Апокалипсис Святой Руси
О духовных причинах падения Третьего Рима и наступления эпохи «последних времён»
к оглавлению
ПРИБЫТИЕ НА АФОН АРХИМАНДРИТА АРСЕНИЯ —
ГЛАВНОГО УЧРЕДИТЕЛЯ СОЮЗА РУССКОГО НАРОДА
— 2 —
После того, как «почил о Господе о. Иоанн Кронштадтский, о. Арсений и сам почувствовал близость своего переселения… Он возжелал закончить дни своей многотрудной жизни на Св. Горе Афонской», в связи с чем «подал в Синод прошение разрешить ему уехать на Св. Гору»114. 10 июня 1912 г. Св. Синод, "принимая во внимание болезненное состояние игумена Арсения", разрешил ему священнослужение, а 21 сентября 1912 г. ему было разрешено выехать на Афон115.
«Дивный промысел Божий призывает Своего раба на Афон в самое нужное для него время. В эти дни имяборческая ересь была там в самом разгаре, вторглась во Святую Гору Афон царица погибели, о чем еще в 1813 году предсказывал являвшийся из загробного міра Преподобный Нил М?роточивый. В это время, через сто лет, и надлежало быть на св. Афоне мужу ревности апостольской, отцу Арсению.
[…] Имяборческая ересь началась в 1911 году, через три года после кончины отца Иоанна Кронштадтского, из-за его же высокого молитвенно-богословского славословия Имени Спасителя: Имя Божие есть Сам Бог. Выразить эту истину и славу Имени Божия в наши дни мог только истинный молитвенник и богослов, каким и был наш приснопамятный добрый пастырь о. Иоанн Сергиев, Кронштадтский, друг и духовный брат о. Арсения. По своему служению в звании синодального миссионера вращаясь в синодальном кругу, о. Арсений об Афонском волнении слышал, но не знал сущности спорного вопроса — его корней и причин, которые тщательно скрывались от православного міра. Архиепископ Антоний Волынский, в услугу афонским старцам-диаволопоклонникам116, по своему злонравию извращал истину в вопросе об Имени Божием, обливал нас грязью, говорил, что Афонские монахи-имяславцы — мужики-лапотники, проповедуют Имя Божие четвертым лицом Божиим вместо Св. Троицы. Поэтому имяславцы — страшные еретики. Еще клеветали, будто бы имяславцы — пантеисты, т. е. многобожцы, обожествляют звуки и буквы Имени Божия. Вся эта сатанинская грязь изливалась на нас имяборческим засильем в Синоде. Хотя большая часть членов Синода была благочестива, но не могла противостать наглости кучи Антония Волынского117.
В защиту имяславцев выступил Еп. Саратовский Гермоген, но его немедленно исключили из состава Синода и заключили в Жировицкии монастырь со строгой изоляцией, под надзор настоятеля монастыря. Но даже эту проделку над еп. Гермогеном куча извратила. Куча в золотых митрах творила всякое беззаконие. О. Арсению не довелось расследовать и узнать правду об Имени Божием, он знал только то, что говорила куча. Когда же он подал прошение уйти на Афон, куча приняла это прошение и была довольна в надежде, что от лица Синода, силой своего слова, бывший синодальный миссионер добьется прекращения спора об Имени Божием и наведет порядок в двух русских обителях.
Наконец о. Арсений достиг своей цели, прибыл в св. жребий Божией Матери, в Гору Афонскую, с тем, чтобы здесь умереть и войти в сонм всечестного монашества Св. Горы Афонской, в непосредственное игуменство Царицы спасения. Прошли десятки лет с тех пор, как его, молодого студента Духовной Семинарии, в чине афонского послушника, всечестные старцы Пантелеимоновской обители напутствовали отеческим благословением на труды апостольского служения Св. Церкви Христовой. Теперь, после апостольских трудов, убеленный сединами глубокий старец опять в той же обители св. Пантелеймона, дабы упокоиться рядом с могилками старцев, благословлявших его на апостольское служение в России. На берегу Св. Горы Афонской, с парохода, его встретили старцы, начальники монастыря св. Пантелеймона, которые, при тогдашнем отъезде его в Россию, были послушниками того же монастыря. Узнавши друг друга, они в восторге и духовной радости заключились в братские объятья. О. Арсений был старше их по возрасту и поступал в обитель раньше их. Они воздали прибывшему гостю достойную честь, как старшему себя, и дали ему на архондарике (монастырской гостинице) самый лучший покой.
