Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Е. К. Кистерова

Не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему даждь славу

к оглавлению

Введение     1     2     3     4     5     6     7     8     9     Приложение

Послание Российского Синода 1913 года и учение о Слове Божием

Мы уделим большое внимание разбору синодального Послания 1913 года не только потому, что оно предполагало окончательно разрешить спор об Имени Божием, но и потому, что в нем отражены основные позиции имяборчества.

Самой характерной особенностью Послания является то, что в нем ответы на важнейшие вопросы предлагаются не на основе тщательного изследования Предания Церкви, а с помощью рассуждений, кажущихся естественными современному человеку. Неудивительно, что попытка построения вероучительного определения на такой шаткой основе привела ко многим очевидным противоречиям, поскольку авторы Послания, разумеется, не хотели явно порывать с Божественным Откровением, но и принять всерьез богооткровенные истины совершенно воспротивились.

В результате среди авторов синодального Послания не оказалось единомыслия даже в самых основных положениях. Так, в рассмотренном Синодом докладе проф. С. В. Троицкого говорится:

"Имя Божие, понимаемое в смысле откровения Божия и притом по его объективной стороне, т. е. в смысле открывания истин человеку, есть вечная и неотделимая от Бога энергия Божия, воспринимаемая людьми лишь настолько, насколько допускает это их тварность, ограниченность и нравственное достоинство. К употребляемому в таком смысле слову имя приложимо наименование Божество".

Однако Послание, не осуждая С. В. Троицкого за его учение, тем не менее гласит: "Имя Божие есть только имя, а не сам Бог и не Его свойство, название предмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо ни Богом (что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия".

Кроме того, в том же абзаце, но несколько выше, Послание утверждает: "Имя это божественно, потому что открыто нам Богом". – Получается, что Синод не считает Божественное Откровение действием Божиим; ниже в Послании содержится обоснование такого нового и странного учения:

"...Слов, исходящих из уст человеческих, хотя бы и о Боге, нельзя приравнивать к словам, исходящим из уст Божиих... Апостолы видели на Фаворе славу Божию и слышали глас Божий. О них можно сказать, что они слышали и созерцали Божество. Сошедши с горы, апостолы запомнили бывшее с ними и потом рассказывали другим, передавали все слова, слышанные ими. Можно ли сказать, что они передавали другим Божество? Был ли их рассказ энергией Божией? Конечно, нет: он был только плодом Божией энергии, плодом ее действия в тварном мире".

Итак, оказывается, что одни и те же слова, когда их произносил Господь, были божественными, а в устах апостолов стали человеческими. Ясно, что так мыслить можно только если под словами подразумевать исключительно набор звуков, условно соотнесенный с какими-то понятиями и явлениями (природа звуков действительно может быть различна) или же абсолютно субъективные идеи, порождаемые самим говорящим. Но это означает, что никаких слов в библейском смысле слова – не условных, а абсолютных, не вторичных по отношению к человеческому разуму и всему творению, а первичных, в которых Бог открывает Себя людям, вообще не существует. Может быть, кто-то скажет, что они существуют, но не могут быть повторены человеками без того, чтобы не стать тварными. Но это и значит, что они не существуют, ибо слово характеризуется в первую очередь тем, что оно и при повторении остается собою. И если бы слова Божии при повторении становились человеческими, то это означало бы, что они и с самого начала были только человеческими, а божественными могли быть разве что звуки.

Современное рационалистически-номиналистическое учение о слове более подробно исповедует архиеп. Никон (Рождественский) в своей книге "Меч обоюдоострый": "Имя есть условное слово, более или менее соответствующее тому предмету, о коем мы хотим мыслить; это есть необходимый для нашего ума условный знак, облекаемый нами в звуки (слово), в буквы (письмо) или же только умопредставляемый, отвлеченно, субъективно мыслимый, но реально вне нашего ума не существующий образ (идея). Без такого знака наш ум был бы не в состоянии приблизить к своему пониманию тот предмет, какой мы разумеем под тем или другим именем. Наш дух, сам по себе, вне тела, может быть, в таких именах и не нуждается; но теперь, пока он заключен в телесный состав, он иначе и мыслить не может, как умопредставляемыми образами, идеями, словами, именами. Обычно имя указует нам какие-либо свойства предмета, приближаемого к нашему мышлению, но повторяю: реально – ни духовно, ни материально имя само по себе не существует".

