Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Авраам Норов

Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе.

Биографическая справка

    Авраам Сергеевич Норов родился 22 октября 1795 года в селе Ключи Балашовского уезда Саратовской губернии (ныне Ртищевский район Саратовской области) в дворянской семье. Отец — отставной майор, саратовский губернский предводитель дворянства. Получил домашнее образование. С 1807 года учился в Благородном пансионе при Московском университете, который не закончил.

    10 марта 1810 года, сдав экзамены на звание юнкера, Норов был определён в лейб-гвардии артиллерийскую бригаду в Санкт-Петербурге. 30 июня 1811 года он был произведён в портупей-юнкера, а 25 декабря 1811 года получил звание прапорщика. С первых дней участвовал в Отечественной войне 1812 года в составе 1-й Западной армии. В Бородинском сражении прапорщик 2-й лёгкой роты гвардии артиллерии Норов, командуя полубатареей из двух пушек, защищавших Семёновские (Багратионовы) флеши, был тяжело ранен в правую ногу (ему ядром оторвало ступню). Ногу пришлось ампутировать по колено (впоследствии арабы прозвали его «отец деревяшки»). Несмотря на инвалидность, А. С. Норов не оставил военную службу и только в 1823 году, уже в звании полковника, перешёл на гражданскую службу. Занимал разнообразные должности по различным ведомствам.

    С 1827 года А. С. Норов служил в Министерстве внутренних дел. В 1830 году он занял место правителя дел и члена Комиссии принятия прошений на Высочайшее имя. В 1849 году был назначен сенатором и помощником главного попечителя Человеколюбивого общества; в 1850 году — товарищем министра народного просвещения. С 7 (19) апреля 1853 по 23 марта (4 апреля) 1858) года Норов был министром народного просвещения.

    В 1840 году А. С. Норов стал членом, а в 1851 году за литературные и научные заслуги был избран действительным членом Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук по отделению русского языка и словесности. В том же году Норова избрали председателем Археографической комиссии. Он также являлся членом Русского географического и многих других отечественных и зарубежных научных собраний и обществ.

Авраам Сергеевич Норов умер 23 января 1869 года, он был похоронен в Голицынской церкви во имя архистратига Михаила Сергиевой Приморской пустыни в Санкт-Петербурге.

Оглавление

Глава 1.  Плавание из Бейрута в Кипр

Глава 2.  Атлантида

Глава 3.  Плавание от Кипра до Атталии

Глава 4.  Атталия

Глава 5.  Дорога из Атталии в Бурдур

Глава 6.  Дорога из Бурдура до Денизли – Колоссы

Глава 7.  Лаодикия

Глава 8.  Иераполис

Глава 9.  Дорога из Иераполиса в Филадельфию – Филадельфия

Глава 10.  Сардис

Глава 11.  Некрополис Сардиса и дорога в Фиатиру

Глава 12.  Фиатира

Глава 13.  Смирна

Глава 14.  Пергам

Глава 15.  Ефес

Глава 16.  Ефес

Глава 17.  Остров Патмос

Плавание из Бейрута в Кипр.

«Пристахом в Сидоне…….. и оттуду отвезшеся приплыхом в Кипр, зане ветры бяху противны.» (Деян. Апост. XXVII. 3. 4).

 

 

В глубокую ночь я оставил Бейрут и перебрался на нанятый для меня купеческий бриг, который должен был унести меня, вероятно навсегда, от берегов Земли Обетованной. Необыкновенная темнота этой восточной ночи, хотя и при ярко горящих звёздах, - едва дозволила мне различить передовую башню молы и даже самый бриг, к которому мы с трудом пристали. Грусть тягчила меня, но мне казалось как бы легче расстаться с этим святым краем не при свете дня. – Груды Ливана отличались на краю горизонта только тем, что они были чернее ночи и что на пространстве, занятом ими, не мерцали звезды. – Капитан хотел мне показать каюту, но я, увидев при свете фонаря узкий, неопрятный и удушливы люк, избавил его от этого труда, и уже поздно раскаялся, что не осмотрел заранее этот так называемый бриг, который мог быть долго моим жилищем. – Увидев на палубе двух спящих, закутанных в плащи европейцев, я последовал их примеру и расположился возле них. Бальзамический запах банановых и апельсиновых садов Бейрута наполнял воздух. Погрузясь в грустные думы, я долго не мог заснуть, но наконец, тихий и однообразный плеск волн усыпил меня.

Заря уже занималась, когда я проснулся. Звезды ещё не все потухли, но тихий ветерок, казалось, задувал их одну за другою. Земли уже не было видно нигде. Напрасно я искал вершины Ливана, чтобы сказать последнее прости! земле святой, - даже и зрительная труба моя не нашла её! Мне сделалось ещё грустнее. – Я начал оглядывать бриг.

Молодой, белокурый мужчина с меланхолическим выражением на лице стоял, облокотясь на борт, и глядел на море. Возле него его слуга в щегольском спенсере курил сигару. Ветхий и неопрятный бриг, с лоскутными парусами едва подвигался… Только рулевой и один матрос были на палубе. Мы недолго оставались незнакомцами, английский путешественник и я, мы полагали себя единственными пассажирами брига; как вдруг, с восходом солнечным, из мрачного люка, прикрытого баркасом, потянулась с двух сторон целая процессия евреев в черных облачениях, с женами и детьми; мы взглянули молча друг на друга; - мы были равно обмануты капитаном. Брадатые евреи с грустными бледными лицами уселись в глубоком молчании по обеим сторонам мачты, а жены и дети поместились в баркасе. Видя их уныние, в котором было что-то торжественное, я внутренно упрекнул себя в моем минутном нетерпении при их появлении. Эта небольшая колония отправлялась из своей земли, убегая притеснений – в разные страны света, - и почти на такие же притеснения: «что убо сотворит Господь винограда; приидет и погубит тяжатели, и даст виноград инем» ^[1]. Суд Божий над ними ещё не кончился! – и таинственная судьба этого народа видимо следима перстом Божиим…

Совершенное неумение капитана маневрировать при слабом ветре держало нас несколько дней почти на одном месте. Мой спутник заметив, что капитан не брал ни одного раза высоты солнца, спросил у него, почему он узнает, где он находится? Капитан отвечал, что практика заменяет ему недостаток квадранта; - видя на деле познания капитана, мы не имели надежды прежде месяца быть в Смирне; к тому же, ветхий бриг не был обшит медью и при засвежевшем ночью противном ветре помпы едва успевали откачивать воду. Только на пятый день мы увидели вершину горы Олимпа острова Кипр и к вечеру заштилевали в виду великолепного острова, любуясь, как заходящее солнце разрисовывало разными цветами и оттенками нагроможденные уступы гор, над которыми расстилался Олимп. Один только Стравон называет эту гору, или правильнее её вершину, Олимпом. У древних вершины многих гор назывались этим именем, по смежности их с облаками, или небесным Олимпом ^[2]. На вершине Кипрского Олимпа был храм Афродиты, куда было воспрещено женщинам не только входить, но и глядеть на него ^[3]; теперь эта вершина освящена монастырем Святого Креста. Многие ученые считают остров Кипр за Хитим, названный у пророков Исаии и Иезекииля, и это есть мнение Иосифа Флавия; он говорит, что этот остров получил свое название от Хетима, сына Явапова ^[4]; что даже это древнее имя перешло городу Хитиум ^[5], основанному на острове Кипре Финикианами, и что по этому евреи называли и другие острова Средиземного моря Хитимскими ^[6].

По нашему условия с капитаном, он должен был, никуда не заходя, доставить нас прямо в Смирну; но каково было наше удивление, когда на другой день, проснувшись довольно поздно, мы увидели себя спокойно стоящими на якоре, в обширной гавани, близ города. На бриге был только один матрос, который известил нас, что мы находимся у берегов Кипра перед Лимисолем, что капитан и экипаж находятся на берегу и что в Лимисоле можно получать самое лучшее кипрское вино. – Мы убедились, что наш капитан, несмотря на то, что его бриг назывался именем верной Пенелопы, был истинный потомок тех греков, к которым относится вошедший в пословицу стих Виргилия: Timeo Danaos et dona ferrentes…. «Боюсь греков, даже приходящих с дарами». Надобно было покориться обстоятельствам и дожидаться кипрского вина. Хотя Лимисоль занимает почти то самое место, где был Кипридин город Амафонта, но его обожженные палящим солнцем окрестности, удобные для виноградников, - ни мало не привлекательны для взора. – Я имел время обозревать окрестности с помощью зрительной трубы; наглядевшись, - я прочел в Деяниях Апостольских место, относящееся до Кипра. Апостолы Варнава и Павел, по велению Духа Святого, прибыли в Кипр и проповедовали здесь впервые слово Божие. Тогда правил островом проконсул Сергий. – Павел обратил его к вере Господней в Пафосе, где было знаменитое капище Венеры; он поразил слепотою, в его присутствии, чародея Вариисуса, который старался отвратить проконсула от веры ^[7]. Апостол Варнава был первым Епископом в Кипре, где он приял мученический венец. В царствование Императора Зенона было обретено нетленное тело св. Варнавы с Евангелием от св. Матфея, писанным собственною рукою Варнавы, которое лежало на его груди. Христиане Лимосоля чтят в особенности память св. Иоанна Милостивого, который здесь родился от богатых родителей; потеряв жену и детей, он посвятил себя уединению и служению нищим и скорбным; он называл их своими владыками и употребил всё своё богатство на их содержание и утешение. Быв призван на Патриарший престол Александрийский, он сделался благодетелем не только бедных, но и церквей всего Востока. Во время нашествия персов он способствовал иерусалимскому епископу Модесту к восстановлению Храма Гроба Господня и других святых мест Палестины. Иоанн Мосх и Софроний были его учениками. Чувствуя свою кончину, он велел перевести себя в Лимисоль, где и преставился. Мощи св. Иоанна были перенесены в Константинополь, потом уступлены в дар Матиасу Королю Венгерскому, и хранятся теперь в Пресбургском Соборе. В одну из эпох Крестовых Походов Ричард Львиное Сердце оставил по себе грозную память в Лимисоле. Его две эскадры были заброшены жестокою бурею в залив Лимисоля; первая, на которой находилась его невеста и его сестра, наиболее пострадала; несколько из её кораблей разбились на берегу; тот корабль, на котором находилась Принцесса Наваррская и вдова Короля Сицилийского, требую помощи перед Лимисолем, не получил оной; а экипажи выброшенных кораблей были ограблены и частью умерщвлены; - но вскоре явился сам Ричард. Узнав о приёме, сделанном его флоту, он высадил всё своё войско на берег. – Тогда владел островом и городом один из отраслей дома Комненова, отложившийся от Византийского Императора Исаака Ланжа. Ричард полонил безчеловечного властителя Кипра, заковал его в цепи и вслед за тем завоевал весь остров. В Лимисоле совершился его брак с Принцессою Наваррской, и, отплыв отсюда, с закованным в серебряные цепи пленником, - он явился с своим флотом перед стенами Акры, которую осаждали крестоносцы.

Не прежде как к вечеру явился наш капитан с своим экипажем и с бочонками кипрского вина; мы узнали с его приездом, что в Лимисоле и на всем острове чума; - объяснения с капитаном были коротки, ибо можно было иметь с ним расправу не прежде, как в Смирне. Между тем мы отплыли из Лимисоля с опасением иметь чуму в открытом море.

Примечания.

[1] Virg. Ecl. VI. 86 – Georg. I 96 – Aen. VIII. 106 – Cic. De diviant. I. 12 – Ovid. Metam. II. 60

[2] Марк XII. 9

[3] Strab. XIV. 5. 682

[4] Быт. X. 4

[5] Близ Ларнаки

[6] Jos. Flav. Ant I. VI. Противное мнение Калмета опровергается, как нам кажется, тем, что у прор. Иезекииля именно названы во множественном числе острова Хитимские (XXVII. 6), что согласно с мнением Иос. Флавия

[7] Деян. 13, 2-13

Атлантида.

«Сынове же Иовани Елиса, и Фарсис, Китийстии и Родийстии. От сих разделишася островы языков в земли их: кийждо по языку в племенех своих и в народех своих» (Быт. X. 4-5).

«О Солон! Солон! вы, греки, всегда останетесь детьми. У греков нет ни одного старца. Вы есть новички в отношении к древности и вам ничего не известно, что происходило древле, как здесь, так и у вас». (Платон в Тимее).

 

 

Плиний говорит что Кипр был некогда соединен с твердою землею Сирии и что землетрясение сделало его островом, подобно как Сицилию, которая была оторвана от Италии ^[1]. Арабский историк десятого века, знаменитый Массуди, сохранил нам о том же событии предание глубокой важности и несравненно подробнейшее. Мы его выписываем:

«Место, которое занимает теперь озеро Танисское (Мензале, при устье Нила) было некогда одною из плодороднейших стран Египта, где множество селений было рассеяно на возвышенном пространстве. Один только Фаюмский округ мог равняться с нею своим благосостоянием. С моря к Акмуму ^[2] можно было тогда проехать землею; подобно тому, некогда, между Эль-Аришем и Кипром была сплошь твердая земля, там где теперь море. Таким же образом, некогда остров Хадра ^[3] был соединен с твердою землею Анталуса ^[4], и можно было идти пешком из Европы в Африку чрез составленную из скал плотину, сквозь проломы которой оба моря соединялись. В продолжение некоторого времени стремление моря ниспровергло эти каменные преграды и поглотило твердую землю между Эль-Аришем и Кипром. Жители Анталуса говорят, что эта плотина, или каменный мост, простирался на двенадцать миль в длину. Потопление страны Таниса произошло в 215 году (380 лет по Р. Х.) ^[5], и оно распространялось ежегодно далее. Несколько селений осталось в виде островов. Развалины других селений и кости их жителей образовали холмы, называемые Абуль-Кум. Первый доступ морю к наводнению подал, сто лет тому назад, один властитель Египта, который, имея в виду облегчить судоходство, прорыл несколько каналов от моря во внутрь земли, для соединения Нила с морем».

Известный ориенталист и путешественник Зецеп прибавляет: «Предание Массуди о множестве человеческих костей, находимых возле озера Мензале, совершенно подтверждается». Господин Дроветти удостоверяет, что таковые кости находятся в трех отдаленных между собою местах, из которых одно называется теперь Комарие. Два из этих мест он посетил сам; теперь эти кости находятся не в холмах, а рассеянными по берегам озера ^[6]. В Смирне турки сохраняют предание, что берег Малой Азии был соединен с Европою на всем пространстве Архипелага ^[7]. Заметим, что Массуди, который, подобно Геродоту объехал большую часть земель, которых он писал историю, обратил особое внимание на евреев и что он везде искал знакомства с их ученейшими раввинами. – Между прочими он был в связи со знаменитым Иоанном, сыном Захарии, в Тивериаде ^[8]».

Мудрый Платон первый передал нам повесть о таковом же событии, которое доселе ещё не разгадано. Мы просим наших читателей выслушать извлечения из этой повести: вот что он говорит в своем разговоре, называемом Тимей.

1). Выслушай, о Сократ, рассказ весьма чудный, но вполне справедливый, как то говорил некогда Солон, мудрейший из семи мудрецов.

2). Он был сродственник и друг искренний Дропида, нашего прапрадеда.

3). Он-то сказал Критию, нашему деду, как передал нам этот старец, что афиняне совершили великие и удивительные дела, которые от времени и от людей пришли в забвение.

4). Я расскажу тебе эту древнюю повесть, переданную мне мужем не юным.

5). Критию было тогда, по его словам, около девяносто лет, а мне десять….

6). В Египте есть один ном ^[9], называемый Сантийский и находящийся в Дельте, там, где Нил, при своей оконечности, раздвояется.

7). Главнейший город этого нома, Саис. Там был царем Амазис.

8). Главное божество этого города называется египтянами Нииф, а греки называют его по своему Афиною ^[10].

9). По этому жители этого города называют афинян своими друзьями и даже сродниками.

10). И по тому, как рассказывает Солон, они оказали ему большие приветствия во время его пребывания у них.

11). Беседуя с ними, а наипаче со жрецами, знаменитыми своею ученостью, о событиях давно прошедших, -

12). Он увидел что ни он, ни другой кто из греков совершенно ничего не знали о слышанном им.

13). И когда, однажды, желая склонить жрецов к разговору о временах давних, он начал им рассказывать древнейшие предания нам известные о Форопее Первом, о Пиовее, о потопе Девкалиона и пиры, -

14). Тогда один из старейших жрецов сказал ему: «О Солон, Солон! вы, греки, всегда останетесь детьми! У греков нет ни одного старца!..

15). Вы все новички относительно к древности и вам ничего неизвестно, что было древле, как здесь, так и у вас….

16). Вы ничего не знаете о том прекрасном и превосходном поколении людей, ваших родоначальников, от которых осталось среди вас ничтожное семя.

17). Вы этого не знаете, потому что оставшиеся после ужасного переворота природы в живых, и потомки их, пребывали долгое время без знания письмен….

18). Наши скрижали свидетельствуют, как ваш народ устоял против усилий мощного народа, напавшего несправедливо на всю Европу и Азию и пришедшего с Атлантического Моря, которое тогда могло быть проходимо (в брод).

19). Оно имело остров, против устья, которое вы на вашем языке называете: Иракловы колонны. – Сам же остров был пространнее, чем Азия и Ливия вместе.

20). Оттуда путешественники могли переходить на другие острова, а с них и на твердую землю, окружающую собственно называемый Понт.

21). А что находится по Сю сторону устья, о котором мы говорим, походит на гавань, имеющую узкий вход.

22). Там море, собственно называемое Пелагос и земля окружающая это море от всех сторон, есть настоящий материк.

23). В названном нами острове, - Атлантиде, - были цари, имевшие власть могущественную, которая распространялась не только на этот остров, но и на другие острова и части материка.

24). Сверх того они владычествовали внутри Ливии до Египта, а в Европе до Тиррении.

25). Их соединенные силы покусились покорить одним разом вашу и нашу землю и все области, лежащие по эту сторону сказанного устья.

26). Тогда, о Солон, могущество вашего народа ознаменовалось твердостью и добродетелью превыше других народов.

27). Превосходя прочие народы гением и ратным искусством, афиняне приняли предводительство над еллинами, из которых многие их оставили.

28). Не смотря на крайность, в которую они были приведены, афиняне восторжествовали над своими противниками и воздвигнули трофеи, оградив таким образом многих от порабощения.

29). И нам, живущим внутри пределов Иракловых, даровали избавление и свободу.

30). Но случившиеся после того землетрясения и наводнения поглотили в один день и в одну ужасную ночь все ваше воинство и вместе с тем остров Атлантида погрузился в море, и исчез!

31). От этого море, на этом месте, сделалось недоступным и неудобным для мореплавания от ила и отмелей, которые оставил по себе погрузившийся остров.

32). Теперь ты слышал, Сократ, сокращенный рассказ старца Крития, переданный ему Солоном.

В дополнение к этому должно привести некоторые места о том же важном предмете из другого разговора Платона, названного им: Критий. Заметим только, что в первом разговоре говорил египтянин, а здесь говорит грек.

33). Солон говорил, что египетские жрецы в своем повествовании об этой войне (атлантидов с греками) употребляли имена Кекропса, Ерехтея, Ерихфония, Ерисихфона и других, существовавших до Тезея, равно как и женские имена.

34). Наша земля простиралась тогда, как полагают довольно вероятно, с одной стороны до перешейка, а с другой до вершин гор Киферона и Парнефа; оттуда они нисходила, имея в правой стороне реку Оропию, а в левой, к морю, - реку Азоп.

35). Необычайное плодородие этой страны доказывается тем, что она могла содержать многочисленную армию, не токмо свою, но даже соседних земель.

36). Оно ещё обнаруживается доселе тем, что осталось теперь от этой страны, превосходившей другие изобилием всех земных произведений.

37). Такова была Аттика. И можно ли, судя по тому, что осталось, поверить тому, что о ней сказано?

38). Вся Аттика, теперь, как бы отделяется от твердой земли и, вдаваясь в море, походит на мыс. Море, ее окружающее, везде очень глубоко.

39). Ужасные наводнения в продолжение девяти тысяч лет, протекших доселе, отторгли землю с высот и, не возвыся равнины, раскидали некоторую часть ее вокруг берегов и увлекли ее в пропасти моря.

40). И как бывает после продолжительной болезни, наша земля, лишась своего тука, представляет теперь один только остав прежнего своего прекрасного тела.

41). Я должен вас предупредить, чтоб вы не удивлялись, если я, говоря о варварах, даю им имена греческие и вот тому причина:

42). Когда Солон намеревался сделать из этого повествования поэму, то он, изыскивая коренные производства этих имен, узнал, что первые египтяне, написавшие эту историю, перевели коренное значение имен на свой собственный язык; так и Солон передал смысл этих имен нашим языком.

43). После, как боги разделили между собою землю, каждый их них получил область, одни большую, другие меньшую….

44). Остров Атлантида достался Нептуну, и он устроил детей своих, рожденных от смертной, в одной части этого острова…

45). Неподалеку оттуда жил один из тех людей, которые были порождены землею. Его звали Евенор, а жену его: Левкиппа.

46). У них была единственная дочь, по имени Клито, которая уже пришла в зрелость, когда отец и мать умерли.

47). Нептун полюбил её и женился на ней.

48). Пять раз Клито родила ему сыновей, по два близнеца каждый раз.

49). Тогда он разделил весь остров Атлантиду на десять частей.

50). И дал старшему сыну достояние материнское, лучшее и большее на всем острове.

51). Он его поставил царем над другими, которых назвал архонтами, дав каждому из них владычество над большою многолюдною областью.

52). Он дал каждому из них имена. Старшего, главу всех прочих, он назвал именем, которое впоследствии перешло острову и морю, ибо имя первого царя было Атлас.

53). Его брат, близнец, получил во владение оконечность острова, ближайшую к колоннам Иракловым. Его называли на языке той страны: Гадир, а по-гречески Евмил; от него получила эта область название Гадирика.

54). Дети вторых родов были названы Амфир и Евдемон.

55). Дети третьих родов: старший назывался Мнизей, а младший Авгохфон.

56).Четвертых родов дети: старший назывался Эласипп, а младший Мистор.

57). Последние назывались: Азаис и Диапренис.

58). Все они, их дети и потомки, жили в продолжение многих поколений в этой стране и властвовали над многими другими островами, рассеянными вдоль моря, как уже прежде было сказано, так что их власть простиралась до Египта и Тиррении.

59). Остров производил сам собою всё, что необходимо для жизни; все металлы твердые и плавимые и даже орихалкон, тот металл, который мы теперь заем только по имени… после золота это был драгоценнейший металл… он блистал как огонь.

60). Сначала поверхность острова, как говорят, была очень возвышена, а берег обрывист. Вокруг города была равнина, обнесенная горами, которые спускались к морю. Эта равнина была продолговата и простиралась в одну сторону на три тысячи стадий, а от своей средины до моря слишком на две тысячи.

61). Площадь острова протягивалась к югу, а с севера он был защищен горами, которые, как повествуют, превосходили высотою и красотою теперешние…

62). Эта площадь имела образование четверосторонника довольно правильного, но продолговатого.

63). В продолжение многих поколений и пока Божие отражение в них проявлялось, они покорялись законам и охранялись тем божественным началом, от которого они все происходили; все их помышления были возвышенные и направлены к истине, и они скромно и мудро вели себя при всех переворотах жизни.

64). Уважая токмо добродетель, они считали прочее ничтожным. Обладание золотом, серебром и другими драгоценностями вменяли они себе в тягость…

65). Но страсти подавили в них Божественное начало; оно мало по малу стало в них ослабевать и гаснуть чрез преобладание над ним плотского естества; наконец человек остался сам с собою, один, и, не в состоянии будучи вынести своего земного блаженства, пал. Те, которые могли судить право, увидели, что они утратили лучшие свои блага, меж тем как не умеющие понимать, в чем состоит истинное блаженство, полагали их, накопивших несметные богатства и движимых алчностью неправого преобладания, достигшими верховного счастья.

66). Но бог богов, Зевес, царствующий правдою и всевидящий, усмотрев развращение этих людей, некогда добродетельных, и восхотев их наказать, дабы чрез то обратить их к мудрости, - собрал всех богов в их торжественное жилище, находящееся посреди вселенной, откуда он обозревает всё сотворенное, и к ним, собравшимся, так возласил:………………………………………

Здесь прерывается недоконченный или не уцелевший рассказ Платона. Читатель конечно заметил во многих местах этого рассказа проблески библейской первобытной истории. Известно, что язычники исказили многие места Священного Писания и еврейские обряды, приноровив их к баснословной истории и к идолопоклонству ^[11]. Неумений, греческий философ второго века, удостоверял, что Платон извлек из книг Моисеевых познания о Боге и о сотворении мира. Он даже говаривал: «Что такое Платон, если это не Моисей, выражающийся языком Афинян?» ^[12]. Ни один из языческих писателей не говорил с таким высоким красноречием о Божестве, о Провидении, о наказаниях и наградах в будущей жизни. Мы находим у него догмат троичности в Боге и указание на Искупителя ^[13]. По этому первые Отцы Церкви не воспрещали чтение Платона. Большая часть последователей его учения обратилась к Христианству прежде других язычников, о чем свидетельствует, между прочими, Климент Александрийский ^[14]. Греки могли весьма удобно ознакомиться с книгами Священного Писания как чрез полоненных евреев, что видно из пророка Иоиля, - так и чрез Финикиян, распространивших во многих местах древнего мира столько важных и полезных сведений. Философы прошлого столетия и многие из нынешнего, сказал один ученый, имеют решительное отвращение от подобных соображений; они не могут равнодушно слышать, что Священное Писание послужило основанием историческим и мифологическим творениям древних писателей ^[15].

Рассказ Солона об Атлантиде ставит это событие в первобытную историю рода человеческого. Не малое число ученых старались разгадать эту повесть. Но где же скорее может находиться узел загадки, если не в Библии, которая есть первая или древнейшая из существующих книг, раскрывшаяся для людей; однако все предположения ученых были направляемы в противную сторону. Можно ли было искать Атлантиды Древних за теми колоннами Геркулеса, которые обыкновенно ставят при проливе Гибралтарском, тогда как часть земного шара за проливом Гибралтарским не принадлежит истории первобытной; - одно это рассуждение должно было удержать от подобных предположений, - но никто из них не думал или не хотел обратиться к Библии. Древняя история египетская для нас не существует; на Египте почил гнев Божий; о нем сбылись пророчества, что его слава будет стерта с лица земли, и теперь его разгромленные исполинские памятники, как бы нарочно оставлены Провидением, чтоб показать всю тщету человека, когда он хочет бороться с Богом. Со всем тем древняя история египетская Геродота, Диодора и Мацефона считалась историею, несмотря на том, что сам Геродот, а особенно Диодор, ставят ее в рамку баснословия. Мы не скажем, чтоб у них не находилось несколько важных фактов исторических, но их должно разгадывать как мифы, ибо, как то доказал Guerrin du Rocher, часто неоспоримыми данными, эта история большею частью переделана из истории евреев, но токмо облечена формами египетскими ^[16]. Напрасно нас остерегали от этих басней Плутарх ^[17], Фукидид ^[18], Марцеллин ^[19], Климент Александрийский, - мы все увлекались сладкозвучными рассказами греков и римлян, после которых, как говорит блаженный Иероним, слог Библии казался нам жестким ^[20]. Египет во время долгого пребывания израильтян так преисполнился, принесенными туда евреями, высокими познаниями, которые там даже укрепились, - что его жители, во время Моисея, обладая этими познаниями с времен незапамятных, глядели уже на них, как бы на свои собственные ^[21].

Картина островов, населенных первобытными человеками, представленная Платоном (см. выше), является в книге Бытия гл. X, с. 5. Моисей, начертав родословие сынов Ноевых, говорит: «От сих разделишася острова языков в земли их».

Что понимали жрецы египетские, беседовавшие с Солоном, под именем моря Атлантического? В каких местах земного шара находим мы имя Атласа? – Во времена исторические мы находим народ, называемый Атлантами в Ливии ^[22]. Знаменитые горы Атласа находятся в варварийских владениях; гора Юрюра близ Алжира есть тот олицетворенный мифический Атлас, поддерживающий свод небесный ^[23]. Плиний говорит также, что древняя Ефиопия называлась прежде Аерия (Aёria s. Aetheria), а потом Атлантия ^[24]. Египет по свидетельству Евсевия назывался также древле: Аерия ^[25]. Древнейший основатель храма Венеры на острове Кипре по свидетельству Тацита назывался Аерий и даже самое божество острова Кипра называлось тем же именем Аерия ^[26]. У Гомера, нимфа Калипсо была дочерью царя Атласа ^[27]. Какое стечение преданий, совокупленных в один круг действий, к морю Средиземному. Наконец, и это указание не маловажно, - развернем мифологию: кто был Атлас? – «Знаменитый Титан, сын Яфета и нимфы Азии ^[28]». По преданию греков и римлян, переданному Плинием ^[29], и по преданию Востока, сохраненным у Массуди, которое мы вписали выше, Кипр, который мы полагаем за остаток от Атлантиды, был соединен и с Палестиною, отечеством Яфета, и с Малою Азиею, которая была собственно-называемая древними: Азия, Asia propria. Вот почему Солон говорит у Платона, что остров Атлантида был более чем Азия и Ливия вместе, ибо Ливия, собственно так называемая, составляла только то пространство, которое находится между Египтом и Сиртами ^[30], где были сады Гесперидовы, или Ливия Мареотийская ^[31], и, токмо в смысле поэтическом и общем, это имя приписывали целой части света. Притом рассказ Солона довольно ясно обозначает местность Атлантиды:

«В названном нами острове Атлантиде были цари, имевшие власть могущественнейшую, которая распространялась не только на этот остров, но и на другие острова и части материка».

«Сверх того они владычествовали внутри Ливии до Египта и в Европе до Тиррении».

Ливия до Египта есть уже названная нами Ливия 0 Мареотийская, а Тиррения, как всякому известно, есть часть древней Италии, населенная древле лидянами и получившая это название от царя Лидиского Тиррена, сына Геркулесова ^[32].

Какой же след, мы спросим опять, после такого положительного определения местности Атлантиды, искать её в Атлантическом океане. Заметим, что может быть не без намерения, в рассказе у Солона, море, окружающее остров Атлантиду, выражено словом: Пелагос, а не океан, которое должно б было употребить, если б место действия происходило на океане Атлантическом.

Теперь остается нам сказать о столпах Геркулесовых, которые, может быть, были главною причиною всех недоразумений по этому предмету. Греки и римляне, времен положительно – исторических, разумели вообще под этим именем живописное образование Гибралтарского пролива. Скимн Хиосский говорит о проливе Гибралтарском, что это место называется некоторыми: Геркулесовыми колоннами ^[33], стало быть не всеми? Но вспомним, что в эпоху отдаленнейшую, столпами Геркулесовыми называли также западное главное устье Нила, прозванное устьем Иракла, т.е. Геркулесовым, где был город Ираклеум и храм в честь Геркулеса. Таковой же храм в честь Геркулеса, весьма знаменитый в древности, находился в Тире против острова Кипра. А еще с большим вероятием можно принять за Геркулесовы столпы, о которых упоминается в рассказе об Атлантиде, те скалы Босфора Фракийского, находящиеся при входе в Понт Евксинский, о которых говорит Стравон следующим образом: «Иные полагают, что скалы, называемые Планкта и Симплегада ^[34], суть те колонны, о которых упоминает Пиндар, называя их вратами Гадиритскими и что они суть предел странствия Геркулесова ^[35]». Таким образом рассказ Солона более и более поясняется. Вот и столпы Геркулесовы и страна Гадиритская. То, что Солон называет собственно Понт – есть Понт Евксинский, а собственно море (Пелагос) – море Средиземное, древле носившее имя острова Атлантиды.

Атлантида, по нашему предположению, занимала всё пространство Средиземного моря от острова Кипр до Сицилии, возле которой на север было Тирренское море и Тиррения. Остров Крит должен был также составлять одно целое с Атлантидою; древнее имя Крита было общее с Кипром: Aёria и счастливый остров ^[36].

Судя по рассказу Солона царство атлантов состояло из главного острова и из других меньших (нынешний Архипелаг), которые, более или менее сближенные и даже соединенные, достигали до колонн Геркулесовых или до Босфора Фракийского. Война афинян с атлантами, при таком предположении, делается понятною, иначе, моли ли афиняне иметь что либо общее с жителями островов океана Атлантического?

Серрапус, (De Serres) переводчик Платона, в своем предисловии к Критию, первый сказал, что должно искать в книгах Моисея объяснения рассказа об Атлантиде. За ним, шведский ученый писатель Иоанн Эврений, предпринял вывести из баснословного мрака предание об Атлантиде ^[37]. Его предположения были несколько пополнены Баером ^[38]. Они оба сблизили повествование об атлантах с историею Библейскою, но их географические предположения совершенно разнствуют с нашими и применения Палестины и ее переворотов к истории Атлантиды нам кажутся не соответствующими рассказу Солона. Но мы не можем не привести здесь чрезвычайно любопытное и весьма близкое к истине изыскание Еврения об именах Атласа и его сынов:

«Я должен вас предпредить,» – говорит Платон, - «чтобы вы не удивлялись, если я, говоря о варварах, даю им имена греческие и вот тому причина».

«Когда Солон намеревался сделать из этого повествования поэму, то он, изыскивая коренные производства этих имен, узнал, что первые египтяне, написавшие эту историю, перевели коренное значение имен на свой собственный язык; так и Солон передал смысл этих имен нашим языком».

Следуя этому важному указанию, Эврений нашел и, как мы полагаем, доказал, что греческие имена Нептуна и его сыновей переведу в буквальном смысле с еврейских имен: Израиля, Гада, Иосифа, Асиры, Иуды, Дана, Завулона, Неффалима, Симеона и Рувима, и что это разделение Атлантиды выражает, одетое бснословным вымыслом, разделение Земли Обетованной между детьми Иакова ^[39].

Образование озера Мензале чрез потопление страны Танисской в следствие предречения пророка Иезекииля ^[40], есть, как мы уже заметили, событие совершенно отдельное от потопления Атлантиды. Подобные ужасные перевороты, совершившиеся на земле, не описаны историками, потому что история, как сказал один красноречивый писатель ^[41], объемлет только некоторую часть времени существования народов; но эти грозные события оставляют часто неизгладимые следы в памяти их потомков. Один рыбак берегов озера Мензале рассказывал нам о потоплении Танисской области повесть, в роде тех повестей, которые находятся в тысяче и одной ночи. Я уберег его рассказ. Вы найдете на многих островах Архипелага предания, переходязие из рода в род, о тех страшных переворотах природы, которые совершились на этом поприще древних бытописаний. Мы могли бы дополнить наши соображения многими другими доводами, если б не опасались утомить внимания читателей предметом довольно отвлеченным. Из такого же опасения мы хотели поместить всю эту статью в конце книги, однако решились оставить ее в своем месте, убеждаясь, что в наш век не всегда избегают чтения о предметах отвлеченных, если оно приводит к каким-нибудь новым заключениям.

Примечания.

[1] Plin. Hist. Nat. II. § 90. 91

[2] Ашмун-Тане или Ашмун Танийский, несколько ниже устья и г. Мензале

[3] Гезирет-эль Хадра, не восточной оконечности Рогезского устья Нила; теперь этот остров соединился с твердою землею от наносного ила.

[4] т. е. с берегом Анталии или Саталии

[5] Эпоху потопления Танисской области не должно смешивать с отдаленною эпохою, когда берег Египта был соединен с противоположным ему берегом острова Кипра и Малой Азии

[6] См. Fundgruben des Orients T. 1. pp. 124-125

[7] Ricaut. Hist. de l’etat present de l’Eglise Grecque 1698 pp. 34-35

[8] Любопытнейшее и редчайшее сочинение Массуди названо: Ахбар Еззаман или история веков минувших, древних народов, угасших поколений и царств уничтоженных или стёртых судьбами с лица земли (См. Biogr. Univ. Massoudy).

[9] т. е. область

[10] Минервою

[11] «Ex quibus (т. е. из книг Св. Писания) scrutabantur gentes similitudinem simulacrorum suorum» I. Кн. Макк.

[12] Numenius in Euseb. Pr?parat. Evang. XIII. 12

[13] В Алкиниаде

[14] In Stromat. См. также S. Augustin. De civit. Dei. VIII. с. 1. 5. 9. 11

[15] Feller. Dict. hist. Lavaur

[16] Guerrin du Rocher, Hist. veritable des tems fabuleux

[17] De malign. Herod.

[18] Hist. in princip

[19] Marcellinus, in vita Thucyd. «Totus secundus Herodoti liber mentitur hypothesi?»

[20] S-tus Hieron. Ad Eustoch de virginit

[21] Lavaur. Conference de la Fable avec l’hist. Saiute. Disc.prelim.

[22] Plin. H. N. I. 157

[23] Walckenaer, Rech. s. l’inter. De l’Afr. n. Latreille. Ess. s. les expedit. de Suetone Paulin et de Corn. Balbus. P. 1807. in 8°

[24] Plin. H. N. VI. c. 30

[25] Euseb. Chron. s. v. Rameses

[26] Tacit. Ann. III. 62. Hist. II. 3

[27] Hom. Odyss.

[28] Biogr. Univ. partie Mytholog. Atlas

[29] Plin. H. N. II. 90

[30] Plin. H. N. V. 6

[31] Schellers Lexic. s. v. Lybia

[32] Plin. H. N. III. 5. Herod. I. 94

[33] …

[34] Что ныне: Урек и Таки

[35] Strab. III. 5 § 6 p. 170. – Pind. Olymp. III. X. Неподалеку оттуда на Азиятском берегу Черного моря был город Геркулесов Heracl?a с гаванью; а далее у кавказского берега два мыса Геркулесовы. Свю Arrian. Peripl. Pont. Eux. § 13 и 18

[36] Plin. H. N. IV. 12. V. 31. – Solin. XVII. – Aul. Gell. XIV. 6

[37] Я имею латинскйи перевод с шведского сочинения Еврения: Atlantica Orientalis sive NH?O? Atlantis a multo retro annis a M. Ioanno Evrenio Svecana idiomate descripta, jam autem Latine versa (a Olao Bidenio Renhorm). Berol. 1764, in 8

[38] Essai histor. et. Crit. Sur I’Atlantique des anciens dans Le quell on se propose de faire voir la conformite quil y a entre l’hist. des Atlantiques et celle des Hebreux; par. Fr. Ch. Baer. 2 ed. Avignon. 1835. in 8

[39] Предлагаем для знающих еврейский и греческий язык это крайне любопытное толкование Еврения. Старший сын Нептуна, царь Атлантиды, Атлас представляет самого Израиля. Атлас есть перевод слова Израиль, слово значащее: превзойти, побороть, с тем различием, что греческое слово выражает просто бойца или победителя, а еврейское борьбу Израиля с Богом. (Заметим, что стих 4 и 5 главы XII прор. Ос. вполне объяснет это словопроизводство). 2-й сын Евмил, богатый овцами в еврейском смысле овен, выражает имя Гад, хотя, в смысле Писания, означает толпу, войско. 3-й Амферес, extollo, sursum ferro, в евр. Иосиф, от addidit, crescere fecit. 4-1 Евденом, beatus, тоже что Асир, beatus. 5-й Азаис от colo, veneror, чтить, уважать. Еврю Иуда в спряжении Гифил, значит восхвалять, прославлять. 6-й Мнестор или Мистор prudens, peritus внимание, совет, от чего Мудрый. Евр. Дан от рассматривать, судить. 7-й Автохфеон, juxta habitans in eadem terra, тоже что в евр. Завулон, то есть juxta habitavit, cohabitavit. 8-й Еласипп, militaris expeditio или expelerre, с прибавлением, усугубляющим выражение; по евр. Неффалим. Нифиль значит: бороться. 9-й Мнизей, memoria resonans, fama audita, по евр. Симеон, resonuit, audivit famam. 10-q Диарепис, decorus et excellens sum, выражает Рувима, от conspicuous, magnus, auctus est, crevit, быть возвышену отличену. Еврений находит даже много сближений в описании храма Нептунова на острове Атлантиде с описанием храма Соломонова. Приглашаем для сего любознательных читателей обратится к книгам Эврения и Баера.

[40] См. Путеш. по Св. земле, ч. I, гл. I

[41] Barthelemy. Voyage du j. Anacharsis. C. LXIV

Плавание от Кипра до Атталии.
Море Памфилийское.

«Пучину-же Яже против Киликии и Памфилии преплывше, приидохом в Миры Ликийския» (Деян. Апос. XXVII. 5).