Отдохнувшего о. Арсения старцы пригласили в свой начальнический кружок, в особой зале архондарика, принять участие в дружеской трапезе, во время которой со слезами на глазах они начали изливать дорогому гостю постигшее русское монашество Горы Афонской искушение. Они говорили; вот появились еретики-имяславцы, которые в Св. Троицу ввели четвертое лицо, исповедуя не Троицу, а четверицу, т. е. Имя Божие почитают четвертым лицом Божества. Половина нашего Пантелеимоновского братства заражена этой ересью, а в Андреевском скиту — все братство погибло, игумена Иеронима изгнали из обители за то, что он не принял имяславческую ересь. И прочее другое старцы-начальники выплакивали отцу Арсению. И добавили: самый центр ереси сосредоточился в Андреевском скиту, из которого происходит вся сила зла.
О. Арсений услышал от своих товарищей то же самое, что и в Синодском кругу в Петербурге рассказывали ему. В своей ревности он вознегодовал на ересь имяславцев, обличить которую при полномочии от власти Синода он счел своим долгом, в надежде вразумить невежд монахов Андреевского скита, грубых, необразованных лапотников (так злословили и поносили нас и афонские старцы-идолопоклонники, и куча Синодская).
Знаменитый миссионер — проповедник, обладавший даром знания Божественного Писания и силой слова, о. Арсений был уверен, что поразит ересь, вразумит зараженное ересью Андреевское братство, примирит с игуменом Иеронимом, и к Святой Пасхе этого страдальца-изгнанника введут обратно в обитель. А после этого и половина Пантелеимоновской братии, зараженная имяславческой ересью, раскается, и в обитель вернутся мирный строй и благодушие. Своим предполагаемым планом действий о. Арсений утер слезы своих товарищей.
Приезд на Афон о. Арсения совпал с приближающейся Пасхой. Поэтому, чтобы ознаменовать свой приезд поражением имяславческой ереси, наведением мирного строя в русском монашестве Св. Горы Афонской, о. Арсений решил к делу приступить немедленно, чтобы Святую Пасху встретить всем в мире и любви. Старцы-диаволопоклонники в радости ликовали о предполагаемом успехе, лобызали руки примирителя и с пожеланием удачи отправили его в Андреевский скит. Никто из них, конечно, не решился сопутствовать миротворцу, ибо знали, что Андреевский скит никого не принимает, кроме прибывающих из России поклонников — богомольцев, от тринадцатого января накрепко закрыв врата своей обители.
О. Арсений прибыл к нам в Андреевский скит в Вербное Воскресенье в сопровождении своего келейника-послушника. Мы знали проповеднические труды и глубоко уважали этого знаменитого миссионера.
По прибытии к нам, после вечерни, о. Арсений произнес поучительное слово о высоте и глубине Божественного Писания, прикасаться к которому и толковать по произволу необразованного ума не должно, но только по руководству св. Отцов Церкви поучаться в нем. На другой день, в Великий Понедельник, после повечерия, о. Арсений вторично выступил с поучительным словом о Божественном Писании и подвел речь к тому, что мы, по своему невежеству, извлекли из Божественного Писания пагубные понятия об Имени Божием и возвели Его в четвертое лицо Божие. Отец Арсений, положительно не зная сути дела и причин возникшего вопроса об Имени Божием, держался стороны, враждебной истине. Он знал только то, что говорила ему в Петербурге Синодская куча и что сама гидра — старцы-диаволопоклонники, — по прибытии его на Афон выплакивала ему, умоляя помочь разделаться с ненавистными имяславцами в Андреевском скиту.