Очевидно, что в такой системе взглядов совершенно нет места Православному понятию о Божественном Откровении. И так же очевидно, что подобного учения невозможно найти у кого-либо из святых Отцов: приводимые архиеп. Никоном цитаты из Отцов говорят или о внешней, звуковой стороне слова, или о словах чисто человеческих, отражающих ограниченные и текучие человеческие понятия, а не богооткровенные истины.

Архиеп. Никон пишет: "Но если бы нашлось на языке человеческом слово или в мысли нашей представление, во всей полноте объемлющее в себе все свойства и совершенства Божии, и тогда это была бы только идея о Боге, только благоговейная мысль о Нем, наше субъективное представление, а не Сам Он по Своему Существу. Если угодно – это был бы только мысленный образ Божий, духовная умопредставляемая икона Его, а не Сам Он".

Здесь твердо заявляется, что всякое слово о Боге является субъективным (в той же книге оно названо "отвлеченным умопредставлением"); но субъективное – значит, порожденное человеческим умом, а значит – заведомо ложное, так как истинное познание о Боге может быть только Богооткровенным.

Итак, спор идет не о звуках, не о внешней оболочке, а о самом смысле Имени, то есть о самой выражаемой им Божественной истине. Это так мимоходом, как само собой разумеющееся, высказанное суждение о полной невозможности реального богопознания раскрывает нам глубину затронутого вопроса, так что становится понятно, почему скромная книга схимонаха Илариона так всколыхнула церковное общество.

Обратим также внимание, что в словах архиеп. Никона противопоставляются наше субъективное представление о Боге и существо Божие. Таким образом совершенно отрицается реальное, а не субъективное присутствие Бога Его энергиями в богооткровенных речениях и именах, что составляет суть Божественного Откровения.

Однако архиеп. Никон, по-видимому замечая, что его учение об Имени Божием плохо согласуется с Писанием и молитвами церковными, старается поправить дело следующим образом: "Но ужели имена Божии суть только наши умопредставления о свойствах и состояниях [?] Божиих, хотя бы и ведомые нам из Божественного откровения? Ужели они не имеют никакого практического отношения к нашей духовной жизни, к той духовной сфере, которая окружает нас? Всеконечно – имеют; но чтобы выяснить это отношение, надобно из области догматики перейти в область психологии, в область жизни нашей души, нашего внутреннего человека. Если таинственная невеста Песни песней говорит своему жениху: мvро излиянное имя твое (1, 2), если имя матери, отца, брата, друга мы не можем произносить равнодушно: если царь и пророк Давид при одном воспоминании о Боге веселился сердцем: то возможно ли, чтобы душа, любящая Господа, ищущая Его, стремящаяся к Нему, не ощущала благоухания сего духовного мvра – сладчайшего имени Господня? Не напрасно же св. Церковь устами своих богодухновенных песнопений именует имя Господне сладчайшим, всечестным, великолепным, достопоклоняемым: ведь оно, это святейшее имя, говорит сердцу нашему о пресладком всещедром Иисусе, а следовательно и о всем том, в чем наше вечное блаженство, вечное спасение. Душа наша так устроена, что при каждом имени, какое она слышит, ей как бы представляется уже и духовный образ того, чью имя произнесено, а может ли она не встрепенуться благоговением при имени Божием, если она верует искренно в Бога? Но и независимо от этого столь естественного чувства благоговения, мы веруем, что и Господь, призываемый в имени Его, близок к призывающим Его во истине Своею благодатию".

Здесь мы видим развернуто изложенное учение об исключительно субъективно-психологической связи Имени Божия с Самим Богом. Это же учение, как мы ниже увидим, исповедал и Российский Синод в своем Послании. Нельзя не заметить сходства его с популярным у нынешних модернистов объяснением почитания икон – по аналогии с сентиментальными переживаниями при виде фотографии любимого человека. (Ниже мы более подробно рассмотрим, какова взаимосвязь между почитанием икон и Имени Божия).