 

 

Весь вечер и всю ночь мы огибали безконечный мыс Куриас, ныне Гато или Кошечий, самый длинный из безчисленных мысов, которыми славился в древности Кипр ^[1]. Этот мыс назван таким странным именем, потому что на нем было необычайное изобилие змей, так что монахи монастыря св. Николая, тут находящегося, принуждены были в защиту от них держать необыкновенное количество кошек. Изобилие змей вообще на всем острове было замечено и в древности, почему и остров назывался иногда змеиным ^[2]. Но аллегория Киприды, порожденной морем, - это олицетворение Кипра, - показывает, сколь славился у древних этот остров роскошью своего плодородия и вместе с тем указывает на тот ужасный переворот, который постиг остров. На рассвете мы были едва только против оконечности этого мыса; potens diva Cypri, могущая богиня Кипра, не посылала нам, по выражению Горация ^[3], иного ветра, кроме северо-западного. Мы приписывали все неудачи капитану и стали рассуждать о способе скорее расстаться с нашею Пенелопою; мы разложили перед собою карту; я предложил моему товарищу достигнуть ближайшего берега Малой Азии; он согласился; мы выбрали Саталию, как ближайший и лучший порт, и объявили о том капитану; он хотел противоречить нашему намерению, но мы сказали ему, что если он не выполнит нашего требования, то будет призван к отчету за вчерашний своевольный поступок, которым, сверх нарушения своих обязательств с нами, он подвергнул своих пассажиров чуме; он покорился и просил только выдать ему в Саталии всю плату за проезд в Смирну. Мы ещё два дня имели на виду великолепный Кипр и даже видели в зрительную трубу городок Бафо, древний Пафос, к которому уже не стремится более Цитерея на колеснице, запряженной голубями:

Vecta lovi curru, medias Cytherea per auras
Cypron olorinis nondum pervenerat alis… ^[4].

Земля поглотила до основания развалины капища Венеры вместе с последними остатками древнего города; церковь во имя св. Георгия осеняет теперь победоносным знаменем великомученика это место нечестия. «Эти люди», говорит Валерий Максим о киприотах ^[5], «едва ли заслуживали название людей». Ученик св. Апостола Павла, Тит, которому он поручил христиан Пафоса, приял здесь мученический венец.

В одно утро я увидел в первый раз гигантские груды гор мыса Хелидони Малой Азии; их черные верхи резко разрезывали облака, позолоченные восходящим солнцем; а низменные облака, поднимаясь из мрачных ущелий, подобились дыму, выходящему густыми клубами из горнил. Этот мыс носил у древних название священного; он составляет с мысом Анамуром вход в залив Атталийский или Памфилийский (mare Pamphylium). Этот берег имеет истинно вид волшебный по своей необыкновенной живописности и по грозному величию его скал. Бурный залив Памфилийский был в глубокой древности, по несовершенству мореходства того времени, ещё страшнее чем теперь, порывистыми ветрами ^[6], а ещё более грабительством пиратов города Фазелиса. Здешние мореходцы имели суеверное обыкновение, приближаясь к этому заливу, бросать в море сухари, как бы для укрощения его свирепости в этом месте. Здесь существует также предание, будто Императрица Елена, возвращаясь из Иерусалима в Константинополь, бросила в этот неукротимый залив один из священных гвоздей, обретенных вместе с Крестом Господним, и что с того времени ожидавшая здесь мореходцев гибель миновалась. – Фазелис, которого значительные развалины ещё сохранились, находился в глубине залива на далеко выдавшемся мысе, весьма заметном; его положение совершенно сходно с описанием Цицерона и Тита Ливия ^[7]. Пираты Фазелиса были первыми изобретателями тех легких судов, которые названы римлянами именем этого города ^[8] и от которых произошли наши бригантины. Могущество этих разбойников, имевших до тысячи галер ^[9], достигло до такой степени, что римляне принуждены были послать туда флот, который боролся с ними в продолжение трех лет; они были наконец истреблены консулом Сервилием-Ватием с помощью Помпея. Исполинская гора Тахталу, в древности гора Солима, которую также называли Олимпом, господствует над мысом Фазелиса и над всем этим берегом. Основываясь на описаниях некоторых древних авторов, можно думать, что это та самая гора, в ущельях которой полагали жилище Химеры, баснословного чудовища с головою льва, туловищем козы и хвостом дракона, которое извергало огонь из пасти и опустошало окрестности ^[10]. До сей поры жители этих берегов рассказывают чудесные повести про гору Тахталу; они уверяют, что каждую осень ее вершина издает гром, подобный пушечным выстрелам ^[11]. Вероятно, что гора Тахталу была некогда огнедышащая. Не доезжая Флоренции, на станции Петра-Мала, в ущелье апенинов вам покажут, на плоской лощине, несколько вулканических испарений, которые ночью превращаются в голубой пламень; тут не видно кратеров, но несколько плоских обожженных кругов; этот вид производит магическое действие на зрителя. Полагают также, что наносившие ужас суда пиратов Фазелиса с чудовищными изображениями на корме и носу, - породили басню о Химере; заметим также, что обыкновенная одежда ликийцев состояла из накинутого на плечи козьего меха. Консул Сервилий олицетворил наконец Белерофонта, победившего это чудовище. Стравон описывает трудный переход Александра Великого с войском, в дефилее горы Климакс (Clymax), близ Фазелиса. Герой Македонский, видя всю трудность пути чрез обрывистые вершины Климакса, решился пройти со всею армиею по пояс в воде, в бурную непогоду, узкою песчаною грядою, которая тянется между береговыми скалами и наваливающим на них морем ^[12]. Этот залив славен также блистательною победою, одержанною Кимопом, полководцем афинским, над флотом персов. Кимоп настиг этот флот возле устья Евримедона, несколько восточнее Аталии. Древние географы начинают хребет гор Тавра от мыса Хелидони; Стравон говорит, что хотя отрасль Тавра заметна ещё в Кари, но что он впервые высоко встает возле мыса Хелидонии и что он господствует даже над горами, лежащими за Памфилиею ^[13]. Высоту горы Тахталу полагают слишком в 7800 фут от поверхности моря. За мысом Хелидони скрывается город Мира (Ликийский). Этим самым путем, из Кипра, приплыл Апостол Павел в Миру. «Пучинуже Яже против Киликии и Памфилии преплывше приидохом в Миры Ликийския и тамо обреет сотник корабль Александрийский пловущ в Италию, всади ны в онь ^[14]». В позднейшие времена, новое светило Церкви воссияло в Мире, тут родился с воспитан Святитель и Чудотворец Николай, которого нетленные мощи покоятся ныне в городе Барии, что в Калабрии.

Примечания.

[1] Plin. H. N. V. 31

[2] Ophyonea. Ovid. Metam. X. 229

[3] Horat. I. 3. 1

[4] Ovid. Metam. X. 717

[5] Val. Max. IX. c. 1 «Viris…. Si modo viri erant».

[6] Ventes Exposita Phaselis…. Dion. Perieg. V. 855

[7] Cic. In Verr. II. I. IV. c. 10 – Tit. Liv. XXXVII. 23. Имя Фазелиса вошло в пословицу и Цицерон описывая грабительства Вереса в Сицилии говорит: «Месипа была Фазелисом этого разбойника».

[8] Horat. III. 2. 29 – Orut. Am. II. 10. 0 Ing. Georg. IV. 29. – Cic. in Att I. I. XIV. 16

[9] Plut. In Pomp

[10] Plin. H. N. Flagrat in Phaselitide mons Chym?ra, et quidem immortali diebus ac noctibus flamma. – Ct?stas Enid. apud Phatius. – Pomp. Mela.

[11] Carne, Syria. III. 10

[12] Strab. XIV. 8. p. 666. Casanb.

[13] Plin. H. N. V. 27. – P. Mela. I. 15. – Strab. XI. 12 p. 520. XIV. 3. 5, p. 666

[14] Деян. Ап. XXVII. 5. 6.

Атталия

«И глаголавшее в Перги Слово Господне снидоша во Атталию». (Деян. Апост. XIV. 25)

 

 

Мы долго огибали мыс Фазелис; в него проникают несколько заливов; это согласно с тем, что говорит Стравон, который дает три гавани это гнезду пиратов. Тут вскоре нам открылся собственно залив Атталийский – и наконец явилась, на отвесных скалах, столь желанная нами Атталия с готическими стенами, башнями и минаретами. Перед входом в ее гавань видно несколько длинных отмелей, иные песчаны, а другие покрыты роскошною зеленью. Все радовало взор наш, усталый от томительного плавания. Едва мы бросили якорь в уединенной гавани Атталии, как толпа народа уже покрыла берег; когда начали спускать шлюпку с нашего брига, мы увидели, что турецкая шлюпка с янычаром отвалила от берега и направлялась к нам. Мы велели выждать ее прибытия. Удивление наше было немалое, когда нам объявили, что выход на берег нам был воспрещен, потому что в городе чума; но мы были не чумные, в том, свидетельствовал паспорт капитана (по счастью посещение Лимисоля не было записано) и поэтому не мы были страшны, а Атталия для нас; всё это было объяснено янычару, но он ничему не внимал; тут капитан сказал ему, что он под русским и английским флагом и объявил ему мое звание; я взглянул на мачту и в самом деле оба купеческие флага были им подняты по праву, дарованному некоторым грекам. Я пожал плечами, но после этого мне пришлось уже действовать; я велел сказать янычару, чтобы он дал знать обо всем ему сказанном Паше, что я охотно подвергаю себя карантину что поэтому уже не имеют права мне воспретить выйти на берег и что ежели через час мне не сообщат ответа – то я пристаю к берегу и требую объяснения от Паши. Янычар отправился обратно, а я положил часы на шканец. Я спросил моего любезного спутника, желает ли он за мною последовать – он мне отвечал, что теперь наши дела должны быть общими; при том наши права были неопровержимы. – Я был уверен в его благородном ответе; но не будучи совсем уверен в успехе посольства, мы, немедленно согласясь, приняли меры на всякий случай. – Призвав капитана, который уже безответно нам повиновался, мы велели, чтобы к положенному сроку шлюпка и гребцы были готовы; сверх положенной платы мы обещали ему ещё десять червонцев, если он в точности выполнит по нашем отъезде с брига то, что мы ему предпишем, - он всё обещал; потом, показав на фальконеты, которые стояли на его палубе, я спросил у него: стреляют ли они? – он испугался, но мы поспешили успокоить, что дело идет не о кровопролитии; - и когда он нам отвечал с некоторою гордостью, что у него есть не только порох, но и ядра, мы сказали ему, что нам нужен один только порох; всё было исполнено по слову и все шесть фальконетов были заряжены; тогда мы ему объяснили, что когда мы отвалим от брига, он должен нам салютовать, и что, предвидя по накопившейся толпе на берегу, что может быть там вздумают препятствовать нашей высадке, - мы требуем, чтобы в самое то мгновение, когда мы будем причаливать к берегу, он возобновил салют залпом и затем спустил бы наши флаги; при этом я заметил ему, что он не имел никакого права их поднимать, тем более, что не испросил на то нашего дозволения. Через полчаса наши чемоданы были перенесены на шлюпку; ха пять минут до сорока мы сами туда спустились, - а в урочный срок отвалили от брига, обещав капитану простить ему все его вины, если он будет точен в исполнении предписанного ему. С нами были наши два человека, мой русский, и служитель моего спутника, родом серб, который вместе с тем служил нам драгоманом для турецкого языка; они были хорошо вооружены, и к нашему удивлению, наши четыре греческие гребца, также; это обратило в последствие наше к ним благоволение; мы сами, с намерением, были без оружия на вид, но имели карманные пистолеты. Человек двадцать вооруженных янычаров стояли впереди толпы, ожидавшей нас у пристани. Наше предвидение исполнилось; едва наши гребцы закинули крюки на пристань, как несколько янычаров двинулись с криками нам навстречу, но в самую эту минуту два неожиданные залпа и вслед за ними третий поразили испугом и рассеяли всю эту сволочь, - мы были уже на берегу и наш драгоман громогласно и повелительно закричал янычарам: покажите нам дорогу к Паше! несколько из них побежали прямо на крутой подъем в город, вероятно для извещения Паши, а двое из них раскрыли нам путь среди толпы и сделались нашими проводниками, меж тем как на бриге салют нашим флагам продолжался.

Через стенные ворота, по весьма крутому подъему, мы направились в цитадель, к жилищу Паши. Там уже успели всё приготовить к нашему приему. Отряд солдат стоял во дворе; также и по ступеням лестницы, ведущей к диванной Паши, было расставлено несколько янычаров. Вступив в диванную, мы увидели очень большую комнату: по обеим сторонам выстроены были в два ряда янычары и раболепный двор Паши; он сам, в глубине комнаты, за решетчатою перегородкою, сидел в углу дивана и длинный ковер показывал к нему дорогу: мы уже подходили к перегородке; к нам навстречу подошел его драгоман, а Паша всё сидел на диване, поджавши ноги; видя это, я остановился и велел через его драгомана сказать Паше, что если он хочет иметь со мною свидание, то должен встать; - драгоман Паши отвечал, что он не посмеет этого сказать; тогда я велел нашему драгоману подойти к Паше и объяснить ему мои условия; между тем я отвернулся в сторону и начал беседовать с моим товарищем, а оба драгомана пошли к Паше; объяснения кончились в несколько минут: нас пригласили и едва мы дошли до перегородки, как Паша встал и просил нас весьма важно сесть на диван. Усталый от пути, я с удовольствием погрузился в мягкие подушки рядом с Пашею. Чувствуя трудность наших взаимных объяснений, - я поспешил положить всему конец, - и начал речь, сказав ему, что я жалуюсь на препятствие, которое мне оказали его чиновники в пристани и что они не довели до его сведения о тех обстоятельствах, по которым вход на берег не мог нам быть воспрещен. – Паша воспользовался этим оборотом моей речи и сбросил всю вину на своих чиновников, - потом спросил у меня: имею ли я фирман Султана. Я отвечал ему, что я направляюсь из Египта в Константинополь и потому не могу иметь Султанского фирмана; но что я уверен, что с русским фирманом мне везде открыта дорога – и с этим словом развернул мой паспорт. Двухглавый орел произвел на него магическое действие, - с этой минуты церемониал кончился, - по мановению Паши нам поднесли трубки и кофе и в след за тем шербет. Я представил Паше моего любезного товарища. Тут уже, за веселым разговором, он спросил меня: «А что бы Вы сказали, если б кто сделал высадку в Ваш порт без Вашего согласия?». – Я ему отвечал также шутя, что имеющий право войти в мой порт всегда бы был принят радушно, - а не имеющий права никогда б на то не покусился. Паша возразил: «мы всегда вам рады; мы знаем, что вы русские желаете нам добра». Паша спросил, куда мы желаем продолжить путь и долго ли можем погостить у него; мы сказали, что мы направляемся в Смирну и что, так как мы дорожим временем, то, благодаря его за приглашение, просим его дать приказание о немедленном приготовлении для нас лошадей. Паша был чрезвычайно любезен и прибавил, что он не удерживает нас в городе, по причине чумы, а что велел отвести нам свой загородный киоск для нашего отдохновения. Через несколько минут нам сказали, что всё для нас готово; мы простились весьма дружелюбно с Пашею; у подъезда нашли мы его кваса с приготовленными для нас лошадьми самого Паши, - а через полчаса мы были уже среди апельсинного благовонного сада, в роскошном киоске, на мягких шелковых подушках; тут мы спросили друг у друга: не сон ли из тысячи и одной ночи приснился нам?

Через час явился перед нами весьма обильный обед, с прислугою Паши и с его фирманом, а по окончании обеда громкий топот лошадей возвестил нам, что все к нашему отправлению было уже готово. Наша экспедиция обошлась нам не дешево. Чем усерднее было угощение Паши, тем щедрее должно было быть наше возмездие. Мы не могли также забыть и четырех гребцов Пенелопы, которые так добровольно показали свою готовность нам служить, сверх того послали с ними прибавку, обещанную нами капитану.

Прежде чем оставить Атталию, мы не могли не насладиться вполне, из роскошного сада Паши, великолепным видом, который открывается с крутого берег Атталии, на её залив и горы Ликийские. Огромный Тахталу привлек тогда со всех вершин гор облака, носившиеся над ними, на свою вершину и в светлом венце высился над ними. С одной стороны мрачный вид этих гор, с другой нега плодоносной площади Атталии представляют зрелище необыкновенной красоты. Я видел только мимоходом внутренность города, но за то я имел время наглядеться на её наружность из гавани. По неприязни, существующей между Турцией и Египтом, укрепления Атталии содержатся в довольно удовлетворительном положении. Тут цитадель и крепость; мощные стены и башни с бойницами, построения арабского, и отчасти византийского, защищают город со всех сторон; цитадель и крепость отделены от предместья стеною; подобно древнему Тиру, вход во внутреннюю гавань стеснен между двумя каменными столпами, или небольшими башнями, устроенными на подводных скалах, и заграждается в случае надобности перекинутой с одной на другую скалу цепью ^[1]. В конец XV-го столетия венецианцы, при покушении на Атталию, принуждены были разбить ядрами эту цепь, чтобы проникнуть в гавань ^[2]. Одна славянка, находившаяся в продолжительном рабстве у мусульман, видя, что усилия христиан при атаке города ослабевают, появилась на одной из башен и, ободряя христиан громким воззванием, низверглась при глазах своих врагов с высоты башни и разбилась на каменистом береге. Опрятность домов и роскошь фонтанов, из которых иные очень большие, с мраморными бассейнами, обращают на себя внимание. В иных местах улицы живописно следуют природным уступам скал. Кое-где видны вделанные в стены обломки древних колонн и капителей, и сказывают, что тут, где-то, есть остаток древней триумфальной арки. Жителей в Атталии считают до 15-ти тысяч; - треть домов принадлежит грекам. Несколько греческих христиан, у которых только одна церковь, пришли посетить нас в нашем загородном уединении, - один из них видел меня в Иерусалиме.

Подвиги Апостолов всё ещё хранятся в памяти и сердцах здешних христиан и они с любовью говорят о Павле и Варнаве, которые на пути из Антиохи Писидийской «пришли в Памфилию и, проповедав Слово Господе в Перги, достигли Атталии» ^[3]. Этот город освящен также мученичеством святых Пания, Диодора, Конона, Клавдиона, в царствование Декия. При Императоре Алексии Комнене, в патриаршество Евстафия Константинопольского, Атталия была облечена правом Митрополии. Со времени покорения Малой Азии турками, Атталия, по малому числу оставшихся в ней христиан, присоединена была к епископству Писидии, Сиды и Миры Ликийской. Первым епископом Атталии считают Евстафия, за ним известен Феодор, во время Ефесского Собора; называют также Иоанна, Симиона и Николая в 1156 г. при Императоре Еммануиле Комнене. Развалины Перги, о которой говорится в Деяниях Апостольских, ещё доселе значительны и находятся в пяти часах расстояния от Атталии. Некоторые писатели отстранили местность древней Атталии далее на восток, но мы видим, по приведенному месту из Деяний Апостольских, согласно с описанием Птоломея ^[4], что это предположение неосновательно. Оливия находилась на запад от Атталии в весьма близком от неё расстоянии, на границе Ликии и Памфилии, которой принадлежит Атталия. Скажем, вопреки ученому Целларию ^[5], что, в этом месте, Птоломей вернее Страбона ^[6], который ставит реку, называемую у древних Катаррактес, водопад (Catarractes), между Оливии и Атталии, а первый между Атталиею и Пергою, что и действительно так, ибо, начиная с самой Атталии и восточнее этого города, несколько быстрых потоков, составляющих устье нынешней реки Дудент, падают с высоких скал водопадами в море ^[7]; некоторые фонтаны Атталии, особенно тот большой фонтан, который находится внизу у городских ворот, заимствуют свою воду от одного из этих потоков, вероятно сблизившихся от времени к стенам города.

На греках Атталии тяготеет грозный укор истории за их коварные и безчеловечные действия против крестоносцев Людовика VII-го. После истребления армии Императора Конрада на пути в Иконию, чрез измену греков Константинополя, Людовик VII, с новою армией, при которой было чрезвычайное множество поклонников, восторжествовав над мусульманами на берегах Меандра, перетерпел в свою чреду неожиданное поражение в дефилеях горы Кадмус; его остальная армия, обязанная своим спасением его геройскому мужеству, преодолев неимоверные препятствия, достигла наконец в совершенном расстройстве и изнеможении до стен Атталии, куда были устремлены все ее надежды. Этот город принадлежал тогда Константинопольскому Императору Мануилу и был населен одними греками; - атталийцы, конечно не без ведома Мануила, затворили ворота перед погибающей армией своих собратий – христиан. Армия латинцев и толпы несчастных поклонников, нуждаясь в съестных припасах и в одежде, едва могла приобретать их у атталийцев за дорогую цену. Одно только чрезвычайное изнеможение сил душевных и телесных латинцев и недостаток в осадных машинах может несколько объяснить нерешимость латинцев взять приступом преступную Атталию. Не прежде, как через месяц, Атталийское правительство, опасаясь наконец последствий отчаяния европейского войска, предложило королю французскому, за дорогую плату, суда для отправления части его войска в Сирию. Людовик принял с трудом это предложение, предвидя злосчастную участь, которая ожидала без него ту часть его войска, которая должна была следовать берегом. Нельзя читать без ужаса в современных писателях рассказ об этих бедствиях. Большая часть оставшихся франков погибла или с оружием в руках в горах Киликийских, или от голода; некоторые из них с отчаянием в душе возвратились к стенам ненавистной Атталии, превзошедшей в жестокости древний Фазелис. – Мусульмане и греки испили их кровь, но наконец первые сжалились над христианами, призрели больных и раненных и даже, покупая монету крестоносцев у греков, раздавали её обратно крестоносцам щедрою рукою. – «Наконец,» – говорит один современный писатель и очевидец – «Бог проклял Атталию, поразил внезапно её жителей чумной смертию; почти все дома опустели; а те из жителей, которые остались в живых, пораженные безумием и ужасом, поспешили убежать из города» ^[8].

Путь, предстоявший мне, был тот самый, по которому шла так мужественно и бедственно армия крестоносцев. – Описания этого пути недоставало историку крестовых походов и его сотруднику ^[9].

Примечания.

[1] Hammer I. 299

[2] См. Вронченко Обозр. Малой Азии. Ч. II, стр. 39ю Это одно из самых положительных и любопытнейших сочинений об этом крае, который доселе ещё мало исследован.

[3] Деян. Ап. XIV. 24. 25.

[4] Ptolom. V. c. 5

[5] Cellar. Orb. Ant. II, 186-187

[6] Strab. XIV. II. P. 667

[7] Обозр. Мал. Аз. 1. 88

[8] Odonis de Diogilo de Ludov. VII. Franc. R. profectione in Orientem. Biblioth des Croisades, I. 228

[9] «Ce fut avec un bien vif regret, (пишет Пужула младш. к своему брату) que je laissai a ma gauche, le chemin, que suivit Louis VII pour se render a Atalie»

Дорога из Атталии в Бурдур.

«И прошедшее Писсидию приидоша в Памфилию.» (Деян. Апост. XIV. 24).

 

 

В половине 4-го часа мы простились с Атталиею, откуда началось наше путешествие по Малой Азии с такими грозными предзнаменованиями и почти приступом. Пронзительный звук несколько раз повторенных ударов длинного бича нашего суруджи, или провожатого почтальона, возвестил негостеприимной Атталии наш отъезд и мы помчались на восьми борзых конях по цветущей равнине, возвышающейся постепенно к хребту гор Тавра; они защищают, как стеною, Атталию от северных ветров. Страбон ставит их в Писидии; он нарисовал, вероятно как очевидец, весьма верно всё сцепление окрестных гор с горами полуострова Ликийского, где находится как бы узел хребта гор Тавруса. Мы долго ехали среди живописных кустов лавровых, миртовых и карубовых, окруженные благовонною атмосферою атталийских апельсиновых садов; - мы безпрестанно оглядывались назад на великолепную картину грозных гор Ликийских и их гиганта Тахталу. Весь залив Атталийский, или море Памфилийское, развертывалось перед нами более и более; - мы даже увидели опять в синей дали мыс Хелидони; подъем этой приморской площади к горам Писидийским делался безпрестанно круче и круче. Наконец, волшебный вид закрылся от нас при въезде небольшие горные долины, которые обольщаю взор свежестью своих кустарников и растений. Тогда был роскошный май Востока. В одной из этих горных долин называемой Акерликую, мы остановились на мылый отдых. Утомленные быстрою ездою, мы сошли у колодезя древнего построения, куда есть сход по ступеням. По сторонам этого колодезя видны развалины, из которых иные, лежащие несколько далее к горам, как сказывают, довольно значительны; -можно полагать, что тут существовал древний город Термессус, который был на границе Памфилии и Писидии и был важен как стратегический пункт тем, что его воинственные жители могли оберегать с одной стороны дефилей, ведущий в Писидию, а с другой в Милию Ликийскую (Milyas); мы это видим из войн Александра Македонского и римского консула Манлия, у Арриана и Тита Ливия ^[1]; мы находим токмо темные данные для определения нескольких мест этого мало известного края. В долине Акерликую паслось многочисленное стадо овец с висячими ушами и с курдюками, среди них было также не малое количество мощных буйволов. Овцеводство есть издавна одна из главнейших промышленностей Анатолийцев. Ночь быстро сошла и уже в глубоком мраке мы приближались сквозь черное цщелье горы в Хану Кирк-Иодс, на расстоянии 6-ти часов езды от Атталии; но, выезжая из лощины, мы были поражены благовонием воздуха и вскоре въехали в густую чащу рощей, по большей части фруктовых, при шуме быстрой реки и грохоте множества ручьев. Река вытекает двумя большими рукавами из под огромной скалы; - это знаменитая река, называемая в древности водопад Катарактес, ныне Дудент, которая, выходя из окрестностей Бурдура, два или три раза прежде её появления здесь, повергается в подземные пропасти и столько же раз опять выходит на поверхность земли и наконец впадает в Памфилийское море близ Атталии, образуя, как мы выше сказали, несколько водопадов. Взглянув на подземный исток таинственного Дудента, сколько темнота ночи могла дозволить, мы продолжали путь и въехали в горный дефилей Писидийский, самой грозной наружности, где ночь сделалась для нас ещё мрачнее. Здесь, полуизнуренная армия Людовика VII выдержала жаркую битву против мусульман, чтоб проложить путь к берегам Атталии. Мы были тут минутно потревожены: ехавший впереди, вместе с суруджи, наш драгоман закричал нам, чтоб мы изготовили пистолеты; при повороте одной скалы мы увидели толпу вооруженных туркоманов, сидевших вокруг разложенного огня, - но мы спокойно проехали мимо них и опять спустили курки. Мы теряли терпение, не видя конца нашего пусти и спускаясь с горы на горы по грудам камней, изнемогали от усталости. Мы не имели понятия о ста-верстовых станцияхи почти могли считать эту поездку за мщение Паши Атталийского. Наконец в 3 часа ночи мы прибыли в пустынную долину, к Хану Паемадж, и едва имели довольно сил, чтоб слезть с лошадей. Хан Паемадж был не иное что, как большая клетка, поддержанная несколькими столбами; внизу, пристанище для лошадей, а на верху так называемая кофейня. Мы расположились на продувном полу, прикрытом циновками и грубыми коврами; ржание коней и шумные разговоры конюших, - всё было нам слышно из-под низу; но при нашей усталости мы всем были довольны.

Второй день был нас менее тяжелым, потому что наш путь пролегал большею частью по длинным горным долинам; - почти везде запустение; - весьма изредка виделись кое-где малые поселения; - но мы проехали мимо нескольких кочевьев туркоманов. Их лагерь представляет сцены патриархальные: шатры, большей частью с войлочными закругленными крышами, широко распахнуты; в них сидят кучками, мужчины, женщины, дети, среди наваленных снадобий; тут же, за соломенным плетнем, стада и табуны лошадей, когда они в загоне; блеяние стад и ржание лошадей разносится повсюду. Но пастырская жизнь туркоманов менее чем таковая же жизнь арабов; - туркоманы коварны и грабят изменнически, а не с боя; теперь они менее опасны, чем прежде, по принятым мерам турецким правительством, а ещё более чрез постепенное сближение с турецкими нравами оседлых туркоманов, с которыми кочующие находятся в безпрестанных торговых сношениях. Всякая пустопорожняя земля делается временною собственностью туркоманов. Они распологаются попеременно то для паствы своих многочисленных стад, то для посева, - и, как перелетная саранча, истребив луга и сняв жатву, направляются далее; а с наступлением зимы, которая всегда лучше нашей хорошей осени, - когда опадающие листья заменяются другими, а трава блекнет, но не пропадает, они укрываются от налетающих ветров в ущелья гор, где роют пещеры или находят мазанки других племен, здесь некогда кочевавших, а иногда и свои собственные. При столкновении одного племени с другим не редко у них возникают споры за принадлежность вырытых и заложенных камнями или засыпанных колодезей, подобно как между рабами Исаака и пастырями земли Герарской ^[2]. На этом пути я заметил древние развалины, называемые Сусус; без сомнения они принадлежат городу Сусополису (Susopolis), который назван в германских хрониках о крестовых походах ^[3], при проходе армии Фридриха Барбаруссы, и у св. Василия Великого, который писал к живущим в Сосополисе ^[4]. Мы видим также в византийской истории, что Султан Кили, Арслан, овладел Сузополисом, узнав о смерти Имп. Мануила в 1182 г. ^[5]. Мы остановились на отдых и на обед у развалин древнего Хана, называемого: Индзир-Базар, построенного быть может на остатках Сандалиума. На востоке отсюда должно искать Дервию и несколько выше её: Листру, города, ознаменованные в Деяниях Апостольских. У селения Цельтикзи, или Чахтъехджи, начинают развертываться обширные равнины; вправо высятся уступами кремнистые скалы, которые названы у Страбона неприступными ^[6]. И на одном из этих уступов видны великолепные развалины древнего Сагалалуса, ныне Саджикла, огромный амфитеатр видел издалека. Павел Лукас, путешествовавший в начале 18-го столетия, первый открыл и назвал настоящим именем развалины Сагалалуса ^[7]. Этот город, один из знатнейших в Писидии, был населен выходцами из Лакедемона, и потому, на некоторых медалях, носит прозвание Лакедемона. Александр Македонский с величайшим трудом овладел этим городом, которого главнейшею защитою была крутизна скал, где каждый уступ дорого обходился неприятелю ^[8]. Здесь было епископство. На первом Константинопольском и на Халкидонском соборах подписались епископы этого города; развалины церкви ещё сохранились. Вскоре за сим появляется опять таинственная река Каттарактус, или Дудент, вытекающая из-под скал; на её берегу видно селение Курна. Мы ставим здесь город Кремну, населенный римлянами, который означает Страбон близ Сагалалуса ^[9]. Мы читаем у историка Зосимы, что в царствование Императора Проба известный разбойник Лидий укрылся со своею шайкою в Кремну, где довольно долго противостоял римлянам. Он воспользовался подземными каналами для доставления пищи своему гарнизону. Река Дудент и многочисленные ручьи прорыли здесь множество таковых путей и эта местность сходствует с описанием Зосимы ^[10]. Мы употребили более часа времени на объезды вокруг скал по течению реки, которая быстро бежит по порогам; шум её течения и падающих с разных сторон ручьев и водопроводов слышен ещё издалека.

Место нашего отдохновения, город Бурдур, явился нам в привлекательном виде; улицы Бурдура, направленные по оврагам, составлены из опрятных и красивых одноэтажных домов в лабиринте тенистых садов, сквозь которые стремятся от всех сторон ручьи чистейшей воды, - а горизонт ограничен нагими горами, которых безжизненность усугубляет прелесть ландшафтного города. Павел Лукас видел ещё в Бурдуре сотаток древнего храма, который был уже при нем совсем не уровень с землею; - этот город применяли ко многим древним городам, и все без должного основания; соображая слышанное Павлом Лукасом от старожил Бурдура, что он назывался некогда Caragassia, (вероятно по итальянскому произношению) мы находим, что подлинно в этом месте можно поставить весьма древний город, сходный с этим испорченным названием, а именно: Карасус ^[11]. Здесь есть греческая церковь; живущие здесь греки зажиточны и им принадлежат окрестные виноградники. Здесь считается до 15 тысяч жителей.

Примечания.

[1] Arrian. I. c. 6. Tit. Liv. XXXVIII. c. 15

[2] Быт. XXVI. 19. 20. Читатель может найти подробное и прекрасное описание жизни и быта туркоманов в названном уже нами Обозр. Малой Азии.

[3] Вот что пишет Пужула в Corresp. S’Orient, L. LXXVIII «Les Chroniqueurs Germains, pour toute indication geographique, citent dans cette marche une ville qu’ils appellant Susopolis; je ne retrouve cette ville dans aucune relation, ni dans aucum livre geograghique et j’enai aucun document qui m’aide a reconnaltre sa position.»

[4] Basil. M. Epsit. LXV

[5] Hist. Univ. XVII. 192

[6] XII. 6. 568. Верность описания Страбонова везде одинакова. Он ставит Сагаласус уже в Ликаонии.

[7] Voyage du Sr. Paul Lucas en 1714. I. 176

[8] Arrian. I. 6. – Tit. Liv. XXXVIII. 15

[9] Ubi supra

[10] Zosim. 1. в конце

[11] Carassus. Artemidorus apud Strab. XII. 7. 570. в иных изданиях Aorassus. См. также Cellar II. 170

Дорога от Бурдура до Денизли. – Колоссы.

«Сущим в Колоссаех святым и верным братиям о Христе Иисусе: благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа». (Св. Павл. Посл. к Колос. I. 2).

 

 

Мы выехали из Бурдура на другой день не ранее как в 3.15 по полудни, после долгих споров за лошадей с негостеприимными анатолийцами. Из садов Бурдура дорога выводит прямо к озеру по нескольким мостам чрез речку, впадающую в озеро. Озеро Бурдурское довольно пространно, но оно горько-соленое и отражает в светлых и тихих водах песчаные, безжизненные холмы. Оно часто разливается и покрывает окрестности, так что народное предание, будто древний город был затоплен и находится частью в самом озере, получает некоторое вероятие. Этому озеру надобно бы было быть более обширным, чем оно есть, судя по множеству впадающих в него источников и двух речек, и по этому полагают, что оно имеет подземный исток ^[1]. Площадь Анатолии, где находятся озёра Бурдурское и Егердирское, весьма возвышена, что весьма заметно для едущего от Атталии, по безпрестанным подъёмам и по множеству источников, стремящихся от этой площади к югу. Река Дудент вытекает конечно из-под этих двух озёр. Бурдурское озеро есть то самое, которое в древности называлось Асканиевым озером или болотом, мимо которого шли войска Александра Македонского, после покорения Сагалалуса, и где они находили земнородную соль ^[2]. Наш путь пролегал в продолжение некоторого времени вдоль берега озера; впереди нас высились горы. У селения Язычай, состоящего из двух деревень, мы отклонились от озера и въехали в долину посреди гор. Когда мы выехали оттуда, нам открылось другое озеро, вдоль которого мы ехали один час и вскоре достигли селения Ярышли. Мы находились на том самом пути, по которому шел консул Манлий с римским войском для покорения гало-греков, которые только одни не признавали в этом краю владычества римлян; часть этого народа, отличавшегося своим колоссальным ростом, длинно распущенными рыжими волосами, огромными щитами и мечами и стремительными нападениями в бою, с ужасными криками ^[3], теснимая в Европе римлянами, в числе 20 тыс. проложила себе мечем путь в Византию и оттуда, - прослышав о необычайном плодородии Малой Азии, переплыла на её берег. Там, пользуясь междоусобиями разных народов, прилагаясь то к одной, то к другой стороне, галлы стяжали себе собственную самостоятельность и отдельное владычество. Область Галатийская получила своё название от галлов. К этим варварам писал своё послание Апостол Павел, который обратил их к Христовой вере. Апостол два раза посещал Галатию; проповедь Апостола в Галатии была ознаменована особенною силою, по сказанному в послании:»О несмысленные Галате! Кто вы прельстил есть, не покоритися истине; им же пред очима Иисус Христос преднаписан бысть, в вас распят» ^[4]. Любовь, с которою галаты приняли св. Павла, выражена им самим: «Весте же, яко за немощь плоти благовестих вам первее. И искушения моего, еже во плоти моей, не уничижисте, ни оплевасте, но яко же ангела Божия, приясте мя, яко Христа Иисуса. Кое убо бяше блаженство ваше! Свидетельствую бо вам, яко аще бы было мощно, очеса ваша извертевшее дали бысте ми» ^[5]. Древние памятники, часто находимые в Ярышли и в его окрестностях, заставляют полагать здесь местность города Лагона (Lagon) ^[6]. От Ярышли мы ехали полтора часа горами и прибыли около полуночи к дурной деревеньке Гензели, быв 8 часов в пути. С горы, не доезжая до Гензели, видно третье небольшое озеро, вправо. На другой день мы оставили Гензели в начале 8-го часа, и скоро выехали к прекрасному озеру, стесненному горами; - вода этого озера пресная, но его края во многих местах имеют каменную осадку яркой белизны. Тут сходятся две дороги и при их дефилеях устроена вооруженная стража против разбойников. Следующая за сим горная дорога через лес, где между огромных сосен видно несколько кдров, - живописна. – За этим дефилеем развернулась перед нами очаровательная луговая долина, обнесенная высокими горами. Прославленная древними писателями Темпейская долина едва ли не устепит этой. Почти в саой её середине, раздвоенный вековой кедр призвал нас невольно на отдохновение под свою тень; - этот кедр превосходит своею огромностью существующие теперь на Ливане кедры, где осталось уже очень мало старых дерев. Ксеркс, проходя с победоносною армиею через Малую Азию, была так поражен роскошью растительности этого края, что увенчал один огромный платан золотыми ожерельями ^[7]. По лугам долины паслись многочисленные стада; перед нами видно было весьма большое селение Гулей. Следя путь консула Манлия, нельзя поместить приличнее древний город Мандрополис как на этом месте; самое словопроизводство этого имени, означающее загон стад, приводит к этому заключению. Проходившие мимо нас в покрывалах женщины с водоносами на голове по призыву нашему утолили нашу жажду; - только для утоления жажды позволяется на Востоке мужчине остановить проходящую мимо него женщину. За очаровательною долиною Гулей следует опять горная дорога и выводит в другую роскошную и обширную долину, в которой построен Караюк; но окружающие Караюк огромные горы, нагроможденные мрачными грудами, придают самой долине как бы оттенку своей мрачности. Над самым Караюком высится широкая, могучая гора, принадлежащая хребту гор Баба-дага, а по сторонам, к югу, видна снежная гора, напомнившая мне своим очерком Этну; на севере другая, также снежная, а на востоке черные скалы, хотя низкие в сравнении с главными хребтами гор, но их острые вершины раздирают наносимые на них разноцветные облака. Отобедав и отдохнув в Караюк, мы пустились в путь в 8 часов вечера. Проехав за Караюком продолжение обширной долины, в тени вековых дерев, мы начали подниматься при свете молодого месяца на крутизны исполинской горы Баба-даг; это древняя гора Кадмус, где сходились границы Кари, Фригии и Лидии. Сцепление гор этих мест ясно изложено у Плиния ^[8]. Подъем на Баба-даг делался для нас час от часу труднее и обрывистее; наши лошади безпрестанно оступались, то в трещины, то в пробитые на каменном пути ступни, ибо вероятно этот путь один и тот же с глубокой древности; ночные облака начали спускаться к нам на голову и вскоре заволокли нас от всех сторон, так что наконец ни низ, ни вершина горы не были уже нам видны; взятый нами вожатый с величайшим трудом мог находить направление; наконец он сам отказался далее продолжать далее путь, опасаясь или сбиться со стези, или обрушиться в пропасть. Но какое же пристанище в этом воздушном царстве? спросили мы у него, уже проникнутые насквозь сыростью; он отвечал, что мы находимся невдалеке от одной сторожевой хижины, что если мы её найдем, то остановимся там, а если нет, то расположимся на первом уступе скалы. Не прежде как через полчаса самого утомительного пути и часто опасного, блеснул нам тусклый свет нашего маяка; наш вожатый был очень обрадован, что единственный надоблачный житель этого ужасного места был дома; даже утомленные наши лошади, почуя близость жилья, выражали свою радость ржанием; это ржание вызвало сторожа; старик с густою белою бородою и с зажженным смолистым суком в руке явился перед нами из облачной тучи, как чародей. В этой сцене было столько фантастического, что я как бы забыл свою усталость и глядел на всё это как на волшебную картину. Хижина, к которой мы пристали, была просто сарай с конуркой для сторожа. Мы развели большой огонь, который разогнал несколько, и только кругом нас, густые тучи; на зато крупные капли дождя посыпались на нас и принудили нас укрыться под навес сарая, сблизя к нему костёр, не без опасения лишить престарелого сторожа единственного его жилища. У сторожевого старца Баба-дага хранится ржавый огромный меч, им найденный в ущельях горы; он никому его не продаёт: - это вероятно оружие крестоносца рами Людовика VII, которая потерпела столь ужасное поражение в дефилеях Баба-дага. Старец рассказывал много повестей нашему Суруджи, - но никто нам не мог передать его рассказов, потому что и наш случайный драгоман был не силен в турецком анатолийском наречии; этот меч пробудил во мне грустные воспоминания отчаянной защиты крестоносцев, и эти воспоминания толпились в моем воображении всю ночь.

