Е. К. Кистерова
Не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему даждь славу
к оглавлению
Православное учение о молитве
Вси языцы обыдоша мя, и Именем Господним противляхся им; обышедше обыдоша мя, и Именем Господним противляхся им; обыдоша мя яко пчелы сот, и разгорешася яко огнь в тернии, и Именем Господним противляхся им (Пс. 117, 10-12)
Все святоотеческое учение о молитве говорит, что хотя человек и должен стараться призывать Имя Божие со вниманием, однако нерассеянное внимание, а значит, и постоянная должная сознательность в молитве есть высокий дар, совершенно недоступный новоначальным. Говорится: даяй молитву молящемуся, поскольку, как поясняет преп. Иоанн Лествичник, молящемуся нечисте, но с утруждением, Господь дает в свое время помолиться и чисто.
Постоянное делание молитвы образует в человеке навык, который часто действует быстрее, чем сознание этого человека успеет пожелать обратиться к Богу. И в этом нет ничего удивительного, поскольку приобретается этот навык терпением, усердием, постоянством, борьбой с унынием, как сказано: терплю Имя Твое яко благо, или: терпя потерпех Господа, и внят ми. Даже и вовсе новоначальный, занимающийся деланием молитвы, не раз замечает, как бессознательное произнесение Имени Божия внезапно и могущественно привлекает к себе ум и сердце, подавая неожиданную помощь от тяготы забвения. И это в противоположность тому, что синодальное Послание считает совершенно бесполезным несознательное призывание Имени Божия.
Обратим внимание и на то, в чем заключается особое достоинство делания молитвы Иисусовой. Все святые Отцы, учившие об этом предмете, говорят, что сила этой молитвы именно в Имени Богочеловека Господа Иисуса Христа. Первую часть этой молитвы, то есть само Имя, называют сокращенным Евангелием как мы уже и говорили, что Евангелие и все Писание и Предание есть раскрытие Имени Божия и свидетельство о нем. Святые Отцы заповедуют постоянное призывание одного и того же Имени одними и теми же словами в качестве основного молитвенного делания, а чтение пространных молитв и последований только в качестве вспомогательного.
Но если, согласно Синодальному Посланию, Имя Божие тварно и не имеет даже постоянно присущей себе Божественной силы, то какой смысл может быть в его постоянном призывании? И как может оно быть важнее, чем чтение чего-нибудь полезного и назидательного? Ясно, что здесь мы видим столкновение двух совершенно разных учений о молитве: рационалистического и субъективистского в Послании, таинственного и реалистического в учении Отцов.
Св. Каллист Ксанфопул приводит слова св. Диадоха: "Ум наш, когда памятью Божиею затворим ему все исходы, имеет нужду, чтобы ему было дано какое-нибудь обязательное для него делание, для утоления его приснодвижимости. Ему должно дать только священное Имя Господа Иисуса, которым пусть всецело и удовлетворяет он свою ревность к достижению предположенной цели" [54]. И все святые Отцы учат заключать ум неисходно в словах молитвы, а в первую очередь во Имени Божием.
Послание довольно неловко объясняет такую необходимость: "Если мы, так сказать, заключим Бога в Имя Его, нами устно или только мысленно, в сердце произносимое, мы освободимся от опасности придавать Богу, при обращении к Нему, какой-нибудь чувственный образ".
Но если само Имя является тварным, то чем же заключение в нем своего внимания лучше, чем представление чувственного образа? Тварные слова и образы одинаково замыкают человека в область субъективного, уводят от Бога, вводят в состояние прелести, тем более глубокой, чем более усилий прилагает молящийся.
Заметим, что святыми Отцами не отвергается молитва, приносимая пред иконой, поскольку начертанный на иконе образ вполне объективно связан с Изображаемым, к Которому и восходит молитва. Но представление образа в уме воспрещено в силу субъективности такого делания, которое поэтому неизбежно ведет к самопрельщению.
