Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Авраам Норов

Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе.

к оглавлению

1     2     3     4     5     6     7     8     9     10     ...

Атталия

«И глаголавшее в Перги Слово Господне снидоша во Атталию». (Деян. Апост. XIV. 25)

 

 

Мы долго огибали мыс Фазелис; в него проникают несколько заливов; это согласно с тем, что говорит Стравон, который дает три гавани это гнезду пиратов. Тут вскоре нам открылся собственно залив Атталийский – и наконец явилась, на отвесных скалах, столь желанная нами Атталия с готическими стенами, башнями и минаретами. Перед входом в ее гавань видно несколько длинных отмелей, иные песчаны, а другие покрыты роскошною зеленью. Все радовало взор наш, усталый от томительного плавания. Едва мы бросили якорь в уединенной гавани Атталии, как толпа народа уже покрыла берег; когда начали спускать шлюпку с нашего брига, мы увидели, что турецкая шлюпка с янычаром отвалила от берега и направлялась к нам. Мы велели выждать ее прибытия. Удивление наше было немалое, когда нам объявили, что выход на берег нам был воспрещен, потому что в городе чума; но мы были не чумные, в том, свидетельствовал паспорт капитана (по счастью посещение Лимисоля не было записано) и поэтому не мы были страшны, а Атталия для нас; всё это было объяснено янычару, но он ничему не внимал; тут капитан сказал ему, что он под русским и английским флагом и объявил ему мое звание; я взглянул на мачту и в самом деле оба купеческие флага были им подняты по праву, дарованному некоторым грекам. Я пожал плечами, но после этого мне пришлось уже действовать; я велел сказать янычару, чтобы он дал знать обо всем ему сказанном Паше, что я охотно подвергаю себя карантину что поэтому уже не имеют права мне воспретить выйти на берег и что ежели через час мне не сообщат ответа – то я пристаю к берегу и требую объяснения от Паши. Янычар отправился обратно, а я положил часы на шканец. Я спросил моего любезного спутника, желает ли он за мною последовать – он мне отвечал, что теперь наши дела должны быть общими; при том наши права были неопровержимы. – Я был уверен в его благородном ответе; но не будучи совсем уверен в успехе посольства, мы, немедленно согласясь, приняли меры на всякий случай. – Призвав капитана, который уже безответно нам повиновался, мы велели, чтобы к положенному сроку шлюпка и гребцы были готовы; сверх положенной платы мы обещали ему ещё десять червонцев, если он в точности выполнит по нашем отъезде с брига то, что мы ему предпишем, - он всё обещал; потом, показав на фальконеты, которые стояли на его палубе, я спросил у него: стреляют ли они? – он испугался, но мы поспешили успокоить, что дело идет не о кровопролитии; - и когда он нам отвечал с некоторою гордостью, что у него есть не только порох, но и ядра, мы сказали ему, что нам нужен один только порох; всё было исполнено по слову и все шесть фальконетов были заряжены; тогда мы ему объяснили, что когда мы отвалим от брига, он должен нам салютовать, и что, предвидя по накопившейся толпе на берегу, что может быть там вздумают препятствовать нашей высадке, - мы требуем, чтобы в самое то мгновение, когда мы будем причаливать к берегу, он возобновил салют залпом и затем спустил бы наши флаги; при этом я заметил ему, что он не имел никакого права их поднимать, тем более, что не испросил на то нашего дозволения. Через полчаса наши чемоданы были перенесены на шлюпку; ха пять минут до сорока мы сами туда спустились, - а в урочный срок отвалили от брига, обещав капитану простить ему все его вины, если он будет точен в исполнении предписанного ему. С нами были наши два человека, мой русский, и служитель моего спутника, родом серб, который вместе с тем служил нам драгоманом для турецкого языка; они были хорошо вооружены, и к нашему удивлению, наши четыре греческие гребца, также; это обратило в последствие наше к ним благоволение; мы сами, с намерением, были без оружия на вид, но имели карманные пистолеты. Человек двадцать вооруженных янычаров стояли впереди толпы, ожидавшей нас у пристани. Наше предвидение исполнилось; едва наши гребцы закинули крюки на пристань, как несколько янычаров двинулись с криками нам навстречу, но в самую эту минуту два неожиданные залпа и вслед за ними третий поразили испугом и рассеяли всю эту сволочь, - мы были уже на берегу и наш драгоман громогласно и повелительно закричал янычарам: покажите нам дорогу к Паше! несколько из них побежали прямо на крутой подъем в город, вероятно для извещения Паши, а двое из них раскрыли нам путь среди толпы и сделались нашими проводниками, меж тем как на бриге салют нашим флагам продолжался.