Подводя конец своему слову, обращенному к нам, о. Арсений заявил о своем полномочии от власти Св. Синода раскрыть гибельность нашего заблуждения, привести нас к примирению с изгнанным игуменом Иеронимом, испросить у него прощение и с честью ввести о. игумена в обитель, чтобы наступающий праздник св. Пасхи праздновать в мире и любви древнего иночества Св. Горы Афонской. При этих заключительных словах, к старцу проповеднику подошли два наших старших отца, защитники славы Имени Божия, с протестом его решению, и указали ему, что, не зная сути вопроса, не выслушав другую сторону, он решился на действия, не приемлемые для нашей стороны.
Но о. Арсений не стал слушать наш протест и решительно заявил: завтра, в Великий Вторник, идем к мученику-исповеднику игумену Иерониму и введем его обратно в обитель. С этими словами он спустился с амвона и направился к выходу из собора в свой номер на архондарик — гостиницу. К нему подошли ликующие старцы-имяборцы, сторонники Иеронима, взяли его под руки и, как архиерея, повели к выходу на паперть собора, целовали его руки, выражали благодарность ему за властное поучительное слово и за решение вернуть в обитель игумена Иеронима.
Опускаясь по ступеням паперти собора, о. Арсений хотел что-то сказать старцам, сопровождавшим его под руки, но язык не повиновался ему. Снова и снова с усилием напрягаясь, о. Арсений хотел что-то сказать, но язык замер. Несколько минут тому назад проповедник с присущей ему миссионерской ревностью произносил обличающую имяславцев речь. А теперь, непонятно почему, язык проповедника связался и уста замкнулись. Удивленные старцы-имяборцы довели его в архондарик до номера. Онемевший о. Арсений вошел в свой номер и заперся внутри его на ключ.
[…] Пантелеимоновские старцы — Натальины поклонники — считали о. Арсения своим товарищем. Зная его высокий дар слова и полномочие от власти Святейшего Синода, они имели твердую надежду и уверенность при посредстве его поразить имяславцев. Но внезапно и неожиданно для всех произошла чудная перемена действий о. Арсения, которая развеяла в прах все их надежды, а сам о. Арсений стал имяславцем апостольской ревности.
[…] [На следующий день] о. Арсений рассказал о себе следующее. “Вчера, после моей речи к вам, при выходе из собора, вдруг связался мой язык. Замкнувшись на ключ в этом номере, не ощущая в себе никаких телесных недугов, я онемел. Намеревался умиротворить вашу обитель возвращением игумена Иеронима, а сам и слова не мог произнести миротворного. […] Припоминая обстоятельства вашего обращения ко мне с неотразимым протестом, я все-таки упорно настоял на своем намерении. Уж не согрешил ли я этим? […] Этим и выяснилась причина моего онемения как чудесное вразумление Божие […]”.
[…] В это же утро Великого Вторника, узнав от пришедших к о. Арсению старших наших отцов коренную причину возникшей брани, он сказал им: «Сегодня, после повечерия, буду говорить слово в защиту славы Имени Божия». Лицо о. Арсения сияло радостью. И отцы ушли от него, так как он нуждался в отдыхе после тяжелых переживаний прошлой ночи.
О. Арсений пришел в собор к Великому повечерию и стоял в святом алтаре. По отпусте повечерия он вышел на амвон для произнесения слова. Все наше братство приблизилось и окружило его. Обратившись к святому алтарю и помолившись, о. Арсений по обычаю стал к нам лицом и, ознаменовав себя крестным знамением, произнес: «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа». Мы ответили: «Аминь». Затем, обозрев нас умиленным взором и обняв своею любовью все наше собрание, он сказал:
«Честнейшие отцы и братия, начиная слово во славу Имени Божия, начинаю его покаянием. Припадаю к Господу Богу моему, ведающему наши сердца и утробы, приношу искреннее раскаяние за вчерашнее слово и молю Его благостыню, да простит мне милостиво это мое согрешение. Говорил я вчера слово по неведению истины дела и положил намерение выполнить данное мне поручение по воле власти земной. Но власть небесная, надзирающая все наши пути, возбранила и не допустила меня до совершения противобожного насилия, и чудесным вразумительным знамением на мне — внезапным связанием моего языка, глаголавшего неправду — просветила и уяснила мне истину. Уразумев истину Откровением Божиим, всем моим существом я тотчас же и обратился к ней и молю Бога о прощении содеянного вчерашнего греха, по моему неведению, а вместе с тем приношу благодарение Богу, что не попустил мне пасть в бездну погибели — в ересь имяборческую. И вас, дорогие мои честнейшие отцы и братья, умоляю, простите мне нанесенное вам вчера моим невежеством оскорбление и огорчение словом и намерением».