Последняя приведенная фраза архиеп. Никона, несмотря на кажущуюся ее правильность, в данном контексте, очевидно, выражает ту мысль, что Господь близок к нам независимо от призывания Его имени, а само это призывание, ничего особенного не означает и не производит, но только вызывает в нас столь естественное (то есть природное, а не благодатное) чувство благоговения. И знакомые всем нам слова "призывающим Его во истине" в этой фразе не означают вообще ничего, поскольку как раз присутствие реальной, а не субъективной истины в призываемом Имени архиеп. Никон совершенно отрицает.

Что касается синодального Послания, то, как мы уже видели, оно утверждает, будто бы апостольское повествование не было энергией, то есть действием, Божиим. Отсюда неизбежно следует, что именование Писания, а особенно Св. Евангелия, Словом Божиим совершенно неправомерно: речь идет только о тварных, человеческих словах. Отвергая божественность слов, произнесенных Богом и пересказанных апостолами, Послание тем более отвергает божественность тех слов, которые никогда и не были произнесены непосредственно Самим Богом, – тех слов, "коими мы именуем Бога" в церковных молитвословиях. А ведь мы, православные христиане, естественно, именуем Бога только теми словами, которые даны в Божественном Откровении через пророков, апостолов и святых Отцов. Итак, их богодухновенные словеса, по мнению авторов Послания, не являются в точном смысле словами Божиими. Очевидно, что здесь отвергается учение о Святом Духе, запечатленное в Символе Веры, где сказано: "глаголавшаго пророки", то есть что Сам Бог Дух Святый говорил в пророках, как позднее в апостолах и других святых.

Синод, правда, называет богооткровенные слова "плодами Божией энергии", однако в таком смысле, в каком и весь сотворенный мiр есть плод, или результат, Божественного действия, так что это выражение ничего не прибавляет к достоинству Божественного Откровения по сравнению со всем творением. Поэтому неудивительно, что далее Послание обнаружило в почитании Божественных словес "обоготворение твари, пантеизм, считающий все существующее за Бога".

На самом деле в этом смысле "плодами" Божественного действия можно назвать, например, сами книги, в которых записано Божественное Откровение и которые, конечно, являются тварными, как и буквы и звуки, коими это Откровение выражается и передается. Однако эта внешняя сторона Откровения неразрывно связана с самими истинами о Боге, которые никак невозможно отнести к области тварного, ограниченного и имеющего начало. Синодальное же Послание отрицает относительно Имени Божия и наличие "заключенной в нем или к нему прикрепленной Божественной силы".

Но веруя в то, что слова Писания не только по природе своей ничем не отличаются от всего остального творения, но даже не имеют никакой связанной с ними Божественной силы, с каким чувством должен человек наблюдать возжжение свечей и каждение перед Евангелием, что должен он думать, прикладываясь к нему на воскресной службе? Не очевидно ли, что все это есть в его глазах идолопоклонство, и только привычка и чувство приличия могут до времени удерживать его от отвержения этих обычаев Церкви? И действительно, подобно Иуде лобызая льстивно Евангелие, глава которого – Имя Божие, и которое содержит возвышенное учение о Имени Божием, имяборцы не побоялись топтать ногами это же самое Имя, написанное на простом листе бумаги.

В синодальном Послании сказано: «Выражения "имя Твое", "имя Господне" и подобные на языке священных писателей (а за ними и у отцов Церкви и в церковных песнопениях и молитвах) суть просто описательные выражения, подобные: "слава Господня", "очи, уши, pуце Господни" или, о человеке, "душа моя". Было бы крайне ошибочно понимать все такие выражения буквально и приписывать Господу очи или уши или считать душу отдельно от человека. Так же мало оснований и в первых выражениях видеть следы какого-то особого учения об Именах Божиих, обожествления Имен Божиих: они значат просто: "Ты" или "Господь"».

Итак, авторы синодального Послания, в полном единомыслии с современным обезверенным сознанием, величайшие и возвышеннейшие речения Писания и Предания Церкви об Имени Божием полагают пустыми выражениями, ничего особенного не означающими, иносказаниями, быть может, приспособленными к разуму наивных людей древности, как принято теперь считать.