Через стенные ворота, по весьма крутому подъему, мы направились в цитадель, к жилищу Паши. Там уже успели всё приготовить к нашему приему. Отряд солдат стоял во дворе; также и по ступеням лестницы, ведущей к диванной Паши, было расставлено несколько янычаров. Вступив в диванную, мы увидели очень большую комнату: по обеим сторонам выстроены были в два ряда янычары и раболепный двор Паши; он сам, в глубине комнаты, за решетчатою перегородкою, сидел в углу дивана и длинный ковер показывал к нему дорогу: мы уже подходили к перегородке; к нам навстречу подошел его драгоман, а Паша всё сидел на диване, поджавши ноги; видя это, я остановился и велел через его драгомана сказать Паше, что если он хочет иметь со мною свидание, то должен встать; - драгоман Паши отвечал, что он не посмеет этого сказать; тогда я велел нашему драгоману подойти к Паше и объяснить ему мои условия; между тем я отвернулся в сторону и начал беседовать с моим товарищем, а оба драгомана пошли к Паше; объяснения кончились в несколько минут: нас пригласили и едва мы дошли до перегородки, как Паша встал и просил нас весьма важно сесть на диван. Усталый от пути, я с удовольствием погрузился в мягкие подушки рядом с Пашею. Чувствуя трудность наших взаимных объяснений, - я поспешил положить всему конец, - и начал речь, сказав ему, что я жалуюсь на препятствие, которое мне оказали его чиновники в пристани и что они не довели до его сведения о тех обстоятельствах, по которым вход на берег не мог нам быть воспрещен. – Паша воспользовался этим оборотом моей речи и сбросил всю вину на своих чиновников, - потом спросил у меня: имею ли я фирман Султана. Я отвечал ему, что я направляюсь из Египта в Константинополь и потому не могу иметь Султанского фирмана; но что я уверен, что с русским фирманом мне везде открыта дорога – и с этим словом развернул мой паспорт. Двухглавый орел произвел на него магическое действие, - с этой минуты церемониал кончился, - по мановению Паши нам поднесли трубки и кофе и в след за тем шербет. Я представил Паше моего любезного товарища. Тут уже, за веселым разговором, он спросил меня: «А что бы Вы сказали, если б кто сделал высадку в Ваш порт без Вашего согласия?». – Я ему отвечал также шутя, что имеющий право войти в мой порт всегда бы был принят радушно, - а не имеющий права никогда б на то не покусился. Паша возразил: «мы всегда вам рады; мы знаем, что вы русские желаете нам добра». Паша спросил, куда мы желаем продолжить путь и долго ли можем погостить у него; мы сказали, что мы направляемся в Смирну и что, так как мы дорожим временем, то, благодаря его за приглашение, просим его дать приказание о немедленном приготовлении для нас лошадей. Паша был чрезвычайно любезен и прибавил, что он не удерживает нас в городе, по причине чумы, а что велел отвести нам свой загородный киоск для нашего отдохновения. Через несколько минут нам сказали, что всё для нас готово; мы простились весьма дружелюбно с Пашею; у подъезда нашли мы его кваса с приготовленными для нас лошадьми самого Паши, - а через полчаса мы были уже среди апельсинного благовонного сада, в роскошном киоске, на мягких шелковых подушках; тут мы спросили друг у друга: не сон ли из тысячи и одной ночи приснился нам?