И, отступив назад два шага, о. Арсений падает на оба колена и смиренно кланяется до земли всему нашему братскому собранию. Все мы, тронутые до слез его глубочайшим смирением и раскаянием, умиленно ответили ему: «Бог да простит тебе, честнейший отче!» Встав с колен, старец-проповедник о. Арсений и сам с умиленным плачем обращается к нам с просьбой:
«Теперь, честнейшие отцы и братья, прошу вас принять меня в ваш исповеднический лик, в число вашего ангельского ополчения в защиту славы Имени Божия. От вас никуда не пойду, умру с вами в исповедании Имени Божия. С самого момента моего чудесного вразумления прошлой ночью я уже имяславец!»
Речь о. Арсения во славу Имени Божия, на радость и утешение наше, длилась более часа. Закончилась она строгим обличением еретиков-имяборцев, которые стояли в злобном ожесточении и нераскаянности, с мрачными и суровыми лицами. Наконец, вопреки вчерашнему решению: к Пасхе ввести Иеронима в обитель, — о. Арсений, во исполнение канонических правил о несообщении с еретиками, предложил нам немедленно отделить еретиков-имяборцев от нашего братства. В трапезной выделить для них отдельный стол, отдаленный от православных исповедников Имени Божия, не приветствовать их и не принимать от них приветствий с праздником св. Пасхи. Ибо, по учению св. апостола Иоанна Богослова: Глаголяй ему радоватися, сообщается делам его злым (2 Ин. 10—11). А так же дать им отдельный храм, а в собор не допускать»118.
Таким образом, ознакомившись с сутью догматических споров, о. Арсений, принявший в свое время пострижение в Пантелеимоновом монастыре и пользовавшийся значительным авторитетом в среде афонских иноков, занял активную про-имяславскую позицию. 11 апреля им был учрежден «Союз Архангела Михаила исповедников Имени Божия», предназначавшийся «для противодействия распространяющемуся имяборчеству и для предохранения […] от общения с имяборцами»119.
По словам иеромонаха Паисия, произошло это следующим образом: «Вступив в Андреевское братство и вчинив себя в наше ополчение против богохульной имяборческой ереси, о. Арсений нередко стал собирать нас на беседы в большой зале архондарика.
В одной из пасхальных бесед о. Арсений открыл нам свое желание объединить наше иноческое ополчение защитников славы Имени Божия, слиться в союз в духе благочестия, в единое воинство под хоругвь начальника горних сил безплотных св. Архистратига Михаила, молитвенно призывая его на помощь и защиту нашу.
О. Арсений сказал нам, что на поприще своего миссионерского служения Св. Церкви Христовой он уже основал в России несколько союзов, по потребностям, которые встречались ему, во славу Божию и в укрепление православной веры. «Каждый из союзов, — говорил о. Арсений, — я посвящал во имя святого, которого желало само общество. Сильно любя и почитая ревность Святого Архистратига Божия Михаила, при всем моем желании я не мог посвятить в честь его Имени ни одного из тех союзов, потому что их назначение не соответствовало назначению горних сил. А теперь, войдя в ваше священное ополчение против богохульной ереси, открылась возможность исполнить мое заветное желание, так как настоящая духовная брань наша — защита чести и славы Имени Божия — тождественна брани небесного воинства против того же прегордого и пресквернейшего духа тьмы, падшего с горних высот в бездну, — Денницы-сатаны. Первостоятель и Вождь Небесных Сил — Архистратиг Божий Михаил. Это вы знаете. Согласны ли вы составить священный союз во имя Святого Архистратига Михаила, чтобы и наше земное иноческое ополчение было под его хоругвью, в едином ополчении с воинством небесным?
На такое предложение о. Арсения мы единодушно, с радостью и любовью, дали согласие и в ознаменование этого сейчас же пошли в собор и совершили молебен святому Архистратигу Михаилу и всему Небесному Воинству. Затем составили письменную формулу союза во имя Архистратига Михаила, и все подписались в форменном документе союза поименно.