Мы проснулись с рассветом. Облака всё ещё окружали нас со всех сторон, но это уже были не черные тучи; восходящее солнце превратило их в розовые, лиловые и золотые клубы, сквозь которые промелькивали кое-где черные шпицы скал. Даже и при свете дня мы с трудом разбирали нашу стезю и совершенно доверялись опытности проводника и ловкости наших лошадей. Через полчаса мы начали спускаться; этот спуск по обрывистым скалам был опаснее подъёма и требовал особенного внимания. Следуя большим изгибам, через полтора часа внезапно облака расступились перед нами и нам открылся внизу очаровательный вид долины, цветущей всею роскошью весны. Против нас высилась, господствуя над всею окрестностью, огромная гора Хонас; это та самая, на одном из скатов которой, возле деревеньки того же имени, сохранились ещё развалины древнего города Колоссы; к жителям этого города писал св. Апостол Павел. Все чело этой горы было одето снегом, а ниже гряды лучезарных облаков прилеплялись к ее черным ребрам. Между тем вершина Баба-дага всё ещё не разоблекалась от густых туч, которые были так недавно нашим ночлегом.

Я доселе не видывал ничего привлекательнее, ничего свежее, ничего живописнее этой роскошной долины, которая находится между исполинскими горами Баба-дагом и Хонас; к ней можно справедливо отнести изречение одного древнего писателя, что боги нарочно для неё раздвинули огромные горы ^[9]. Здесь силы растительной природы является во всем её могуществе. Редко можно видеть столь густые рощи, столь огромные развесистые деревья, такую яркость зелени на лугах, такую кристальную прозрачность в быстро текущих реках, - такое разнообразие в отливах света, столько таинственных уединений для отдыха усталым путникам; самые скалы исполинских гор там, где они соединяются с долиною, теряют свою мрачность, одеваясь густою тканью ярко зеленого плюща разных родов и манят под свод своих пещер. В этой райской долине блаженствуют жители селения Чукур. Дорога, ведущая отсюда в Денизли, идет длинным обходом, следуя обводу гор. С подъёмом в противолежащие горы является другая очаровательная картина зеленых злачных лощин и мрачных пропастей. Мы проехали мимо красивой и хорошо выстроенной деревни Хонас, названной по имени горы, на ребрах которой, как мы уже сказали, видны развалины древнего города Колоссы или Колассы. От гор Баба-даг или Кадмус началась южная Фригия; поток, стремящийся из-под горы Кадмуса, есть древний Ликус, то исчезающий под скалами, то опять появляющийся. Колоссы назван уже у Геродотма городом весьма значительным, равно как и у Плиния; Ксеркс идя войною на Грецию, проходил чрез этот город; но при Страбоне он был уже малым городком ^[10] и потому был таковым же во времена Апостольские.

Колоссяне прияли свет Христианства чрез Епафраса, сотрудника и друга Апостола Павла, и вероятно уроженца Колоссийского, как это явствует из послания Апостола Павла к Колоссянам: «Якоже и уведесте от Епафраста, возлюбленнаго соработника нашего, уже есть верен о вас служитель Христов….. Целует вы Епафраст иже от вас... Свидетельствую бо о нем яко имать ревность многу и болезнь о вас и о сущих в Лаодикии и во Иераполи…. Целуйте братию сущую в Лаодикии…. И егда прочтеся послание сие у вас, сотворите да и в Лаодикийстей церкви прочтено будет, и написанное от Лаодикии да и вы прочтете» ^[11]. Церковь Колоссийская была в тесной связи с соседними и гораздо большими городами, Лаодикиею и Иераполисом, куда мы поведем читателя. Св. Апостол Павел, находясь в узах в Риме, был озабочен состоянием церквей Азийских, - узнав от Епафраса о рассеваемых ересях в Колоссах, Лаодикии и Иераполе; почему и писал увещание к исхищенным им из-под власти тьмы, чрез Тихика и Онисима. Узнав, что некоторые лжепроповедники совращали Колоссян, уверяя из в необходимости обрезания и якобы по чувству самовольного смиренномудрия должно прибегать с молитвами не прямо к Богу, но не иначе как чрез Ангелов ^[12], Апостол Павел поразил в своем послании эту ложь.

Послание к Колоссянам было писано в 62-м году по Р. Х. и нельзя не заметить, что через три года после того город Колоссы был почти до основания ниспровергнут землетрясением; это событие есть как бы указание, что Колоссяне были совращены с пути истины и гнев Божий постигнул их. Географ Птоломей, писавший 125 л. по Р. Х., не упоминает уже совсем о Колоссах. Филимон, к которому сохранилось столь глубоко-поучительно послание св. Апостола Павла в пользу Онисима, был уроженец и богатый житель города Колоссов, обращенный к вере Христовой вместе со своею женою Аппиею чрез Епафраса и имевший церковь в своем доме. Онисим, будучи рабом Филимона, сделав похищение у своего господина, убежал в Рим; там он увидел св. Апостола Павла, и уже в узах; тронутый силою его проповеди, он искренно покаялся в своем грехе и остался в темнице служить при Апостоле. Павел, уврачевав душу Онисима, отправил его, при письме, обратно к своему господину, - но уже как своего сына, рожденного им в узах своих. «Аще убои маши мене общника,» – писал Апостол к Филлимону, - «приими сего якоже мене; аще же в чесом обиде тебе, или должен есть, вне сие вмени. Аз, Павел, написах рукою моею, аз воздам: да не реку тебе яко и сам себе ми еси должен…. Ты же его, сиречь мою утробу, - приими» ^[13]. Филимон был напоследок первым проповедником слова Христова в Газе и Епископом; а возвратясь оттуда в свой отечественный город, приял в нём вместе со своею женою Аппиею и св. Архиппом Епископом Лаодикийским, мученический венец, в царствование Нерона.

Первым Епископом в Колоссах считают сподвижника Апостола Павла, Епафраса, который посвящен самим Павлом и приял мученический венец в Колоссах. Его мощи почивают теперь в Риме, в соборной церкви св. Марии Маджиоре. Вторым Епископом был Филимон. К этому времени относится празднуемое Православною Церковью в 6 день сентября чудо св. Архистратига Михаила, бывшее в Хонасе, и состоявшееся в том, что вода, направленная язычниками на храм во имя св. Архистратига, была поглощена рассевшеюся, по молитвам св. Архипа, землею, - от чего и произошло название места: Хоне, значащее погружение. При храме св. Михаила находился особый источник, весьма знаменитый в первые века Христианства теми исцелениями, которые от него получали болящие. Церковь св. Архистратига существовала при Императоре Мануиле, который посетил ей во время войны в Малой Азии, и дивился красоте и огромности её зодчества ^[14]. Во время Халкидонского Собора правил епископством в Колоссах некто Епифаний, потом мы находим имя Косьмы, на седьмом соборе Епископ Колоссийский Досифей называет себя вместе и Хонесским, а со времени Патриарха Фотия, Епископия Колоссийская, обращенная уже в Митрополию, называлась уже единственно Хонесскою, вероятно по причине переселения жителей Колосских в Хонас, представляющий более удобства для жизни по своему местоположению. Тогда правил епископством Самуил, которому поручал Патриарх Фотий переговоры с Папою. В начале царствования Императора Мануила Комнена занимал Епископский престол в Хонессе Никита, муж доблестный и одаренный пророческим предведением, так что многие дивились, что Бог явил такую милость во времена столь превратные. Когда юный Император возвращался из Армении чрех Хонас и принимал благословение от Епископа Никиты в церкви Архистратига Михаила, то многие из присутствующих изъявляли Епископу свое сомнение, чтоб этот Государь мог в таких молодых летах править царством и превозмочь своего брата, имевшего более прав на Империю и находившегося тогда в столице. Тогда Епископ, исполненный духом пророческим, сказал, что Мануил, несмотря на свою молодость, будет править царством, превозможет своего брата, будет жить несколько более, чем жил его прадед Алексей, но что при конце своей жизни сойдет с ума ^[15]. Всё это сбылось ^[16]. Заметим также, что в Колоссах родился историк Ницетас.

Проезжая хребет гор возле Хонаса, мы поймали на их скатах несколько черепах. – Вскоре мы спустились в весьма обширную долину столь же плодоносную, как и первая и также стесненную горами, которых фантастические очерки невольно обращали на себя внимание. В этой долине мы нашли лагерь туркоманов и, остановясь на несколько минут, пили у них молоко вроде кумыса. Вскоре открылся нам среди цветущих садов городок Денизли. От подошвы горы Баба-даг до Денизли мы ехали слишком 5 часов.

Улицы Денизли, подобно как и в Бурдуре (который однако гораздо красивее), состоят из мощеных дорог посреди садов, скрывающих в тени своей одноэтажные мазанки, иногда довольно красивые. Базар, или хан, составляет средоточие этого садового города, который однако довольно населен ^[17], и имеет одну греческую церковь. Он прислонен к северным хребтам Баба-дага, на покатом склоне. Это уже новые построения, потому что этот город, обрушенный землетрясением, находился прежде на скате самого Баба-дага. Мы не нашли гостеприимства у грубых музульман Денизли; мы с великим трудом могли достать лошадей, и тех, при выезде из города, несколько бросившихся на нас людей хотели отнять; - едва дело не дошло до пистолетов – и Толька наша стойкость принудила их отступить от нас.

Примечания.

[1] Обозр. Мал. Азии

[2] Arrian, 1. 6

[3] Tit. Liv. XXXVIII. 17

[4] Посл. к Галат. III. I

[5] IV 13-15

[6] Arundell. II. 119

[7] Herodot. VII. 31

[8] Plin. Hist. Nat. V. 31. p. 168 «Montes Asiae nobilissimi in hoc tractlu fere explicant se, Mastusia a tergo Smyrnae, et Termetis, Olympi radicibus junctus. Is in Dracone desinit, Draco in Tmolo, Tmolus in Cadmo, ille in Tauro».

[9] Aelian. Var. hist. III. 1

[10] Herodot. VII. 30. Plin. V. 41. XXXI. 20. – II. 106. – Strab. XII. 8. 17

[11] Посл. к Колосс. I. 7. IV. 12. 13. 15-16

[12] Там же II. 18

[13] Посл. к Филипп. с. 10. 17-19. - 12

[14] Nicetas. In Man. Comn. VI. 1

[15] Ibid. VII. 7

[16] Следующих епископов Колоссийских или Хонесских память сохранилась: 1) Епафрас 2) Филимон 3) Епифаний 4) Косьма 5) Досифей 6) Самуил 7) Константин, при Алексии Патриархе 8) Николай в 1504 г. 9 и 10 неизвестные 11) Никита

[17] 7000 жителей. См. Обозр. Мал. Аз.

Лаодикия.

«Зане глаголеши, яко богам есть, и обогатихся, и ничтоже требую и не веси яко ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп и наг». (Апокалипс. III. 17).

 

 

Почти при выезде из Денизли, на равнине, орошенной баснословными и поэтическими реками Меандром и Ликусом, открываются перед вами вправо на запустелых холмистых возвышениях, близ белеющих из-за тополевой и миндалевой рощи хижин Эски-Гиссара, ряды древних водопадов, пересекаемых развалинами: - там процветала Лаодикия, бывшая главным городом Фригии Пакатанской, носившая некогда пышное имя Диосполиса ^[1], или града Зевесова, но после увенчанная несравненно большею славою через её причтение к тем семи церквам Бога Всемогущего, которых горящие светильники и Ангелов видел восхищенный духом Иоанн в дарованном ему от Бога откровении. Но многие из сих светильников уже сдвинуты с места гневом Иеговы, и Ангелы церквей Азийских прекратили своё служение между ими и небом. Но звезды этих церквей, возгораясь каждую ночь над ними, не престают ожидать их возрождения. Когда опять настанет час их светения?...

Паства семи церквей Азийских досталась в достояние любимому Апостолу Господа, Иоанну. Ефес был средоточием, откуда великий Провидец Божий начинал свой пастырский путь к престолам сих церквей, которым наконец он завещал свое боговдохновенное откровение, которого пророчества окончательно исполнятся в вечности, когда таинственные семь церквей вместе со всеми соединятся в одну нерукотворенную церковь нового Иерусалима:

Он в новых небесах безбрежных!
Где новая земля – как свет…
И море блеска, ибо прежних
Земли, небес и моря – нет!
Так Иоанн, провидец Божий
Зрел новый град Ерусалим,
Сходящий с неба и похожий
На деву под венцом златым,
И слышал голос говорящий:
Се Божья скиния с людьми;
Он Сам, их Царь добро творящий,
И будут все его детьми.
Отрет слезу с очей – и верьте
Утешит! никогда чело
Не потускнеет, ибо смерти
Нет, - ибо прежнее прошло!
Там нет уже ни звезд, ни ночи
И сном уж не сомкнутся очи;
Ни храма нет, ни солнца там,
Господь там свет, - Господь там храм ^[2].

Мы видим из этого сколь великое назначение имели семь церквей Азийских, которые, находясь в самом средоточии язычества, среди гонений, блюдомые и назидаемые самим Апостолами, хранили под своим кровом священный огонь веры, возженный ими и который безпрестанно распространялся оттуда далее. – Но свет Христов не принадлежит ни какому месту, ни Иерусалиму, ни Византии, ни Риму, он освящает всякого человека, грядущего в мир, и Апостолы не искали основать где-либо владычества, но всемирное братство Христиан или всемирную Христову Церковь. Свет Христов перешел из мраморных городов Азии к омраченным невежеством варварам, жителям степей, где возникли новые царства и грады под сенью спасшего их креста. Между тем меч и пламень опустошили царства и грады первобытные, не уразумевшие время посещения своего ^[3], - и их развалины, без имени и без славы, сделались логовищем хищных зверей.

Все древние церкви Азийские основаны или самими Апостолами, или, под непосредственным их смотрением, их учениками. Из семи церквей, названных в Апокалипсисе, все, кроме Ефесской и Фиатирской, основаны любимым Апостолом Господа, Иоанном, которым сам постановлял в них Епископов ^[4].

В этих местах проповедовали и другие Апостолы. Св. Филипп избрал Финикию, где пребывал несколько времени и св. Петр, - а потом Фригию, Лидию и Миссию. Жестокий гонитель христиан, Савл, в сердце которого глубоко запала память Стефана, побиенного при его глазах, озаренный свыше светом небесным, соделался смиренным Павлом и истинным Апостолом, и вместе с Варнавою, утвердив церковь Антиохийскую, в первое проповедническое путешествие просветили верою Кипр, и преплыв в Малую Азию, благовествовали в Памфилии, Писидии и Ликаонии. Тот же св. Павел, посетив во второй раз церкви Азийские, проник в Македонию, и наконец в Афины, исполненные чувственности и гордого высокоумия; - он указал членам Ареопага на неведомого Бога и, с первого удара, глубоко потряс основания идольских капищ в Греции, утвердив церковь в Коринфе. На возвратном пути своем в Иерусалим он основал в Ефесе церковь, в которой после долго пребывал св. Иоанн. Царственный Рим сделался последним и надгробным памятником Павла. Петр также посещал церкви Малой Азии, но главным поприщем его проповеди были Иерусалим, Антиохия, Вавилон Египетский и Рим, где он разделил мученичество с Павлом. Св. Фома избрал парфян, св. Марк Александрию, Матфей Ефиопию, св. Андрей Скифию, Варфоломей Индию, св. Иуда дикие племена Кавказа. Токмо одному Иакову, названному братом Божиим, предопределено было оставаться на священном месте искупления рода человеческого, исключительно пасти церковь Иерусалимскую и приять мученический венец там, где пострадал Спаситель мира. Их всех Апостолов один токмо столетний Иоанн дожил до исполнения грозного пророчества Иисуса о Иерусалиме: - Иерусалим был разрушен Титом при жизни Иоанна, но сам Иоанн, как бы в утоление скорби христиан, возвестил им в своём откровении возрождение нового Иерусалима, нерукотворенного! Семь церквей Апокалипсиса находились в так называемой Лидийской Азии, ибо хотя общее название Азии принадлежало вместе с материком этой части света полуострову Анатолийскому ^[5], но собственно Азиею называлась вся западная часть полуострова, приявшая первоначально это имя по имени города, находившегося у подошвы горы Тмолуса ^[6], может быть, там, где напоследок воздвигся Ефес. По этому в Деяниях Апостольских сказано, что Апостол Павел и его спутники, прошедши чрез Фригию и Галатийскую страну, не были допущены Духом Святым проповедовать Слово в Азии; также и св. Иоанн называет семь церквей в своем Апокалипсисе собственно Азийскими.

Лаодикия называлась также Роас (Rhoas) ^[7], вероятно, по чрезвычайному изобилию в этом краю гранатовых дерев. Последнее её название: Лаодикия, значащее по своему словопроизводству народный суд, давно ей в честь супруги царя Антиоха II, хотя Стравон производит имя её от реки Ликуса. – Гиерон, Зинот Ритор и сын его Птоломей, возведенный Кесарем Августом в царское достоинстве, наиболее украсили Лаодикию. В отмену от четырех других городов, носивших то же имя, этот город называли: Лаодикия на Ликусе. Лаодикия, основанная на плодоносных холмах, омываемых кроме Ликуса ещё двумя речками Азопом и Капером, которые можно и теперь узнать в двух текущих ручьях, представлялась живописно в виду громадных гор Кадмуса. Вода этих рек была проведена поперек долины на самые холмы, где был город. Развалины Лаодикии день ото дня погребаются более и более в земле и зарастают травою и тернием; - вы уже не найдете всего, что видели путешественники прошедшего века; но три амфитеатра, из которых один огромного объёма, с мраморными ступенями, на которых по расчислению могли помещаться до 20 тысяч человек ^[8], все ещё видны среди нестройных груд развалин и обломков колонн, карнизов и капителей. Но всего более обратят внимание христианского читателя остатки Лаодикийской церкви; по обводу её стен и фундамента, английский путешественник Арундель начертил план, по которому можно судить о её образовании. – Длина здания имеет 200 футов, а ширина 100 футов. В алтаре, обращенном на восток, видны два большие ниша, вероятно, для жертвенников. Алтарь был отделен иконостасною

стеною с двумя дверями; три двери вели из притвора в храм. Лаодикийская церковь была некогда главою 16 Епископств ^[9]; мы не имеем сведений, когда эта церковь перестала существовать, но, вероятно, начало её падения должно приписать водворению ереси Монтановой, сгубившей также Фиатиру. Средоточие этой ереси, распространенной двумя последовательницами Монтана, Прискиллою и Максимиллою, находилось в самой Фригии. В истории церковной известен собор, составленный в Лаодикии около 367 года, в котором начертаны 60 канонов или церковных постановлений весьма уваженных в древности; но существующая ещё поныне в Вифлеемской церкви мозаическая надпись, сделанная в 1150 году в царствование Мануила Комнена свидетельвует о бывшем ещё другом соборе в Лаодикии против ереси Монтановой, каковое событие должно отнести не позднее 321 года. Но мы не нашли никаких сведений в истории об этом соборе. Выписываем здесь эту любопытную надпись:

Лаодикия

«Святейший Синод, что в Лаодикии, во Фригии, составленный из XXV Епископов противу Монтана и других ересей. Сих еретиков и врагов истины Святейший Синод предает анафеме».

Прочтем теперь суд божий над этою церковью в Апокалипсисе:

«И Ангелу Лаодикийския церкве напиши: тако глаголет Аминь, свидетель верный и истинный, начаток создания Божия».

«Вем твоя дела, яко не студен еси ни тепл: не да студен бы был ни тепл».

«Тако яко обуморен еси и ни тепл ни студен, изблевати тя от уст Моих имам».

«Зане глаголеши: яко богат есмь, и обогатихся и ничтоже требую: и не веси, яко ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп и наг».

«Совещаю тебе купити у Мене злато, разжженое огнем да обогатишися: и одеяние бело до облечешися, и да не явится срамота наготы твоея; и коллурием помажи очи твои да видиши».

«Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую. Ревную убо и покайся».

«Се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери : вниду к нему, и вечеряю с ним и той со Мною».

«Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и Аз победих и седох со Отцем Моим на престоле Его».

«Имеяй ухо, да слышит, что Дух глаголет церквам».

С каким сердоболием Сын человеческий, превечная истина (Аминь), начало создания Божия, выражение, напоминающее нам Благовестие Иоанна «в начале бе Слово» призывает Лаодикийских христиан к покаянию, обещая в заключение своих глаголов вечерять с ними; - но Он же говорит им, что Он уже близ есть при дверях ^[10]. Лаодикийцы пребыли ни хладны ни горячи. Но познавшие свет должны были приять лишшее осуждение, ибо нельзя служить в одно время Богу и идолу богатства Маммоне. – Роскошь Лаодикийцев возрасла до высочайшей степени; - торговые обороты их города, особенно чрез размен монет ^[11], сделали его одним из главнейших в Азии; руно его стад затмило знаменитое руно Милетское. Тацит говорит, что когда Лаодикия была разрушена землетрясением, жители её отказались от помощи Рима и сами восстановили с прежним великолепием свой город ^[12]. То же самое было, когда её разрушил Митридат-Евпатор; но злато Лаодикицев не было злато, очищенное огнем.

Ты говоришь: я изобилен,
Разбогател, и здрав, и силен;
Но ты и слеп, и нищ, и наг.
Советую тебе купить бы
Живого злата у Меня,
Очищенного от огня,
И ризой белою прикрыть бы
Твою нагую срамоту
И мазью желчи исцелить бы
Очей отверстых слепоту
Кого люблю, тех испытую.
Встань! Полубратий не хочу,
Ревнив будь, как Я сам ревную;
Стою за дверью и стучу!..
Чья дверь чутка на стук всегдашний,
К тому войду, как друг домашний,
И вечерять мы сядем с ним.

Наконец, все сокровища Лаодикийцев не могли уже восстановить их пышный город от повторенных ударов гнева небесного. Земля поглотила в последний раз почти весь город и он уже не восстал более, - звери и гады гнездятся теперь в его развалинах, исчезающих с лица земли.

Из послания св. Апостола Павла к Колоссянам мы видим, что первая церковь в Лаодикии была устроена в доме Нимфана, который причтен Православною Церковью к числу Апостолов ^[13]. «Целуйте сущую», пишет св. Апостол Павел, «братию, в Лаодикии и Нимфана и домашнюю его церковь» ^[14]. Полагаю также, что и св. Прхип, пострадавший в Колоссах, был Епископом Лаодикийским. «И рцыте Архиппу», пишет тот же Апостол, «блюди служение еже приял еси о Господе». Хотя Апостол Павел никогда не был в Лаодикии, в Колоссах и в Иераполе, ибо он пишет к Колоссянам: «Хожу убо вас ведети, колик подвиг имам о вас и о сущих в Лаодикии и во Иераполе и елицы не видеша лица моего во плоти» ^[15]. Но он знал чрез Епафраса, который был первым епископом в Колоссах, все дела этих церквей. Со второго века стало известным так называемое Послание св. Павла к Лаодикийцам; но Туртуллиан и св. Епифаний прямо называли его подложным; того же мнения были св. Иоанн Златоуст, Феодорит, Блаженный Иероним и вообще Православная Церковь. По ныне сохранилось таковое послание, но уже не на греческом, а на латинском языке, и некоторые ученые полагают, что оно, может быть, не то, которое было известно Древним, ибо Филистр пишет, что еретики прибавили к этому посланию некоторые свои заблуждения, меж тем как в существующем ныне послании нет ничего похожего на ересь. Мы приводим здесь это послание, как малоизвестное, и выписываем его из полиглоты Илии Гуттера, который сам уже переложил его на греческий язык.

Послание к Лаодикийцам.

1. Павел Апостол не от людей, ниже от человек, но чрез Иисуса Христа, братьям, которые находятся в Лаодикии.

2. Милость вам и мир от Бога Отца нашего и от Господа нашего Иисуса Христа.

3. Благодарение приношу Христу на всякой молитве моей за то, что вы тверды и постоянны в добрых делах, ожидая обетования в день суда.

4. Да не смущают вас суесловия лжемудрых, хотящих отклонить вас от истины Евангелия, мною вам проповеданного.

5. Да даст Бог ныне, чтобы те, кои от меня подвизались достигать совершенства истины Евангельской и добрыми делами обресть спасение в жизни вечной.

6. Ныне всем явны мои оковы, которые тяготеют на мне за Христа, и которыми я радуюсь и утешаюсь.

7. Ибо я знаю, что они мне в вечное спасение чрез молитвы ваши и споспешествованием Святого Духа.

8. К жизни или к смерти, во Христе жить и умереть мне в радость.

9. И сам Господь наш да явит в вас милосердие свое, да пребудете всегда в одинаковой любви и в единодушии.

10. Сего ради возлюбленные, так как вы слышали о пришествии Господа, пребудьте в тех же чувствах и в страхе Божием и обрящете жизнь вечную.

11. Ибо сам Бог творит в вас.

12. Все делаемое вами делайте без греха.

13. И достигайте совершенного, возлюбленные: радуйтесь в Господе нашем Иисусе Христе и берегитесь нечистого лихоимства.

14. Приносите чистосердечные молитвы Богу и пребудьте тверды во Христе.

15. Творите всё, что есть непорочно, истинно, целомудренно, праведно и милосердно.

16. И всё то, что слышали и чему научились, храните в сердцах ваших и будет мир с вами.

17. Приветствуйте всех братий целованием святым.

18. Приветствуют вас все святые.

19. Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет со духом вашим. Аминь.

20. Дайте прочесть сие Колоссянам и прочите сами писанное к Колоссянам.

К Лаодикицам писано из Рима чрез Тихика и Онесима.

Заметим, что тринадцатый стих этого послания, где сказано: «берегитесь нечистого лихоимства», имеет прямое соотношение с правами Лаодикицев, который, по свидетельству Цицерона, как мы уже говорили выше, были банкирами Азии, занимаясь преимущественно разменом и переводом монет.

После святых Архипа и Нимфана, мы видим на епископском престоле Сагариса, одного из первых, по времени, учеников Апостола Павла; он приял мученический венец в Лаодикии, как то явствует из послания св. Поликрата Ефесского к Виктору о праздновании Пасхи ^[16]. За сим следует блаженный епископ Сизипий, при котором жил св. мученик Артемон, пресвитер Лаодикийский. Из жизни этого святого мы видим, что в то время церковь Лаодикийская была вне стен города на расстоянии пяти поприщ, а в городе были два языческие храма Аполлона и Дианы; истуканы этого последнего храма были разрушены Сизипием и Артемоном, от чего они едва не подверглись казни, но чудесное исцеление чрез молитвы Сизипия, римского военачальника Патрикия, шедшего на погибель церквилания св. Поликрата Ефесского к Виктору о праздновании Пасхи ми Аз, заставило его признать Божество Иисуса Христа. Тот же самый Патрикий, сделавшись в последствии отступником, принудил престарелого пресвитера Артемона следовать за ним в Кесарию Палестинскую и, несмотря на величайшие чудеса, им явленные, предал его истязаниям. Епископ Кесарийский соорудил церковь на месте страданий Артемона, который по призванию Божию направился в Азию. На пути своем он, подобно Апостолу Филиппу, был восхищен Ангелом и поставлен на место, где ему указано было проповедовать слово Божие язычникам, от которых впоследствии он был усекновен. В первые года царствования Константина правил Лаодикийскою церковью Евгений. Он много пострадал за веру во время гонения на христиан при Максимиане, но потом правил в продолжение 25 лет своею паствою. Он же создал в Лаодикии великолепную церковь с портиком, с живописными и разными украшениями, о чем свидетельствует надпись, найденная в прошедшем столетии одним английским путешественником ^[17]. К этому же времени должно причесть мученичество двух Лаодикийских пресвитеров, св. Трофима и Фала, двух родных братьев, которые были привлечены в город Вофор и распяты на двух крестах в присутствии их благочестивой матери. Гнев Божий постиг виновника их мучения, судию Асклепиодота. Во время Никейского собора был в Лаодикии епископом Нунехий первый. Вскоре затем занимал короткое время епископский престол в Лаодикии Кекропий, зараженный Арианской ересью. Император Констанций перевел его из Лаодикии в Никомидию также на епископство, но он погиб там во время землетрясения в 358 году. Другой арианец Нонний наследовал в Лаодикии Кекропию. На Ефесском соборе был Аристоним Лаодикийский. Назовем Нунехия II-го, который в своей подписи на втором Ефесском соборе называет себя епископом Лаодикии Тримитарии, это прозвание является здесь в первый раз, а в другой раз было употреблено на втором Никейском соборе. Полагают, что оно означает местность Лаодикии, находившейся на границе трех провинций Фригии, Карии и Лидии ^[18]; он же подписался на Халкидонском соборе и к нему Император Лев Великий писал известительную грамоту о умерщвлении св. Протерия Александрийского и требовал его мнения, вместе с прочими епископами, о Халкидонском соборе. На пятом, шестом и седьмом вселенских соборах подписались епископы Лаодикийские Иоанн, Тиверий и Евстафий. Св. Феодор Студит пишет об одном Лаодикийском епископе, не называя его, который в царствование Льва Армянина вошел в ересь иконоборцев, но напоследок отвергся от неё и раскаялся. В Патриаршество Фотия назначем был им из епископов Карийских в Лаодикию Феодор. Он был назначен Патриархом Фотием, вместе с Захарием, митрополитом Халкидонским, послом к Императору Людовику II-му с обличением против Папы Николая; но это посольство не состоялось за смиртью Императора Михаила, умерщвленного Василием Македонским, который удержал послов Фотия. Феодор передался латинцам. Его не должно смешивать с Феодором Абукарою, от которого осталось несколько сочинений, изданных в 1606 году. Этот последний был епископом Финикии Ливанской в Харане ^[19]. Сисинпий II-й Лаодикийский был на, так называемом латинцами, восьмом соборе против Фотия; он был поставлен Патриархом Игнатием вместо Феодора. Вскоре за сим правили Лаодикийскою церковью Павел и Симеон, этот последний был поставлен Фотием по восприятии им вторично Патриаршества в Константинополе. В числе сочинений знаменитого Фотия осталось его послание в Павлу епископу Лаодикийскому. Симеон Метафраст говорит о дружественной связи своей с ученым и красноречивым епископом Лаодикийским, которого не называет по имени; это было в начале X столетия. Император Алексей Комнен назначил в 1082 году в Лаодикию митрополита Михаила. В 1140 году при Императоре Иоанне Комнене в Синоде против ереси богомилов и в 1144 году в Синоде против ереси монаха Нифона была подпись епископов Лаодикийских, которых имена не сохранились. В 1147 году при Мануиле Комнене, Василий, митрополит Лаодикийский, находился в Синоде, который отрешил Патриарха Косьму Аттика, и в другом против Сотерихия Пантеугена, Патриарха Антиохийского. В числе епископов, созванных Императоров Исааком Ангелом, был также призван епископ Лаодикийский. Последий известный епископ этого города был Феофилакт, который присутствовал в Синоде, собранном в 1450 году против злоумышленного собора Флорентинского.

Примечания.

[1] Plin. H. N. V. 29

[2] Выписываемые нами здесь стихотворения, плод чтения Апокалипсиса, принадлежат неизданному собранию духовных стихотворений моего брата.

[3] Лук. XX. 44

[4] Tertull. Adv. Marcian. IV. 1. 5

[5] Анатолия происходит от греч. слова Восток; от того и европейцы называли этот край Levante

[6] Homer. Iliad. II. 461 – Eurip. In Bacch. 64. – Virg. Georg. I. 383. Aen. VII. 700. – Steph. Byxant. – Suidas. ad. voc. Asia

[7] Plin. V. 29

[8] Smith. Opuse

[9] Newton (Th.) Dissert. On the Prophec. 1829. p. 512

[10] Mato. XXIV. 33

[11] Cic. Epist. II. 17. III. 5.

[12] Tacit. Ann. XIV. 27

[13] См. в греч. синикс. 28 февр.

[14] Колосс. IV. 15

[15] Гл. II. с. 1

[16] Euseb. Hist. Eccl. ed. Vales. P. 244 – Vet. Martyrolog. Rom.

[17] D. Joan. Jebb. Apud Le Quien. Oriens Christ.

[18] См. Wesselingii Vetera Rom. Itiner. p. 665

[19] Le Quien. Oriens Christ.

Иераполис.

«Целует вы Епафрас уже от вас, раб Иисуса Христа…. свидетельствую бо о нем яко имать ревность многу и болезнь о вас, и о сущих в Лаодикии и во Иераполи». (К Колосс. Посл. св. Ап. Павла IV. 12-13).

 

 

Почти при выезде из Лаодикии, проехав чрез Ликус по мосту, и даже с холмов, прилежащих к Лаодикии, открываются вам скалы Иераполиса; они удивляют взор своею белизною и своим странным образованием. Чем более вы к ним приближаетесь, тем непонятнее вам кажутся с первого взгляда эти скалы, образованные из белоснежных глыб и полос, резко отражающие лучи солнца; они представляют вид окаменелых водопадов и действительно должно их так называть. На обширной платформе, которая образована уступом скал, процветал древний Иераполис или священный город, так названный по тем феноменам, которые в это месте представляет природа и по большому количеству храмов, воздвигнутых в нем разным божествам. Эти храмы в страшном разрушении устилают всю местность города и их великолепные остатки рассеяны даже по скатам скал и в глубине оврагов, разметанные землетрясением. Один путешественник, пораженный величием этой картины, сказал, что этот город можно причесть не токмо к главным городам востока, но даже и мира ^[1]. Почти то же самое выражает древняя надпись, найденная на стене Иераполийского амфитеатра: «Радуйся, златой город Иераполь, превосходящий города Азии и Европы; жилище таинственных Нимф».

Со всем тем политическое существование Иераполиса не имеет следов в итосрии – и по этому можно полагать с вероятием, что судьба этого города была непосредственно связана с судьбою Лаодикии, которой церковь, как мы видим из послания Апостола Павла к Колоссянам ^[2], была соединена с Колосскою. Иераполис обращает внимание тем, что здесь кончил жизнь и был погребен святой Апостол Филипп, который из первых признал Мессию и поспешил радостно известить о том Нафанаила ^[3]. Тут же вместе с Филиппом были погребены две его святые дочери, сохранившие свое девство; их гробницы долго показывали в Иераполисе ^[4]. Св. мученица Миропия, родившаяся в Ефесе в конце 3-го века и пострадавшая на острове Хиосе, при Нумериане, ходила на поклонение к мощам одной из этих святых дев, мученицы Ермионии, - и целила болящих миром, истекавшим от сих мощей. Папий, епископ Иерапольский, сотрудник св. Поликарпа, епископа Смирнского, и слушатель Иоанна Богослова, говорит о воскресении мертвого в Иераполисе; это чудо приписывают одной из дочерей Филиппа ^[5]. Папий известен сочинением под заглавием: «Изъяснение слов Господних». Оно не сохранилось. Блаженный Иероним отзывается с большою похвалою о его творениях ^[6], и называет его святым, хотя Евсевий и упрекает его в том, что будто бы он не чужд был лжеучения хилиастов или тысячелетников, т. е. тех, которые превратно толкуя 20-ю главу Апокалипсиса, ожидали тысячелетнего земного царствования Христа Спасителя с праведными.

Престолы зрю – и воцаренных;
Они безчисленнее звезд;
То были души убиенных
И обезглавленных за Крест.
Все ожили и воцарились.
И землю правили судом
Тысячелетье со Христом;
Могилы прочих не раскрылись
И кости их до срока спят.
День воскресенья первый! Свят
Участник в первом воскресеньи!
Вторая смерть не тронет вас! –
В тысячелетнем воцареньи…. –

Другой знаменитый епископ Иераполиса был Клавдий Апполинарий, который с таким святым рвением поразил своими пастырскими посланиями к фригийцам и галатам ересь Монтанову ^[7] и многие другие. Он особенно известнее апологиею христиан, написанною им императору Марку Аврелию в 177 году; в этом послании он напоминает царю, что он обязан избавлением своим и своей армии, и титулом Императора молитвам христиан. Марк Аврелий, завлеченный в войну с маркоманами и кавдами, был стеснен ими в дефилеях Богемии и его армия в бою с многочисленнейшим неприятелем изнемогла от нестерпимого зноя; в этом отчаянном положении легион Мелитийский, составленный их христиан, преклонив колена, вознес свои молитвы к Богу в виду Императора и всей армии. Внезапно тучи сгустились, гром и молния разразились и проливной дождь утолил жажду войска, которое наполняло свои шлемы благотворным дождем в самое время отчаянной битвы; говорят, что все молнии разражались на варваров; победа увенчала римлян; Марк Аврелий признал всенародно, что его армия обязана христианскому легиону своим избавлением и в память сего события прозвал легион Мелитийский: - громогласным. Языческие писатели ^[8], свидетельствуя о сем чудесном событии, приписывают его волхованию одного египтянина, - но свидетельство самого Императора осталось непреложным. Эдикт Марка Аврелия, в котором заключалась его признательность к христианскому легиону, существовал при Тертуллиане и при Иерониме. Первый, указывая два раза на это обстоятельство, два раза приглашает римлян прочесть это свидетельство их Императора ^[9]. Мы можем видеть доселе изображение этого события в бронзовых барельефах Антониновой колонны в Риме.

Иные писатели полагают, что Церковь Иераполиса обязана своим основанием св. Апостолу Павлу, который в послании к Колоссянам гл. IV ст. 12 и 13, говорит: «Свидетельствую бо о нем (об Епафрасе), яко имать ревность многу и болезнь о вас и о сущих в Лаодикии и в Иераполи»; - но мы указали уже на 1-й ст. II гл. того же послания, из которого видно, что жители Лаодикии и Иераполя не видели лица Апостола Павла во плоти, но что заботы Апостола Павла принадлежали и тем Азийским церквам, которых он не был прямым основателем. Основание Церкви в Иераполе можно отнести ближе к св. Апостолу Филиппу купно со св. Евангелистом Иоанном. Св. Филипп подвизался некоторое время в проповеди слова Божия вместе с Иоанном и оба Апостола пришли вместе в Иераполь ^[10]. К Филиппу приобщился также Апостол Варфоломей, посланный от Бога в помощь Филиппу; также и сестра Филиппова, по имени Мариамия, девица, последовала брату своему и все вкупе служили спасению человеческому ^[11]. Остались предания, что св. Филипп истребил в Иераполе породившихся с большом количестве змей, наносивших смертоносные язвы жителям. Самый Иераполь был назван в это время Змеиным городом. Мы находим в житии св. Филиппа, что он предал дух свой в Иераполе, распятый на кресте. Св. Варфоломей был подвергнут той же участи, но быв внезапно избавлен от смерти чрез чудно случившееся в то время замлетрясение, он вместе с Мариамиею предал земле тело св. Апостола; Варфоломей же крестил уверовавших тогда во Христа и поставил первым епископом в Иераполе Стахия ^[12]. Неизвестно, того ли Стахия, о котором упоминается в послании к Римлянам (XVI, 9) и который был поставлен в последствии св. Апостолом Андреем в епископы Византии. Никита, Пафлагонийский епископ ^[13], живший в 870 году, упоминает о некоем язычнике Ире, который укрыл некогда от убийц в своем доме в Иераполе св. Апостола Филиппа и, приняв от него святое крещение, был им посвящен в епископы. Вторым епископом Иераполя был знаменитый Папий, о котором мы уже упомянули. В царствование Марка Аврелия Антонина мы видим на епископском престоле Иераполя св. Аверкия, названного равноапостольным по великим подвигам, предпринятым им для распространения слова Божия от Палестины до Рима. Чудеса, которыми ознаменовано его житие, обратили на него внимание языческого мира. Когда он разрушил в Иераполе идолов, озлобленный народ устремился, чтоб его растерзать, но, услышав его глаголы, пробыл, внимая его учению, от утра до вечера; он даровал зрение слепой, исцелил беснующихся и наконец, по призыву Марка Аврелия, исцелил его дочь Лукиллу, жену Лукия Вара, бывшего тогда на войне против парфян. Не приняв богатых даров от Императора, он испросил у него ежегодной раздачи христианам Иераполя трех тысяч мер пшеницы. Тогда большая часть жителей Иераполя веровали уже во Христа. Сверх того святой муж испросил построение бань при целебных теплых водах, которые он несколько времени тому назад источил из земли своею молитвою. Путешествие св. Аверкия довольно подробно описано в его жизни, при чем поименованы многие исторические лица. У известного кардинала Барония была в руках весьма древняя рукопись послания св. Аверкия к Марку Аврелию, дышащего Апостольскою простотою и которое ученый кардинал готовился издать, но к несчастью это сокровище было потеряно ^[14]. Этому святителю приписывают также книгу под заглавием: «Правила для Пресвитеров и Диаконов», не дошедшую до нас. В некоторых рукописях уцелела, только не совсем полная и несвязная, надгробная греческая надпись, начертанная на могильном камне св. Аверкия, кончившего жизнь в Иераполе на 72 году. Хотя сочинение этой надписи приписывают самому св. Аверкию, но он видимо составлена, в память его, одним из жителей Иераполиса. Смысл этой надписи следующий: «Избранного города гражданин ещё при жизни сей памятник изготовил, да положится здесь тело Аверкия, ученика Пастыря доброго, пасущего овец своих по горам, по полям и долинам и чьи всеобъемлющие очи всё видят. Он меня научил слову святому, - Он же послал меня в Рим, в царские блестящие златом палаты, в среду вельмож роскошных; в Сирию, в Низиву и за берега Евфрата. Вера предводила меня повсюду; в снедь на пути моем, вино и елей, злеб и рыба, чистая дева мне всегда предлагала. Всё это просил начертать сам Аверкий на семьдесят втором году жизни. Размышляя о сем, да помолится о нем хранящий его память» ^[15]. Греческие Минеи сохранили в 5 день декабря память ещё о другом св. Аверкии мученике; полагают, что он принял епископский престол после равноапостольного Аверкия. За сим следует тот известный Клавдий Апполинарий, а котором мы говорили прежде. Последующие епископы Иерапольские ^[16], более или менее известны только по их подписям в соборах и синодах, в которых они участвовали. О последнем епископе Иерапольском, которого имя не сохранилось, упоминается в Константинопольском Синоде при Императоре Исааке-Ангеле, в конце двенадцатого столетия.