На самом деле святые Отцы, толкуя Священное Писание, разумеется, поясняют, что выражения "очи, уши, руце Господни" надо понимать иносказательно. Но где они говорят что-либо подобное об Имени или о славе Божией? Мы уже отмечали, что о словах Божиих святые Отцы поясняют только, что под ними не надо понимать вещественные звуки, а кроме того проводят различие между теми словами, которые порождены человеческим ограниченным умом, и богооткровенными словами, и наконец, различают словесное действие Божие от Его сущности. Но нигде святые Отцы не говорят, что вообще слова суть явление чисто человеческое, приписываемое Богу по аналогии: напротив, в человеке свойство словесности (в отличие от рук, ног или глаз) есть важнейшая черта образа Божия.

Однако оказывается, что авторы Послания не только Имя, но даже и славу Божию не считают Божественной энергией. Они явно дают понять, что как очи или уши суть вещественные предметы, свойственные человеку, а к Богу прилагаемые только иносказательно, так и слава есть только вещественная, приписываемая Богу по аналогии ^[30]. Но Апостол пишет: Всяка слава человеча яко цвет травный, ... глагол же Господень пребывает во веки; се же есть глагол, благовествованный в вас (1 Пет. 1, 24-25) – итак, именно в глаголе Господнем, благовествованным нам, христианам, через Апостолов, является слава Господня, совершенно иная, нежели слава человеческая, и этот глагол Самой Истины пребывает во век.

Отвергнув реальность божественной славы, авторы Синодального Послания отвергают вместе с ней все "особое учение об Именах Божиих", ибо они полагают, что выражение "Имя Божие" везде в Писании, в молитвах церковных и в учении святых Отцов можно безболезненно и без потерь заменить на "Бог".

Однако как можно заменить слова "Имя Божие" на "Бог" в святоотеческих толкованиях на прошение Молитвы Господней "да святится Имя Твое"? Свт. Тихон Задонский, толкование которого мы уже приводили, следует мысли древних отцов, например, Св. Кирилла Иерусалимского: "Имя Божие по естеству свято, хотя говорим или не говорим" ^[31], – по смыслу фразы очевидно, что здесь речь идет в точном смысле слова об Имени, а не вообще о Боге. Толкуя же слова "святая святым" и "Един Свят...", св. Кирилл говорит о Господе Иисусе Христе: "действительно Он один Свят, Свят по естеству". Отсюда ясно, что и Бог, и Имя Его святы по естеству, а не в силу освященности или обожения, – чего нельзя сказать ни о каких творениях. И это, очевидно, потому, что Имя Божие не есть отдельное существо, не обладает каким-то особым естеством, но есть действие или энергия Самого Бога, неотделимая от Действующего.

"Да святится Имя Твое" – это первое прошение молитвы Господней, в котором мы испрашиваем, чтобы и нам сподобиться истинно прославлять Имя Божие, как устами, посредством исповедания его, так и истинной верой в него и делами, основанными на этой вере. Не напрасно Сам Господь, наставляя Своих учеников в молитве, в первом прошении сказал об Имени: ведь в Имени Бог открывается нам, познается нами, исповедуется и прославляется, Именем Его освящаются дела наших рук, ибо "во Имя Отца и Сына и Святаго Духа" начинаем мы всякое дело, и "о Имени Господни" исходим на делание заповедей Божиих. Точно так же во втором прошении "да приидет Царствие Твое" не напрасно сказано "Царствие", но ясно говорится о благодати Божией, которую мы надеемся улучить чрез истинную веру во Имя Господне, а в третьем прошении "да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли" мы молимся именно о благой и всесовершенной воли Божией, чтобы грехи наши и немощи не препятствовали исполнению ее о нас. Итак, в первых трех прошениях этой великой молитвы мы говорим о Боге в Его действиях, которыми Он открывается нам, милует, спасает и промышляет о нас. И точные выражения молитвы Господней препятствуют как уничижению Божественных действий, так и смешению их с непостижимым существом Божиим.

