книжкой его времени, или сам "благочестиво" придумал, чрезмерно увлекшись опровержением непонравившегося ему хилиазма, заключив в своем "догматическом" уме, что "непременно это так должно быть" (как выражались в его время). И написав в порыве своей "догматической ревности не по разуму" такое утверждение, он думал, что он окончательно и навсегда убьет эту "ересь", – но получилось, как это и закономерно с мертвосердечными книжниками, что пригвоздил в ней Христа, а себя сделал врагом и клеветником этой великой истины, и так сам себя лишил обетованных ею благ.

Ибо Сам Господь сказал: надлежит "верить всему (!), что предсказывали пророки" (Лк. 24, 25!). Неверующий "осужден будет" (Мк. 16, 16). "Всякий неверующий в неверии своем умрет" (3 Ездр. 15, 4). Истинная Любовь "всему верит" (1 Кор. 13, 7).

На этом заканчиваются все доводы прямого опровержения м. Макарием истины Тысячелетнего царства Господа. И остаются лишь его жалкие, скудоумные, схоластические мнения от его собственного ума. Они достойны смеха, но, памятуя заповедь Господа, мы воздержимся от смеха. Да и жалко нашего самого большого школьного догматиста, который проделал огромный книжный труд над составлением своего догматического учебника, дал полноту систематического изложения всего имеющегося догматического материала, и в качестве справочника по этому материалу его труд останется единственным и непревзойденным во всех веках Церкви в нашем мире, за что несомненно располагает милостью Божией. Всю личность митр. Макария, как и всякого человека, не нам судить: это дело единого Господа, Судии всех и всего!

Но для полноты опровержения "опровержений" посмотрим и их.

 

к оглавлению

1     2     3     4     5     6     7     8     9     10