Русский путешественник, г. Вронченко ^[17], подробно описал местность Иераполиса и мы предлагаем здесь его описание:

«От довольно крутого и очень высокого ската, с северных высот к равнине реки Чюрюк-су (Ликуса), отделяется возвышенная, сажень 50 над равниною, плоская, широкая и длинная платформа, на которой был город Иераполис. Недалеко от развалин Гмназиума, на платформе, находится пруд, десятка три шагов в поперечнике; дно его загромождено плитами и обломками колонн. Тут были главные термы Иераполиса, украшенные всею роскошью зодчества, о котором можно ещё судить по колоннам прекрасного мрамора и отличной полировки, по капителям, карнизам и триглифам. Водма, теплая и очень чистая, вытекает из пруда тремя небольшими ручьями. Качество воды таково, что она, оставленная течь по произволу, кладет на дно каменную осадку снежно-белого цвета, которая образует дно и берега ручья, пока наконец перевысит место, откуда течет ручей: тогда вода находит другой сток, и так далее. Осадка очень тверда и от времени делается темно серою, но, кажется, для этого нужны очень многие годы. Такими каменными малыми каналами исчерчена равнина между развалинами, во всех направлениях. Один из трех вышеупомянутых ручьев проведен, вероятно уже весьма давно, вниз и ворочает на равнине колесо мельницы. Стекая с восточной части платформы по очень крутому скату, он увеличил ложбину свою до того, что она представляет островерхий вал, саженей 5 в поперечнике и столько же вышиною. Ручей мчится по желобу на острой вершине вала. По количеству осадки надобно полагать, что вода клала её в продолжение многих веков.

Другие два ручья спадают с южного ската платформы, весьма крутого, и представляют в падении своем явления другого рода. Там, где обрыв отвесен, сверху стремится водопад, ударяющийся об несколько уступов; белая осадка кажется, в некотором расстоянии, снежными глыбами, утесами, буграми и расселинами; она одевает скат до самого низу; на несколько десятков саженей в ширину. По сходству на взгляд таких белых масс с кипами хлопчатой бумаги, самое место получило турецкое название: Памбук-Калесы. Там, где скат не столько крут, отрасли ручья, стекая сверху, образуют, амфитеатром, белые, полукруглые бассейны, с зубчатыми краями – точно как бы в скат горы воткнуто рядами множество фарфоровых блюд разной величины – в поперечнике от 1 до 10 сажень, вышиною от 1 до 3 и 6 аршин. Бассейны исполнены водою до самых краев, глубиною около аршины; дно их светится всеми цветами радуги, самыми яркими и чистыми. Там, где скат ровен и отлог, ручей плывет широкою пеленою и расписывает дно разноцветными жилами по белому полю.

Замечательно, что несмотря на свойство оставлять каменную осадку, вода ручьем употребляется туркменами для орошения окрестных полей.

Осадка, получившая серый цвет, лежит по окрестностям огромными массами; из неё даже сделаны древними саркофаги. Она покрывает весь юго-восточный скат платформы. Плутониум, - пещера, извергавшая смертоносные испарения, засорилась мало помалу и недавно совершенно засыпана туркменами, которых скот погибал довольно часто от приближения к ней. Место её показывают туземцы и оно совершенно, положением и расстоянием от театра, согласуется с описаниями древних».

Стравон говорит, что внутренность Плутониума была квадратная и имела 50 стоп в боках, что испарения этой пещеры были так густы, что земли под ногами не было видно. Он сам впускал туда птиц, которые немедленно задыхались, но в тихую погоду испарения были менее зловредны ^[18]. Апулей также посещал Иераполис и говорит почти то же, что и Стравон, но с благовейным страхом как бы о святилище ^[19], что дает нам понятие о том, в каком уважении было это место у древних. В Италии, близ Пуццолы, известная пещера, называемая собачьею, в меньшей степени опасна и в меньшем размере может дать понять о Плутониуме Иераполя. Апулей называет сей последний отдушиною ада (Ditis spiracula); так и Виргилий помещает сход Энея в ад в вулканических окрестностях Пуццолы.

Нельзя видеть без грусти опустошительную картину развалин Иераполиса; великое множество гробниц, из которых иные ещё не раскрыты, а в других видны ещё окаменелый кости, разбросанные во всех направлениях среди великолепия обрушенных храмов. Обширный театр с мраморными ступенями, на которых вместо зрителей ползают ящерицы и черепахи, господствует над разрушением; - все пусто и попалено и единообразный шум падающих с высоты скал ручьев, которые, вместо того, чтоб производить и освежать растительность, окаменяют все, что встречается на их пути, - наводит на вас такое уныние, что это место представляется вам как бы жилищем смерти.

Со всем тем падший Иераполис ещё не без пользы для человечества; он дает пристанище в своих пещерных гробах поколению людей отверженных; они, как привидения, появляются на его великолепных развалинах только в то время, когда ни один путник не может их видеть; это есть поколение прокаженных. Турецкие узаконения дают право убивать безответно этих несчастных, если они приближаются к жилищам или с кем встретятся. Несмотря на всю бедственность их жизни, они вступают между собою в брак и бродят целыми толпами по местам непроходимым и по разбросанным развалинам древних городов Малой Азии.

Над входом в одно значительное обрушенное здание Иераполиса, к которому приводит ряд упавших колонн, виден высеченный в камне крест и этот символ спасения смиряет мрачные и бурные думы забредшего сюда путешественника. – Здесь была церковь, которая находилась первоначально под непосредственным надзором Епафраса Колоссийского. Память о святом Апостоле Филиппе преклоняет колена христианина на этом месте, где вероятно он был погребен.

В бытность мою в Оверньи я видел в одном саду возле Клермонта источник подобного свойства, как и Иерапольский, но не столь обильный и живописный, ибо Иерапольский можно назвать рекою. Известно, что вся Овернья покрыта потухшими вулканами; все окрестности Иераполиса также вулканического свойства ^[20].

Туркмены засыпали Плутониум Иерапольский, столько по его зловредию, как и по суеверным преданиям, будто в нем находится жилище злых духов, исходящих оттуда опустошать этот край, претерпевший столько раз бедствия землетрясения.

Примечания.

[1] Th. Smithi Opusc.

[2] IV 16 – см. стр. 77 см. также Plin. H. N. V. 29

[3] Иоан. I. 43-35

[4] Euseb. III. 31

[5] Sozom. VII. 27

[6] Epist. Ad Lucin

[7] Euseb. V

[8] Dio Cass. – Jul. Capitol. in. M. Aurel – Suid. – Themist. Orat. XV. – Claudian. in. Cons. Honor. 6

[9] Tertull. Apolog. V. – Id. ad. Scap. – Euseb. H. Eccl. III. 5

[10] Никиф. II. 39 в Четьи Мин. Нояб. 14

[11] Ibid

[12] Следуя гречес. Синакс.

[13] Encomia XII. Apost.

[14] Baronn. ad annum 163

[15] Vid. Apud Halloix. Illustr. Eccles. Orient. Script. II. Saec. p. 137

[16] VI. Флакк в синоде Филипопольск. – VII. Луций в синод. Конст. О распре между двумя Арабск. Еписк. – VIII. Авенеатий в 1 Ефесск. – IX. Стефан во 2 Ефесск. – X. Аверкий III-й в Халкид. – XI. Филипп при Льве Имп. – XII. Авксапон в 5-м всел. Соб. – XIII. Сисипий в 6 всел. Соб. – XIV. Игнатий при Патриарх. Конст. Игнатие и Фотие переходил от одной стороны в другой. – XV. Никон в то же время. – XVI. Арсевер в 997 г. – XVII неизвестный в 1066 г. – XVIII. Также неизвестный в царств. Мануила Комнена. –XIX. Георгий в 1155 при Патр. Коснт. Луке Хрисоберге. – XX. Неизвестный при Имп. Исааке Ангеле.

[17] Обозр. Мал. Аз. I. 107

[18] Strab. XIII. 4. 14

[19] Apul. De mundo

[20] Поездка в Овернью. стр. 8 в 3. номере Финск. Вести 1847 г.

Дорога от Иераполиса до Филадельфии.
Филадельфия.

«Се дах пред тобою двери отверсты и никтоже может затворити их: яко малу имаши силу, и соблюл еси Мое слово и не отверглся еси имене Моего» (Апокалипс. III. 8).

 

 

Неподалеку от Иераполиса, оставя за собою селенье Сарай-Кией, в обширной горной долине, мы проехали по мосту через реку Меандр, столь прославленный поэтами, столь известный своими безконечными извилинами и как любимое пристанище лебедей. Кажется, он называется в этом месте Капти-Суй, но вообще носит имя Мендере. В лево рисовались хребты гор, продолжение Кадмуса, и зовомые уже в этом месте: Латмус. За ними, в оконечной перспективе, высились к облакам, как исполины, шпицы гор, в разнообразных и самых живописных очерках. Извилины Меандра заставили поэтов сказать, что глядя на него нельзя угадать, куда он стремится, к устью ил в море или обратно к своему истоку ^[1]. Плодоносие долин Меандра радует взор, особенно после мертвенности скал Иераполиса. – Мы прибыли в местечко Буладан уже ночью. Оно отстоит в 8-ми часах езды от Денизли. У Буладана кончается цветущая долина Меандра и начинаются хребты лесистых гор Месогидийских, что ныне: Ак-Даг. Неподалёку от Буланада, на северо-восток, находятся развалины древнего города Триполиса, близ берегов Меандра. В Буладане мы нашли тоже негостеприимство, как и в Денизли. Буладан живописно набросан по скату высоких гор среди садов, спускающихся в глубокие овраги; несколько мечетей высятся над скромными домиками, крытыми черепицею: их считают до 700 ^[2]. С большим трудом мы достали здесь лошадей и выехали на другой день, не прежде полудня. Тотчас по выезде мы находились уже в ущельях гор, отененных лесами и, следуя довольно долго вдоль дефилеи, выехали наконец в небольшую долину Дервента, но вскоре опять заключились в горы и, долго пробираясь сквозь другой весьма трудный и живописный дефилей, прибыли наконец в большой усталости в селение Енигиоль, после 6 часов пути от Буладана. В Енигиоле можно поставить древнюю Кидрару, где, сооруженная Крезом колонна, означала границу между Фригией и Лидиею ^[3]. Переехав таким образом хребет гор Месогидийских, мы находились уже в царстве Крезуса, в Лидии. Переночевав в Енегеоле, мы пустились в путь рано поутру, по открытой равнине. Влево и впереди нас вставали груды гор Тмолуса, а вправо протягивалась обширная волнистая равнина.

Через четыре часа пути от Енигиоля, мы находились уже в виду Филадельфии, одной из семи церквей Апокалипсиса. Филадельфия выстроена у северной подошвы живописных гор Тмолуса, по уступам скал, возвышаясь, амфитеатром, в тени прекрасных фруктовых рощ. Перед нею развертываются равнины Гермуса, которого приток, называемый в древности Когам (Cogamus) ^[4], протекает близ Филадельфии, осененный навесами густых кустов и дерев. Древний город был основан Атталом Филадельфом, братом Евмена, царем Пергамским и считался вторым городом Лидии; это подтверждается найденною здесь надписью, из которой видно, что сюда собирались народы на общее празднество Азии ^[5]. Не без вероятия можно предположить, что Филадельфия заняла почти то же место, где был ещё прежде город Каллативон, о котором упоминает Иродот, говоря о пути Ксеркса чрез Малую Азию к Геллеспонту ^[6]. Полуразбитые стены с бойницами и башни Фиоадельфии свидетельствуют о бурном ее существовании среди неверных. Герб Венецианских крестоносцев виден над ее воротами. Призвание Сына Человеческого, чрез св. Иоанна, церкви Филадельфийской, глубоко врезано доселе в сердцах малого стада христиан этого города.

«Ангелу Филадельфийской церкви напиши: тако глаголет Святый Истинный, имеяй ключ Давидов, отверзаяй, и никто же затворит; затворяй, и никто же отверзает.

Вем твои дела: се, дах пред тобою двери отверсты и никто же может затворити их: яко малу имаши силу, и соблюл еси Мое слово, и не отверглся еси имене Моего.

Се, даю от сонмища сатанина глаголющыяся быти Иудеи, и не суть: но лгут; се, сотворю их, да придут и поклонятся пред ногама твоима, и уразумеют яко Аз возлюбих тя.

Яко соблюл еси слово терпения Моего, и Аз тя соблюду от годины искушения, хотящия приити на всю вселенную искусити живущыя на земли.

Се, гряду скоро; держи, еже имаши, да никтоже примет венца твоего.

Побеждающаго, сотворю столпа в церкви Бога Моего, и боле не имать изыти к тому: и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, новаго Иерусалима, сходящаго с небес от Бога Моего, и имя Мое новое.

Имеяй ухо да слышит, что Дух глаголет церквам» ^[7].

Это воззвание обратилось во вседневную молитву христиан Филадельфийских и весьма справедливо говорит один новейший путешественник, что здешние матери затверживают его своим детям только что они начинают лепетать, вместе с молитвою «Отче наш». Памятование сих глаголов было всегда щитом города против варварских полчищ кирмиан под предводительством Алитира и потом против страшнейших врагов, - оттомано, предводимых Орхапом, сыном Отмановым. Вся Малая Азия была уже покорена его мечу, одна Филадельфия, как бы сохраняя в одной себе всех семи церквей Апокалипсиса, стояла непобедимо под знаменем креста. Потеряв Ефес, говорит крсноречивый историк упадка и падения Римской Империи, - христиане оплакали первый погасший светильник, упоминаемый в Апокалипсисе. Там разрушение было всеобщее; капище Артемиды и храм Пресвятой Девы погреблись под развалинами. Цирк и три театра Лаодикии сделались логовищем шакалов и волков, Сардис сделался ничтожной деревушкой, в Пергаме и Фиатире видны только одни мечети вместо памятников; а Смирна обязана своим народонаселением только чужеземной торговле франков и армян. Одна Филадельфия спаслась чрез свою твёрдость. Отдалённая от моря, забытая Византийскими Императорами, её сограждане защищали свою веру и свободу в продолжение почти целого столетия и исторгли от кичливейшего из всех оттоманов достославную капитуляцию. После разрушения греческих колоний и церквей азийских, осталась только одна Филадельфия подобно столпу среди развалин ^[8]: «Побеждающаго сотворю столпа в церкви Бога Моего…» «Яко соблюл еси слово терпения Моего и Аз тя соблюду от годины искушения хотящия приити на всю вселенную искусити живущыя на земли».

Победоносный меч Баязета также долгое время притуплялся о стены Филадельфии. Византийские писатели ^[9] не скрыли постыдную страницу их истории о их слабодушном Императоре Иоанне Палеологе. Сделавшись угодительным данником Баязета, он истощил все убеждения, чтоб склонить Филадельфийцев покориться оттоманам. Мужественный градоначальник Филадельфии отвечал, что он пребудет до смерти верным защите церкви и сограждан. При штурме Филадельфии сам Палеолог вел на приступ своих греков против их собратий, в передовой колонне Баязета. Доблестный защитник Филадельфии и некоторые из знатнейших граждан погибли от оттоманов; но город не был разорен. И даже, когда гроза своего века, Тамерлан, предавал мечу и пламени весь Восток, ангел смерти и разрушения не коснулся Филадельфии, защищенной своим Ангелом-хранителем.

В это время ужаса Сардийские христиане и их епископ нашли гостеприимное пристанище в Филадельфии, вместе с другими, не сохранившими завета Божия. «Се даю от сонмища сатанина глаголющыяся быти Иудеи, и не суть, но лгут; се, сотворю их да придут и поклонятся пред ногама твоима и уразумеют яко Аз возлюбих тя».

Пужула рассказывает, что недавно ^[10] протестантские библисты, прибыв в Филадельфию, предложили греческим священникам значительную по их бедности сумму для того, чтобы они не предупреждали против них христиан Филадельфийских. Деньги были отвергнуты и распространители протестантизма не нашли ни одного приверженца в Филадельфии. «Яко малу имаши силу и соблюл еси Мое слово и не отверглся еси имене Моего».

Сохранились предания ^[11], что св. Апостол Павел поставил в епископы Филадельфийской церкви Лупия, своего сродника, того самого, которого он называет в своем послании к Римлянам; а св. Иоанн Богослов после того посвятил туда же в епископы Димитрия. На первом Никейском соборе был Гетемазий, епископ Филадельфийский; после того мы видим Квирика или Кириака и Феодосия. Епископ Филадельфийский Феофаний находился на первом Вселенском Ефесском соборе и держался стороны Нестория против св. Кирилы Александрийского; он также был заражен ересью новацианов, хотя в последствии обратился. На том же Ефесском соборе находился пресвитер Филадельфийский Харизий, обличивший двух приверженцев Нестора, которые покусились совратить с пути Православия Филадельфийцев, распространяя измененный Феодором Мопсуестским символ веры, начертанный на Вселенском Никейском соборе. Вследствие сего Ефесский собор предал отлучению всех тех, кои дерзнут когда-либо изменять Православный Символ Веры Никейского Собора. С лишком тысячу лет после того великий и благочестивый муж Марк Ефесский, в обличение лжеучения латинцев, изменивших подобно несторианам Символ Веры на Феррарском и Флорентинском соборе, завещал им тоже страшное отлучение, которое завещал вселенский Ефесский собор еретикам несторианам. За сим известны только имена епископов Филадельфийских: Азиания, Евстафия, Иоанна I, и Стефана. В 806 году св. Никифор, Патриарх Константинопольский, в синодальном письме своем к Папе Льву III, чрез Михаила, Митрополита Филадельфийского, называет город Христолюбивым и выхваляет ученость и праведную жизнь митрополита. Этот же самый Михаил был тогда послан от Константинопольского Императора Михаила к Императору Карлу Великому, в Ахен, для заключения мира. За сим следует епископ Мануил. В 1221 г. в синоде для разрешения некоторых вопросов, при Патриархе Константинопольском Мануиле Харитопуле находился епископ Филадельфийский Фока, имевший также, по доверенности, голос епископа Сиракузского; он был любимец Императора Иоанна Дуки, но его обвиняют в неприличной его сану жизни и в жестокости. В начале царствования Михаила Палеолога известнее епископ Филадельфийский Иоанникий, который посвятил в монашеский сан епископа Сардийского Андроника, когда сей последний, в присутствии Императора, во время литургии, совершаемой Иоанникием, изъявил на то желание. За сим следует знаменитый Феолепт, из Афонской Горы. Он был, по недоразумениям, главным орудием падения Патриарха Григория Кипрского, когда сей последний написал, по случаю прений, возбуждаемых латинцами о происхождении Святого Духа, книгу, называемую «Столп Православия». Император Андроник предложил на разрешение епископов: может ли он назвать братом Султана Египетского, к которому он должен был писать, такгда как он отказался давать титул отца Папе, в своих сношениях с ним, за его неправославие. Феолепт утвердительно допускал таковое выражение, приведя неуместные цитаты из Священного Писания, но был красноречиво опровергнут епископом Дирахским Никитою и понес от того общее нарекание. Но этот же самый Феолепт в последствии избавил Филадельфию, в один из набегов турецких, от разорительного налога. Император Андроник, дед, возлагал на него много важнейших государственных поручений. Епископ Филадельфийский был так силен при дворе, что по ложному доносу на полководца Иоанна Трахониата, родственника Императора, он возмутил против него, как на изменника, недовольных в войске, осадил его в собственном его лагере и принудил укрыться в монастыре, где он едва спасся от разъяренного войска, защитясь образом св. Георгия, при виде которого оно рассеялось. Трахониат, оправдавшийся в возведенных на него обвинениях, был однако впоследствии отрешен от начальствования войсками, от чего Империя понесла большие потери, лишась опытного военачальника. При всех пороках Феолепта, историк Каптакузен называет его украшением церкви Филадельфийской, испытанного в монашеском житии и назидателем к оной других; мужем мудрым и ученым. От него остались уважаемые слова, молебные каноны и молитвы ^[12]. Он был учителем известного Григория Паламы, инока Афонской Горы, что бы напоследок епископ Солунский: «Ему духовное помазание открывало иногда будущее, научало врачевать болезни и подавало духовные силы; оно никогда не истощало источника слёз его и не ослабляло молитвы» ^[13]. Феолепт преподал ему, ещё мирянину, тайны священного трезвения и умной молитвы ^[14]. Приводим в пример учения Феолептова следующую выписку из слова о сокровенном во Христе делании. «Ум, удаляясь всего внешнего и собираясь во внутренняя, возвращается к себе, то есть соединяется со своим словом, находящимся в мысли по естеству: чрез оное слово совокупляется с молитвою, и, молитвою, восходит в разум Божий со всею любительною силою и усердием. Тогда похоть плоти погасает, всякое чувственное желание сладости исчезает, и все красоты земные являются неприятными» ^[15]. В 1347 году Макарий, епископ Филадельфийский, присутствовал на синоде, отрешившем Патриарха Константинопольского за противоборствие упископу Солунскому, благочестивому Григорию Паламе, и на другом синоде против еретиков Варлаама и Акиндина, которые были облечены тем же Григорием Паламою. Подпись на этом синоде епископа Филадельфийского была следующаю: «Митрополит Филадельйиский, ипертим и Экзарх всей Лидии и судия вселенский Римлян Макарий». Он был в числе кандидатов, назначенных на Патриарший престол. От Макария Филадельфийского осталось сочинение «о возвижении Креста Господня». Неизвестно имя доблестного епископа Филадельфийского, который во время нашествия Тамерлана был обречен сожжению за веру Христову; в это время один византиец, прививший Филадельфиею, предал неверным богатейших граждан города, и те, которые не могли представить богатого выкупа, подверглись истязаниям и казни. За сим мы видим Макария II, прозванного: хрисокефал, на епископском престоле Филадельфии. От этого ученого мужа осталось много сочинений, состоящих большею частью из проповедей, - толковательных речей на Новый Завет и одного сочинения о чинах Ангельских. Но главнейшее называется: «Азбучное толкование на Евангелие от св. Луки»; это сочинение разделено на 24 главы, означающие 24 буквы греческой азбуки, выражая Альфу и Омегу, т. е. начало и конец, - Иисуса Христа. В 1575 году упоминается о Софронии, архиепископе Филадельфийском. С разорением церквей азийских, вследствие нашествия Тамерлана, многие христиане укрылись на берега Адриатического моря и всего более в Венецию, где их наконец считалось до 4000. По этой причине Православная Церковь в 1578 году начала посылать туда своих экзархов с титулом митрополита Филадельфийского, хотя независимо от того настоящий митрополит Филадельфийский пребывал в Константинополе, а напоследок, и временно, в самой Филадельфии, которой церковь, несмотря на общее опустошение, не преставала существовать. Первый экзарх, посланный в Венецию с титулом митрополита Филадельфийского, был некто Гавриил по прозванию Север, муж, исполненный величия, как выражаются современники, - заседавший в Сенате Венеции. Он кончил жизнь в 1618 году. В преемники ему был послан в 1620 году Феофан, издавший книгу под заглавием: «Руководство к таинству покаяния для очищения совести». Его заступил в 1630 году Афанасий; имена других неизвестны, кроме последнего экзарха, Мелетия Типалды, который умер в Венеции в 1710 году. После него в Венецию уже не посылали экзархов. В 1721 году прибыл в Константинополь Филадельфийский митрополит Макарий III-й. Восточная церковь причла к лику святого Новомученика Димитрия Филадельфийского, пострадавшего в феврале 1657 года.

Несмотря на бедность Филадельфии, в ней находится пять церквей, составляющих 5 приходов. 1-я, Церковь Соборная во имя св. Георгия, 2-я, в память Успения Пресвятой Богородицы, 3-я, во имя святого Феодора, 4-я, во имя св. Архистратига Михаила, 5-я, новостроенная и вестма благолепная во имя св. Марины; это показывает самостоятельность здешних христиан среди враждебного народа. Величественные развалины церкви Апокалипсиса ещё сохранились; её мощные стены из огромных тесанных камней долго ещё могут бороться с временем и как бы ожидают возобновления; Филадельфийцы не престают на это надеяться и смотрят на эти развалины как на истинное сокровище; один альфреск, изображающий св. Иоанна, ещё сохранился, и ежегодно, в день, посвященный Церковью памяти Богослова (хотя древняя церковь посвящена, как думают, Преображению Господню), священный ход направляется туда и оглашает полуобрушенные своды священными гимнами. Сами турки благоговеют к этим развалинам и повествуют о чудесных явлениях, которые были видимы там некоторыми из них. Все надежды здешних христиан устремлены на север. Здесь сохраняют память о двадцати церквах; во многих из них покоились мощи святых, но они, как говорят здешние предания, была перенесены в Европу, вероятно крестоносцами. В управлении митпрополита Филадельфийского находятся в окрестностях следующие церкви: 1. В селении Саракьею. 2. В селении Генизли. 3. В селении Усакин. 4. Две церкви в селении Кулес. 5. Две церкви в селении Кьюлдан. 6. В местечке Кьюрдас. 7. На развалинах древнего города Синады, ныне Симавы. 8. В местечке Саликли; это есть теперь церковь Сардийская, близ развалин Сард. 9. Церковь Пергами. 10. Церковь в местечке Адала.

Во всех этих местах едва насчитается 1200 христианских семейств, в которых можно полагать, круглым числом, по 5 душ в каждом.

Во всей Малой Азии только в одной Смирне больше христиан чем здесь; но греки Смирнские большею частью пришельцы и преимущественно живут там для торговли; тогда как Филадельфийские находятся здесь из рода в род и единственно заботятся о сохранении правоверия в этом забытом от мира древнем святилище. Заметим, что словопроизводство Филадельфии значит братолюбие. Мы были приняты в Филадельфии под гостеприимным кровом одного священника. Город очень тесен, потому что жители не хотят выходить из пределов древних стен, которые и теперь ещё могут им служить защитою; улицы тесны и не весьма опрятны. Кроме уединенной, обломанной колонны, как бы напоминающей стих Апокалипсиса: «Побеждающаго сотворю столпа в церкви Бога Моего»; от древностей Филадельфии ничего не осталось; несколько мраморных досок с надписями торжественными или надгробными, несколько капителей, карнизов отличной резьбы, вделаны в стены домов или развалин. Но светильник церкви Филадельфийской всё ещё теплится…

Примечания.

[1] Seneca. Hercul. fur. 683. – Ovid. Metamorph. VIII. 162

[2] См. Обозр. Мал. Аз. II. 117

[3] Herodot. VII. 30

[4] Plin. H. N. V. 30

[5] Vid. Wheler. Itiner. p 525

[6] Herodot. VII. 31 Гаммер говорит даже, что халва, которую превосходно делают в Филадельфии, напоминает медовые пироги Каллативона, а которых пишет Иродот.

[7] Апокалипс. II 7-13

Твой труд я знаю: ты не силен,
За то не горд, и ты сберег
Всё, чем ты скуден и обилен,
Всё, что вручил тебе Мой Бог.
Я сделаю, что фарисеи,
Твердящие: мы иудеи
Но суть не таковы – и лгут…
Все, все у ног твоих падут:
Как паутину я развею
Их сатанинское гнездо…
…………………………..
Тебе ж, мой верный, знаю цену
И сохраню тебя в тот час,
Который придет на вселенну
Чтоб испытать в горниле вас.

[8] Gibbon. Hist. of the decline and fall of the Rom. Emp. Cap. LXIV. Это свидетельство историка, зараженного философиею XVIII века, замечательно.

[9] См. Chalcond. I. I

[10] В 1836 году

[11] In Constit. Apost. VII 46

[12] См. Cave

[13] Пнокент. Начерт. Церковн. Ист.

[14] Там же

[15] Добротолюбие. Ч. II. с. 37-38

Сардис.

«Имя имаши яко жив, а мертв еси» (Апокалипс. III. 1)

 

 

Кто оставит Филадельфию, не пожелав со всею теплотою души, чтобы взаимное братолюбие её христиан продолжало хранить отверстыми двери её церкви для верующих и крепко затворенными для тех, которые стараются задуть её небесный светильник. Мы оставили её стены рано поутру и переехали речку Когамус (Cogamus). Перед нами расстилались обширные равнины Гермуса; оттуда нагрянул на державный Сардис Кир со своими персами и там решились судьбы Креза и его царства. История представляет нам Креза, как олицетворенный идеал земного счастья и вместе как образец превратности этого самого счастья. Отец истории, Иродот, начинает, как бы нарочно, бытописания древних народов с повести о Крезовом царстве, - с этого грозного урока земному величию. Приближаясь к Сардису, вам открываются два высокие хребта живописных гор; первый ряд этих гор состоит из скал с разодранными шпицами, а вершины второго хребта правильно закруглены и увенчаны снегом. Разгромленные и покрытые прахом развалины Сардиса прислонены к трем совокупленным вместе горам Тмолуса; стены города, от обрывистых высот, но одной из которых был Акрополис или цитадель, сходили в три ряда, в обширную равнину, омываемую золотоносным Пактолом; на горизонте этих долин, к северу встают огромные, надгробные курганы царей Сардисских, - эти пирамиды варварских народов; один из этих курганов высится как исполин над прочими. Таков первый вид места, где был Сардис, - второй по Риме своим великолепием и только уступавший Вавилону ^[1]. Я глядел на картину его опустошения, сидя на мраморных ступенях амфитеатра, находящегося на полвысоте средней горы и куда я с трудом добрался по грудам поверженных зданий. Лощина, огибающая эту гору, привела меня чрез обвалы стен к самому великолепному остатку Сардиса; - то был храм Кивелы, матери богов, древнейших памятник Ионического зодчества. Среди груд стен, карнизов, архитравов, капителей чистого белого мрамора, встают только две величественные и огромного размера колонны; не только капители, образец изящного резца, но весь гармонический рисунок этих колонн приковывает к себе все внимание набредшего на них путника ^[2]. Иродот, рассказывая о нашествии Иоппийцев на Сардис, пишет, что «храм Кивеоы, богини этого края, был сожжен вместе с городом» ^[3]. Но весь город вскоре был возобновлен. Поклонение Кивеле, или, по выражению Софокла: «Земле-кормилице всех существ, обитающей на берегах золотоносного Пактола» ^[4], есть одно из самых древнейших, принадлежит собственно Фригии и Лидии и служит доказательством глубокой древности народонаселения этого края. Храм Кивелы сооружен только тремя столетиями позднее храма Соломонова. Можно сказать, что эти две колонны храма Кивелы составляют теперь весь Сардис! Подобные зрелища глубоко поучительны для человека и труды путешественника тем вознаграждаются. Я невольно припоминаю здесь одно место из «разговоров в царствах мёртвых» Лукиана, когда Меркурий, предвидя грозу, скопляющуюся над головою Креза, говорит о том Харону, который спрашивает у него:

«А где же теперь Крез?».

Меркурий: «Смотри, вот он в своей нагорной твердные, обнесенной тройною стеною. Это Сардис; и сам Крез возлежит на золотом ложе и беседует с Солоном Афинянином. Не хочешь ли прислушаться, о чем они говорят?».

Харон: «Охотно»

Крез: «Гость Афинский, - ты увидел мои богатства и сокровища, сколько у меня груд необделенного золота и какое скопление всякого имущества, - скажи мне, кого ты считаешь счастливейшим человеком?».

Харон: «Какой будет ответ Солона?..».

Меркурий: «Будь благонадежен; конечно он будет таков, какой приличен высокой душе».

Солон: «Крез, мало есть счастливых: из тех, которых я знал, я назову тебе Клеовипа и Витона, как счастливейших по моему мнению. Это два сына Аргивской жрицы».

Харон: «Он конечно говорит о тех, которые недавно пали мертвыми, довезши на себе до храма на торжественной колеснице свою мать».

Крез: «Согласен; они первые счастливцы, - но кто же счастливейший после них?».

Солон: «телес Афинянин, который, прожив добродетельно, умер за отечество».

Крез: «По этому я, ничтожнейший из людей, не кажусь тебе счастливым?».

Солон: «Я не могу, Крез, признать тебя таковым, пока ты ещё не достиг предела своей жизни; одна только смерть укажет: был ли ты счастлив».

Харон: «Прекрасно, Солон, что ты нас не забываешь, и что только из нашей ладьи полагаешь возможным судить о счастии!...». ^[5]

Я спустился в задумчивости от храма Кивелы к берегам Пактола, искать отдохновения и пристанища от зноя, - и столица Лидийская представила мне только несколько разодранных шатров кочующих туркоманов; они предложили мне козье молоко и пригоршню отрытых ими медных монет, которые все были времен римских Кесарей, но тут не было ни одной греческой. Ни одна из них не говорит уже о могущественном Крезе, но только о победителях его победителей, также давно сметенных с лица земли.

Quid, tibi visa, Craesi regia Sardis?...

Как нравится тебе столица Креза, Сарды?... ^[6].

Пактол, как свидетельствует Иродот, протекал чрез самый форум Сардиса; на этом форуме, полоненный Киром Ксеркс, был возведен на костёр и признал истину слов афинского мудреца. Хотя, вероятно, Пактол и Гермус ^[7], изобиловали некогда золотым песком, но конечно главное основание богатств Лидийского царства заключалось в золотых рудниках цепи гор Тмолуса и, вероятно, следы этих рудников могли бы быть найдены при более заботливом правительстве. Русло Пактола желто-красноватое и ещё невольно напоминает его золото; -

Deseruere sui Nimph? vineta Tmoli….
Deseruere suas Nymph? Pactolides…. ^[8]

Турки называют доселе Пактол: «рекою богатых», но теперь шеологи ищут и часто находят на его берегах камень, названный по имени Сардиса, Сардоник, который, под художественным резцом древних, произвел столько изящностей.

После продолжительных расспросов мне указали развалины Сардийской церкви, которая по кончине Евангелиста Иоанна, её основателя, была посвящена его имени. Я достиг туда, следя одни только основания полуисчезнувших зданий, находя кое-где обломки архитравов, или колонн. Часть стен и сводов церкви ещё сбереглись; несколько мраморных колонн лежат под грудами развалин и святое место обречено запустению.

«Ангелу Сардийския Церкве напиши: тако глаголет имеяй седмь духов Божиих и седмь звезд: вем твоя дела, яко имя имаши, яко жив, а мертв еси.

Буди бдя и утверждая прочая, имже умрети: не обретох бо дел твоих скончаных пред Богом твоим.

Поминай убо, яко приял еси, и слышал еси и соблюдай и покайся. Аще убо не бдиши, приду на тя яко тать, и не имаши почути в кий час приду на тя.

Но имаши мало имен и в Сардии, иже не оскверниша риз своих: и ходити имут со Мною в белых, яко достойни суть.

Побеждаяй той облечется в ризы белыя; и не имам омыти имене его от книг животных и исповем имя го пред отцем Моим и пред ангелы Его.

Имеяй ухо да слышит что Дух глаголет церквам».

Грозные предостережения пастырям церквей, которые мы читаем в Апокалипсисе, исполняли страхом многих их церковно-учителей ^[9], но вместе и усугубляли их рвение «право править слово Истины». Божественные слова Апокалипсиса и собственные изустные назидания св. Иоанна церквам, были приснопамятны Сардийской Церкви, когда ею правили такие епископы, как был Мелитон. Он был великим поборником христиан против язычников; нам сохранилось ещё его послание к Императору Марку Аврелию, писанное в 170 году в защиту христианства от гонений. В этом послании Мелитон напоминает между прочим Императору, что христианство проникло и укоренилось среди варварских народов ^[10]; что сами римляне в царствование Августа были во множестве озарены его светом и наконец, подобно Аполлинарию, епископу Иераполийскому, напоминает ему, что христианство принесло счастие римскому оружию. Марк Аврелий внял словам святого пастыря, мы это видим из его всенародного послания в Ефесе.

В это время Сардис и его окрестности были опустошены землетрясением и по сему случаю Император говорит: «вы приходите от этого в отчаяние, - а христиане утверждаются в вере своему Богу. Когда вы не имеете никаких опасений, - вы нерадеете к богам, не приносите жертв безсмертному Богу и гоните до смерти христиан, поклоняющихся Ему» ^[11].

Мелитон был первым из христианских писателей, который составил каталог всем книгам, составляющим Ветхий Завет и ездил для того нарочно в Палестину, ибо тогда многие церкви не знали ещё всех книг Библии, признанных Церковью. Этот епископ, известный святостью своей жизни и которому приписывали даже дар пророческий, кончил свои дни в Сардисе, где и погребен. От Мелитона осталось только несколько выписок у Евсевия и у Анастасия Синаита. Приведем здесь мало известную выписку из его толкования на книгу Бытия; эти немного строки были найдены, в прошедшем столетии, в одной древней рукописи: «За праведного Исаака явился на заклание агнец, да освободится от уз Исаак. Закланный агнец избавил его. Так и Господь закланный, нас спас; связанный, разрешил наши узы, и принесший себя на жертву нас искупил. Агнец, которого узрел Авраам в чаще Савек, изображает Господа; ибо растение означало крест, место – Иерусалим, а овен – Господа, связанного на заклание» ^[12]. Но не таковы были последователи Мелитона и страшное слово: близкие к смерти ^[13], было ими заглушено и потому Сардис сохранил свое имя, будто жив, - но он мертв! Малое число живущих здесь казались мне шатающимися без пристанища, ибо кроме разодранных шатров туркоманов и какой-то мазанки я не видел здесь человеческого обиталища, зато несколько шакалов выскакивали при приближении нашем к грудам развалин и несколько сов отрясли на нас свои пыльные крылья за то, что мы нарушили их спокойствие. Другие развалины церкви во имя Пресвятой Богородицы останавливают грустное внимание христианина, она была украшена остатками разрушенных храмов Сардиса.

Первым епископом Сардиса по показанию греческой Минеи из библиотеки кардинала Сирлета, изданной Канизием ^[14], можно считать Климента, одного их LXX Апостолов, ученика и сотрудника св. Апостола Павла. Некоторые писатели не различают его от св. Климента, папы римского. За Климентом считают епископом Сардийской церкви того, кто правил этою церковью во время пребывания св. Иоанна Богослова на острове Патмосе – и будто к нему относится воззвание Сына Божия к церкви Сардийской в Апокалипсисе. В половине второго столетия в Сардисе правил епископством тот известный Мелитон, о котором мы уже говорили. Назовём Артемидора, присутствовавшего на первом Никейском соборе; Геортазия, участвовавшего в Селевкийском синоде; он был в Константинопольском синоде 360 г. без основания отрешен от епископства, по вражде к нему Акакия Кесарийского, за то, что будто бы он был избран баз согласия Лидийских епископов. Его однако упрекают в полу-арианской ереси и полагают за того самого, которого Епифаний, в книге о ересях, называет под именем Геортика. Меоний Сардийский участвовал в первом Ефесском Соборе и действовал против св. Кирилла Александрийского. В 448 г. виден в Константинопольском Соборе против еретика Евтихия, при Флавиане, епископ Сардийский Флоренций; прежде того разрешена возникшая распря между Флоренцием и двумя епископами Лидийской епархии. В следующем году он же находился на предательском втором соборе Ефесском и омрачил своё имя подписью в пользу Евтихия, хотя, два года после того, на Халкидонском соборе, он же подписал в числе прочих уничтожение постановлений нечестивого второго собора Ефесского. Епископы Сардийские Евтерий жил при Императоре Льве, Юлиан присутствовал в пятом Вселенском соборе, а Мариний в шестом соборе. На седьмом вселенском соборе в Нике является в числе главных действующих лиц епископ Сардийский Евфимий; с ранних лет он принял монашеский чин. Императрица Ирина и Константин употребляли его часто в делах государственных, но Император Никифор сослал его на запад, на остров Паталерею, вероятно Пантеларию, - дикая скала между Сицилией и Африкою, ссыльное место древних римлян; - ему злобствующий на него Император вменил в вину пострижение в монашество одной девицы. Причтенный к лику святых и претерпевший большие страдания от иконоборцев при Льве Армянине, он кончил жизнь при Императоре Михаиле Балбусе от последствия нанесенных ему мучений, по повелению Императора, сыном его, Феофилом; после сего намеревались его сослать в ссылку в Вифинию; св. Феодор Студит находился в дружеских связях с Евфимием. Его место заступил Иоанн I; он также был в сношении с св. Феодором Студитом и ему приписывают описание жизни св. мученика Никифора, пострадавшего при Валериане и Галлиене. Епископ Сардийский Петр был из первых противников Патриарха Константинопольского св. Игнатия, он погиб в кораблекрушении на пути в Рим, в Адриатическом море, когда был послан к папе Николаю от Патриарха Фотия. Епископы Сардийские Феофилакт и Лев присутствовали: первый – в Синоде о восстановлении Фотия по смерти Игнатия, а второй при Сисинии Патриархе. Ученый Иоанн II-й, епископ Сардийский, был в соборе 1143 г. при Патриархе Косьме Аттике, созванном против еретиков богомилов. Епископ Никита Сардийский был в 1166 году в Константинопольском Соборе для разрешения смысла слов Евангелия: «Отец более Меня есть». В 1250 г. Андроник, епископ Сардийский, участвовал на соборе, где рассуждалось о перемещении епископов. Это происходило по взятии Константинополя латинцами, когда греческие императоры имели временное местопребывание в Никее. При Патриархе Никифоре, Андроник был отрешен от епископства по ненависти Патриарха к нему за то, что он находился в числе тех, которые не соглашались на его избрание в патриархи, на место благочестивого Арсения. Вместо Андроника, поступившего в монашество, был назначен в Сарды Иаков, по прозванию Халаца; призванный от Запада, он был посвящен в Никее Патриархом Германом III. В 1283 году Андроник, возвращенный уже опять на епископство, был избран духовным отцом Императора и по случаю собора Блакернского, Император объявил, что он одобряет заранее всё, что будет признано сим епископом, хотя собор был под председательством патриарха Григория и Михаила Статегопула, изображавших лице Императора. На этом своевольном соборе много епископов было отрешено по прихоти Андроника и вопреки воли Патриарха. Наконец в 12(?)5 году Андроник был окончательно отрешен от епископства за его возмутительные поступки, при чем ему нанесены были величайшие уничижения. Преемник Андроника, его имя не сохранилось, был при Патриархе Афанасии на соборе, созванном против Иоанна Дримаса. Имя Григория Сардийского видно в 1341 г. За сим следует Дионисий, тот епископ Сардийский, который прибыл в числе других епископов с Императором Иоанном Палеологом в Феррару, где и умер в 1437 г. Виссарион Никейский, заведовавший вместо его на соборе, сделал ему надгробную надпись. Последний епископ Сардийский, которого имя известно, назывался Николай; он жил около 1450 года и был в числе тех епископов, которые в синодальном собрании в церкви св. Софии, в Константинополе, торжественно уничтожили постановления неправославного Флорентинского собора. Сардис, Лаодикия, Иераполь и Хонас подчинены теперь управлению митрополита Филадельфийского.