Призывание же богооткровенного Имени Божия является основой молитвы именно потому, что это Имя не является чем-то тварным, только субъективно связанным с Богом; оно остается истинным и божественным всегда, когда мы его устно или мысленно повторяем. Поэтому краткая молитва Именем Господним позволяет человеку постоянно, каждую минуту своей жизни, извлекать себя из области мечтаний, через реальное соприкосновение с Абсолютной Истиной Самим Богом.
Но если об истине говорить в рационалистическом духе, как это принято в наши дни, то неизбежно последует вывод, что гораздо полезнее читать различные умные книжки и размышлять о прочитанном. Да только наш помраченный ум постоянно смешивает Божественную Истину со своими ограниченными понятиями. Такое смешение есть уже ложь о Боге, а усердное занятие такими мыслями под видом молитвы есть то же, что водружение в своем уме идола, рукотворенного кумира, еще более опасного, чем грубые изваяния языческой древности. И, к сожалению, даже при чтении богодухновенных молитв, исполненных разнообразных, истинных и возвышенных речений, наш ум по своей немощи, увлекаясь этим разнообразием, подмешивает к ним свое собственное суждение, и незаметно надмевается. Вот почему, хотя чтение Писания и молитвенных последований нам необходимо, но именно призывание Имени Божия в краткой молитве, столь малопитательной для самомнения и столь неисчерпаемой для ума и сердца, является самой твердой опорой христианской жизни.
Мы не беремся здесь излагать все святоотеческое учение о молитве, ограничиваясь самым необходимым для рассматриваемого вопроса. Заметим еще, что многие из имяборцев учили, будто призывание Имени Божия необходимо только в начале молитвы, чтобы как-то обратиться к Богу, и советовали дальше молиться уже без всякого Имени прямо Существу Божию. Утверждали также, что молитва без слов выше словесной молитвы. Такое учение есть прямой путь к прелести, ибо ведет к потере всякой связи с истинной реальностью, то есть с Самим Богом. Некоторые величайшие святые призыванием Имени Божия в молитве, действительно, достигали такой высоты и такого единства с Богом, что бывали восхищаемы выше произнесения чего бы то ни было устно или даже в уме обычным образом, доступным всем нам. Но не нужно думать, что они молились непосредственно Существу Божию; не становилась их молитва и безсловесной, ибо такое восхищение ума было плодом укорененности их в Неименуемом Имени Сыне и Слове Божием, Самом Источнике всякого слова истины. Полагать же, что можно помимо именуемых Имен и богооткровенных словес взойти на такую высоту, есть самообман, и ни к чему другому, кроме прелести, не может привести попытка молиться Существу Божию без имен и слов.
Архиеп. Никон пишет: "Правда, когда благоговейная мысль обращается к Богу, призывая святейшее имя Его, то Господь в то же мгновение внемлет молящемуся, ... проявляется некая сила Божия, именуемая благодатию. И является она не потому только, что человек умом или устами произнес имя Божие, а потому, что произнес его с должным благоговением и верою, обращая и свое сердце к Богу (Существу Божию), как цветок обращается к солнцу. Не от звуков имени, не от отвлеченной идеи, не от умопредставляемого имени, а от Самого Бога льется на него луч благодати".
Здесь утверждается, будто бы благодать при призывании имен Божиих изливается на молящегося потому, что человек обратил свое сердце к Существу Божию, "как цветок к солнцу". Но ведь цветок (вот действительно подходящий образ!) обращается к солнцу именно потому, что на него падают солнечные лучи, без которых цветок не знал бы, куда обратиться. Само солнце неизвестно цветку, а лучи, неотделимые от своего источника, известны и ощутимы. Тем более совершенно неизвестно человеку Существо Божие и он никак не может обращать к нему непосредственно свое сердце, если только не познает Бога посредством Его имен истинных лучей Солнца Правды. Каким же образом прежде и помимо призывания имен Божиих может человек обратить сердце к непостижимому Существу? Откуда во тьме своего неведения восприимет он необходимые для этого животворящие лучи Незаходимого Солнца? Но только в истинных именах Божиих просиявает для него истинное Солнце Правды, ими согревается хладное сердце и в них оно созерцает непостижимого Бога.
к оглавлению