Об этом мы немедленно сообщили нашим братьям — имяславцам Пантелеимоновского монастыря. Они также с радостью приняли это благое начинание и стали приходить к нам в скит поставить свои имена в документ союза. […]»120.
28—30 апреля по указанию игумена Арсения из Андреевского скита было изгнано около 25 монахов, еще несколько десятков человек покинули скит самостоятельно121. Во время одного из многочисленных соборов о. Арсений вместе с о. Давидом предали анафеме и проклятию архиеп. Антония (Храповицкого), игуменов Мисаила, Иеронима и Максима.
«О. Арсений, как выдающийся и передовой синодальный миссионер, — указывал иеромонах Паисий, — был известен епископам всех епархий России и был; у них в большом почете. Среди них были некоторые, питавшие к нему чувства особенной дружбы и братской любви о Господе, например: еп. Феофан Полтавский, еп. Михей Архангельский и другие. Каждому из этих друзей своих он письменно изложил сущность возникшего вопроса во Св. Горе Афонской, пророчески наименовал его грозным, ибо последствие его угрожает не только восколебать землю, но коснуться и міра небесного… Его друзья-епископы, получив предуведомление своего прозорливого духовного брата, прекрасно уразумели истину и немедленно присовокупились духовно к афонским защитникам славы Имени Божия»122. Свои листовки союз рассылал и по всей России.
А в специальной брошюре «О Божественности Имени Иисус. С мнением игумена о. Арсения.» (1913 г. Печатня «Усердие». СПб.), в частности, говорилось следующее: «[…] О значении Имени Божия так говорит о. Иоанн: «Не премините взывать к Господу пред начатием дела: Иисусе, помоги мне! Иисусе, просвети меня»123. В этих словах праведник вполне отожествляет Имя Божие с Самим Богом. Отец Иоанн писал свои дневники в минуты отдыха и покоя душевного, когда мысли его обращались всецело к Богу и когда, следовательно, каждое слово его было строго обдумано. Он так и назвал свои записи: «Минуты духовного трезвения и созерцания, благоговейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге». В собственноручно написанных предисловиях к изданию дневников отец Иоанн излагает: «Всё содержащееся в нем (издании) есть не иное что, как благодатное озарение души, которого я удостоился от Всепросвещающего Духа Божия в минуты глубокого к себе внимания и самоиспытания, особенно во время молитвы». Как же можно после этого утверждать, как делают это некоторые, что отец Иоанн Кронштадтский «свои переживания набрасывал на бумагу, не заботясь о догматической точности выражений». Нужно быть очень смелым и считать себя слишком высоко стоящим, чтобы выражаться так о праведнике, прославленном чудотворениями и благодатностью своих молитв, еще при жизни своей признававшемся народом, и русским и иноверным, за святого.
[…] В настоящее время, через 20 лет после выпуска впервые дневников отца Иоанна Кронштадтского, разошедшихся, с благословения епископов, в миллионах экземпляров по всем храмам Восточной и Западной Церквей и одобренных для руководства преподавателям Закона Божия, начинают оспаривать учение отца Иоанна — этого Праведника и Светильника Церкви Христовой. Взгляды отца Иоанна на Имя Божие разделяют монастыри Афонские и Российские; против них некоторые из высшей иерархии. Из Афонских монахов отстаивает мнения отца Иоанна талантливейший духовный писатель, иеросхимонах о. Антоний, в міру Булатович, издавший книгу «Апология веры во Имя Божие и во Имя Иисусово» в защиту учения пустынножителя о. Илариона, издавшего книгу «На горах Кавказа», в которой он подтверждает выводы о. Иоанна, что Имя Божие есть Сам Бог и что Имя Божие есть Сила Животворящая. Особенное, однако, значение имеют воззвания известного всей России могучего миссионера-проповедника, отца игумена Арсения, ныне подвизающегося на Святом Афоне. Отец Арсений горячо отстаивает истинность догматического учения отца Иоанна Кронштадтского и выпустил к верующим православным христианам особое, напечатанное в частной газете Св. Синода «Колоколе» следующее обращение.
к оглавлению