По грудам разрушения я достиг крутизны горы Тмолуса.

«На Тмоле дышит Эвр шафранных ароматов» ^[15].

С вершины Тмолуса цитадель Сардиса, подобно как Ареопаг в Афинах, господствовала над столицею Креза. Не достигнув ещё половины высоты, я нашел несколько рядов мраморных ступеней от сохранившегося амфитеатра. По мере подъёма на гору вид окрестных равнин Сардиса развертывается ежеминутно живописнее. Темя горы, на которой высилась цитадель, и куда доступ так труден, весьма ограничено. Там ещё сохранились остатки стен, ворот и четверосторонней башни; ужасные обрывы со стороны цепи гор Тмолуса делали здесь крепость неприступною, а с другой стороны тройные стены поставляли также непреодолимые преграды для осаждающих; следы этих стен ещё видны. Но замечательно, что персы овладели цитаделью со стороны тех самых обрывов, которые казались неприступными. Иродот рассказывает, что один лидянин уронил свой шлем со стены цитадели в пропасть, что он спустился туда по одной, едва заметной стезе; - это видел один из персиян и это было причиною последней гибели Сардиса. Вершина цитадели, несмотря на её малое пространство, была украшена храмом и царскими палатами. Среди груд обрушенных стен и башен безпрестанно встречаются, в ужасном смешении, обломки мраморных колонн и карнизов белого мрамора, совершенно согласно с тем, что говорит Стравон ^[16]. Вид отсюда на цепи облачного Тмолуча мрачен и суров, но с противоположной стороны злачные равнины, орошенные Гермусом и Пактолом, напоминают о роскошном царстве Лидийском. Там, целые ряды огромных конических холмов останавливают внимание пришельца; это гробницы царей Лидийских. Один из них, как мы уже сказали, гигантского размера и господствующий над всеми, - есть памятник Алиатеса, утвердившего владычество Лидийского царства. За этими гробницами блестит зеркальная поверхность озера Гигеева.

Почти всё, что говорено на счет развалин Сардиса, не удовлетворительно в в археологическом отношении. Прокеш яснее всех путешественников определил некоторые места среди этих нестройных груд. Так называемая Герузия, или Курия, была местом собрания именитых старцев для их совещаний и отдохновений, а не дворцом Креза, как почти все путешественники повторяют, неправильно истолковывая слова Вирувия ^[17]. Развалины Герузии ^[18] ещё сохранились между Пактолом и развалинами церкви во имя Пресвятой Богородицы на том месте, где был некогда форум; самая местность, на форуме, оправдывает назначение этого здания; оно состоит из мощных кирпичных стен, толщиною до 10 ф., они составляют двойную ограду и основаны на огромных камнях; там можно ещё различать два разделения, из коих одно закруглено с обоих концов. Что общественные здания Лидийской столицы были великолепны, в том нет сомнения и о том нам свидетельствуют история и развалины; но, говоря о городе вообще, свидетельство Иродотово нам показывает, что большая часть домов Сардиса была построена из тростей, а меньшее число, кирпичных, было покрыто тросником, и от того, в нашествие Иониан весь город был истреблен пожаром ^[19]. Быт жителей Сардиса со времен самых отдаленных был уже исполнен роскоши; лидийцы были первые, которые изобрели монету и начали её чеканить; они же были изобретателями игр и знаменитейшими наездниками во всей Азии ^[20]. Во время владычества Креза, лидяне более или менее властвовали уже почти над всем полуостровом Азии и сила их оружия поставила их на ряду с царствами Мидийским, Вавилонским и даже с Египтом. Сарды сделались центром торговли между Азиею и Грециею и промывание золотоносного песка накопило несметные сокровища в казнохранилища царские и даже многих частных людей. Мудрецы Греции, Азии и Египта стекались сюда; лидяне выменивали слитки золота на изящные статуи богов Греции, Крез, взлелеянный счастьем, возмечтал первенствовать между всеми владыками земли и, встревоженный возрастающим могуществом персов, ополчился против Кира; но перст Божий указывал уже Киру на Сарды и Вавилон, как же исполнившие меру нечестия. Заметим, что пророк Исаия, более чем за сто лет до рождения Кира, предрек, не токмо его судьбы, но даже называет его по имени ^[21]. Сам Кир объявлял всенародно, что держава мира дана ему Богом Израилевым ^[22]. Потеряв столицу и царство, Крез признал ничтожество человека: несчастие развило его нравственное бытие; в это время он пожал плоды частых его совещаний с мудрецами века. Крез, в плену у Кира, гораздо более велик, чем среди своих сокровищ, или как предводитель победоносного воинства. Философия Креза в его злополучии обратила к нему сердце Кира, который сохранил его при себе как друга опытного в переворотах земного величия. С падением Креза (545 л. до Р. Х.), персы обратили лидийское царство в Сатрапию и считали её богатейшею из всех своих сатрапий, так что сами цари персидские часто обитали в Сардах ^[23]. – Могущественный Ксеркс собирал в Сардах грозу на Грецию и отсюда он послал вестников требовать от греков землю и воду ^[24]. Персидская монархия миновалась, - и другой победитель древнего мира, Александр Македонский, овладел Сардами без боя. Гром его оружия на берегах Граника отворил ему врата столицы Лидийской; но вместе с покорением Лидийского царства он восстановил его свободу и законы. С падением в свою чреду греческого владычества, сципионы покорили Сарды, вместе со всею Малою Азиею, скипетру римских Кесарей. В царствование Тиверия значительная часть Сард была разрушена ужасным землетрясением, но Кесарь воздвиг их из развалин. Когда Византия сделалась столицею Римской Империи, Юлиан Отступник пытал возобновить храмы языческие в Сардах, но кумиры остались без поклонников, а храмы пали от землетрясения. Наконец, возмутившиеся против римлян полчища готов положили, в царствование Аркадия, предел существования Сард, разрушив город до основания. Тамерлан сравнял с землею уже не Сарды, а токмо селение, занявшее место столицы Лидийской. Мёртвая лень турок невежественно попирает теперь изящные развалины той страны, которой роскошь снедала некогда Рис и против которой восставали Цицероны державного города. Окрестность Сардиса столь же пуста, столь же мертва, как и окрестность Рима. Столько развалин превращенных уже в прах заглушили здесь всю растительность земли.

Примечания.

[1] Flor. – Xenoph. Cyri instit. VIII. II. 11

[2] Поперечник колонн: 5.5 фут.

[3] Herodot. V. 102

[4] Sophocl. Philoct.

[5] Lucianus. Dial. XII. Contempl. 9

[6] Horat. Epist. I. XI

[7] Ovid. Metam. VI. 16

[8] Plin. H. N. XXXVII. 31

[9] См. Григор. папа рим.

[10] Semler. Sect. II. с. 11

[11] Chron. Alex. – Euseb. H. E. XIII. – Valessi?. not. ad. Eus.

[12] V. apud. Halloix. illustr. Eccles. Orient. Script. T. II. p. 835

[13] Близкие к смерти

[14] In Thesauro Monum. Eccles. T. III. P. I. p. 424

[15] Вергил. Геогр. перев. Раича. – Solinus с. 43

[16] Lib. XIII. с. IV. § V

[17] «Cr?si domus quam Sardiani Civibus ad Requiescendum ?tatis otio seniorum collegio Gerusiam dedicaverunt». Vitruv. II. 8. Cr?si domus изначает здесь только остаток от столицы Крезовой, ибо все древние писатели ставят дворец Крезов в Акрополисе. Так, между прочим, Арриан говорит положительно, что Александр Македонский воздвиг храм Юпитера на развалинах дворца Крезова, в Акрополисе. Arrian. I. 45. Lucian. Ubi supra.

[18] значит собрание старцев, Курия или Сенат.

[19] Herodot V. 101

[20] Herodot I. 94. 79

[21] Ис. XLIV – XLV. В еврейском тексте имя Кира постановлено так, как его произносили персы, Корес (Кирус) и выражает солнце. См. Bochart. Phaleg. P 641. см. также Пр. Даниила XIV. – Иереем. 51

[22] Joseph Flav. Antiquit. XI. 1

[23] Herodot IX. 107

[24] Herodot VII. 32

Некрополис Сардиса
И
Дорога в Фиатиру

«Глаголяй Киру смыслити, и вся воли Моя сотворит.» – «Сице глаголет Господь Бог помазанному моему Киру, его же удержах за десницу, повинути пред ним языки, и крепость царей разрушу, отверзу пред ним врата и гради не затворятся. Аз пред тобою пойду…». (Ис. XLIV. 28, XLV. 1).

 

 

 

Дорога, ведущая от разметанного в прахе Сардиса к последним жилищам его владык, пролегает чрез знаметиое поле битвы, бывшей между Киром и Ксерксом. Гробницы царей Сардиса, подобно как и пирамиды египетские, пережили царства, которых давно минувший блеск отражается только на этих гигантских могилах; - смерть сделалась мерилом славы земных держав. Нельзя избрать лучшего вожатого для этого пути, пробуждающего столько воспоминаний, как Ксенофотна; - я приглашаю моих читателей развернуть его Киропедию и насладиться сладкозвучным его рассказом битвы, решившей судьбу Лидийского царства и открывшей персам владычество самою Азиею. Ксенофонт описал эту битву не только как историк, но и как полководец, - и это есть древнейшее описание битвы регулярной, чрезвычайно любопытное для людей военных. Обширные равнины, идущие на северо-восток от Сардиса до Фимврары, города, которого следы теперь потеряны, были издревле сборным местом ополчения народов Малой Азии ^[1]. Впоследствии, здесь соединились Брут и Кассий, и эти самые поля избрал Евмений для битвы с Антипатром и Антигоном, но был отклонен от того Клеопатрою. Многократные воззвания Кира к помощи Божества перед сею знаменитою битвою и в продолжение оной невольно напоминают свыше предъизбранного победителя: «Идём за тобою, великий Зевс»! ^[2], воскликнул Кир, послышав небесный гром вправо от себя, - и повел в ту сторону атаку. Он чувствовал своё предъизбрание, но истинный Бог был закрыт завесою от очей его. А Господь изрек ему чрез Исаию: «Я есмь Иегова и нет разве мене ещё Бога: Я тебя препоясал и не познал еси Мене!».

Чрез четверть часа скорой езды от Сардиса, Пактол пересекает путь, на это теперь широкий ручей, делающийся речкою только зимою; опустелые и не обработанные поля не напоминают уже более о тех роскошных садах, которые были вокруг Сардиса. Кир младший сам обрабатывал один из таковых садов, носивших имя: рая ^[3]. Исполнясь чтением Ксенофонта, вы невольно будете искать на берегах скромного Пактола тот великий памятник, существоваший уже при это историке и который воздвиг Кир доблестному Абрадату, геройски погибшему в битве, - и его нежной супруге Паноии; - но который из этих холмов или груд укажет вам его? Этот эпизод супружеской любви, столько искусно помещенный историком на поприще брани, не менее трогателен как и эпизод Гектора и Андромахи в Омировой Илиаде. На полчаса расстояния от Патокла открывается тихо текущий и, по выражению Виргилия: златом-мутный, Гермус ^[4], который также во многих местах переезжают в брод, хотя ширина реки не менее как в 8 сажень. За Гермусом ряды могильных курганов закрывают горизонт и через полчаса езды вы уже находитесь в этом некрополисе царей Лидийских, который называют в простонародии полем тысячи могил. Из этого множества курганов, три, не в далеком расстоянии один от другого, отличаются своею огромностью, а высочайший из этих трёх, безошибочно, означает знаменитый памятник Алиатеса, отца Крезова, тот самый, про который говорит Иродот: что он уступает только памятникам египтян и вавилонян ^[5]; он пишет, что основание памятника состоит из огромных камней, а вся верхняя часть из наваленной земли. На вершине стояло пять термов, которые он ещё сам видел. Окружность памятника состояла из 6 стадий и 2-х плефров, что составляет около 600 сажень. Несмотря на то, что теперь все основание памятника далеко углубилось и занесено землею и что вершина значительно уменьшилась от доджей и непогод, вид этого исполинского памятника поразителен, и даже из Сардиса он уже удивляет взор путешественника. И теперь высоты его доходит до 30 сажень. Видев в Пантикапее могильные курганы царей Понтийских, я не мог не узнать тот же самый отпечаток в памятниках Лидийских, но только несравненно в огромнейшем размере. – Вскрытые курганы в Пантикапее представляют точно такое образование, как и памятник Алиатеса в описании Иродота, за исключением термов. Один из таковых термов, впервые описанный Прокешем ^[6], выражает, грубым мифом, плодородную силу природы. Говоря о надгробном памятника Алиатеса, Иродот передаёт нам почти такую же народную сказку, как и о пирамидах египетских ^[7]. Повод к тому дал конечно народу этот терм, находящийся доселе на вершине памятника; коренное значение символа, употребленного при праздновании таинств Цереры, богини этой страны, было вероятно уже и при Иродоте потеряно. Таинства Цереры были празднованы, по свидетельству Стравона, в самом этом некрополисе царей Лидийских возле храма Артемиды, на берегу близ лежащего Гигеева озера; ибо невозможно, чтоб безнравственность лидян отражалась даже на их надгробных памятниках; это неестественно и невероятно. Простодушную народную сказку Иродота повторили за ним все древние писатели и она непрестанно повторяется буквально новейшими писателями. Если мы вспомним к тому басню фригийского Атиса и Кивелы, то наше предположение может подтвердиться дальнейшими доводами. Терм, подобный тому, который находится на гробнице Алиатеса, найден также Прокешем среди развалин храма, возле цитадели Сардиса. При виде надгробных лидийских курганов и находящегося в виде их Гигеева озера, я невольно вспоминаю пирамиды египетские и Меридово озеро; это самое приводит нас невольно к другим соображениям. Я имел случай сказать, обозревая пирамиды египетские, что, по некоторым догадкам, их сооружение принадлежит не коренным египтянам, а народам чужеземным, и что зодчество их громад не имеет отпечатка зодчества собственно египетского, - что по нашему мнению, оно есть подражание первым диким памятникам мира, каковы суть столп Вавилонский или башня Белуса. Иродом и Стравон говорят, что эта башня имела вид пирамид; а в отрывке Берозия мы читаем, что Набуласар, отец Навуходоносоров, из угодности к жене своей, которая родилась в Мидии и любила вид гор, нагромоздил гору из необычайной величины камней ^[8]. Эти соображения подтвердились ныне открытиями, сделанными доктором Липсиусом. По этому, сооружение пирамид должно быть отнесено к дальнейшей эпохе нашествия на Египет пастырских народов.

Даже теперь можно насчитать надгробных лидийских курганов почти до восьмидесяти и нет сомнения, что время изгладило уже многие. Иродот считает 500 лет или 15 поколений от Лида, первого царя Лидийского, до Капдавла, а от сего до Креза только 5 царствований; из этого можно примерно положить, следуя счислению Иродота, 50 или не более 60-ти царствований Лидийских царей. Но число этих безмолвных могил отдаляет существование в этом краю царского владычества далее начала династии Ираклидов - и по этому, основание этих гиганстких памятников принадлежит, быть может, не лидийцам, а пришельцам варварам. Мы читаем у Диодора Сицилийского, что саки (так назывались скифы у персов и у других восточных народов), соорудили в память своей царице, по имени Царипе, пирамиду. Это происходило ещё при отце Астиага ^[9].

Фригийцы, разумея тут и лидийцев ^[10], по мнению, почти принятому самим египтянами ^[11], считали себя древнейшим народом в мире, почему и Апулей называет их перворожденными ^[12]. Полагают даже, что материк Азии получил свое название от колонии лидян: Азиады ^[13]. Прежде основания лидийского царства здесь уже владычествовали нахлынувшие от севера скифы, которые, после того, ещё несколько раз возобновляли свои набеги. Владычество скифов в Азии принадлежит весьма отдаленной эпохе, ибо, многие азиатские народы были их данниками в продолжение 1500 лет, пока Нин, царь Ассирийский, живший 1395 лет до Р. Х., не положил предела их могуществу ^[14]. Судя по преданиям, сохранившимся нам о скифах, их нельзя ставить наряду с другими варварами, необузданными никакими законами, ибо, как свидетельствует Трог-Помпей, они воевали более для славы, чем для добычи и налагали дани на побежденных умеренные, не столько из возмездия победы, как для свидетельства своего владычества ^[15]. Теперь, одни могилы и кое где уцелевшие на скалах или на обломках памятников мифические начертания указывают, от Тавриды и Азовского моря, почти до Аравия ^[16], давно минувшие следы этого исполинского, мужественного и доблестного народа, от которого происходит племя славян. Колыбель этого удивительного народа была между Араратом и Каспийским морем ^[17]. Некоторые ученые называют даже этот народ отраслью народа Израильского. Такого мнения, например, был ученый шведский писатель Еврений ^[18]. Озеро, называемое Гигеево, прилежит к некрополису царей Лидийских; почти все писатели производят название этого озера от Гигеса, царя Лидийского ^[19], но это совершенно неправильно, ибо, надобно припомнить, что Гигеево озеро существовало прежде Троянской войны. Омир означает положительно самую местность этого озера:

«Лёг ты, Отрапов сын, ужаснейший между мужами!
Умер ты здесь на чужбине, а родину бросил… ^[20].
Возле Гигейского озера; бросил отцовские нивы,
Около рыбного Гилла и быстропучинного Герма».
(II. XX с. 389-392).

И ещё в другом месте.

«В след их Антиф и Месол, воеводы мужей Мефнийских,
Оба сыны Талемена, Гигейского озера дети,
Рать предводили мефнов, при Тмоле высоком рожденных».
(II. I. с. 864-866).

По этому, озеро Гигеево, вырытое, подобно как и Меридово, и из которого нанесена земля, как полагают, на гробницы царей Лидийских ^[21], - существовало около трех сот лет прежде Гигеса, родоначальника исторических царей Лидийских ^[22]. Это обстоятельство даёт уже вид истины нашему предположению, что сооружение этих огромных памятников принадлежит в начале не лидянам. Иродот не один раз упоминает о нашествии киммерийцев Херсониса Таврического на Малую Азию. То же мы находим и у Стравона ^[23]. Иеремия оставил нам также свидетельство о нашествии скифов, в своем пророчестве, в XIII году царствования Иосии ^[24]. Прибавим ко всему этому, что коренной тип древних Лидийских надгробных памятников сохранился ещё в средней полосе Малоазийского Полуострова, у ската гор Мора-Дага, в месте, называемом: Доганлы-Овасы. Там, на равнине, стоят песчаниковые массы; во многих иссечены с большим искусством погребальные пещеры, из которых некоторые обделаны в портики, с колоннами ^[25]. Передовой фас одного из таковых памятников изображен на заглавном листе этой книги. Этим рисунком я обязан г-ну Вронченке, тому наблюдательному путешественнику, на чей прекрасный труд я часто ссылаюсь.

Гигеево озеро называлось в последствии: Колойским, по имени храма Дианы Колойской, близ находившегося. Теперь оно называется именем близ лежащего селения Мермере; оно около 8 верст длиною и 6 шириною ^[26]. Мертвенность этого места вселяет уныние в пришельца; но озеро, окруженное тростниками, изобилует рыбою и удовлетворяет нуждам малого числа окрестных обитателей, которых тростниковые шалаши кое-где видны. Изобилие рыб привлекает сюда целые стада крикливых водяных птиц, в числе которых видно много лебедей. Невысокая цепь гор синеет на севере от озера.

Примечания.

[1] Xenoph. Cyri Instit. VI. II. 11

[2] …

[3] Xenoph. Oeconom. IV

[4] Auro turbidus Hermus. Virg. Georg. II. 137

[5] Herodot I. 93

[6] Prokesch. Erinnerungen 3. 162-163

[7] Для сличения кн. I. 93 и кн. II. 126 Иродот Ист.

[8] См. путеш. по Египту ч. I. Стр. 251-253, и вообще главу XIV

[9] (Диод. II. 24). См. также в Иродоте о надгроб. памяти скифов.

[10] Claudian in Eutrop. L. II. 237-243

[11] Herodot I. Justin. Ex Trogo Pomp. II. с. 1

[12] Apul. de asino aur. XI. – Bochart. Phaleg. L. III. с. 8

[13] Herodot – IV. 45

[14] Iustinus ex. Trogo. Pomp. II с. 3

[15] Там же. «Gens, laboribus et bellis aspera: vires corporum immensae: nibil parare, quod amittere timeant: nibil victores pr?ter gloriam concupiscent…. Asiam perdomitam vectigalem fecere, modico tribute, magis in titulum imperii, quam in victori? pr?mium imposito»

[16] Иродот свидетельствует о нашествии скифов до границ Египта, а не в Египет, - как то сказал Шамполион, смешав пастырские народы филистян со скифами. См. путеш. по Егип. I. 251-253.

[17] Diod. Sic. II. 43

[18] Mihi autem videtur, celebratissimos Scythas Tribus esse Israeliticas, qu?, post Salmanassaris tempora, in orientalibus plagis dissipatae fuere, atque, Cyro licet permittente, patrias sedes iterum occupare noluerunt, sed novis incolis vasta et inhabitata deserta atque boreales terras locupletarunt. Его выводы к этому предположению весьма любопытны. См. Atlantica Orientalis p. 81. Палестинский город Скифопол также дает повод к подобному предположению.

[19] См. между проч. Larcher в перев. Ирод. Table Geogr.

[20] Мы выпустили здесь из прекрасного перевода Гнедича следующее за сим слово: далеко; оно не существует у Омира, и было б противно местности, ибо, Гигеева озеро совсем недалеко от Троп.

[21] Strab. XIII. с. IV. § 7

[22] По хронологии Иродота разрушение Трои последовало 1023 г. до Р. Х., вступление Гигеса на престол 727 лет до Р. Х.

[23] Strab. XIII. c. IV § 8-9

[24] Иерем. IV. 6 – VI. 22-24

[25] Обозр. Мал. Аз. I. 33

[26] Обозр. Мал. Аз. I. 105

Фиатира
и
Дорога в Смирну

«И побеждающему и соблюдающему дела Моя до конца, дам ему власть на языцех. И упасет я жезлом железным: яко сосуды скудельничи сокрушатся…». (Апокал. III. 26-27).

 

 

По мере отдаления от озера по дороге к Акгиссару, почва ежеминутно оживляется растениями и деревьями. В деревеньке Мермере, в двух часах расстояния от озера, производилась ломка мрамора, от чего и селение получило свое название. За Мермере появляются опять кое-где надгробные курганы и через час пути встречается приток рыбного Гилуса, как называет эту реку Омир. Долины Гилуса плодородны, оживлены жилищами и радуют взор; деревенька Кенес красиво рисуется на холме, близ светлого ручья; могильные холмы не оставляют вас также и здесь, - и наконец, через три часа езды, является, одетый садами Ак-Гиссар, которого белые мечети и мрачные, высокие кипарисы великолепно встают из обширной долины обнсенной живописными хребтами гор. Это Фиатира. Следы этого города, где была одна из семи церквей Апокалипсиса, едва не исчезли совсем с лица земли; - в продолжение нескольких веков не знали уже, где была её местность и только в конце XVII столетия, английский консул в Смирне, Рико (Ricaut), по многим изысканиям наведен был в Ак-Гиссар, где довольно большое количество уцелевших древних надписей с именем Фиатиры обнаружили её прошедшее существование на этом месте. И самые развалины её уже совершенно исчезли; только несколько капризов, капителей или надписей промелькивают кое-где на кладбищах или в стенах новых домов, где они вмазаны. Фиатира была Лидийским городом, на границе Мизии; её населила колония македонцев ^[1]; её древнейшее имя было: Пелопиа (Pelopia) и Евгиппа (Euhippa), но Селевк, Греко-сирский царь, назвал её Фигатейра, нынешнее название Ак-Гиссар, или белый замок, дан ей по причине белого мрамора, находящегося во множестве в окрестных горах её. Во всех древних надписях она названа великою, а её Сенат: державным. Она упоминается в войнах Сирийских царей. Сципион покорил её римлянам. Надписи свидетельствуют о поклонении её жителей Диане ^[2]. В первое время христианства мы знаем о Фиатире только из Деяний Апостольских и из Апокалипсиса. Когда Апостол Павел проповедовал слово Божие в македонском городе Филиппах, то одна женщина из города Фиатиры, по имени Лидия, торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала, и Господь отверз сердце её, внимать тому, что говорил Павел. Это самое подтверждает сказанное Стравоном, что Фиатира была населена македонцами, и можно заключить, что уже тогда церковь Фиатирская существовала и вероятно обязана своим началом св. Апостолу Павлу или Иоанну. Весьма замечательно, что доселе торговля багряницами, о чем упомянуто в Деяниях Апостольских, составляет главный торг Фиатиры. «На большом красильном заведении, здесь находящемся, красят преимущественно бумагу, получаемую из Келембе и Андина, пряденую в красный цвет, получаемый тоже в окрестностях; её отправляют в Смирну, откуда она идёт по большей части в Россию» ^[3].

Вот увещание Сына Божия, чрез Иоанна, - церкви Фиатирской.

«Ангелу Фиатирской церкви напиши: тако глаголет Сын Божий, имеяй очи Свои яко пламень огнен и нозе Его подобни халколивану:

Вем твоя дела, и любовь, и службу, и веру, и терпение твое, и дела твоя, и последняя больша первых.

Но имам на тя мало, яко оставляеши жене Иезавели, глаголющей себе быти пророчицу, учити и льстити Моя рабы, любодействовати, и снести жертву идольскую.

И дах ей время, да покается от любодейства своего, и не покаяся.

Се, Аз полагаю ю на одре, и любодеющыя с нею в скорбь велию, аще не покаются от дел своих.

И чада их умрут смертию: и уразумеют вся церкви, яко Аз есмь испытаяй сердца и утробы: и дам вам комуждо по делом вашым.

Вам же глаголю и прочым сущым в Фиатире, иже не имут учения сего, и иже не разумеют глубин сатаниных, яко же глаголют: не возложу на вы тяготы иныя.

Токмо, еже имати, держите, дондеже прииду.

И побеждающему и соблюдающему дела Моя до конца, дам ему власть на языцех.

И упасет я жезлом железным: яко сосуды скудельничи сокрушатся, якоже и Аз приях от Отца Моего.

И дам ему звезду утреннюю.

Имеяй ухо слышати до слышит, что Дух глаголет Церквам».

Иезавель, о которой упоминается в Апокалипсисе, была, по мнению некоторых писателей, лживая пророчица Фиатирская, совращавшая с пути верных: - но ещё вероятнее, что это имя употреблено здесь в смысле иносказательном, чтоб выразить нечестие и порочность жителей сего города. Теперь нет уже и следов древней Фиатирской церкви, даже не могут указать места, где она некогда стояла; однако здесь теперь две церкви православные, - есть также и армянская. Одна из греческих церквей находится в пещере, под кладбищем, и напоминает первый века гонений на христианство. Утешительно думать, что здесь ещё сохранилось малое число тех, которые согласно увещанию Спасителя соблюдают Его закон до конца, которым обещана власть над язычниками и звезда утренняя. Жители Фиатиры были оттого весьма долго заражены монтановою ересью, - основанная у них Апостольская церковь долго не получала полного устройства, что и дало повод еретикам, против которых писал св. Епифаний, отвергать Апокалипсис, по той только причине, что в нём говорится о церкви Фиатирской, которая якобы тогда не существовала. Мы находим мало положительных источников об управлении церковью Фиатирской. Мы о ней начинаем знать с половины третьего века по истории страданий св. Карпа и Папилы при Императоре Деки. Там сказано, что Карп, будучи поставлен епископом, возвещал таинства благочестия в Фиатире, имея при себе диакона Папила. Возбраняя поклонение идолам, они были преданы истязаниям в Сардах, куда их привлекли пеших, но привязанными к коням; с ними же пострадал их слуга Агафодор. Св. Карп и Папила были уроженцы из Пергама. Во время первого Никейского собора был в Фиатире епископом некто Созон, а на Ефесском Вселенском Соборе подписался Фуск или Фоск, епископ Фиатирский. В соборном послании провинции Лидийской к Императору Льву, об умерщвлении св. Протерия Александрийского, видно имя Диамония, епископа Фиатирского. На седьмом соборе подписался правящий Фиатирским епископским престолом, пресвитер Исоний; а на соборе, созванном по случаю восстановления Патриарха Фотия, - Василий Фиатирский. Хотя большая часть домов Ак-Гиссара мазанки, крытые черепицею, но окружающие их кипарисы и тополи и бегущие по водопроводам светлые ключи, при довольно живой торговле, делают это место довольно привлекательным на взгляд. Здесь считают около 12000 жителей, из коих только до 500 человек греков, но число армян гораздо многочисленнее ^[4].

……………………………………………………………………………………………………………………………………

Из Сардиса мы отправились на Кассабу довольно поздно. Не любивши следовать вместе с нашими вьюками тряскою и большою рысью, утомлявшею нас до крайности, мы имели привычку, я и мой спутник, пускать во весь опор наших борзых коней и далеко опереживать нашу свиту. В этот раз, забыв про ночную пору, мы неосторожно увлеклись слишком далеко, и, в одну из таковых прытей, я потерял даже моего товарища. Я тогда только это заметил, когда доскакал до одного распутья, где сходились три дороги. Не зная, по какой следовать, желая дождаться моего товарища и всей нашей свиты, я должен был остановиться. Ночь была тихая и месячная; я склонился на гриву лошади и сбирался дремать, как вдруг пистолетный выстрел и просвистевшая мимо моего уха пуля вывели меня из этой дремоты; я поспешно взвёл курки моих пистолетов – и в сасое это время услышал за теми кустами, откуда последовал выстрел, слитый шум человеческих голосов. Не могу себе отчёта в своём намерении, но я пустил свою лошадь во весь опор прямо туда, готовый к обороне, но к моему удивлению, через несколько минут я столкнулся со всею нашею свитою, которая также немало была удивлена моим быстрым появлением; я поспешил спросить у них: стреляли ли по ним также, как и по мне. «Как! По вас стреляли?» – воскликнули наши люди в один голос. – «Не далее как несколько минут, отвечал я, пуля едва не свалила меня с лошади». Необыкновенное смущение моего человека меня поразило; - я поспешил успокоить его тем, что я цел и невредим; а он мне в ответ: «это я, я едва вас не убил!». Вот объяснение: потеряв нас, наша свита была в недоумении; - суруджи догадывался, что мы сбились с пути; потеряв надежду нас найти, мой человек вздумал подать нам сигнал пистолетным выстрелом, но вместо того, чтоб выстрелить к верху, он направил свой выстрел горизонтально, и, случайно, прямо на меня. Одно недоумение кончилось, - но мы впадали в другое; моего товарища не было с нами; - он не попал ни на тот, ни на другой путь; долго мы его выжидали, давали сигналы, но уже холостыми выстрелами; - уже было гораздо за полночь; я согласился продолжать путь в Кассабу, но не иначе как отрядив двух из наших анатолийцев за условленную плату, чтобы они объездили все дороги взад и вперед инее прежде бы возвращались, как испытав все способы к отысканию моего товарища. Я грустно продолжал путь с ноги на ногу, питая надежду дождаться товарища, но безпокойство моё возросло до высочайшей степени, когда уже Кассаба была перед нами, - зная неверность пути в этом краю, особенно в ночную пору. Мы въехали в Кассабу в глубокую ночь, но с большим шумом от ударов бича нашего суруджи, перебудив всех спящих на террасах хана, где нас ожидал ночлег. Уныло сошёл я с лошади и последовал за вожатым на террасу, где я думал провести безсонную ночь; - несколько обритых голов пробужденных мусульман поднялись с моим приходом; но как выразить мое удивление и радость, когда среди этих голов приподнялась обвязанная мне индейским фуларом голова моего товарища; он удивился моей тревоге и весьма равнодушно рассказал мне, как, потеряв меня из виду и сбившись полусонный с дороги, он пустил повода своей лошади, которая, прямо и благополучно привезла его в этот хан. Анатолийцы возвратились не прежде 8 часов утра.

Около Кассабы находят много обломков мраморных, карнизов, колонн, барельефов и кое-где небольшие надгробные курганы; но был ли тут какой древний город, неизвестно; - никакая надпись не навела на предположения. Не здесь ли был Лидийский город, Гипепа (Hyp?pa) – его местоположение, описано у Овидия, довольно сходствует с местоположением Кассабы:

… freta prospiciens, late riget arduus alto
Tmolus in adscensu; clivoque extentus utroque,
Sardibus binc, illinc parvis finitur Hyp?pus.
(Metam. XI. 150-152).

…»Высокий Тмол, смотрящий на море и к которому доступ так труден, по его крутизне, разстилается с одной стороны к Сардам, а с другой к скромному Гипепу».

Торговое местечко Кассаба более населено чем город Ак-Гиссар; здесь считают до 15 тысяч жителей ^[5], в том числе греки, армяне и евреи. Православная церквоь здесь одна, а мечети довольно многочисленны. Прилив Гермуса, речка Кодус, протекает возле Кассабы. Хлопчатая бумага составляет главную торговлю её жителей.

По мере отдаления от Кассаба местность делается ежечасно живописнее; слева, хребты Тмолуса, а справа хребты Сипила, отклоняющиеся к Магнезии, рисуются в разнообразных видах. Мы обедали в небольшом селении Пифии, расположенном возле развалин замка, стоящего на прилежащей высоте. Дорога от Нифи ещё привлекательнее, рощи платанов, кипарисов, олив, кусты тамаринов, дикие скалы, глубокие овраги с шумящими ручьями; разбросанные там и здесь жилища, тучные стада, бродящие по цветочным лугам, безпрестанно меня развлекали и заставляли меня забыть усталость пути. В одном из живописнейших дефилеев мы сошли отдохнуть возле кофейного дома; я никогда не забуду того радостного впечатления, которое произвел на меня неожиданно открывшийся передо мною сквозь ущелья гор вид на блестящую плоскость Средиземного моря и на минареты Смирны, роскошно раскинутой среди садов, в ужасной глубине, на берегу моря. «Исмир!» – закричал мой суруджи, подскакав ко мне: - так турки называют Смирну. Сердце мое радостно забилось, видя конец трудного странствования, и мысли мои быстро полетели через море и Константинополь в Россию.

По мере как мы спускались с крутых хребтов Сипила, роскошные долины Смирны развертывались перед моими глазами: - край Омира, родина Илиады и Одиссеи! Вот уже почти три тысячи лет как странники не престают приветствовать этим великим именем, сделавшимся как бы таинственным, - живописные берег Смирнского залива! Вот, обрывистая гора Пагус, которой вся вершина увенчана полуразвалившимися стенами бывшего Акрополиса Смирны, на циклопейских основаниях которого в разные временам возобновлялась цитадель Смирны, которая столько же сама возобновлялась. Теперешние развалины имеют отпечаток зодчества византийского. Передо мною мелькали рощи кипарисные, масличные, платановые, с веселыми загородными домами или с грустными кладбищами, яркая зелень лугов, кусты тамаринов, - и наконец, в светлом потоке, то шумящем по камням, то роскошно омывающем этот живописный ландшафт, я узнал поэтический Мелес, вспоивший своими струями несравненного Омира! – я слез с лошади, и черпнул от его струй. – «Хотя я скиф, и хотя гармония стихов Омира, приводящая в очарование греков, часто ускользает от моих грубых органов» ^[6], - но я невольно принёс дань моего восторга великому поэту! В сладком мечтании я уже подъезжал к знаменитой Смирне и проехал мост, под которым также грохотал Мелес, но к моему удивлению я почти не встречал прохожих, - сады были пусты, все вотора загородных домов затворены; это опустение при въезде в столицу Ионии меня удивило. Мы остановились возле первого дома; на стук у ворот нам отвечали издалека, - и страшное слово – la pesta! – чума! – поразило мой слух столь же больно как то, которое я услышал, плывя в Александрию со встретившегося нам брига. Таким образом чума встретила меня при первом шаге на землю Востока, и она же меня провожала оттуда. По узким и грязным закоулкам и чрез несколько извилистых и молчаливых улиц, из которых весьма немногие напоминают роскошные города Востока, я достиг наконец до итальянской гостиницы, куда я с большим трудом был принят. Через несколько минут по моем водворении я услышал во дворе и в окрестностях ружейные и пистолетные выстрелы; я поспешил узнать причину этой тревоги и мне сказали, что эти выстрелы имеют предметом уничтожение кошек, которые, бродя с крыши на крышу, заносят в дома чуму!

Примечания.

[1] Strab.

[2] Th. Smith. Opuse. p. 20

[3] Обозр. Мал. Аз. II. 89

[4] Моё описание Фиатиры и Пергама должно было принадлежать другой поездке чрез Брусу и Трою; но я помещаю его здесь, вместе, как принадлежащее одному предмету. Я продолжаю теперь, по моему журналу, описание пути от Сардиса до Смирны.

[5] Обозр. Мал. Азии II. 91

[6] Barthelemy. Voyage du j. Anacharsis. Introd

Смирна

«Буди верен даже до смерти, и дам ти венец живота». (Апокалипс. II. 10).

 

 

Отрывки древней истории Смирны мы находим у Иродота, Стравона и Павзания. Смирна обязана своим основанием Ефесу; квартал этого города, называемый: Смирна – дал своё имя новому городу, где поселилась колония ефесян, в заливе, близ полуострова Клазоменского. – Мы видим у Стравона банословное указание на происхождение Смирны от имени Амазонки; - это указание дает повод к некоторым догадкам о происхождении народов Малой Азии от скифов, чего мы несколько коснулись в XI главе. Эта баснь была принята жителями Смирны, ибо древние медали этого города изображат, с одной стороны, их мнимую основательницу, Амазонку. В стене цитадели, на вершине горы Пагус, сохраняют доселе древний колоссальный барельеф, - голову, которую выдают издавна за изображение этой знаменитой Амазонки. Прибавим также, что Ардис, царь Лидийский, изгнав из Малой Азии киммерийцев, вслед за тем овладел Смирною; можно заключить, что Смирна была тогда во власти киммерийцев; так свидетельствует Иродот ^[1], называя её колониею Колофона. Смирна была совершенно разрушена лидянами, так что после того, в продолжение четырех сот лет, она была ничтожною деревенькою ^[2]. Антигон первый восстановил её, а за ним Лизимах, так что во время Стравона, Смирна была уже первым городом, по красоте, во всей Ионии. Они была также причислена к союзу Ионийских городов. Она сильно пострадала от землетрясения в 180 г. по Р. Х., но Марк Аврелий возвигнул её из развалин. Объём древнего города можно ещё доселе следить по остаткам древних стен, от горы Пагуса в обе стороны, до моря. В числе знаменитых зданий древней Смирны, Стравон ставит гимназию, библиотеку и храм, воздвигнутый в честь Омира. Даже некторые монеты древних смирниотов назывались именем славного певца. Остатки амфитеатра видны ещё доселе на скате горы Пагуса. В позднейшие времена, при византийских Императорах, Иоанн Дука, в конце XI столетия взял и разорил Смирну с моря. Комнен изгладил следы этой осады, но опустошение, нанесенное Смирне свирепым Тимуром или Тамерланом, долго не изглаживалось. Теперь Смирна считается одним из самых цветущих и торговых городов Оттоманской Империи. Шесть землетрясений ниспровергали город, и шесть раз он возникал из развалин. У здешних греков есть поверье, что седьмое землетрясение будет конечным для Смирны.

Обратимся теперь к судьбам Смирнской церкви. Слово Христово было здесь посеяно с самых первых годов проповеди Апостолов. Церковь создана здесь Иоанном. При жизни Спасителя, Смирна могла уступить только Ефесу своим могуществом и великолепием. Её называли вторым оком Азии, считая первым: Ефес. В подтверждение этого служит найденная в Смирне древняя надпись.