Но при замене слов "Имя Божие" на "Бог" в изречениях Писания или в молитвах очень часто получаются тоже истинные высказывания, однако не потому, что слово "Имя" – пустой и излишний звук, а как раз потому, что и Имя Божие есть Сам Бог, так что высказывания о Имени Божием оказываются применимы и вообще к Богу, открывающемуся в Своем Имени. И когда говорится о славе Божией, а равно и о мудрости, благости, силе, величии, вездесущии Божиих и т. п., – тоже разумеется Сам Бог. Но эти выражения говорятся не напрасно и не в иносказательном смысле, а потому, что Бог действительно обладает этими Божественными свойствами, действительно проявляет их и в них открывается и познается нами. И помимо имен, открывающих свойства Божии, мы не можем ничего истинно сказать о Боге, но в силу неотделимости Его энергий от существа, в Имени мы имеем всего Бога, невместимого, однако, то есть неограниченного им, как пишет св. Иоанн Кронштадтский. Прав был прежде всех этих споров и архиеп. Никон, когда писал в согласии с учением Церкви, что Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее себя людям.

Приведем здесь и слова иеросхимонаха Антония (Булатовича), которые вызвали столь самообличительные заявления Синода:

"Итак, поелику Церковь признает Богом – Свет зримый Фаворский и изрекает анафему на тех, кои сей Свет за Бога не признают, потолику и слова Божии на Фаворе, то есть именование Иисуса – "Сыном Возлюбленным" (Лк. 9, 35), есть тоже Сам Бог, как словесное действие Бога; потолику и всякая вообще Истина Богооткровенная, возвещенная людям Духом Святым через Пророков и Апостолов и Богоносных мужей, а также изреченная воплощенным Богом и Словом, также и всякая Богодвижимая молитва и молитвы Церковные, кои внушил Церкви Дух Святый, – суть Бог, ибо суть словесное действие Бога. Следовательно, и всякое Имя Божие, как истина Богооткровенная – есть Сам Бог, и Бог в них пребывает всем существом Своим, по неотделимости существа Его от действия Его ...Именуя Бога по откровенным Им нам свойствам Его, мы хотя и не именуем самой сущности Сущаго, но имеем эту сущность Сущаго неотделимо в именуемых свойствах Божиих" ^[32].

В подтверждение о. Антоний приводит слова преп. Симеона Нового Богослова, которые мы уже цитировали выше, а именно: "Един есть Бог, ... имея многие именования, и именуется всем тем, что мы сказали, и не только именуется, но и действительно производит то в нас, как научили нас опытно тому наученные. Хотя о нас говорится многое тому подобное, но это говорится о нас как о людях, а о Нем как о Боге... Слова человеческие – текучи и пусты, слово же Божие есть живое и действенное, равным образом и истина Божия есть – паче ума и слова человеческого – Бог непреложный, сый и живый".

В Послании из этих слов цитируется только одна фраза: "Слова человеческие – текучи и пусты, слово же Божие есть живое и действенное", о которой далее говорится, что она не имеет никакого отношения к Имени Божию, так что Послание упрекает имяславцев в перетолковывании богодухновенного текста и угрожает им соответствующей анафемой. На самом деле, как мы уже видели, авторы Послания не относят это речение св. Симеона к Имени Божию именно потому, что не считают Откровение, в том числе и богооткровенное Имя Божие, действительно словом Божиим, живым и действенным.