Через час явился перед нами весьма обильный обед, с прислугою Паши и с его фирманом, а по окончании обеда громкий топот лошадей возвестил нам, что все к нашему отправлению было уже готово. Наша экспедиция обошлась нам не дешево. Чем усерднее было угощение Паши, тем щедрее должно было быть наше возмездие. Мы не могли также забыть и четырех гребцов Пенелопы, которые так добровольно показали свою готовность нам служить, сверх того послали с ними прибавку, обещанную нами капитану.

Прежде чем оставить Атталию, мы не могли не насладиться вполне, из роскошного сада Паши, великолепным видом, который открывается с крутого берег Атталии, на её залив и горы Ликийские. Огромный Тахталу привлек тогда со всех вершин гор облака, носившиеся над ними, на свою вершину и в светлом венце высился над ними. С одной стороны мрачный вид этих гор, с другой нега плодоносной площади Атталии представляют зрелище необыкновенной красоты. Я видел только мимоходом внутренность города, но за то я имел время наглядеться на её наружность из гавани. По неприязни, существующей между Турцией и Египтом, укрепления Атталии содержатся в довольно удовлетворительном положении. Тут цитадель и крепость; мощные стены и башни с бойницами, построения арабского, и отчасти византийского, защищают город со всех сторон; цитадель и крепость отделены от предместья стеною; подобно древнему Тиру, вход во внутреннюю гавань стеснен между двумя каменными столпами, или небольшими башнями, устроенными на подводных скалах, и заграждается в случае надобности перекинутой с одной на другую скалу цепью ^[1]. В конец XV-го столетия венецианцы, при покушении на Атталию, принуждены были разбить ядрами эту цепь, чтобы проникнуть в гавань ^[2]. Одна славянка, находившаяся в продолжительном рабстве у мусульман, видя, что усилия христиан при атаке города ослабевают, появилась на одной из башен и, ободряя христиан громким воззванием, низверглась при глазах своих врагов с высоты башни и разбилась на каменистом береге. Опрятность домов и роскошь фонтанов, из которых иные очень большие, с мраморными бассейнами, обращают на себя внимание. В иных местах улицы живописно следуют природным уступам скал. Кое-где видны вделанные в стены обломки древних колонн и капителей, и сказывают, что тут, где-то, есть остаток древней триумфальной арки. Жителей в Атталии считают до 15-ти тысяч; - треть домов принадлежит грекам. Несколько греческих христиан, у которых только одна церковь, пришли посетить нас в нашем загородном уединении, - один из них видел меня в Иерусалиме.

Подвиги Апостолов всё ещё хранятся в памяти и сердцах здешних христиан и они с любовью говорят о Павле и Варнаве, которые на пути из Антиохи Писидийской «пришли в Памфилию и, проповедав Слово Господе в Перги, достигли Атталии» ^[3]. Этот город освящен также мученичеством святых Пания, Диодора, Конона, Клавдиона, в царствование Декия. При Императоре Алексии Комнене, в патриаршество Евстафия Константинопольского, Атталия была облечена правом Митрополии. Со времени покорения Малой Азии турками, Атталия, по малому числу оставшихся в ней христиан, присоединена была к епископству Писидии, Сиды и Миры Ликийской. Первым епископом Атталии считают Евстафия, за ним известен Феодор, во время Ефесского Собора; называют также Иоанна, Симиона и Николая в 1156 г. при Императоре Еммануиле Комнене. Развалины Перги, о которой говорится в Деяниях Апостольских, ещё доселе значительны и находятся в пяти часах расстояния от Атталии. Некоторые писатели отстранили местность древней Атталии далее на восток, но мы видим, по приведенному месту из Деяний Апостольских, согласно с описанием Птоломея ^[4], что это предположение неосновательно. Оливия находилась на запад от Атталии в весьма близком от неё расстоянии, на границе Ликии и Памфилии, которой принадлежит Атталия. Скажем, вопреки ученому Целларию ^[5], что, в этом месте, Птоломей вернее Страбона ^[6], который ставит реку, называемую у древних Катаррактес, водопад (Catarractes), между Оливии и Атталии, а первый между Атталиею и Пергою, что и действительно так, ибо, начиная с самой Атталии и восточнее этого города, несколько быстрых потоков, составляющих устье нынешней реки Дудент, падают с высоких скал водопадами в море ^[7]; некоторые фонтаны Атталии, особенно тот большой фонтан, который находится внизу у городских ворот, заимствуют свою воду от одного из этих потоков, вероятно сблизившихся от времени к стенам города.