Вот как передал божественный Иоанн воззвание Сына Божия к церкви Смирнской:

«Ангелу церкве Смирнския напиши: тако глаголет первый и последний, иже бысть мертв и се жив есть.

Вем твоя дела и скорбь и нищету; но богат еси, и хулы глаголющихся быти Иудеи, и не суть, но сонмище сатанино.

Не бйося ничесоже Яже имаши пострадати: се имать диавол всаждати от вас в темницы, да искуситеся: и имети будете скорбь до десяти дний. Буди верен даже до смерти и дам ти венец живота.

Имеющий ухо слышати, да слышит, что Дух глаголет церквам: побеждаяй не имать вредитися от смерти вторыя».

Заметим, что в этом Божественном воззвании, подобно как в воззвании церкви Филадельфийской, нет ни укора, ни угроз, но ободрение и наставление. Все гонения, претерпленные церковью Смирнской чрез язычников, наводимых на то большею частью иудеями, не поколебали веры здешних христиан. Светилом церкви Смирнской сияет в нетленном венце мученичества святой Поликарп. Рукоположенный св. Вуколом и благословенный Иоанном в епископы церкви Смирнской, он был напоследок архипастырем всех церквей Азийских ^[3]. Быв последним учеником Иоанна, он почерпнул из наставлений Богослова и других Апостолов, видевших самого Господа, то, что непрестанно передавал изустно и в посланиях своему духовному стаду, строго держась единственно коренного учения Христа Спасителя и Его Апостолов ^[4]. Согласно с Апостолом Павлом, он воспрещал всякое общение с язычниками и еретиками, отвергшими увещевания. Если столь святой епископ, сказал некто, быв наставлен самими Апостолами, и столь близко освещаемый Евангельским светом, не дерзал сообщаться с нечестивыми, опасаясь пагубной заразы лжеучетилей, - что же подумать о смелости, или, лучше сказать, о преступном равнодушии тех простых правоверных, которые посещают их общества, читают их книги и внимают их речам? Друг св. Поликарпа и соученик его при жизни Иоанна, св. Игнатий, епископ Антиохийский, быв исторгнут от своей паствы, и подобно Павлу везомый в Рим на пожрание животным, пристал к берегам Смирны, чтоб излить в последний раз свои сочувствия в душу Поликарпа. Поликарп в прощании со святым другом своим облобызал цепи, которыми он был обременен. Представители всех церквей Азийских стеклись к стопам сих Апостольских мужей. Обречнный мученичеству епископ снабдил их письменными духовными утешениями для их собратий, и даже с пути своего не преставал писать пастырские увещания церквам Азийским и к Поликарпу, трогательно завещая его покровительству церковь Антиохийскую. В одном из этих посланий, провидя небесные награды мученичества, он говорит в утешение сетующим о нем: «вы ещё не знаете дети мои, что я сим приобретаю, - а я знаю» ^[5]. По этому случаю Поликарп писал к церкви Филиппийской; это Апостольское послание, истинное сокровище для истории первобытной церкви, было столь уважаемо, что его читали во всех церквах Азийских и это обыкновение существовало ещё при Блаженном Иерониме ^[6]. Говорят, что сверх сего послания, нам осталось от св. Поликарпа описание кончины его учителя св. Иоанна и что эта рукопись хранится в аббатстве св. Флоры, находящемся в за-Альпийской Галлии (Gallia Cisalpina) и будто Франциск Гумблот привел нечто из этой рукописи в своем начертании жизни Иоанновой. Можно ли надеяться, что это справедливо и что это сокровище будет некогда издано ^[7]? Остатки амфитеатра, где пострадал в свою чреду столетний Поликарп, показывают с благоговением ещё доселе, на скате горы Пагуса, несколько ниже древней цитадели. Оттуда открываются вся Смирна с её окрестностями и её живописный залив. Сидя на одном из уступов этого памятника, где некогда толпились безчеловечные и жадные свидетели мученичества праведника, - как торжественно здесь чтение этого славного для Церкви Христовой события, начертанного убитыми горестью самовидцами!

«Буди верен даже до смерти и дам ти венец живота». Эти слова Искупителя, провозвещенные Иоанном, были вновь подтверждены во время мученичества Поликарпа. Глас с неба раздался: «Крепись и мужайся Поликарп!». Повторимте, на этом месте страдания Смирнского святителя, его предсмертную молитву:

«Господи, Боже Вседержитель, Отче возлюбленного и благословенного Сына Твоего, Иисуса Христа, посредством которого мы получили познание о Тебе! Боже Ангелов и Сил и всякого создания и всякого рода праведных, живущих пред Тобою! Благословляю Тебя, что Ты удостоил меня в сей день и час принять участие в числе мучеников Твоих и в чаше Христа Твоего, для воскресения в жизнь вечную душею и телом в нетлении Святого Духа. Приими меня между ними в жертву тучную и благоприятную пред Тобою, как Сам Ты, неложный и истинный Боже! предуготовал, предвозвестил и совершил. За сие и за всё хвалю Тебя, благословляю Тебя, прославляю Тебя купно с вечным и пренебесным Иисусом Христом, возлюбленным Твоим Сыном, с которым Тебе и Святому Духу слава и ныне и в будущие веки. Аминь». ^[8]

Эта священная молитва сохранилась нам в окружном послании Смирнской церкви о мученичестве Поликарпа. Нам осталось ещё собственно от св. Поликарпа его послание к Филиппийцам, о котором мы упомянули. Это послание носит отпечаток глубочайшего смирения и братолюбия; ещё недавний очевидец и собеседник самих Апостолов Христа Спасителя, - он едва дерзает говорить собственными своими словами, он непрестанно выставляет тексты Апостолов, облекая их своими усладительными толкованиями. Так например, говоря о недавних ещё в то время посланиях св. Апостола Павла, Поликарп взывает: «вникая в них, вы можете получить назидание в данной вам вере, матери всем вам, за которою следует надежда и которой предшествует любовь к Богу, ко Христу и к ближнему. Кто в них пребывает, тот исполнил заповедь правды; ибо кто имеет любовь, тот далёк от всякого греха» ^[9]. Неоценённое изречение, достойное Апостолов! – Как трогательно изображение истинного священника, начертанное Поликарпом: «Пресвитеры должны быть мягкосерды, милостивы ко всем, обращать заблуждающих, посещать всякого немощного, не пренебрегать вдов, сироты, нищего… воздерживаться от всякого гнева, лицеприятия, несправедливости в суде; удаляться от всякого сребролюбия, не быть легковерными, жестокими на суде, зная, что все мы должники греха…» ^[10]. Далее он говорит: «Будем удаляться от лжебратий и от тех, которые носят на себе имя Господе лицемерно и вводят в заблуждение людей суетных…».

Амфитеатр, образуя только полукружие, прислонён к горе и обращён лицем к морю. Ступени, с которых мрамор давно уже совлечен невежественными мусульманами, ещё ясно обозначается: тут также видны своды тех логовищ, в которых содержались звери. Поднимаясь далее к вершине горы Пагуса, вправо от полуразрушенной цитадели, вам покажут остатки древней христианской церкви, где ещё видны следы портика; там некогда хранились священные останки Поликарпа. Святая церковь была обращена в мечеть, а теперь тут видна, на остатках мечети, забытая сантонская молельня; - сами магометане показывают тут так называемую гробницу Поликарпа, чтут его память и называют его благовестником Божиим. Один давний путешественник говорит, что при нем, на это гробнице лежала митра, похожая на епископскую ^[11]. Греческая Смирнская церковь ежегодно, 23-го февраля, в день, посвященный памяти св. Поликарпа, совершает крестный ход к этому месту. Некоторые путешественники называли эти развалины храмом Януса, но здешние жители, довольно правдоподобно, доказывают, что имя Янус (Иануса) есть искаженное имя: Иоанн. Большая часть мечетей Смирны заменили древние христианские церкви, которые можно узнать по их построению. По близости от этой молельни видны ещё следы древнего цирка, иссеченного в скале. Достигнув цитадели, венчающей вершину дикой горы Пагус и где некогда была церковь во имя святых Апостолов, развертывается величественный вид на все окрестности Смирны. Нагота гор поразительно противоречит растительной роскоши низменных долин. Вправо, за светлыми извилинами многорощного Мелеса и быстрого Гермуса, таятся развалины Кум, - отечество Гезиода, соперника Омирова, певца «Дней и работ», певца «Феогонии». Влево, Клазомен, - отечество глубокомысленного Анаксагора; Теос, родина венчанного розами вечно юного Анакреона. Весь этот берег Малой Азии представлял некогда, по свидетельству Иродота, непрерывный ряд гродов и храмов; - этот берег вскормил также Иродота, Пифагора, Иппократа, Фалеса, Виаса, Анаксимена, Анаксагора, Гераклида, Апеллеса, Зевкса, Праксителя, Парразия…. Впереди, лазоревое тихо плещущее море, - сначала, поприще мирных, роскошных и умственных сношений греков ветхой Азии и молодой Европы, а напоследок, поприще их враждебной борьбы, навлекшей на их преступные главы меч и огонь варваров и стершей их наконец с лица земли. Так что осталось теперь от царственных городов этого края?.. обезображенные остовы и едва сберегаемые ещё в памяти людей имена их! Но Смирна, хотя омраченная игом язычников, всё ещё дышит негою торговли в бальзамической атмосфере своих померанцевых, оливковых и лавровых рощей. Нетленный венец мученика крепче её разрушающихся день ото дня бойниц, - он невидимо охраняет её и призывает к возрождению: «Буди верен даже до смерти и дам ти венец живота!». Да начетрают неизгладимо в сердцах своих эти Божественный слова христиане Смирнской церкви, которой светильник ещё горит предстательством мученика пред престолом Всевышнего!

По изысканиям в памятниках превобытной церкви можно полагать, что первый епископ, или правильнее пастырь Смирнской церкви, был некто Арист ^[12]; за ним Стратей, сын Лоидии, о которой упоминает св. Апостол Павел в послании к Тимофею ^[13]. Стратей был по матери двоюродным братом св. Тимофея и сделался учеником св. Павла при слушании его Божественных поучений в Памфилии. На пути св. Павла из Галатии в Иерусалим, во дни опресноков, Стратей удостоился принять Апостола под кровом дома своего, куда собрались многие христиане для слышания его проповеди о таинстве страдания и воскресения Христова ^[14]. Греческая Минея из библиотеки кардинала Сирлета, изданная Капизием, указывает в это время на епископа Смирнского Апеллеса, из числа LXX Апостолов ^[15]; но по церковной истории видно, что Стратею наследовал Арист второй, о жизни которого ничего не известно. Смирнская церковь восприяла титул епископства вероятно в правление оною св. Вуколом. Мы видим из его жизни, что он ещё с отроческих лет очищал душу свою, дабы соделать её жилищем Духа Святого; таким обрел его св. Иоанн Богослов и поставил епископом Смирнской церкви, на просвещение сидящим во тьме неведения еллинам. Чувствуя конец жизни своей, св. Вукол имел откровение: да никто иной, кроме Поликарпа, не примет после него престола Смирнской церкви, - призвал к смертному одру своему Поликарпа, взял его правую руку и положа её к себе на сердце, произнёс: «слава Тебе, Господи» – и испустил дух, передав таким образом правление церкви Поликарпу. Повествуют, что на могиле св. Вукола возросла маслина, которой плоды, во всё время её долгого существования, не преставали исцелять недугующих от болезней. Посвящение Поликарпа было проявлено чудесными знамениями. Поликарп был напутствуем в своем правлении Божественным Иоанном и приснопамятным учением других Апостолов. Поликарпу наследовал в епископстве Папирий, а за ним Камерий, которого св. Поликарп посвятил в диаконство. Преемником Камерия был Фразей, названный в послании Поликрата епископа Ефесского к папе Виктору. За ним следует отступник Евдемон, в епископство которого, при Императоре Деки, пострадал Святый Смирнский пресвитер Пионий, уподобясь тем св. Поликарпу, которого он был жазнеописателем. Сохранившийся нам во всей полноте рассказ о мученичестве св. Пиония глубоко назидателен. Пионий, предведавший намерение язычников овладеть им и другими благочестивыми христианами, в день, когда церковь совершала память мученичества св. Поликарпа, постился с Савиною и Асклепиадом и взяв три сплетенные вериги, возложил их на себя, на Савину и на Асклепиада. В самый день памяти св. Поликарпа, когда три благочестивые собеседника, по молитве, вкусили хлеба и воды, явился с воинами жрец Полемон и повлек их в судилище, где их ожидал исступленный народ и злобствующие иудеи. Обвиняемые за отрицание принести жертвы богам, Пионий воздвиг руку и стал говорить к народу: «жители Смирны, гордящиеся красотою вашего града и Омиром, здесь рожденным, и вы находящиеся здесь иудеи, вы все с радостью ищете нашей погибели; - но вам, эллинам, следовало бы послушать учителя вашего Омира, сказавшего: не добро о человеческой пагубе веселиться. – Вам же, иудеи, Моисей повелевает: «аще узриши осля врага твоего падшее под бременм его, да не мимоидеши е, но да воздвигнеши е с ним;», а Саломон говорит: «аще падет враг твой, не обрадуйся ему, в преткновении же его не возносися». Я, послушая учителя моего, желаю лучше умереть, нежели преступить словеса Его и тщусь всеми силами моими не отступить от Его заповедей, к которым я издавна привык и которым научил других…. Приближается же мiру суд и знамения тому явны. Я прошёл чрез все Иудейские страны, переходил реку Иордан, видел землю, являющую на себе до ныне знамения гнева Божия, за грехи человеков на ней обитающих и проивзодящих гонения и убийства странствующим путникам. Я видел там поля и нивы, опаленные огнем, лишенные всякого произрастения и не имущие даже влаги. Видел и море мертвое и воду, изменившую естество свое Божиею казнию, так что она не может ни животного напоить, ни тела человеческого в себе удержать и все в неё вверженное вон изметает. Но зачем говорить вам о странах далёких: вы видите Декаполь, страну Лидийскую, огнем сгоревшую и до ныне опаленную, лежащую на казнь нечестивым….» ^[16]. Здесь св. муж указывает на поглощенные при Нероне землетрясениями главнейшие города Лидии – Магнезию, Аполлонию, Фиатиру, Сарды, Аталию, Филадельфию, Триполи и пограничные: Иераполис, Лаодикию и Колоссы, которых гибель все христианские и многие языческие писатели того времени приписывали гневу небесному; - он сравнивает их с Декаполиею или десятиградием Палестинским, испытавшим ту же участь. Выписываем здесь так называемые Сивиллины предвещания касательно той же эпохи:

Te, te Asia infelix tristi deplore querela,
Ionumque, genus, Carumque, auroque scatentum
Lydorum! Heu Sardes. Heu multum Trallis am?na!
Eheu Laodicea, urbs pulchra: peribitis ergo
Motibus evers? terr?, pulvisque redact?!... ^[17]

Тем, которые старались устрашить Пиония смертью и прилепить к сладостям жизни, он ответствовал: «И я считаю жизнь сию временную сладкою, но несравненно сладчае для нас христиан та, которую мы получить желаем. Светлость мiра сего я признаю веселою и отрадною, но несравненно веселее и отраднее для нас тот свет истинный, который мы увидеть надеемся. Мы не говорим, чтобы всё, что мы видим нашими телесными очами, не было прекрасно; мы не ненавидим творения Божиего, но есть мiр иной, невидимый, который превосходит красотою все нами видимое…». Так, борясь оружием духовных увещаний против своих врагов, Пионий с собратиями был приведен сначала в темницу, где нашел обременённых узами, пребывших твёрдыми в вере, пресвитера Лиина и жену, называемую Македония. Для усугубления его горести туда же привели к нему тех христиан, которые, устрашенные муками, принесли жертвы идолам, но они проливали слёхы раскаяния… «новым мучением мучим я в сердце моем», говорил им Пионий, «на части рассекается оно, видя небесные звезды, хоботом змеиным на землю отторженные ^[18], и виноград, десницею Божиею насажденный, диким вепрем искоренённый и расхищаемый от мимохадящих путем; чада и питомцы мои любезные, хлебом небесным воскормленные, почто совратились в путь развращённый?.. не отчаивайтесь братия, если в великое согрешение впали, но покайтесь истинно и всем сердцем обратитесь вновь ко Христу Богу своему, ибо Он милостив и готов всегда принять с покаянием к нему приходящих;», и небесная речь святого, возбудив рыдание отпадших, возвращала их ко Христу. Привлеченный среди поруганий в капище, скорбь святого мученика была невыразима, когда ему показали его епископа, отступника Евктимона, поклонившегося идолам. Преданному истязаниям, ему сказал некто: «Почто, Пионий, ты спешишь к смерти?». «Не к смерти, но к животу вечному поспешаю,» отвечал страдалец, которого тело было строгаемо железом. Пригвождаемому ко кресту, ему говорили: «отрекись, Пионий, мы измем гвозди и врачи исцелят тебя». Святой же, помолчав, отвечал: «уснуть желаю, да лучший восстану в общее всех воскресение!». Распятый на кресте, мученик был предан огню, но повествуют, что усопшее тело его обрелось неопаленным. Церковь Смирнская сохранила не только память дня, но и часа, в который святой Пионий предал дух свой Богу ^[19]. Назовем бывшего в царствование Феодосия II епископом Смирнским, Кира. Будучи прежде приближен ко двору, Патрикием, - уважаемый за свои познания и стихотворения, он возобновил с большим великолепием стены Константинополя; восторженный народ, увидя его на конском ристалище в гипподроме, в присутствии Императора воскликнул: «Константин основал, а Кир возобновил!». За эти слова зависть оклеветала его пред Феодосием; лишенный почестей и богатства, он нашёл утешение в религии, принял священнический сан и наконец был назван епископом Смирнским. Киру приписывают построение церкви во имя Пресвятой Богородицы, на месте где был найден, под кипарисом, образ Богородицы: но неизвестно в Константинополе, или в Смирне, сооружена была эта церковь ^[20]. Митрофан, епископ Смирнский, в 858 году был одним из главных врагов великого Патриарха Константинопольского Фотия, действуя совокупно с латинцами; он был два раза отрешен от епископства; в последний раз в 880 году, признан закоренелым еретиком; от него осталась книга о Святом Духе, к оторой хотя и говорит: что как Сын Божий рождается единственно от Отца, так и Дух Святой исходит из одного и того же начала, но прибавляет: что так как Дух Святой присносущен с Сыном, то происходит и от Сына, - и такими умствованиями отходит и от Православия и частью от латинцев, которые избрали его орудием единственно от того, что он был противником блаженнейшего Фотия. Митрофанию наследовал в епископстве Никита, муж правый и учёный. За ним называют главою Смирнской церкви св. Феодора, во имя которого, как сказывают, построена до ныне существующая церковь, в Пергаме; но мы не нашли в числе святых, епископа Смирнского сего имени, а полагаем, что церковь Пергамская построена во мя св. Феодора Студита, который в 819 году, по повелению Императора Льва Армянина, был сослан в Смирну под надзор нечестивого Смирнского епископа, которого имя неизвестно, и который был одним из главнейших иконоборцев. Св. Феодор Студит много пострадал в Смирне и память его свтяхы подвигов невсегда осталась в этом краю. За сим мы не находим особенно замечательных фактов в истории Смирнской церкви. В новейшие времена, в 1785 году, в числе Смирнских епископов был Прокопий, возведенный напоследок на Вселенский Патриарший престол. Ему наследовал в Смирне в 1797 году его протосинкелл Гигорий, тот безстрашный страстотерпец, который, быв возведен на Патриарший престол Константинополя, приял мученический венец во время восстания греков в 1821 году и погребен в Одессе. За блаженным Григорием приял Смирнское епископство Анфим, Смирнский уроженец. За возведением и его на Патриарший престол Константинополя, был поставлен из Апамии, Паисий, Смирнским епископом, не нося титула митрополита, принадлежащего Смирнским епископам. В 1840 году правил этою митрополиею известный своею ученостью и доблестями, Хрисанф, перемещенный из Миры Ликийской. Ныне, главою Смирнской церкви, Афанасий из Кастории.

В Смирне находятся семь православных церквей: 1) св. Фотины, где временно бывает митрополия. Там показывают, у западных врат храма, мрамор с надписью о бывшем в 1688 году землетрясении, от которого обрушилась тогда церковь. 2) св. Иоанна Богослова. 3) св. Георгия. 4) св. Димитрия. 5) св. Иоанна Крестителя. 6) св. Харлампия, находящаяся в госпитале.7) новосозданная церковь во имя св. Илии. В Смирне считают теперь 40 тысяч православных жителей. Греческая церковь приобщила к лику святых новомученика Димоса, пострадавшего в Смирне в 1763 году.

Примечания.

[1] Herodot. I. 16

[2] Strab. XIV. § 37

[3] Бл. Иероним о духов. Писат.

[4] Euseb. H. Eccles. IV

[5] В посл. Игн. К римл.

[6] Иерон. в жизн. дух. пис.

[7] См. P. Halloix Illustrium Eccles. Orient. Script. Vit? et docum. I. 524

[8] Этот буквальный и верный перевод с греческого текста, молитвы Святого Поликарпа, равно как и отрывок из его послания, заимствовали мы из Христианск. Чтен. 1821 года, часть I, стр. 135-136

[9] …

[10] …

[11] Voyage du Pere Pacigique en 1622

[12] In Apostolicis Constit. I. VII. c. 47

[13] T. II. c. 1-5

[14] In acris S. polycarpi et apud Le Quien Or. Christ.

[15] Canisii. Nhesaurus T. III. P. I. p. 424 in 22 apr.

[16] См. в житии свят.

[17] Sybylla oracul. L. V. «Тебя, тебя, злосчастная Азия, оплакиваю печальною песнию! Вас, народы Ионии, Кари и златоструйной Лидии! Горе вам Сарды! Горе вам веселые Тралы! Горе тебе пышная Лаодикия! Земля поглотит вас и смешает вас с прахом!»

[18] Смотр. Апокалипс. Гл XII, с. 3-4

[19] Марта 11, в субботу, в 10-й час дня

[20] Quinta Centuria Eccles. Dicta Magdeburgica. p. 1050

Пергам.

«Вем дела твоя и где живеши, идеже престол сатанин; и держиши Имя Мое, и не отверглся еси веры Моея и в Моя дни, в няже Антипас свидетель мой верный, иже убиен бысть в вас, идеже живет сатана». (Апокалипс. II. 13).

 

 

 

Обозрение Пергама должно было отнести к моей прездке из Константинополя чрез пустыню Трои; но по принадлежности Пергама к семи церквам Апокалипсиса, я включаю описание этого города в один объём. Вид на Пергам, проехав реку Бакир-Чай, древний Каик, довольно пасмурен, но вам представляется, за передовою высотою, один только Акрополис, или полуразрушенная цитадель, на вершине и на скалах дикой горы средней высоты, за которою встает другая гора, довольно огромная. Три погребальные кургана царей Пергамских рисуются близ берегов Каика. За ближнею высотою, на которой также видны древние развалины зданий и водопроводов, развертывается перед вами всё пространство, занятое древним и новым Пергамом; веселые дома с красными черепичными кровлями, с несколькими минаретами и одним замечательным, полуразрушенным зданием в виде крепости с башнями, посреди тенистых садов, замещают довольно живописный овраг и расходятся по обширной цветущей равнине вдоль реки. Замеченное нами древнее здание принадлежало христианской церкви во имя св. Иоанна. Но древний Пергам атталов и эвменов, уступавший своим великолепием только Сардису, состоит из нестройных груд, остатков стен и арков, среди которых доселе ещё не разгадали, где был знаменитый дворец Аттала, которого роскошь вошла в пословицу: Attalicae conditiones, Attalicae vestws, Attalicae aulae…. ^[1] т. е. Судьбы Аттала, одежды Аттала, чертоги Аттала…. Были воспеты римскими поэтами; но гораздо важнейшим сокровищем древнего Пергама считалось знаменитое книгохранилище, основанное царём Евменом и которое могло стоять наряду со знаменитым книгохранилищем Птоломея в Александрии. Египетский царь, из зависти к Евмену, запретил вызов папируса из Египта, чтоб лишить Пергамского царя способов к умножению книгохранилища, и по этому случаю в Пергаме был изобретен, или , улчше сказать, возобновлен и усовершенствован, так называемый, по имя города, пергамент, выделываемый из звериных кож. Нельзя приписать изобретение пергамента собственно Пергаму; оно принадлежит временам весьма отдалённым; экземпляр Моисеева закона, найденный Хелкием в Иерусалимском храме, конечно был писан на коже. Персы, по свидетельству Диодора, также с незапамятных времен употребляли кожу для письма. Библиотека Пергамская пережила самое царство Пергама и была наконец подарена Антонием Клеопатре, царице Египетской, и таким образом, присоединилась в библиотеке Александрийской, давно посягавшей на её славу; известно, что все эти сокровища ума человеческого были истреблены Омаром и служили в продолжение нескольких месяцев топливом для бань Александрии. – Поклонение Ескулапу в Пергаме было столь же знаменито у древних, как поклонение Дианы в Ефесе. Нам сохранилось в речах Элия Аристида, греческого ритора второго века, одно место, где он с безумным восторгом называет Эскулапа Пергамского своим спасителем и даёт Пергаму преимущество перед всеми города Греции, как жилищу истинного света, просиявшего в Эскулапе.

Пергам считался главным городом Мизии. Мизяне произошли от колонии лидийцев. Цари Мизии названы в первый раз в экспедиции Аргонавтов. Троя и Пергам были всегда в тесном союзе. Название Пергама, данном цитадели Трои, это доказывает. Мизяне были сначала народом воинственным, и, вместе с троянцами, переплыв Босфор, покорили всю Фракию. С падением Трои, мизяне приобщили к своему владычеству область изгнанных троянцев, но потом сами подпали под иго Креза, царя лидийского. В это время изнеженность мизян вошла в пословицу. Мизийской царство или, лучше сказать, Пергамское, возникает опять в летописях истории только в 284 году до Р. Х. Основателем этого нового царства был евнух Филетер, служивший под предводительством Антитона, одного из полководцев Александра Македонского, и завладевший властью и сокровищами Лизимаха в Пергаме. Хотя это новое царство продлилось только 132 года, но в это время Пергам стал по своему богатству на ряду с главными городами Малой Азии, в царствование двуз Эвменов и трёх Атталов. Быв союзниками римлян, они победоносно боролись с Антиохом Великим, с Персеем Македонским, с Прусом Великим и наконец даже с самими римлянами, которых армия, под предводительством Красса, была разбита последним царём Пергамским Аристоником. Он не хотел признать завещания Аттала III, которым он уступал своё царство в пользу римлян, - завещание, на которым издевался Гораций.

……………. Neque Attali
Ignotus h?res regiam occupavi ^[2]

Наконец римляне побороли Пергам и назвали его царство своею провинциею: но Пергам не переставал процветать и при их владычестве; «его роскошь», по словам историка Флора, «развратила нравы того века и ввергла римлян в грязную пропасть, изрытую собственными их пороками» ^[3].

С распространением Христова учения, первым епископом Пергама был Гаий, рукоположенный Иоанном, тот самый, к которому Евангелист гадписал своё третие послание: «Старец, Гаиеви возлюбленному Егоже аз люблю воистинну». Вторым епископом был Антипа, который приял мученический венец при Домициане, будучи ввергнут в раскаленную утробу медного быка, а третий, неизвестный епископ, к которому, как полгаюат, относятся глаголы Сына Божия, начертанные в Апокалипсисе:

«Ангелу Пергамския церкви напиши: такое глаголет имеяй меч обоюду изощрен.

Вем дела твоя, и где живеши идеже престол сатанин; и держиши Имя Мое, и не отверглся еси веры Моея, и в Моя дни, в няже Антипас свидетель Мой верный, ижу убиен бысть в вас, идеже живет сатана.

Но имам на тя мало яко имаши ту держащих учение Валаамово ижу учаше Валака положити, положити соблазн пред сынами Исраилевыми, ясти жертвы идольския, и любы творити.

Тако имаши и ты держащыя учение Николаитско, Егоже ненавижу.

Покайся; аще ли ни, приду тебе скоро и брань сотворю с ними мечем уст моих.

Имеющий ухо слышати да слышит, что Дух глаголет церквам: побеждающему дам ясти от манны сокровенныя и дам ему камень бел, и на камени имя ново написано Егоже никтоже весть, токмо приемляй».

В сих таинственных глаголах, под именем престола сатаны, вероятно разумеется храм Эскулапов и поклонение Пергамцев этому идолу. Ерест николаитов, которые имели в своих мнениях много общего с гностиками и керинфейцами, была особенно распространена в Ефесе и Пергаме.

Они отделяли Творца мира от Бога и говорили, что Божественное естество Спасителя соединилось с ним при его крещении, а при его распятии снова отделилось и возвратилось к своему началу. Евангелист Иоанн, по свидетельству св. Иринея, в опровержение таковых пагубных заблуждений, написал начало своего Евангелия. За поименованными нам епископами Пергама следовали: св. Феодот, который на собранном из семи епископов соборе, предал анафеме еретика Колорбазия. Св. мученик Карп, который вместе с диаконом Папилием был схвачен в Фиатире за проповедь Христову и казнен в Пергаме. Последний из епископов, правивших церквоью Пергама, был Арсений, тот самый, который при Андронике Палеологе старшем был послан синодом, вместе с Патриархом Алесандрийским и епископом Кандийским к Патриарху Константинопольскому Иоанну Косму, сложившему с себя свой сан, - с предложением разрешить вопрос: в каком случае Патриарх может сложить с себя свой сан, и о силе присяги, обязывающей его при постановлении на Патриаршество? ^[4]. Святые епископы, каковыми были Гаий, Антипа, Феодот, Карп, вняли Духу, глаголющему церквам, они вкусили сокровенную манну, обещанную Сыном Божиим и многие запечатлели святое служение своею кровию, оградив Пергам от правденого меча уст Божиих ^[5].

Величественные остатки стен и башен, входивших в состав церкви св. Иоанна ^[6], резко противоречат скромности нынешних домов и зданий Пергама. Построение этой великолепной церкви относят ко временам Феодосия Великого. Внутренность церкви загромождена обрушенными гранитными колоннами и мраморными обломками и от обшивки стен. Церковь была построена крестообразно, с двумя ротондами, составляющими два великолепные предела по обеим сторонам главного алтаря; жертвенник находился в стенном нише. Это здание представляет богатый предмет для изучения зодчему. Мусульмане пытали несколько раз обратить эту церковь в мечеть, но по их собственному сознанию, не могли того выполнить; то обрушивалась неожиданно стена, то вновь отстроенный минарет; рассказывают даже в народе, что двери минарета, обращенные к стороне Мекки, за одну ночь были найдены с противной стороны, - а вновь пробитые двери сравнялись со стеною. Теперешняя православная церковь во имя св. Феодора, епископа Смирнского, по принадлежности Пергама к епархии Смирнской, весьма скромная и прислонена к той горе, на которой находится разрушенная цитадель; она замечательна древним, превосходной резьбы, иконостасом из кипарисного дерева и похожа на все греческие церкви Востока. Заметим, что резное дерево кедровое и кипарисное, не только в православных церквах Востока, но и в христианских, арабских и коптских церквах, одевает не только иконостас, но и стены и считается лучшим украшением: - мы полагаем, что это основано на предании, сохраненном в Библии о храме Соломоновом: »И от кедра в храме внутрь постави плетение и дщицы, и ваяния (резьба) вся кедрова: камень не являшеся» (III. Кн. Ц. VI. 18). Потолки древних христианских церквей, каковые сохранились в Вифлееме и в церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, что ныне мечеть ель-Акса, в Иерусалиме, - также сделаны в подражание храма Соломонова: «И созда храм и соверши его и обстави храм дсками кедровыми» ^[7]. Древние мраморные колонны с корипоическими капителями поддерживают низкие арки; церковь возобновлена из древнейшей христианской церкви. Из числа 2000 домов здесь считается 200, принадлежащих грекам и 25 армянам. Всех жителей числом до 12 тысяч ^[8]. Вдоль самого города, по оврагу, проходит ручей, это древний Селинус. Здесь вообще большое изобилие в воде. Древние водопроводы и любопытный остаток Номахии свидетельствуют, что водная система Пергама была доведена до совершенства. Вид на равнину Пергама за реку Каик, с двух крутых гор, покрытых развалинами цитадели и грудами обрушенных зданий древнего Пергама, великолепен и согласен с тем, что говорит названный уже нами ритор Аристид в своей речи о согласии, посвященной Азийским городам: «Пергам со своим Акрополисом высится как глава соединенных народов и глядит на мелькающие внизу города и цветущие равнины, усеянные селениями. И можно ль не упомянуть о выспренном месте, которое избрал спасительный бог ^[9], переселяясь на твёрдую землю для вящего распространения своих даров его безчисленным поклонникам» ^[10]. Самые неутомимые антикварии не находят не только следов этого храма Эскулапова, но даже не признают того места, где он существовал, - неугасимые лампады перед иконами Господа Иисуса, Богоматери Марии и благовестника Иоанна, всё ещё теплятся в Пергаме…

Примечания.

[1] Horat. od. I 1. 12 – Propert. III. 18. 19. II. 32, 12. В чертогаз Аттала впервые были введены драгоценные обои называемые aul?a, от слова aula, чертог, зала.

[2] Od. L. II. 18

[3] Flor. III. 13

[4] См. Пахимера. Кн. X. 21, 31

[5] Нам известно существование шестнадцати епископов Пергама: I. Гаий. II. Антипа. III. Неизвестный. IV. Феодот. V. Карп. VI. Евсевий. VII. Драконтий. VIII. Варлаам. IX. Филипп. X. Евтропий. XI. Иоанн. XII. Феодор. XIII. Василий. XIV. Мефодий. XV. Неизвестный. XVI. Арсений.

[6] Иные полагают, что эта церковь была во имя Св. Софии.

[7] Там же стр. 9, по евр. тексту: от слова покрывать, делать свод.

[8] См. Обозр. Мал. Аз. II. 58

[9] Эскулап

[10] Aristid. Orat. De concord. ad civital. Asiaticas

Ефес

«Павел, прошед вышния страны, прииде во Ефес… по вся дни стязался во училищи властителя некоего. Сие же бысть два лета, яко всем живущим во Асии слышати слово Господа Иисуса, жидом же и еллином.» ….»Великия богини Артемиды храм ни во чтоже не вменился, имать же разоритися и испровергнется величество ея, юже вся Асия и вселенная почитает». (Деян. Апост. XIX. 1. 9-10. 27)

 

 

 

 

 

Четырнадцать часов пути отделяют Смирну от Ефеса. Две дороги, одна через Теос, Лебедос и Колофон, от части вдоль берега; а другая прямым путем чрез Метрополис соединяли между собою эти два ока Азии. Город за городом, памятник за памятником, очаровывали взоры путников.

Как кажутся тебе Хиос, иль славный Лесбос?
Веселый Самос, иль столица Креза – Сарды?
А Смирна? Колофон? Достойны ли их славы?
Иль льстит тебе один из городов Аттала?
Иль Лебедус милей усталому от бурь?
Но Лебедус теперь, как Габия, заглох…
Иль как Фидены… «Так – но там я жить хочу…
Забытый от людей и забывая их,
Смотрю издалека, с земли, на Понт ревущий» ^[1]…

Так Горация живописал этот берег. Но теперь он пусть, не так уже как Габия и Фидены, - нет, это запустение есть то, которое оставляет по себе смерть! На этом пути ваш конь почти на каждом шагу обивает копытами своими то капитель, то мраморный карниз, - следы давно протекшей роскошной жизни… По дороге, которая пролегает к Ефесу, прямым путем, едва вы найдете приют в одной деревеньке, Иеникой. Неподалеку от Смирны сохранился ещё кое-где след древнего пути, означенного в Антониновом путеводителе и на древней карте, носящей имя Пейтингера. На эту дорогу вы должны запастись и провиантом и даже оружием, ибо бродящие в этих местах туркоманы не пользуются доброю славою.

Дорога из Смирны ведет сначала по пастбищным полянам и холмам, одетым кустарниками; через два с половиною часа вы начинаете въезжать в дикий дефилей, - с востока между гор Тмолуса, а с запада между гор зубчатого Коракса, которые заслоняют вид на Клазомен, Хиос, Теос и Лебедус. В этом дефиле, возле одной деревни, дорога разделяется, вправо на Скала-Пову, где был Пеаполис, а влево на Ая-Сулук, где развалины Ефеса. Имя св. Павла осталось в этих скалах; вам расскажут одну искаженную легенду, из которой вы услышите, что один из этих дефилеев проложен мечем святого Апостола. При выезде из горных ущелий, около хижин Трианды, видны несколько аркад разрушенных водопроводов. По встречающимся тут развалинам я полагаю, что можно здесь найти следы древнего города Метрополиса, а протекающий тут поток, называемый Тахталы-Су, есть конечно древний Галезус, который впадал в море близ Лебедуса. За безпокойным путем по каменистым холмам, хотя посреди благовонных миртов, лавров и самородных олив, которые составляли некогда богатую отрасль доходов этих мест ^[2], следуют обширные равнины в виду живописных гор; - эти равнины служат пастбищным местом юруков и туркоманов; там разбросаны их неопрятные шатры и стада, среди которых гордо выступают, как гиганты, уродливые верблюды – и вы встречены лаем неистовых собак, удивленных появлением незнакомых лиц; ни одного постоянного жилища не видно среди этой обширной пастырской картины. Отсюда, смотря по быстроте ваших коней, более или менее скоро, вам покажут на минарет Ая-Сулук, где ожидает вас ночлег и громкое имя Ефеса; - и как бы вы рано ни выехали из Смирны, но вы уже увидите одетыми сумерками грустные болотные равнины, по которым проблескивает тихий Каистр и вдоль которого, по скатам скалистых холмов, разбросан почерневший от времени, скелет Ефеса. Заря откроет вам все страшные язвы, нанесенные смертью, даже самому остову этого пышного города, который не покаялся и которого светильник совсем уже сдвинут с места!...

«Ангелу Ефесския церкве напиши: так глаголет держай седмь звезд в деснице своей, ходяй посреде седми светильников златых.

Вем твоя дела, и труд твой и терпение твое, и яко не можеши носити злых, и искусил еси глаголющыяся быти Апостолы, и не суть, и обрел еси их ложных.

И понесл еси, и терпение имаши, и за Имя Мое трудился еси и неизнемогл еси.

Но имам на тя, яко любовь твою первую оставил еси.

Помяни убо, откуду спал еси, и покайся, и первая дела сотвори; аще же ни, гряду тебе скоро, и двигну светильник твой от места своего, аще не покаешися.

Но се имаши, яко ненавидиши дел Николаитских, ихже и Аз ненавижу.

Имеяй ухо, да слышит, что Дух глаголет церквам: побеждающему дам ясти от древа животнаго, еже есть посреде рая Божия».

Ефес, из таинственного числа семи городов духовной паствы божественного Иоанна, был его любимым городом, где он провёл большую часть своей жизни и где сложил с себя одежду тления. Отсюда он, в преклонных летах своих, направлялся простым путником назидать остальные церкви. Здесь он написал неизгладимыми в самой вечности глаголами своё Евангелие. Здесь поприще многих подвигов Апостола Павла; мученичества св. Тимофея; здесь наконец, Пресвятая Богородица провела несколько лет, до своего успения в Иерусалиме. Прежде, нежели будем говорить о духовном бытии Ефеса, бросим взгляд на его историю.

Основание Ефеса принадлежит баснословному времени амазонок, которые, по языческим преданиям, принесли туда идольское поклонение Артемиде или Диане, тоже Илифия, изображавшая Мать существ, первобытную ночь. Изыскания доказывают, что это поклонение пришло в Ефес из-за Кавказа и оттуда уже в Делос ^[3]. Население полуострова Азийского скифами, - что мы уже заметили прежде, - обнаруживается безпрестанно, перелистывая древние предания о этой стране и вглядываясь в её памятники. Первым историческим лицом при построении Ефеса представляется Андрокл, сын Кодра, предводитель ионийцев, который, изгнав кариан, основался в горе Коризусе, когда уже капище Дианы стояло в долине. Ефес был первым греческим городом, на который, во владычество Пиндара ^[4], нагрянул Крез с Азийскими варварами, чтоб покорить впоследствии другие города греков – и, достойно замечания, что тот же самый Ефес был последним городом, которым, в позднейшие времена, овладели варвары-мусульмане; с его падением, пала вся Малая Азия под их железное иго! Крез пощадил Ефес, которого жители отдали себя под покровительство Дианы, прикрепив канат от стен нагорного города к отдельному от него храму своей богини. С этого времени город начал распространяться около храма, по долине; с падением Крезовой монархии иго персов налегло и на Ефес, искавший вотще защиты у греков Эллады. Победитель Саламинский, Фемистокл, изгнанник неблагодарных Афин, нашёл в Ефесе гостеприимное пристанище у сына того Ксеркса, которого могущество он разрушил в один день под Саламином, - и на этом берегу он предал себя смерти, чтобы не поднять оружия против своих сограждан, по призыву его благодетеля. Ефес был сборным местом армии Агезилая, когда он пошёл войною на персов; храм Дианы одушевлял всё войско лакедемонцев на подвиги. Но вот родился победитель Азии в самый день, когда неистовый Ерострат предал пламени этот храм, считавшийся тогда одним из семи чудес света. Герой Македонский посетил Ефес после поражения персов на берегах Граника; а при другом посещении Ефеса учредил там республиканское правление. Лизимах, полководец Александра, принудил ефесян во время своего владычества переселиться опять на горы, где представлялось более удобства для защиты и затопил для того часть долины. Новые властители судеб, римляне, утвердились в Малой Азии. Роскошный Лукулл после своих побед над Митридатом – явился с пышностью Креза в стенах Ефеса. Здесь также другой знаменитый изгнанник, Аннибал, замышлял с Антиохом козни против римлян. Во время римского владычества Ефес был их столицею в Азии. Тиверий восстановил город после землетрясения. Цицерон и Плиний приезжали удивляться его великолепию. Философ Гераклит принадлежит Ефесу; тот самый, который не переставал скорбеть о судьбах людей, или правильнее сказать о том уничижении, до которого довело себя безсмертное существо человека; - видя разврат ефесян, он отвергнул предложенное ему владычество и жил более в ущельях гор, - чем с людьми; любил только общество детей, говоря, что не ученость образует ум; - не находя сочувствия в своих согражданах, он оставил свою книгу о природе в храме Дианы, хотя он порочил поклонение ефесян идолу ^[5]. Сократ ценил его философию, Платон заимствовал из его книги; а сам Гераклит много занял у Орфея ^[6]. Столь знаменитый Парразий, который, по выражению Горация, вновь изобретенными жидкими красками, порождал, то людей, то богов ^[7], - процветал в Ефесе.