Думая опровергнуть истину, что Имя Божие есть Сам Бог, то есть именно Он, а не что-то иное, постороннее и чуждое Ему, имяборцы приводили изречения, подобные словам св. Григория Богослова против евномиан: "Не Бог еще то, что мы представляем себе под понятием Бога, или чем мы Его изобразили, или чем описало Его слово" ^[33]. Но поучение св. Григория обращено против тех, которые думали своим рассудком постигать Бога и полагали, что могут постичь саму Его сущность. Поэтому здесь раскрывается в первую очередь то, что наши собственные, естественные представления ("то, что мы представляем себе под понятием Бога") никак не могут доставить нам истинного ведения о Боге, хотя и могут и должны привести нас к мысли о Его существовании. Во-вторых, когда Бог и открывается истинно Своим творениям, то это не значит, что они постигают Самое Существо Его, или даже и свойства Божии в их полноте, или даже хотя бы одно какое-либо свойство или действие Его. Иначе говоря, Бог отнюдь не постигается естественым путем посредством гордого человеческого разума, но и сверхестественным, благодатным и таинственынм образом открывая Себя людям, Он все равно этим дарованным познанием не ограничивается и не исчерпывается. Нет ничего удивительного в том, что Святитель не разбирает здесь соотношения Существа и энергий и не объясняет подробно, что Откровение Божие, как и все энергии Божии, есть Тот же Бог, открывающий Себя людям, поскольку действия Его всесовершенны и неотдилимы от Действующего. Ведь говорить о подобных вещах с евномианами было бы совершенно бесполезно и бесцельно; сам Святитель в этом слове стремится не научить их богословским истинам, а смирить и понудить к оставлению произвольной философии, чтобы через покаяние они могли бы встать на единственный путь, ведущий к истинному Богопознанию. Об этом истинном Богопознании Святитель Григорий поэтому хотя и упоминает в своем слове несколько раз, но всякий раз дает понять, что говорить о нем с евномианами не имеет смысла.

Однако имяславцы всегда были совершенно чужды претензий евномиан на познание Существа Божия или даже на полное постижение Его свойств путем их именования, но отстаивали истинность и реальность Божественного Откровения и истинное и реальное пребывание Бога в тех внешне ограниченных и вещественных словах, которыми это Откровение выражается и передается.

Поэтому иеросхимонах Антоний (Булатович) и приводит слова св. Симеона Нового Богослова: "Бог неизъясним, непостижим, неизследим... Неприступен, невидим, неизглаголан, недомыслим для всех от Него созданных тварей... но Он, как человеколюбивый и многомилостивый, сжалился над невежеством нашим и настолько снизошел к немощам нашим, сколько требовалось, чтобы мы познали, что Святая Троица есть Единый Бог совершенный, Коему подобает благочестно поклоняться во Отце и Сыне и Святом Духе... Все Божественное Писание явно открывает о Боге..., что Бог – сый и присно сый – есть триипостасен, всемогущ, вседержитель, всевидец, творец и промыслитель всяческих, вседовольный и преестественный, и что Он столько познается нами, сколько кто может увидеть безбрежного моря, стоя на краю его ночью, с малою в руках зажженною свечей... Впрочем, тот, кто сподобился мало некако узреть Бога..., не имеет нужды в научении от другого, потому что имеет всего Бога, Который обитает, движется и глаголет внутрь его и научает его неизреченным Своим тайнам" ^[34].

Чтобы доказать, что Имя Божие не является и энергией Божией, архиеп. Никон приводит следующие изречения: "Не ради Бога, а ради нас измышлены имена для усвоения понятия о Сущем, т. е. о Боге (Св. Григорий Нисский, 6, 331). Усвояемые Богу имена недавны сравнительно с Самим Богом, ибо Бог не есть речение и не в голосе и звуке имеет бытие (стр. 324)". Также и один из современных имяборцев прямо пишет, что энергии Божии непременно должны быть вечны, как Сам Бог, и поэтому имена, явившиеся впоследствии, не могут быть энергией Божией.

Однако св. Григорий Палама ясно утверждает, что многие из энергий Божиих во времени имеют начало или конец, как например, сказано, что Господь почил от дел Своих в день седьмый, – то есть в день седьмый закончилась энергия сотворения мiра ^[35]. Эта же энергия, разумеется, имела и начало, ибо не действовала, когда мiр еще не творился. Подобно этому и Промысел Божий, домостроительство нашего спасения и все Откровение Бога о Себе имеет начало, ибо все это "ради нас", однако это не препятствует Откровению, коего стержень – Божественные имена, быть именно действием Божиим.

Конечно, такая ограниченность Божественных энергий во времени есть ограниченность только внешняя, как следствие их проявления в ограниченном и тварном мiре. Ибо невозможно думать, что начав творить мiр, Бог тем самым приобрел новое качество или новое свойство. Так и открытые нам имена Божии суть истинные лучи истинного Солнца Правды, в Нем уставленные от века, а в мiре явленные в разное время, когда Господь тем или иным образом открывал Себя человекам.

 

к оглавлению

Введение     1     2     3     4     5     6     7     8     9     Приложение