На греках Атталии тяготеет грозный укор истории за их коварные и безчеловечные действия против крестоносцев Людовика VII-го. После истребления армии Императора Конрада на пути в Иконию, чрез измену греков Константинополя, Людовик VII, с новою армией, при которой было чрезвычайное множество поклонников, восторжествовав над мусульманами на берегах Меандра, перетерпел в свою чреду неожиданное поражение в дефилеях горы Кадмус; его остальная армия, обязанная своим спасением его геройскому мужеству, преодолев неимоверные препятствия, достигла наконец в совершенном расстройстве и изнеможении до стен Атталии, куда были устремлены все ее надежды. Этот город принадлежал тогда Константинопольскому Императору Мануилу и был населен одними греками; - атталийцы, конечно не без ведома Мануила, затворили ворота перед погибающей армией своих собратий – христиан. Армия латинцев и толпы несчастных поклонников, нуждаясь в съестных припасах и в одежде, едва могла приобретать их у атталийцев за дорогую цену. Одно только чрезвычайное изнеможение сил душевных и телесных латинцев и недостаток в осадных машинах может несколько объяснить нерешимость латинцев взять приступом преступную Атталию. Не прежде, как через месяц, Атталийское правительство, опасаясь наконец последствий отчаяния европейского войска, предложило королю французскому, за дорогую плату, суда для отправления части его войска в Сирию. Людовик принял с трудом это предложение, предвидя злосчастную участь, которая ожидала без него ту часть его войска, которая должна была следовать берегом. Нельзя читать без ужаса в современных писателях рассказ об этих бедствиях. Большая часть оставшихся франков погибла или с оружием в руках в горах Киликийских, или от голода; некоторые из них с отчаянием в душе возвратились к стенам ненавистной Атталии, превзошедшей в жестокости древний Фазелис. – Мусульмане и греки испили их кровь, но наконец первые сжалились над христианами, призрели больных и раненных и даже, покупая монету крестоносцев у греков, раздавали её обратно крестоносцам щедрою рукою. – «Наконец,» – говорит один современный писатель и очевидец – «Бог проклял Атталию, поразил внезапно её жителей чумной смертию; почти все дома опустели; а те из жителей, которые остались в живых, пораженные безумием и ужасом, поспешили убежать из города» ^[8].

Путь, предстоявший мне, был тот самый, по которому шла так мужественно и бедственно армия крестоносцев. – Описания этого пути недоставало историку крестовых походов и его сотруднику ^[9].

Примечания.

[1] Hammer I. 299

[2] См. Вронченко Обозр. Малой Азии. Ч. II, стр. 39ю Это одно из самых положительных и любопытнейших сочинений об этом крае, который доселе ещё мало исследован.

[3] Деян. Ап. XIV. 24. 25.

[4] Ptolom. V. c. 5

[5] Cellar. Orb. Ant. II, 186-187

[6] Strab. XIV. II. P. 667

[7] Обозр. Мал. Аз. 1. 88

[8] Odonis de Diogilo de Ludov. VII. Franc. R. profectione in Orientem. Biblioth des Croisades, I. 228

[9] «Ce fut avec un bien vif regret, (пишет Пужула младш. к своему брату) que je laissai a ma gauche, le chemin, que suivit Louis VII pour se render a Atalie»

к оглавлению

1     2     3     4     5     6     7     8     9     10     ...