Что же теперь осталось от Ефеса?...

Едва на утлом челноке может пристать любопытный странник к устью Каистра, где была та гавань, которая служила сборным местом для флотов афинян и лакедемонцев; сюда приставали флоты Лизандра, Сциллы и роскошного Антония, направлявшегося отсюда с Клеопатрою под парусами, сшитыми из Тирских багряниц, - в Египет. Тинистый Каистр, полный тростников, не лелеет более стаи белоснежных лебедей; зато пронзительный крик журавлей и чаек заменил здесь баснословное пение лебедей ^[8]. Но картина этих мест, представленная Омиром, возросшим на этих берегах, ещё не изменилась. Описывая шумящие ряды воинства атридов, он говорит:

Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,
Диких гусей, журавлей, иль стада лебедей долговыйных,
В злачном Азийском лугу при Каистре широко текущем,
Вьются туда и сюда, и плесканием крыл веселятся,
С криком садятся противу сидящих и луг оглашают:
Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей
С шумом неслись на долину Скамандра ^[9].

Виргилий перевел это место отца поэтов. Перевод Омировых стихов Виргилием слишком любопытен и конечно не навлечет мне упрека за лишний цитат.

Jam varias pelagi volucres, et quae Asia circum,
Dulcibus in ctagnis rimantur prata Caystri;
Certatim largos humeris infudere rores,
Nunc caput objectare fretis, nunc currere in undas
Et studio incassum videas gestare lavandi ^[10].

Смотри: как стан птиц каистровых лугов,
Питомцы Асии болотистых прудов,
То в волны острыми ввергаются носами,
То пух рамен кропят жемчужными росами,
То в глубь знакомую они ныряют вдруг; -
Напрасно, лишь вспорхнут, - безвлажен скользкий пух!

И ещё в другом месте ^[11], где опять, в подражание Омиру, сравнивает идущее при громких песнях воинство с поющими лебедями Каистра:

Ceu quondam nivei liquida nubile cycni,
Cum cece e pastu referent, et longa canores
Dant per colla modos: sonat amnis, et Asia longe
Pulsa palus.

Так любедей долговыйных станица, пресытясь,
Несется грядой белоснежной по небу, и громко
Их песнь оглашает спящие воды Асии.

Пение лебедей причтено к басням; св. Григорий Назианзин ^[12] объясняет это мнение древних тем, что когда лебеди летят, то ветер, скользя по стволам перьев их распущенных крыл, как бы по болотным тростинкам, - производит некоторый звук, похожий на пение; - но он тут же приводит пословицу: «Tum cantabunt cygni cum graculi tacuerint» ^[13]. Болотистые пруды видны ещё около устья Каистра и один из них, на самой долине Ефесской; следы Асии, одного из древнейших городов этого берега, давшего вероятно имя всё части света, называемой Азиею, не найдены даже древними географами; о ней говорят Омир, а за ним, по слуху только, Еврипид и Виргилий; судя по описанию Омира, можно полагать, как мне кажется, что Ефес построен на том самом месте, где была Асия, тем более что Омир, живописуя этот самый берег, не упоминает об Ефесе, а ставит Асию там, где теперь Ефес. Эти самые озерки названы у древних Селенусиа, вероятно как принадлежащие Ефесскому храму Дианы, которая также имела прозвание Селены. Неподалеку от устья Каистра видны остатки стен и колонн, принадлежащих, вероятно, гавани Ефеса, потому что море отступило далеко от берега, что же заметил Иродот. Следуя вверх по Каистру правым его берегом вскоре ветхий паром перевезет вас чрез воды его, как чрез Ахерон, - к подошве горной цепи Коризуса, по которому рассеян в страшном и поразительном разрушении мёртвый город. Ближайшим предметом, который обращает ваше внимание, представляется вам отдельная высота, увенчанная квадратным зданием. Вы спрашиваете какое это здание? и первое имя, которое поражает ваш слух, это утешительное имя св. Павла. По мере как вы поднимаетесь на эту высоту, картина опустошенного города, дикой долины, по которой блещет разнообразными извилинами Каистр, - моря, вдоль берегов которого синеют вдали искривленные мысы, а ещё далее, вершин острова Хиоса, - развертывается перед вами, изменяя ежеминутно вид; здание, полуобрушенное сверху, представляет весьма твердые, из огромных гранитных камней стены, и внутри четыре комнаты. Сохранилось предание, что ефесяне принудили своего градоначальника, по имени Иеремия, приговорить Павла на съедение зверям ^[14]. Во время его заключения в темнице, две женщины, по имени Тавула и Артемилла, подкупив стражей, пришли туда к нему ночью и молили его даровать им святое крещение. Освободясь чудесно от уз, он пошел с ними на взморье и исполнив там их благочестивое желание, возвратился самовольно в темницу. В день, назначенный для казни, пущенный на него разъяренный лев приник к его стопам и в самое это время ужасная буря в сопровождении сильного града разогнала толпу. Градоначальник обратился к вере Христовой и Апостол был чудесно спасен от видимой смерти ^[15]. Сладостно было мне видеть с высот темницы Апостола разрушенный Ефес, и, весьма недалеко, у подошвы гор, разгромленные груды храма Дианы. – Велика Диана Ефесская! Сказал я невольно с каким-то жестким смехом! Я вспомнил, что чародеи Ефесские, видя чудеса, который творил Бог руками Павла, стали заклинать злых духов именем Господа Иисуса, которого проповедовал здесь Павел, но злой дух сказал им в ответ: «Иисуса я знаю, и Павел мне известнее, а вы кто?» И человек, в котором был злой дух, бросясь на них и одолев их, взял над ними такую силу, что они, обнаженные и избитые, выбежали из того дома ^[16]; Не тот ли самый злой дух разбил и разметал здесь так, по горам и долинам, этот славный Ефес?..

Спустясь с высоты, вы достигаете по грудам камней и сквозь колючие кусты репейника нескольких остатков мощных стен, около которых валяются обломки разбитых гранитных колонн; - по условному мнению некоторых путешественников, здесь был храм Дианы Ефесской, теперь это место пришло в то же положение, когда дикие амазонки, приплыв из стран Гиперборейских на этот берег, принесли с собою грубое деревянное изображение Дианы и, вложив его в дупло дерева, плясали вокруг, ударяя копьями в щиты ^[17], - или когда просто, поклоняясь её ночному сиянию, люди видели в ней блюстительное око провидения над тайными делами человеков, к каковому поклонению можно применить прекрасные стихи Ювенала:

Nocte quidem, sed luna videt, sed sidera testes
Intendunt oculos… ^[18].

Ты не один, луна глядит во мраке ночи,
И звезды на тебя вперяют светлы очи…

Многие сомневаются, и может быть не без причины, чтоб те развалины, о которых мы говорим, действительно принадлежали знаменитому храму, потому что храм был вне города, близ морского берега, на болоте; так говорит Плиний, то же мы находим в книге Ксенофонта Ефесского ^[19]. Храм Дианы был построен на болоте: во-первых, по преданию об амазонках, вышедших тут на берег, - а во-вторых, для предохранения его от землетрясений, и при том в семи стадиях от города ^[20], что составляет без малого версту с четвертью, тогда как местность теперешних развалин находится близ горы Коризуса, в нижнем квартале Лизимаховом. Основание или бут храма Ефесского стоил почти дороже, чем самый храм, болотная трясина была наполнена на большую глубину углем и шерстью. Ученый Прокеш, защитник теперешних развалин, как принадлежащих храму Дианы, утверждается в том по той причине, что под этими развалинами видны чрезвычайно крепкие подземные своды и коридоры на далёкое пространство и что тут рассеяно несколько остатков гранитных колонн подобных тем, которые перевезены из развалин храма Дианы в церковь св. Софии в Константинополь, но таковые своды и гранитные колонны могли принадлежать и другим зданиям. Храм Дианин ещё прежде его сожжения Геростратом в ночь рождения Александра Македонского, победителя Азии, сделался добычею пламени в день смерти Сократовой. Вся Азия в продолжение 220 лет сооружала этот храм. Длина здания имела 425 футов, ширина 220. Колонны, в числе 127, воздвигнутые столькими же царями, имели 60 футов в высоту; тридцать шесть колонн были резные, из которых одна произведена была изящным резцом Скопаса ^[21]. Парразий, Аппелес и Пракситель обогатили лучшими своими произведениями внутренность храма. Двери были из кипариса полированного как мрамор; потолок из ведров, ибо оба эти дерева считались у древних вековечными; а лестницы, ведущие на крышу, были из Кипрских виноградных лоз. Сенека называл Ефес как роскошнейшее место для жизни человеческой, когда писал свои высоковдохновительные письма к Луцилию: «что может быть величественнее и благороднее души человеческой, которая не знает других пределов кроме тех, которые свойственны Богу. Она не признает здесь долу своим жилищем ни Ефес, ни Александрию, ни даже обширнейших и великолепнейших мест земных. Её отечество целый объём вселенной»…

«Солнце никогда не увидит ничего прекраснее и великолепнее твоего храма» – воспевает Каллимах в своем гимне Диане – «стрелы твои всегда защитят твой Ефес!» – а теперь не признают и места, где стоял не только храм,но и главная часть города! Когда Ефесский серебренник Димитрий, делавший серебренные подобия храма Дианина и доставлявший художникам немалую прибыль, воздвигнув народный мятеж против Павла, восклицал: «Великия богини Артемиды храм ни во чтоже вменился, имать же разоритися и величество ея юже вся Асия и вселенная почитает» ^[22], то вероятно предсказания Сивиллы были памятны многим:

Ast Ephesi structum Dian? nominee fanum
Motibus et vasto subter mare sidet hiatus,
Praeceps, ut naves rumpunt si quando procell?.
At lachrymas Ephesus recubans ad littoral fundet,
Et quod erit nusquam templum gemebunda requiret ^[23].

Наискось против тех развалин, которые прописывают храму Дианы, видны, по скату горы Коризуса, полукружные ряды театра, где часто учил Павел и куда его спутники были увлечены во время мятежа неистовым народом при кликах: «велика Диана Ефесская!» и куда Павел хотел выйти, по обычаю, к народу, - но был удержан его друзьями. Велика была любовь Павлова к ефесянам, - два года боролся он в этом роскошном центре Азии не с одною чернью, но со всеми философами, волхвами и мудрецами того века, которые туда преимущественно стекались. Иоанн Златоуст говорит, что и в его время ещё много было философов в Ефесе ^[24]. Сильное противодействие магов и тех иудеев, которые не преставали проповедовать земного Мессию, и земное Царствие Израильское, и вместе с тем так называемую ими Магию Соломонову ^[25], - заставили Павла отделить верных, которых число ежедневно возрастало, запретив им общение и споры с бунтующими иудеями и язычниками. Сборным местом христиан было училище некоего, именем Тирана, вероятно того самого Софиста, о котором упоминает Свидий. Даже впоследствии, когда возвращаясь из Греции и поспешая к дню пятидесятницы в Иерусалим, Павел пристал в Милеет, он не преминул послать в Ефес и, призвав пресвитеров тамошней церкви, говорил им: «вы весте, яко от перваго дне, отнелиже приидох во Асию, како с вами все время бых: работая Господеви со всяким смиренномудрием и многими слезами и напастьми прилучившимися мне от иудейских навет; яко ни в чесом от полезных обинухся, еже сказати вам и научити вас пред людьми и по домом. Засвидетельствуя иудеем же и еллином еже к Богу покаяние, и веру Яже в Господа нашего Иисуса Христа» ^[26]. Здесь он писал собственноручно к галатам, и своё первое послание к коринфянам. Труды Павловы не остались безполезными: - значительная часть граждан приняли слово Божие. Многие, занимавшиеся чародейством, снесли в одно место книги и сожгли их при всех, ценою, как оказалось по исчислению, на пятьдесят тысяч драхм серебра (что составляет почти 200 тыс. руб. ассигнациями ^[27]).

Чародейство с глубокой древности укрепилось в Ефесе чрез поклонение Диане в различных образах, между прочим как Илифги, богине ночи, чародейке ^[28].

Плутарх называет Ефесских чародеев магами ^[29]. Гезихий сохранил нам одну едва понятную формулу этих магов; а Климент Александрийский, чрез которого мы получили ключ к иероглифическим письменам египтян, несколько её объяснил ^[30].

Полагают, что знаменитый маг Аполлон Тианский, принадлежавший Пифагоровой секте, был в одно время с Павлом в Ефесе и противоборствовал Павлу, подобно как жрецы египетские противоборствовали Моисею ^[31]. Любопытно заметить, что чародей Аполлоний воспитывался в Тарсе (который соперничествовал в учености с Римом), в одном городе и, может быть, в одно время с Павлом; чрез это вражда его против Павла была сугубее; обладая многими языками, он называл себя самоучкой, желая сравнить себя чрез то с Апостолами, хотя известно, что он объехал весь тогда известный мир, от берегов Гангеса до Испании и везде поучался.

После тех трогательных воспоминаний, которые представляет история Нового Завета, я равнодушно смотрю на безобразно разбросанные и разбитые развалины языческого Ефеса; двухолмная вершина Приона или Лепры и овраг, между ими существующий, усеяны ими; отовсюду главные здания прилегали к скатам Приона с севера, с запада и с юга. Там, между Корриссусом и Прионом, вы увидите остатки двух других театров, до которых ефесяне были такие охотники; пройдя чрез груды стен и огибая Прион, который состоит весь из белого мрамора ^[32], вы находите тот большой театр, о котором мы говорили; против него, ближе к Коризусу, остатки Навмахии; далее, остатки форума; потом, огибая западный угол Приона, торжественную арку, на которой остались только три слова без смысла……. accenso…. rensi et Asiae; - потом, обширный цирк. Поднявшись на мраморный Прион и пройдя чрез его загромождённый развалинами хребет, вы выходите на восточную часть Приона, на скате которого было кладбище или некрополис Ефеса, который теперь уже весь сделался некрополисом!

Среди множества погребальных криптов, которые находятся в ребрах горы Приона, вам покажут глубокую пещеру, называемую пещерою семи спящих юношей; не только христиане, но и мусульмане расскажут вам о них, в подробности, легенду, с разными изменениями. Вот её содержание ^[33]: во время гонения на христиан при Императоре Деки, когда повелено было изыскивать принявших Христову веру и привлекать их в языческие храмы к подножию идолов, для принесения им жертвоприношений, а в противном случае, - для казни; - семь юношей: Максимиан, Мах, Марцион, Дионисий, Иоанн, Серапион и Константин, укрылись от преследований в пещеру одной из прилежащих к Ефесу гор ^[34], где они проводили жизнь в посте и молитве; ежедневно один из них, переодетый в нищенское рубище, ходил в город для покупки съестных припасов и для разведывания о положении, в котором находились христиане. По долгим тщетным изысканиям правительства для открытия места их укрывательства, - оно было наконец замечено, - но в самое то время, как о том дано было знать в тайне правителю города, - юноши внезапно уснули; в это время, по повелению градоначальника выход из пещеры был закладен камнями и таким образом они были заживо погребены. По прошествии почти двух столетий, когда память об этом ужасном событии осталась только в предании некоторых благочестивых людей и когда Ефес, осенённый уже знамением креста, находился под владычеством христолюбивого Феодосия Великого, пастухи Ефесские открыли случайно вход в эту пещеру, по причине распавшихся от времени камней, которыми было заложено отверстие, - это был час пробуждения семи юношей. По обычаю, один из них отправился в город для покупки съестных припасов; - видя большие изменения в окрестностях, он не мог объяснить себе видимого им, но, приближаясь к Ефесу, удивление его возрастало ежеминутно, особенно когда он увидел на городских воротах водруженный крест. Достигнув первого хлебного рынка о отобрав несколько хлебов, он вручает за них продавцу монету с изображением Императора Декия, - хлебник, удивленный его одеждою, а ещё более поданною ему монетою, спрашивает у него, кто он такой и какая это монета? – но, видя смущение юноши и не получив от него ответа, привлекает его к городовому Патрикию; по долгим расспросам и даже после нескольких истязаний, благочестивый юноша воскликнул «да где же Император Декий?». Изумленные судьи отвечают ему, что уже тому прошло почти два столетия как царствовал Декий, что после него было уже несколько других царей, но что теперь царствует христолюбивый Император Феодосий. После взаимных недоумений, Патрикий, в сопровождении юноши, епископа Марка и с многочисленною толпою направился к пещере семи юношей; - тогда только слышанное ими объяснилось и все предстоящие восхвалили Бога; но в то же время семь юношей перешли из земной жизни в вечную. В других преданиях сказано, что сам Император Феодосий находился при этом событии и, сняв с себя царскую багряницу, накрыл ею усопших юношей, повелев погребсти их в этой самой пещере, воздвигнуть тут церковь и ежегодно праздновать проявленное в Ефесе чудо. Прибавляют, что в это время ересь саддукейская, отвергавшая воскресение мертвых, сильно распространенная в Ефесе, была искоренена чрез это событие.

По близости от этой пещеры показывают развалины, которые принадлежат одной христианской церкви; если судить по кругообразному нишу, обращённому на восток, можно полагать, что эти развалины принадлежат церкви, во имя святого Апостола Луки. Этот восточный скат горы Приона, который уже находился вне стен города, принадлежал Некрополису или кладбище Ефеса; хотя далее в долине видны значительные развалины Гимназии или так называемого Афинеума, - но это здание принадлежит уже бывшему предместью Ефеса, которое доходило до высоты, на которое построен замок. По всем вероятиям, первые христиане обитали в этой части Ефеса. Может быть развалины Гимназии принадлежат тому училищу, в котором проповедовал Павел (Д. XIX. 9). Тщетно теперь христианин, обозревая крипты некрополиса Ефесского, вопрошает: какая из этих пещер сокрыла в себе святые останки Иоанна Богослова, Апостола Тимофея или Марии Магдалины? – мы не достойны обрести их. Евсевий означает кончину Иоанна в третьем году царствования Траяна. Блаженный Иероним говорит, что он умер 68 лет после страсти Господней; св. Епифаний пишет, что он жил 94 года, а Хроника Александрийская ставит кончину Апостола в 104 году по Р. Х. и говорит, что он опочил, имев сто лет и семь месяцев; о гробнице Иоанна в Ефесе говорит Поликарп Ефесский ^[35]. Укоренившееся во многих писателях мнение, будто бы Пресвятая Богородица кончила дни свои и погребена в Ефесе, не имеет ничего положительного. Рассмотрим, на чём основано это мнение: первым авторитетом поставляют обыкновенно Синодальное послание Ефесского собора, но это послание упоминает только о временном жительстве Пресвятой Богородицы в Ефесе, под кровом церкви, управляемой святым Иоанном. Вот что мы читаем в этом послании… «И потому Несторий, этот возобновитель нечестивой ереси, - в Ефесе, где Иоанн Богослов и Пресвятая Дева Мария несколько времени обитали….. приговором священного Собора и мнением святых отцев был осужден и лишен священнического сана» ^[36]. Св. Епифаний говорит довольно утвердительно: «Писание нигде не упоминает, чтобы Иоанн направился в Азию вместе с Пресвятой Богородицею» ^[37]. Епископ Иерусалиский Андрей Критский говорит: «Обитая во всё время на Сионе, там Пресвятая Богородица, покоряясь законам природы, кончила земную жизнь свою» ^[38]. То же свидетельствуют Дионисий Ареопагит и наконец св. Иоанн Дамаскин, который, проводя жизнь свою близ Иерусалима, в пустынной обители св. Саввы, имел положительные сведения о погребении Пресвятой Богородицы в пещере Гефсиманской ^[39]. Эта священная пещера долго оставалась неизвестною, потому что после разорения Иерусалима римлянами всё это место долины Иосафатовой было завалено грудами обрушенного города ^[40]. Между прочими духовными писателями, глубоко-трогательная мысль Симеона Метафраста убеждает наше сердце в том, что Пресвятая Богородица, по воскресении Спасителя, никогда не оставляла места Его страданий.

Бедная деревенька Ая-Сулук, где посещающие развалины Ефеса находят пристанище, отделена от горы Приона обширною равниною, некогда застроенною, а теперь, после многочисленных битв, превращённою в пастбище. Она уже была таковою в одиннадцатом столетии, когда Иоанн Дука разбил здесь мусульман. Хижины Ая-Сулук живописно прислонены к каменистому холму, на скате которого рисуется обширная полуразрушенная мечеть, а на вершине – величественные развалины цитадели. Ряд прерывающихся водопроводных арков направлен от этого холма к хребтам высоких гор, заслоняющих с этой стороны горизонт.

Здание, которое носит теперь название мечети и увенчано двумя куполами и минаретом, было некогда святынею, воздвигнутою древними христианами, в память Богослова Иоанна; на этом месте первой скромной церкви, разрушаемой временем, Император Юстиниан воздвигнул другую, не уступавшую великолепием церквам Византии. – Вот слова историка Прокопия: «Насупротив Ефеса виден крутой холм, который так каменист и безплоден, что несмотря на все старания, на нем ничего не можно было насадить. Жители этих мест построили тут некогда церковь в память святого Апостола Иоанна, который был прозван Богословом, потому что он изобразил естество Божие в таких выражениях, которые далеко превосходят все изречения человеческие. Так как эта церковь была слишком мала, и даже начинала уже разрушаться от времени, Юстиниан велел её совершенно разрушить с тем, чтобы воздвигнуть не её месте другую, которая так обширна и великолепна, что может быть сравнена с тою, которую он соорудил прежде того в Византии, в память всех Апостолов» ^[41].

Великолепие церкви Юстиниановой доселе отражается на этом обширном здании, омраченном неверием; белый мрамор облекает стены, даже снаружи; колонны драгоценного гранита, с художественными капителями, поддерживают уже слишком тяжкое для них бремя мощных сводов. Этих колонн осталось только четыре. Разные мраморные украшения, во вкусе готфов и сарацинов, самой тщательной отделки, украшают двери и окна; но рассеянные повсюду надписи Корана наводят мрачное уныние на входящего туда христианина. Обширный двор, обнесенный стенами, с разрушенным посреди водометом, зарос кустарниками, в которых гнездятся гады….

Так совершились судьбы Ефеса! Выйдем из омрачённой святыни; взглянем с высоты этого холма, с этого последнего приюта Ефеса, на распростёртое перед нами обширное опустошение. Разгромленные стены этого замка, кончающего, как разбитый венец, грустную картину Ефеса, не уберегли даже его имени! Но это уже не Тамерлан, который, как мощный и пресыщенный орёл сзывает на паству других слабейших, - созвав сюда всех подвластных ему князей Анатолии, целый месяц грабил, жёг и разрывал Ефес, - нет, это уже не Тамерлан, а ИЕГОВА, которого Имя, начертанное на златой дщице, носил столь долго на челе своем Провидец Божий Иоанн, посреди города, наполненного кумирами, - Он сдвигнул с места Ефес и задул его светильник! Восплачем над любимою и неблагодарною паствою любимого ученика Сына Божия…. «Сотворите убо плоды достойные покаяния: и не пачитайте глаголати в себе: отца имамы Авраама; глаголю бо вам, яко может Бог от камения сего воздвигнути чада Аврааму» ^[42].

Неподалёку от бывшего собора Ефесского высятся среди терния и груд разрушения врата из белого мрамора с многочисленными, но искаженными украшениями; их называют уже давно: «вратами порабощения». Долго ли ещё будет належать на земле Апостольской, и ещё более, на земле Христовой, - столь тяжко ложащееся под моё перо: Порабощение?... Ответа нет! Ответа нет!....

Примечания.

[1] Quid tibi visa Chios, Bullati, notaque Lesbos?
Quid concinna Samos? Quid Cr?si regia Sardis?
Smyrna quid et Colophon? Inajora minorave fama?
……………………………………………………..
An venit in votum Attalicis ex urbibus una?
An Lebedum laudas, odio maris atque viarum?
Scis, Lebedus quam sit Gabiis desertior atque
Fidenis vicus. – Tamen illic vivere vellem,
Oblitusque meorum, oblivascendus et illis,
Neptunum procul e terra spectare furentem.
Horat. Epist. I. XI

[2] Arist. cur. rei famil. t. 2 p. 504

[3] См. Creuzer

[4] Polyen. VI. Aelian. Var. hist. III

[5] См. Clemens Alexandr p. 33

[6] Idem. p/ 629

[7] …. Liquidis ille coloribus
Solers nunc hominem ponere, nunc deum. (Od. IV. 8)

[8] …. Non illo plura Cayster

Carmina cygnorum labentibus audit in undis. (Ovid. Metam. V. 386)

[9] Илиада I, 459-464, перевод Гнедича

[10] Virg. Georg. I. 383-387

[11] Aen. VII 699-702

[12] Orat. XXXIV Epist. I

[13] т. е. «Тогда только запоют лебеди, когда умолкнут грачи».

[14] Сравн. Коринф. I. XV. 32- 1. XVI. 9

[15] См. Niceph. Callist. II c. 25. Также S. Chrysost. – Hilar. In Auxent. P. 121

[16] См. Деян. Ап. Гл. XIX

[17] Callimachus. в гимне Диане

[18] Sat. VIII

[19] De Anthia et Habrocom. L. V. c. 15. in fine. et lib. I c. 2 – Plin. H. N. XXXVI. 21

[20] Herodot. Et. Xenoph. Ephes

[21] Plin. H. N. XXXVI. 21

[22] Деян. Апост. XIX. 27

[23] Sybyll. Orac. p. 606-608

[24] В предисл. к толков. на Посл. к Ефесс.

[25] См. Ios. Flav. Antiq. VIII. c. 2

[26] Деян. Ап. XX. 18-21

[27] Деян. XIX. 19

[28]См. B?ttiger, Ilithya die Hexe. Wiemar. 1799

[29] In Alexand.

[30] Stromat. V. p. 568.

[31] Baronn. Annal. I ad ann. C. LVII. § 87. p. 506

[32] Pausan

[33] Jacob. de Voragine. Lombard hist. Legenda Sanctor. 1485. p. 95. v. – 97. – Eutychii Patriarchae Alex. Annal. 1658. T. I. p. 531. sq. – Чети Минеи, Авгус. 4

[34] У Иакова де Вораджине: гора Келион (Celion).

[35] Apud. Euseb. L. V. c. 24. c. 31

[36] … «Quare et Nestorius, impiae haereseos instaurator, in Ephesiorum civitate, quam Joannes Theologus et Sacra Virgo Deipara Maria, quandoque incoluerunt….. Sacra Synodi sentetia, divinoque sanctorum Patrum indicio condemnetus, omnique sacedjrtali dignitate exutus est.» Заметим также, что это место Синодального послания сохранилось неполное и искаженное. См. также в Bible de Vence.

[37] «Equidem cum Joannes in Asiam instituerit profectionem, nusquam dicit scriptura quod abduxerit secum Sanctum Virginen» (Epiph. De h?res LXXVIII).

[38] «Toto tempore incolatus in Sion versata est Virgo, et illic naturae serviens legibus, vitae finem accepit»

[39] Dionys. Areop. de divin. nominib. – Jo. Damasc Serm. 2 de dormit. Deipar?, sub finem

[40] Quaresm. II. 245. См. также наше путеш. По Св. Земле. 1

[41] Profop. de Aedific. V. I

[42] Лука III. 8

Ефес

«Но имам на тя яко любовь твою первую оставил еси. Помяни убо откуду спал еси… и покайся и первая дела сотвори; аще же ни, гряду тебе скоро и двигну светильник твой от места твоего…». (Апокалипс. II, 45)

 

 

 

Церковная история Ефеса открывается именем Павла. Скромный труженик является в пышный Ефес, бывший средоточием торговли Азии по Сю сторону Тавра и обиталищем магов и философов, - и в течение двух лет, в виду того храма, который стоял наряду семи чудес света, который привлекал дары и моления всех народов, - проповедь Павлова о Христе распятом приводит уже в трепет жрецов Дианы, видящих ежедневное запустение капища. Слова жизни вечной безбоязненно текут из уст Апостола; оставляя навсегда Ефес, он рукополагает здесь, в 64 году, первым епископом, Тимофея, своего ученика, которого он называл своим братом, того самого, к которому он написал два послания, и с которым делил все свои духовные подвиги. Тимофей правил Ефесскою церковью в самое то время, когда там обитал Иоанн Богослов, который, как мы уже заметили, не принимал на себя звания епископа, но власть его была выше всех епископов; - как верховный пастырь, он наблюдал над всеми церквами Азийскими, не преставая их посещать во всё время жизни и не преставая повторять народу символ своего учения: дети, любите друг друга! В царствование Домициана, этого злостного гонителя церкви Христовой, Иоанн был взят из Ефеса ипривлечен в Рим, где, быв ввергнут в котёл с кипящим маслом, вышел из него невредим, на прославление Бога ^[1]. После сего события Домициан сосла Иоанна в заточение на дикий остров Патмос. Самая эта скала, обитаемая тогда только ссыльными, представляла духовное утешение Иоанну, находясь почти в виду берегов Ефеса, той земли, где хранился драгоценнейший залог для его души на сей земле, - назданные им церкви. Там Святой Дух послал ему, непрестанно пекущемуся об устроении царствия Божия на земле, то Откровение, которое написано семи церквам Азийским для утешения и подкрепления гонимых христиан и где предначертано будущее торжество церкви со вторым пришествием Сына Божия ^[2]. Заточение Иоанна продолжалось около двух лет; по низвержении Домициана с престола, Иоанн был возвращен в Ефес при Императоре Нерве, имея уже тогда девяносто лет. По счислению времени, Иоанн мог быть свидетелем в Ефесе мученической кончины Апостола Тимофея. Иоанн возвратился в Ефес в 97-ом году, а в самый этот год, в конце января месяца, приял мученический венец первый епископ Ефесский. В деяниях св. Тимофея, которые нам передал Фотий ^[3], сказано что в 97-ом году, января 22, происходило в Ефесе языческое торжество, во время которого жители города, маскированные и вооруженные палицами, несли кумиры богов своих; в это время Тимофей, исполненный негодования, устремился на несущих, стараясь воспретить идолопоклонство, но они убили его палицами и закидали камнями. Ученики Апостола высвободили из среды язычников его тело и погребли его в горе, прилежащей к городу, - вероятно в том некрополисе, о котором мы говорили. Св. Иоанн Златоуст говорит, что прикосновением к костям св. Тимофея исцелялись беснующиеся. Это событие показывает, сколько открыто уже тогда проповедовалось Слово Христово в Ефесе и в каком упадке было идолопоклонство. Кирилл Александрийский называет Иоанна Богослова разрушителем храма Дианы ^[4], а Иоанн Златоуст – столпом церквей сего мира, имеющего ключи неба ^[5]. Из воззвания Сына Человеческого к церкви Ефесской мы видим, что христиане ефесские, отличаясь преимущественно своею любовью к ближним, вкорененною в них высоким учением Божественного Иоанна, отклонились от неё с удалением от них мужей Апостольских. Все первое соборное послание Иоанна имеет основным текстом любовь: «Возлюбленнии, возлюбим друг друга…. Не любяй не позна Бога, яко Бог любы есть… Страха несть в любви, но совершенна любы вон изгоняет страх!....» ^[6]. Такими нежными призывами проникает Иоанн в сердца своих слушателей, окруженных дотоле грубыми чувственными формами обрядом язычества. Ереси николаитов и керинтиан подавляли своими плевелами доброе семя в сердцах многих «и от умножения беззакония иссякла любовь многих»., а с нею, потух наконец светильник Ефесской церкви. Если основываться на так называемых Постановлениях Апостольских, которых составление приписывают св. Клименту, то после мученической кончины Тимофея, епископство Ефесское было возложено самим Иоанном Богословом на некоего пресвитера Иоанна, одного из семидесяти двух учеников Господа. Полагают, что Гаий, ученик Апостола Павла, был временно епископом Ефесским ^[7]. За сим мы находим правящим епископством Ефесским Апостола Онисима, нежно любимого ученика св. Павла, - о котором мы уже имели случай говорить. Оторванный от Ефесской паствы Онисим приял мученическую казнь в Риме, но его тело было перевезено в Ефес. Мы назовём теперь тех епископов Ефесских, которые имели непосредственное влияние на судьбы этой церкви. В 196 году, правил епископством знаменитый Поликрат, который с таким благочестивым рвнием защищал обряды первобытной церкви; нам остался отрывок из его соборного послания, в ответ римской церкви, касательно празднования Пасхи; мы его здесь приводим как образец пламенного красноречия этого епископа: «Мы празднуем Пасху в истинный и коренной день, ничего не прибавляя к обрядам и ничего от ни не убавляя. В Азии опочили те светлые мужи, которые воскреснут в день явления Господа, когда Он со славою сойдёт с небес и воздвигнет всех святых: - Филипп, один из двенадцами Апостолов, усопший в Иераполе, и две дочери его, благочестив состарившиеся в девстве, и третья, которая, исполненная Духа Святого, жила и погреблась в Ефесе; - Иоанн, который возлежал на персях Иисуса и был Его Первосвященником, носил Его златую дщицу на челе и как мученик и учитель опочил в Ефесе; Поликарп епископ и мученик Смирнский, Фрасей Евменийский епископ, также приявший мученический венец в Смирне. Вспомяну ли я вам епископа и мученика Сагариса, скончавшегося в Лаодикии? Или блаженного Папирия и евнуха Мелитона, действовавшего по призыву Духа Святого и почивающего в Сардисе в ожидании посещение Господа с небес. Все сии святые мужи, согласно преданию Евангельскому, соблюдали всегда празднование Пасхи в четырнадцатое новолуние, ничего не изменяя, но следуя постоянно постановлению Церкви. Ныне я, из среды вас ничтожнейший, Поликрат, я следую преданиям предместников моих; семь сродников моих были епископами, и я, их восьмой преемник. Они все праздновали Пасху в то время, когда иудеи приготовляют опресноки. И так, братия, живя уже шестьдесят пять лет в Боге и поборствуя с вами к распространению слова Божия по всему мiру, изучивая непрестанно Священное Писание, я не устрашусь воздвигаемых против меня угроз, ибо я помню то, что сказали большие меня учители: что Богу должно повиноваться преимущественно, а не человекам……. Я могу также упомянуть о тех епископах, которых я теперь собрал по желанию вашему, и если б я их назвал по именам, то вы увидели б великое число. Те, кои считают меня человеком ничтожным, увидели б, что мое мнение утверждено этими мужами, и что власа мои победели не в суетных делах, но подвизаясь исполнять предписанное учением Господа нашего Иисуса Христа».

Шестьдесят пять епископов было созвано тогда Поликратом в Ефес; - утвердив мнение Поликрата, они противопоставили повелительному тону папы, злобствующего на Азийские церкви, твердость в сохранении предания отеческого и Апостольского ^[8]. Поликрат процветал в царствование Севера, в то самое время, когда Наркиз был в Иерусалиме ^[9]. За Поликратом следует Аполлоний, который сильно противоборствовал ереси монтапистов или катафригийцев, которые, между прочим, называли два ничтожные города Фригии Пенузу и Тимиум, - Иерусалимом, чтобы привлечь туда отовсюду поклонников; малые отрывки из его книг выписали Евсевий и Блаженный Иероним. Аполлоний свидетельствует о воскрешении св. Иоанном нескольких мертвых в Ефесе ^[10]. Между Аполлонием и Менофантом, в промежутке может быть 125 лет, не известно, кто правил Ефесскою церковью ^[11]. Менофант, забыв принятое им святое учение от мученика Лукиана, омрачил себя ересью арианскою; хотя он находился в числе епископов, подписавших Никейский символ веры, но впоследствии был обличен в ереси с некоторыми другими епископами, Сардийским Собором ^[12]. Епископ Евеций в царствование Валенса и Феодосия имел некоторое время пагубное влияние на Ефес богопротивною ересью македонскою, отвергавшей Божество Духа Святого, но христиане Ефесские вскоре признали свое заблуждение и раскаялись ^[13]. Имя его сделалось особенно известным по суду, которому он подвергся за свои нечестия в то самое время, когда восседал на Патриаршем Престоле в Константинополе св. Иоанн Златоуст, который наконец, несмотря на болезнь, сам принужден был в ненастную зимнюю пору, подвергаясь крушению и оставя Константинополь в смутное время ересей, прибыть в Ефес для подания духовной помощи церкви Ефеса, уже бедствующей, не с большим через два столетия после Апостолького мужа Онисима! Граждане и епископы Ефесские со страшными заклинаниями воззвали к Иоанну: «Мы молим тебя, достойно-чтимый Владыко, прибыть к нам» – писали они – «и оградить правилами, угодными Богу, церковь Ефесскую, давно угнетаемую, отчасти последователями ариевой ереси, и отчасти теми, которые, будучи движимы сребролюбием и страстью владычества, дерзают называть себя правоверными; ибо многие, как хищные волки, алчут епископства, дабы поспешнее завладеть богатством» ^[14]. С прибытием Иоанна в Ефес, семьдесят Азийских епископов в сопровождении многих граждан стеклись туда, не только для устроения дел церкви, но и для услаждения скорбных сердец своих гласом Златоуста, которого слава проникла в отдалённейшие страны. Антонин, уже умерший, был осужден по представленным на него доказательствам, непримиримым и по смерти его, врагом, Евсевием, епископом Валентианополя, что в Лидии. На его место был избран в епископы Ефеса Гераклид, урожденец Кипрский, воспитанный Евагрием и принявший монашеский сан в пустынном ските египетском и который находился тогда уже 3 года диаконом при самом Иоанне Златоусте. В то же время шесть епископов были отрешены от их мест. Но смуты Ефесской церкви этим не кончились; в последствии времени, Феофил Александрийский, враждующий на Златоуста, воспользуясь, вместе с Макарием Магнезийским, временным отсутствием Гераклида от своей паствы, обвинили этого строгой жизни мужа, очевидно по клеветам, и отрешили его от паствы на соборе, бывшем близ Халкидона в так называемом дубовом предместии. На этом же самом соборе был оклеветан сам Златоуст. Преследуемый Гераклид томился в последствии четыре года в темнице Никомедийской. Этот благочестивый труженик был заменен в епископском сане неистовым евнухом некоего трибуна Виктора; его имя, по презрению к нему современников, не осталось в летописях; хотя полагают что это был некто Кастиний ^[15]; вот как выражается о нём современник: «Мерзость и запустение водворились на том месте, где возлюбленный ученик Иисуса, приклонявший главу свою на перси Премудрости, Иоанн, писал своё благовествование, которого преемник был Тимофей, ученик Павлов. Между тем как избранный семьюдесятью епископами, муж испытанный пустынническою жизнью отшельника, исполненный божественным писанием и обширными сведениями, томится доселе в темнице, презренный евнух трибуна Виктора посвящается в епископы! О, если б этот евнух мог бы, по крайней мере, вести жизнь приличную, тогда бы зло в половину было ослаблено; но этот червь земной, раб своего чрева, обуреваемый сластолюбием, преданный пьянству, продажный, скупой, ни муж, ни жена, неистовый, - его часто видали как он в вакхических пиршествах носил на плечах своих безстыдных танцовщиц, увенчанный плюющем и с чашею вина в руках, уподобляясь Бахусу. Так он действовал, приявши крещение, показывая чрез то, что он не верует и воскресению». Эта картина не напоминает ли нам сцены из сатир Ювенала?

За безымянным нечестивым епископом следует памятное в церковной истории имя Мемнона, правившего Ефесскою церковью в 431 году, когда тут был созван третий Вселенский Собор, составившийся, по случаю ереси Нестория, более чем из двух сот святых отцев, притекших туда со всех краем христианского миры. Ефес был избран Императором Феодосием младшим как самое удободоступное место с моря и с суши, изобилующее всеми потребностями жизни, но ещё более по святости воспоминаний Апостольских, принадлежащих этому месту. Ересь архиепископа Константинопольского навлекла страшную грозу на всю церковь. По его наущению, его сподвижник, епискок Дорофей, в его присутствии, дерзнул громогласно в соборной церкви Константинополя возгласить: «Если кто скажет, что Мария есть Богородица, да будет анафема!». При этих словах весь народ выбежал с воплями из церкви, убегая лица и гласа нечестивых пастырей. Святой Кирилл Александрийский, увидев, что ересь Нестория, который вместе с тем дерзал различать Божественное лице Иисуса от воплощённого Слова, - начала проникать в Египет, - сделался первым противоборником нечестия и после тщетных увещаний, посланных от него Несторию, он известил о том Императора, сестру его Пулхерию и все церкви. Вслед за тем папа Целестин, как представитель Западной церкви, явно отверг новое учение Нестория. Церкви начинали быть угрожаемы пагубным раздором, и сила обстоятельств привела к созванию Вселенского Собора; день Пятидесятницы будущего года был определен Императором для открытия Собора, не дожидаясь уже тех епископов, которые не прибудут к назначенному дню: «им не будет извинения ни перед Богом, ни перед нами» писал Император. Римский папа, по невозможности от смутных обстоятельств отлучиться из Рима, прислал своих уполномоченных, - хотя не к началу Собора. Карфагенская церковь, где угасал в это самое время блаженный Августин, испытывала тогда всю ярость вандалов; но епископ Капреолий, извещая чрез послание о злосчастном положении этой церкви и представляя невозможность прибыть в Ефес и даже послать своих епископов, присоединился письменно к мнению Кирилла. Из других значительных епископов, присутствовавших в Ефесе, сверх поименованных Ювеналия Иерусалимского, Иоанна Антиохийского, Руфа Фессалонийского, Флавиана Филиппийского и Акакия Мелитинского, упомянем также о прибывшем с Ювеналием епископе кочующих арабов, Петре, посвященным в этот сан Ювеналием по просьбе св. Евфимия, просветителя этих народов, во время го пустыннической жизни в пустыне Фаранской. Евфимий заповедовал Петру быть в духовном общении с Кириллом и Акакием Мелитинским. Несторий прибыл в Ефес со всею Восточною роскошью и окруженный многочисленными оруженосцами. Назначенный день для открытия Собора уже наступил, но епископы так называемой Восточной епархии под председательством Иоанна Антиохийского всё ещё не являлись. Это замедление справедливо приписывали замыслам Нестория, который, находясь с ними в переписке, хотел выиграть время, чтобы преклонить их на свою сторону. Собрание епископов положило отсрочить открытие собора ещё на пятнадцать дней. В промежуток этого времени епископы занимались духовным назиданием народа; нам сохранилась проповедь св. Кирилла, в которой он красноречиво славит Ефес, говорит о мощах св. Иоанна, возвеличивает имя Пресвятой Марии Девы, но, заметим, в дополнение к прежде сказанному, что он не упоминает о гробнице Пресвятой Богородицы, которую так неосновательно многие полагали находившеюся в Ефесе. По истечении пятнадцатидневного срока, когда посланные от Иоанна Антиохийского предложили епископам от его имени не замедлять открытие собора в ожидании его прибытия, св. Кирилл и прочие епископы решили открыть собор 22 июня в большой церкви, посвященной Пресвятой Богородице. Накануне этого дня собор пригласил Нестория, но он отвечал, что он явится, если найдет это нужным. Между тем он требовал, чтобы Мемнон, епископ Ефесский, отдал в его распоряжение церковь св. Иоанна для открытия там, по своему произволу, особого совещания. Но Мемнон и весь народ Ефесский тому воспротивились. Несторий не явился на призыв собора, который был наконец открыт в определенный день. Евангелие, лежавшее на среднем престоле, господствовало над троном председавшего Кирилла Александрийского и выражало присутствие самого Христа Спасителя. Кирилл председательствовал на Соборе Ефесском по праву, как старший по Константинопольском епископе, обвиненном в ереси. – Всё учение Нестория было в подробности рассматриваемо сонмом более двух сот епископов, в числе которых были два его защитника; но общий приговор собора, в том числе и его защитники, признал его торжественно отлученным от церкви. Это первое заседание продолжилось от утра до поздней ночи. Народ, в неописанном волнении, толпясь вокруг церкви, ожидал окончания собора и узнав его решение, бросился к ногам епископов, целуя их и как бы благодаря за прославление Пресвятой Девы Богородицы. Народ проводил епископов до их домов с факелами, среди благовонных курений, и весь город был освещен в эту ночь лампами. Заметим, что приговор, произнесенный против Нестория, вернее показан в церковной истории Евагрия, чем в сохранившихся актах Ефесского Собора, которые во многих местах искажены латинскими издателями ^[16]. Флери, следуя оным, выписывает следующее выражение: «Несторию, новому Иуде» и прочее, тогда как Евагрий, достоверный писатель шестого века, делает выписку из этого приговора буквально, как он утверждает, и называет в этом приговоре Нестория высокопреподобным ^[17], что совершенно сходно с духом Церкви и с характером св. Кирилла Александрийского.

Прибытие Иоанна Антиохийского увеличило смуты в Ефесе; соединяясь с Несторием под покровительством графа Кандидиана, он подобно Несторию, окружив себя оруженосцами, не допустил до себя епископов Ефесского собора; согласясь с Несторием, не явился на их призыв, и, собрав в ту гостиницу, где он пристал, сорок три епископа из своих соумышленников, составил собор и предал отлучению Кирилла и Мемнона; это постановление своевольного собора не могли быть обнародовано в Ефесе, но было без ведома собора Ефесского послано в Константинополь, с донесением царедворца графа Кандидиана, расточившего перед Императором клеветы на Кирилла и Мемнона. Между тем умышленники ложного собора обнаружили их беззаконное постановление, прибив к стене одного здания объявление, ни кем не засвидетельствованное, об отрешении Кирилла и Мемнона, но жители Ефеса сделались их защитниками, и когда Иоанн Антиохийский требовал, чтоб ему открыли церковь св. Евангелиста Иоанна и когда Иоанн Антиохийский хотел овладеть церковью посредством своих оруженосцев, то народ бросился на них и тогда самая церковь была обагрена кровью жертв. С прибытием папских легатов собор был собран вторично и все происходившее при первом собрании было вновь подтверждено.

Император, сначала обманутый ложными доносами и царедворцами, друзьями Нестория, оставался несколько времени в недоумении; он даже велел наравне с Несторием отрешить Кирилла и Мемнона, но живший тогда близ Константинополя, в глубоком уединении, архимандрит Далмат, открыл истину Императору. Этот труженик, причтенный к лику святых, который, как повествуют, не оставлял своего монастыря в продолжении 48 лет и пребыл однажды 40 дней без пищи, во время великого поста, - вышел тогда из своего уединения и в сопровождении монашества подвластных ему монастырей направился с зажженными свечами в руках, при церковном пении, во дворец Феодосия, а оттуда, с разрешения Императора в церковь. Там, всенародно, Далмат обличил ересь Нестория и страшные гласы анафемы против Нестория раздались в народе. Собор Ефесский был заключен после семикратных собраний, 31 июля, и после пятинедельных бурных смут, оставшихся долго в памяти жителей Ефеса. Епископ Ефесский Ива, присутствовавший на этом соборе, описывает это смутное время следующим образом: «Епископы враждебно восстали на епископов, народы на народы. Самые язычники не оставались спокойными; еретики затмевали истину; нельзя было без опасности переезжать из города в город, из области в область; ближний ближнего преследовал как бы врага. Многие, забыв страх Божий и питая в сердце лицемерие, под предлогом рвения духовного, уязвляли друг друга» ^[18]. Мемнон был восстановлен на своё епископство, св. Кирилл в торжестве возвратился в Александрию, а Несторий, удалённый прежде в один монастырь близ Антиохии, был сослан, за порождение новых смут, сначала в Петру Аравийскую, потом, по тем же причинам в один из оазисов Африки, где он кончил несчастно свою жизнь ^[19]. Иоанн Антиохийский впоследствии раскаялся в своём заблуждении и присоединился к Православию. К прискорбию ересь Нестория пустила глубокие корни, как то предвидел Собор Ефесский; она проникла в отдаленные пределы Индии и Китая. Несториане были часть орудиями мусульман при их вторжении в Константинополь и даже по сие время эта ересь не искоренилась. Память Мемнонова омрачена несколько, в последнее время его управления, его насильственным обращением с Вассианом клириком, из зависти к сему последнему, любимому народом за его человеколюбие; должно однако заметить, что он, вопреки постановлениям об Азийских епископах, был выбран в Константинополе, от чего там произошла в это время смута. Греческий синаксарь чтит память Мемнона 16 декабря. Преемник Мемнона, Василий, не обращает на себя внимание истории. За ним следует Вассиан, гражданин Ефесский, воспитанный среди бедных и от юности приобыкший сострадать к их нуждам; он учредил в Ефесе больницу на семьдесят кроватей в пользу неимущих; - прияв монашеский сан, он был ещё при жизни Мемнона, против собственной воли, посвящен епископом Евазийским, для удаления его из Ефеса, - а по смерти Василия, народ Ефесский, проникнутый к нему любовью, избрал его своевольно и даже вооружась, на случай сопротивления, - в епископы Ефеса; со всем тем он был посвящен в этот сан епископами в числе сорока человек. Император, извещенный о том, согласился утвердить его и послал ему свою грамоту; потом, вызвав его в Константинополь, примирил его с Патриархом Проклом, негодовавшим на своевольное избрание ефесян. Но впоследствии, после четырехлетнего управления церковью, он был лишен своего сана по решению архиепископа Константинопольского Флавиана, папы римского Льва и архиепископов Александрийского и Антиохийского, не за какой-либо проступок, но только по той причине, что он был возведен на епископский престол вооруженною рукою народа. Скрытною причиною такового переворота в судьбе Вассиана были преступные домогательства Стефана, одного из клириков Ефесской церкви, желавшего заступить его место. Это обнаружилось через четыре года после того, на Халкидонском Соборе, когда Вассиан испросил себе суда у Императоров Валентиниана и Маркиана, вместе с пресвитером Кассианом, разделившим добровольно его участь; он уличил Стефана в его происках и в том, что он исторг его из самой церкви вслед за окончанием литургии и, истязав, заковал его в цепи и содержал его три месяца в темнице. Вассиан был торжественно оправдан. Ему было возвращено звание епископа и общение с епископами, но не место, по самой той причине, которая была принята при его отрешении, то есть за поставление его в епископы Ефесские вооруженною рукою, а не по обрядам церковным. Стефан хотя и был лишен полученного им происками епископства Ефесского, но ему также было удержано его звание ^[20]. В короткое правление Стефаново церковью Ефесскою состоялся там тот собор, в котором он участвовал, составленный из приверженцев еретика Евтихия, проповедовавшего что «тело Христово ни Деве Марии, ни нам не единосущно и Христос в рождении имел единую сущность Слова». Ни увещания Евсевия Дорилейского, ни Патриарха Флавиана, ни Льва папы римского, не обратили его ^[21]. Этот собор, не признанный церковью и названный в церковной истории разбойничьим, воспоследовал в 449 году чрез происки Константинопольского архимандрита, еретика Евтихия, по его жалобе, принесенной Императору Феодосию на Константинопольского Патриарха Флавиана и по настоянию первого евнуха Хрисанфия, любимца Императора, равно как и по совету Александрийского Патриарха Диоскора, друга Евтихиева, искавшего Константинопольской кафедры. На этом коварном соборе, открытом в церкви Пресвятой Богородицы, там же, где происходил третий Вселенский Собор Ефесский, Евтихий был оправдан, а благочестивый Флавиан обвинен, истязан, заключен в темницу и сослан в один из городов, где и кончил жизнь от ран, полученных на этом Ефесском соборе. Вскоре все постановления этого судилища были уничтожены четвертым Вселенским Собором в Халкидоне, в 451 году: Евтихий был отлучен от церкви, а Диоскор удален. При отрешении Стефана от епископства на Халкидонском Соборе, когда он, стараясь опровергнуть показание Вассиана, произнес имя благочестивого Флавиана, подписавшего отрешение Вассиана от епископства, то епископ Севастопольский встал и воскликнул: «Стефан! Как силен Флавиан даже и по смерти своей», напоминая тем обвинение на Флавиана, подписанное Стефаном в Ефесе. Тогда все епископы и причетники воскликнули в один голос: «Так, вечная память Флавиану! Вот и мщение! вот и истина!» ^[22]. Когда при этом случае на Халкидонском Соборе положили наречь нового епископа вместо Вассиана и Стефана, то Леонтий, епископ Магнезии, подал голос: что так как со времен св. Тимофея двадцать семь епископов были посвящены в самом Ефесе, то для сохранения сих прав и для избежания распрей и смут подобных тем, которые возникли при назначении в епископы Ефесские Василия, в Константинополе, вопреки постановленям, - он полагает, что такое избрание должно быть сделано в самом Ефесе. Это самое явствует даже из подлинных актов Собора Халкидонского (ст. XI); но мнение Леонтия было отвергнуто, и, с этого времени, Азийские епископы назначались уже в Константинополе. Преемником Вассиана и Стефана был некто Иоанн II-й, о правлении которого почти ничего не известно ^[23]. В царствование Императора Зенона, ещё раз, по древним уставам Азийских церквей, был избран в епископы Ефеса некто Павел, но вскоре отрешен Акакием Константинопольским, восстановлен чрез Императора Василиска и опять отрешен возвратившимся на царство Зеноном. В промежуток времени, с 478 года, и, приблизительно, по 530 год, не известно кто правил Ефесскою церковью, хотя можно полагать, что Аферий, тот епископ Азийский ^[24], о котором говорится в жизни св. Иоанна молчальника, занимал тогда эту кафедру. Аферий посетил Палестину; поклоняясь святым местам и раздав много злата нищим и монастырям, но возвращался уже в свое отечество, но буря обратила опять его корабль к святой земле и он должен был пристать к Аскалону; там Ангел Господень явился ему во сне и сказал: не подобает тебе плыть в отечество твое, прежде нежели ты не возвратишься в Иерусалим и не пойдёшь в лавру аввы Саввы, где найдешь авву Иоанна молчальника, который, будучи епископом, смирил себя вольною нищетою и послушание. Аферий последовал велению Ангела и, возвратясь в лавру преподобного Саввы, расспросил о Иоанне молчальнике, и, пришед к нему, умолил его Именем Божиим, дабы Иоанн открыл ему род свой, и отечество и епископство. Он же, видя Божие о том благоволение, рассказал ему всё подробно и от того времени сделалось известным в лавре, что Иоанн молчальник имеет сан епископский. В царствование Юстиниана, в 513 году, правил Ефесскою церковью Ипатий I-й, вероятно тот самый царедворец, о котором упоминается в жизни св. Саввы и который, быв послан в Иерусалим, вместе с епархом Анастасием, последователем Северовой ереси, дабы низложить Патриарха Иоанна, - приобщился всенародно к Православной церкви в присутствии Саввы освященного и Патриарха, предавших анафеме еретиков. Этот самый Ипатий, сделавшись уже епископом Ефесским, был послан царём на встретение Саввы освященного, когда этот святой муж, обремененный уже глубокою старостью, прибыл в Константинополь для защиты палестинских христиан от клевет и притеснений самаритян ^[25]. Ипатий был призван из Ефеса в Константинополь для обращения последователей еретика Севера, возобновившего учение Диоскора и торжественно обличил своим красноречием сонм северийцев, - и наконец он же послан был в Рим для совещаний с папою против еретиков Кира и Евлогия. После Ипатия и кратковременного правления Андреева, епископ Прокопий впал в ересь юлианистов, которая рассеялась ещё более по смерти его наследовавшим ему Евтронием, который посвятил десять епископов, разослав их по всему Востоку и даже в самую Персию, для распространения своего раскола. Но за ним мы находим епископом Ефеса доброго и смиренного пастыря Авраамия, того самого, который основал пустынную обитель в Палестине для монашествующих византийцев, называвшихся впоследствии по его имени: аврамиитами. Иппатий II-й причтен Церковью к лику святых (20-21 сентября). Купно с товарищем своего детство, священником Андреем, они были светильниками и столпами церкви в Ефесе, и, восстав против иконоборствующего Императора Льва Исаврянина, прияли мученическую смерть. По святом Иппатии наследовал еретик Феодосий, преданный анафеме; но за ним является Иоанн III, тот самый, которого память поставлено в греческой Минее 4 августа; он написал уважаемую книгу о ересях. В 824 году мы находим в Ефесе епископом Феофила. Феодор Студит, в одном из посланий своих к Феофилу, называет его великим проповедником на Востоке и Западе, и чрез всё то, что он претерпел за Святую Церковь, не щадя за неё и жизни своей, - достойным преемником Иоанна Богослова; он оканчивается своё послание следующими словами: «Десница Всемогущего хранит тебя на славу Церкви Своей, да будешь ты ей столпом и защитою, да узрим, мы недостойные, тебя, возвратившегося на Азийскую землю, подобно тому хранителю Солнца Евангельского, возвратившемуся некогда с острова Патмоса». Назовем теперь Михаила VII, Дукаса, византийского Императора, который, быв в 1078 году свергнут с престола Никифором Ботониатом, принял монашеский сан и был наконец посвящен в епископы Ефеса, по важности этого церковного престола. Но Михаил был только на короткое время в Ефесе и кончил жизнь в одном из монастырей Константинополя, питаясь трудами рук своих. В 1143 году епископ Иоанн IV был известен по своему философическому красноречию, а в царствование Михаила Палеолога епископ Никифор II-й, строгий блюститель церковных канонов, был перемещен из Ефеса в Патриархи Константинопольские.

При епископе Ефесском Исааке, духовнике Императора Михаила Палеолога, покушения латинцев на преобладание и на утверждение самопроизвольного изменения, сделанного ими в Символе Веры, обнаружились тем с большею силою, что византийский престол, приближаясь к падению, подкапываемый с Востока и с Запада, имел нужду в помощи Рима. Малодушный Михаил не устыдился принести в жертву политике чистоту веры Православной Церкви. Он употребил угрозы и жестокости, чтобы склонить греческих епископов признать папу главою вселенской Церкви и изменить Никейский Символ Веры. Папа, чтобы достигнуть преобладания, грозил Константинополю даже оружием ополчаемых им против него христиан; а напоследок, папа Евгений, почти явно предал христианское царство греков магометанам. Проклятие, завещанное Михаилу умирающим в ссылке Патриархом Константинопольским, Арсением, тяжко налегло на царственный дом Византии. Иоанн V, носивший вслед за Исааком титул епископа Ефесского, был в последствии отрешен, жил в Константинополе при Андронике, и известнее своими происками против Патриарха Константинопольского, за то, что он православно объяснял цитат из Иоанна Дамаскина против перемены, сделанной латинцами в Символе Веры. В промежуток времени, от Андроника до Иоанна Палеолога второго, мы назовём Иосифа, который из епископов Ефесских был избран митрополитом Константинопольским и присутствовал на соборе Флорентинском; а на его место поступил Иосиф, который был призван в Константинополь на совещание с посланными из Базеля о соединении церквей греческой и латинской.

За сим является великий сподвижник Православия, глубоко духовный пастырь Марк, епископ Ефесский. Греческая империя, осаждаемая с востока безпрестанным напором варваров, а с запада подкапываемая латинцами, была уже близка к падению. Властолюбие пап уже давно, при первых неудачах крестовых походов, назначило целью всех своих предприятий не освобождение святого града от неверных, но порабощение своих собратий христиан. Кровь греков не раз уже была чрез них пролита в Константинополе. История сохранила нам неистовства латинских крестоносцев, когда они в 1204 году, по указанию папы Иннокентия III обратили своё оружие на Константинополь, наругались святынею и предавали мученической смерти не покорявшихся папе; но при слабом Иоанне, при виде уже разрушающейся империи, папа Евгений IV не устыдился сделаться святокупцем. Полчища магометан наводняли уже всю Малую Азию и были уже на пути к Константинополю; - в это самое время Евгений угрожал Иоанну с одной стороны оружием подвигнутых Ии венециан, с другой флотом короля Сицилийского, обещая вместе с тем и злато и подпору Константинополю, если он признает над собою власть папы и прочие римские нововведения. Искажение, сделанное римлянами в Символе Веры, произошло не от убеждения, но единственно из противоборства к Православной греческой церкви. Епископы греческие, по предложению императора, собрались с ним вместе в Феррару, а потом во Флоренцию для совещаний с латинцами о соединении церквей. С первый заседаний собора, услыша предложение признать папу владыкою всех церквей и ввести в Символ Веры изменение, воспрещенное святым Никейским Собором, - Марк Ефесский воскипел святою ревностью к Православию, он явно обличил литинцев и явил в своем лице твердое упование веры, пребывающей непоколебимо на развалинах империи. Да благословит его память наша Святая Церковь, которую он оградил от тлетворной заразы Запада! К кому, если не к Марку, можно применить великолепное изображение мужа праведного.

Si fractus illabatur orbis
Impavidum ferient ruin?…

Хотя б, обрушась, мир упал,
Под грудами погибнет он без страха ^[26]!

Марк, быв также облечен саном представителя Патрархов Антиохийского и Иерусалимского, не подписал определения. Патриарх Александрийский также не присутствовал на этом соборе. «И так мы ничего не сделали!» воскликнул папа Евгений, подписывая определение и не видя в нем имени Марка Ефесского. Многие благочестивые греки, в том числе брат Императора, Дмитрий Палеолог, и знаменитые своею ученостью Гемистий Плефон и Георгий Схоларий пребыли также непоколебимы в Православии. Латинцы, с самого начала, старались уловить епископа Ефесского сетями схоластических прений и поставили ему в противоборники его соотечественника, ученого Виссариона, отступившего от Православия; но присутствие Виссариона ещё более раскрыло красноречие великого Марка, который, силою и истиною своих доводов, привёл в такое удивление всех слушателей, что смущенные латинцы не нашли против него другого орудия, как распространение слуха: будто Марк сошёл с ума и даже прозвали его злым демоном (cfcodaemonus). Гордость латинской церкви устрашилась высокой твердости восточных иерархов, которые, будучи уже как изгнанники, без отечества, отвергли купить спасение Греции ценою раскаяния и святотатства. Известно, что Исидор, митрополит российский, по рождению грек, обольстясь пышными наградами папы, соединился с латинцами, но известно также с каким негодованием его приняли и князь Великий, Василий, и вся Святая Русь. Обличенный как лжеучитель, отдавший веру на злате римскому папе, Исидор убежал в Рим. Мы читаем в житии св. Сергия, что некто русский пресвитер Симеон, бывший при Исидоре, не согласясь с ним покориться латинству, иного пострадал от него за сие, и, с Тверским послом Фомою, бежал от него в Россию. На трудном и опасном пути своем, пресвитер Симеон увидел однажды во сне старца, который, взяв его за руку, сказал ему: «благословился ли ты от последовавшего стопам Апостольским Марка, епископа Ефесского? Он отвечал: да, я видел сего чудного и крепкого мужа и благословился от него. Тогда явившийся говорил далее: благословен от Бога человек сей; потому что никто из суетного латинского собора не преклонил его ни дарами, ни ласкательством, ни угрозами мук. Ты сие видел, не склонился на прелесть, и за то пострадал. Проповедуй же заповеданное тебе от святого Марка учение, куда ни придешь, всем православным, которые содержат предания святых Апостол и святых отец седми Соборов; и имеющий истинный разум, да ни уклоняется от сего». Явившийся бедствующему Симеону старец был святой угодник Божий Сергий, чудотворец Радонежский, который, по ныне, не перестает охранять своими молитвами перед престолом Божиим святую Русь. Марк, видимо, промыслом Божиим, спасся из рук латинцев, замышлявших уже для него казнь; на этого чудного Апостольского мужа налегали все проклятия римского престола, от алчного владычества которого он исхитил не только Восток, отчизну Православия, но и, может быть, могущественную державу россиян. Слабый Император Иоанн с последователями его отступничества от Православия, возвратились с угрызением отчаяния в Константинополь, где весь народ вопиял против них; поздно уже увидели они предательство латинцев, которые отступили от них с приближением полчищ неверных! Не таков был прием Марку Ефесскому: хотя он явился к своим согражданам как изгнанник, как мученика, - но благословения всего народа исцелили его страдания. Заблуждение отступивших от Православия членов греческой церкви было подавлено в самом начале общим непоколебимым духом Православия греческого народа и проповедью Марка Ефесского. Сей великий муж видел падение Константинополя и поругание над святынею от неверных, он видел нечестие, водворившееся в храме Святой Софии, - и перестал уже ожидать помощи от христианского Рима! – на Вышнего возложил он упование свое, и указывал на Север, приявший свет Евангельский от той церкви, за правду которой он готов был приять мученический венец. Призыв Марка отозвался в сердце угодника Божия Сергия и Россия сделалась столпом Православия. Марк, достигнув глубокой старости, обитая в диком уединении, не преставал охранять Православную Церковь своим учением; к нему стекались и верховные правители церкви и угнетенный игом неверных народ, - и все отходили от него утешенными. По кончине благочестивого мужа пастухи окрестных скал, где было его жилище, разделили между собою как святыню, его одежду и листы его Евангелия ^[27].

Мы имеем ещё мало подробностей о жизни Марка Ефесского; она таится в преданиях и может быть в неизвестных рукописях восточных монастырей, - таковое приобретение было бы истинным сокровищем для Православия. Зато многочисленные творения епископа Ефесского убереглись во многих библиотеках; - каталог этих творений, вероятно ещё не полный, можно видеть в прибавлении к истории церковных писателей Вильгельма Каве. Одно из важнейших творений великого Марка о «Происхождении Святого Духа от Отца» хранится в московской синодальной библиотеке и, как мы слышали, будет издано. В заключении выпишем из сообщенной нам благочестивым мужем духовной рукописи нечто об Марке Ефесском.

«Апостольским стопам последователь, непреоборимый столп Православныя веры, на соборище Флорентинском духоборныя латинов ереси огненным Духма мечем, аки паутинныя сети растерзавый, - Марко, глаголю, всесвященнейший, премудрейший и словеснейший митрополит Ефесский, - в начале Толкования церковнаго последования, пишет, о Божественной, Иисусовой, умом в сердце тайно совершаемой молитве, употребляя от Божественного писания свидетельств, его же (т. е. Марка) и самые Богоиудрые предлагаю глаголы, иже суть сии: Подобаше убо, по повелевающей заповеди, непрестанно молитися и духом и истиною поклонение Богу возносити: но к житейским помыслам припадшие и о теле попечений уза, отводит многих и оставляет Царствие Божие внутрь нас сущаго, яко же Господне слово обдержим и умному приседеши жертвеннику, духовныя же и словесныя приносящим жертвы от себе Богу по Божественному Апостолу запинает: якоже есмы храм Бога живущаго в нас и Дух Его Божественный живет в нас». – Сообщивший мне сей отрывок прибавляет: Марк Ефесский занимался духовною молитвою умною, чем занимались только одни величайшие святые. Греческий синаксарь ставит память Марка Ефесского 19 января.

После того как полчища Тамерлана схлынули с Малой Азии, оставя после себя пепел и разрушение, новая гроза, Магомет II, ниспровергнув Константинополь, довершил бедствия Восточной церкви. Только подобный Марку Ефесскому пастыри могли б охранить от конечного падения древнюю церковь Ефесскую, - но за ним таковые великие мужи не являлись. Но как можно, имев очи, не видеть чудесную волю Божию в том, что Восточная церковь, несмотря на падение целой империи, на порабощение неверными, доселе над нею тяготеющее, - сохранила всю чистоту Православной Апостольской Церкви и распространила ее духовное владычество на весь Север: некто сказал: «жизнь народов долга, а христианство вечно!».

Из известнейших Ефесских епископов, после Марка, можно назвать ученого Даниила; Афанасия, в 1575 году; Софрония, того самого, который писал к Императору Петру Великому о восстановлении Патриарха Иеремии; а в последние времена назовём святого старца Дионисия Каллиарха, приявшего в 1818 году мученический венец, и Анфима, возведенного напоследок на Вселенский патриарший престол. Нынешний епископ Ефесский, постановленный в 1815 году, называется также Анфим. Сверх поименованных нами епископов Ефесских, греческий синаксарь называет следующих: Анания и Солохона, дек. 1, Феодота, окт.12, Онисима и Соломона дек. 1 и 2.

Под управлением митрополита Ефесского находятся древние города Пергам и Фиатира. Пергам был приобщен к епископии Ефесской при Императоре Льве Мудром, а Фиаотира с другими 21 епископами была тогда же присоединена к епископии Сардийской. Митрополит Ефесский имеет двух епископов, Илиупольского, имеющего свое местопребывание в Илиуполе, что ныне Айдини, - и Кринского, в Крине, что ныне Чесме. Эта епископия была учреждена митрополитом Ефесским Дионисием Каллиархом, в самый год его мученической кончины, в 1818 году. Оба города сих двух епископств населены довольным числом православных и имеют достаточное число церквей. Под управлением обоих епископов находятся также зависящие от каждого епископства селения, имеющие каждое по одной церкви. Кроме сих двух епископов, митрополит Ефесский имеет и третьего, с малым титулом; - он заменяет митрополита во время его отсутствия.

В митрополии Ефесской считается ныне 58 городов и селений; назовём значительнейшие:

1. Город Магнезия, называется ныне временною кафедрою и митрополиею Ефесской; в нём одна церковь во имя св. Афанасия и считается православных жителей до 1500.

2. Город Касапас с церковью; жителей 300.

3. Фиатира (Ак-Гисар), с церковью св. Николая; жителей 400.

4. Гягякой, с церковью; жителей 300.

5. Кири-Егади, с церковью; жителей 500.

6. Сома, с церковью; жителей 250.

7. Киниес, с церковью; жителей 250.

8. Пергам, с двумя церквами; жителей 800.

9. Адрамити, с церковью; жителей 400.

10. Куш-Адаси, который также называют, в простонародии: Новый Ефес, имеет 2 церкви; жителей 400.

11. Кидониэ (Айвали). Новый город, ближайший против Митилена, построенный в 1730 году и имеющий уже православных жителей до 4000. В этом городе находится 10 церквей, из которых отличается красотою здания церковь во имя св. Харлампия.

12. Новая Фокея, с церковью св. Николая; жителей 400.

13. Мелемени, с церковью св. Параскония; жителей 400.

14. Вурла или Вриулла, с двумя церквами во Имя Пресвятой Богородицы и св. Георгия; жителей 1000.

Всего православных жителей в Ефесской митрополии 10900.

Нельзя не видеть сколь память Ефеса осталась священною на Востоке, когда взглянем на то пространство, которое подчинено владычеству этого города, почти стертого уже с лица земли, и которого кафедра не имеет постоянного местоназначения.

Примечания.

[1] Tertull. de prosript. XXXVI – Hieronim. adv. Jovin. I

[2] …

[3] Phot. Cod. 254

[4] In Orat. de Maria Virg.

[5] In proemio in Catena in Ioh.

[6] I. Посл. Иоан. IV. 7. 8. 18

[7] Иные полагают, что Гаий или Каий, о котором мы здесь говорим, есть тот же самый, к которому Евангелист Иоанн написал своё III-е посл. и который был первым епископом Пергама

[8] См. Иннокентия, Начерт. Церк. Ист. Изд 5-е. I. 46

[9] Hieronym. de scriptorib. Eccles.

[10] Euseb. Hist. Eccl. p. 236. Не должно смешивать с Апполинарием, епископом Иерапольским, как то сделал Бержье. См. слово: Montanistes, в его Dict. Theol.

[11] Le Quien. Oriens. Chr. P. 674. Мы знаем только, что Аполлоний писал против монтанистов сорок лет после начала этой ереси; он наследовал, как полагают, Поликрату, который принял епископство в 196 году. Ересь монтанистов началась с 171 г., а Менофаит был епископом Ефесским в 347 году, при Константине Великом.

[12] Ibid. p. 674

[13] Photius. Bibl. eod. 67

[14] Palladius. Dial. de vita S. Io. Chrysost. p. 133-134. Op. S. Io. Chrysost.

[15] Le Quien. Ibid. p. 677

[16] Id. Ibid. in fine

[17] Evagr. Hist. I. 4

[18] Ecclesiast. hist. Magdeburgica. Cent. V. p. 51

[19] См. Concil. Ephes. – Evagr. – Fleury. – Ducreux. Siecles Chrestiens. – Le Beau. Hist. du Bas-Emp

[20] Eccl. Hist. Magdeb. Cent. V. p. 1015-1016 – Le Quien. p. 678-679

[21] Иннокент. Церк. Ист. изд. 5-е I. 292-293

[22] Fleury. Hist. Ecl. XXVIII. 36

[23] Le Quien. I. 679-680

[24] Жит. Св. Дек. 3

[25] См. жит. св. Саввы

[26] Horat. III. 3. 7

[27] Villemain, Lascaris

Остров Патмос

«Аз Иоанн, иже брат ваш и общник в печали и во царствии и в терпении Иисус Христове, бых на острове нарицаемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисус Христово» (Апокалипс. I. 9).

 

 

Я жалел, что не мог посетить острова Патмоса; но поделюсь с моими читателями тем, что я читал и слышал об этой дикой скале, отброшенной в море от цветущего берега Малой Азии, и откуда Божественный Иоанн прозревал в вечность. Патмос оставался в совершенном забвении до того времени, когда Император Домициан начал посылать туда изгнанников. Его называют только Плиний и Стравон. В толпе ссыльных, которые вменяли себе за величайшее злосчастие удаление от царственного Рима, - и, с отчаянием в сердце, ступали на этот безплодный берег, - явился некогда, по суду Кесаря, в конце его царствования, ссыльный, маститый старец, изнуренный претерпенными им мучениями. Этот старец был Иоанн, которого епарх Азийский за проповедь слова Божия и за свидетельство об Иисусе Христе послал в Рим к Кесарю. Но для Иоанна мрачный Патмос сделался тихим убежищем среди созерцательной жизни. Недугующие и беснуемые были им здесь исцеляемы, скорбные цтешены; - он был им брат и общник в печали, по собственному его выражению. Здесь, восторженному духом, в день всокресный, явился ему Сын Божий, Альфа и Омега, посреди седми светильников, с седмью звездами в десной руке, изображавших седмь церквей Азийских и их седмь ангелов. Это явление Сына Божия любимому ученику своему напоминает ответ Христа Спасителя Петру, когда он спросил Иисуса об Иоанне: «Господи, сей же что?». Иисус сказал ему: «аще хощу да той пребывает дондеже приду, что к тебе?... Изыже же слово се в братию яко ученик той не умрет; и не рече ему Иисус, яко не умрет; но аще хощу тому пребывати, дондеже приду, что к тебе?» ^[1].

Патмос представляется в виде двух огромных гор, соединённых узким перешейком. Вершина одной горы увенчана городом, носящим имя Патмоса, и среди которого возвышаются твердыни монастыря св. Иоанна. Рассеянные по рёбрам крутых скал другие селения кажутся готовыми низринутся в море ^[2]. Зубчатые и изрытые глубокими расселинами скалы показывают следы вулканического переворота. Едва кое-где видна самая тощая зелень на тонких слоях земли, которая превращается в мелкую пыль от раскалённых лучей солнца. Патмос, находящийся в числе Спорадских островов Эгейского моря, отстоит на 40 географических миль от берега Малой Азии и имеет 18 миль в окружности, не считая изгибов. Хотя по местам разведены небольшие фиговые, апельсинные и виноградные сады, особенно в узкой долине, на западной части острова, но это не вознаграждает безплодности острова. Со всем тем, он оживлён промышленностью жителей, которые, на легких ладьях, заходят даже в Чёрное море для нагрузки хлеба, а вино привозят преимущественно с острова Санторина. Население острова весьма малочисленно и едва доходит до 1000 человек. Жители все христиане. Архимандрит монастыря почитается владетелем острова, в котором Покок насчитал до 300 церквей, что не весьма вероятно. Жители занимаются большею частью мореходством. Гавани Патмоса знамениты своим удобством и безопасностью, особенно так называемая гавань Ла Скала (la Scala), находящаяся перед городом Патмос или Патино. Две небольшие живописные скалы высятся по обеим сторонам, при входе в эту тихую и обширную гавань.

Вы выходите на самый тот берег, куда ступил ссыльный Иоанн. Подымаясь на крутизны, на половине пути от берега до той вершины, где находится город Патмос и огромный монастырь св. Иоанна, вы увидите на отдельно выдавшейся скале скромную церковь о двух куполах, выстроенную на том месте, где Иоанн имел Божественное откровение; туда ведет глубоко иссеченная в камне дорога. Часовня имеет не более как девять шагов в длину и пять в ширину и покрыта искусно сведенным готическим сводом. Иконостас имеет по два местных образов с обеих сторон; над Царскими дверьми видно большое распятие, достигающее почти до свода. Вправо от церкви открывается мрачная пещера, поддержанная посереди, при входе, толстою квадрантною колонною. По сохранившемуся здесь преданию, в этой пещере св. Иоанн начертал Божественный Апокалипсис. Глубокая расселина видна наверху пещеры. Некоторые писатели утверждали, что самое Евангелие св. Иоанна писано им на острове Патмосе, но положительнейшие предания удостоверяют, что оно было писано в Ефесе; что пред начертанием сего великого дела Иоанн и христиане Ефесские всенародно приносили моления и постились. Повествуют, что Иоанн произнес первые слова своего Евангелия: В начале бе слово, - вышед из глубокого вдохновения, и что они были сопровождены внезапным громовым ударом ^[3]. Григорий Туронезский, причтенный латинскою церковью к лику святых, пишет, что в его время показывали на вершине одной из гор, прилежащих к Ефесу, место, на котором, по преданиям, Иоанн писал своё благовествование; оно было ограждено четырьмя стенами, без покрыши; уверяли что дождь никогда не окроплял этого места во всё то время, когда Апостол занят был своим Божественным трудом, и что даже в последствии, дождь никогда туда не падал. Подлинная рукопись Евангелия св. Иоанна долго сохранялась в Ефесе; на неё указывали в третьем, в четвертом и даже в седьмом веке, о чём свидетельствует св. Пётр Александрийский по выписке находящейся в хронике Александрийской ^[4].

Все красоты Священного Писания соединены в Апокалипсисе. Несмотря на глубокие тайны, облекающие каждую страницу этой книги, и в которых мы между прочим усматриваем изображение Церкви Христовой, гонимой, торжествующей и обретшей вечный райский мир; несмотря, говорим мы, на эти тайны, которые в совокупности могут только разъясниться со вторым Пришествием Спасителя, - чтение этих страниц проникает душу невыразимою сладостью, преисполняет её величием Божиим и растворяет её любовью Сына Божия к человекам, простирающеюся за пределы вечности.

Возле пещеры Апокалипсиса показывают каменную купель, в которой св. Апостол крестил некоторых язычников острова Патмоса.

Гонение на христиан при Домициане началось в 95 году, когда Иоанн был сослан в Патмос. На следующий год, 18-го сентября, Домициан был убит, через год после ссылки Иоанна. Император Перва освободил всех ссыльных, и по этому св. Евангелист возвратился в Ефес в феврале или марте 97-го года, из чего выходит, что его заточение продолжалось 18 месяцев. Викторин, епископ Патавский, и Примаций, еписком Африкаснкий пишут, что Иоанн был употреблен в Патмосе на разработку руды; но следы этой руды теперь потеряны.

Монастырь св. Иоанна укреплен мощными стенами и башнями. Его построение приписывают Императору Алексею Комнену в 1117-м году, по предстательству св. Христодула (раба Божия), который желал защитить иноков Патмоса от частых нападений корсаров, которые и доселе укрываются в изгибистых заливах острова. Монастрыь, сотсоящий из довольно многочисленной братии, находится под непосредственным покровительством епископа Самосского ^[5]. При монастыре есть гимназия, которая считается лучшею на Востоке. Древний еллинский язык преподается здесь во всей чистоте по знаменитой грамматике Константина Ласкариса; физика, метафизика и богословие входят также в состав учения. Мне сказывали в Иерусалиме, что библиотека Патмосского монастыря заключает множество древних рукописей большой важности. Церковь монастырская благолепно содержана и утварь довольно богата. Мусульмане, чтущие Иоанна, дозволили из давних лет, единственно этому монастырю, иметь колокола, - и приветный благовест двух больших колоколов далеко разносится по морю. В этом монастыре почитают несколько мощей св. угодников Божиих, в числе которых находится св. Христодул. Он был настоятелем монастыря, называемого Латрос, в Малой Азии; в его заведывании находилось 20 монастырей с принадлежащим к ним озёрам, на расстоянии полутора дня пути от Ефеса. Этот святой муж, живший, как мы уже сказали, в начале двенадцатого столетия, видя ежедневно позрастающее могущество мусульман и претерпевая от них притеснения, исходатайствовал дозволение Императора Алексея переселиться со всею братиею на Патмос. Он основался прежде при гавани, называемой Нестие, что ныне Рували, но потом, найдя это место не довольно уединённым, и как говорят, вследствие чудесного видения, - переселился на высоту, занимаемую теперь монастырем св. Иоанна, им построенным. Островитяне, безпокоимые часто набегами корсаров, испросили у благочестивого Христодула дозволение приютить свои хижины к крепким стенам его монастыря, чрез что и образовался наконец нынешний город, отличающийся перед прочими городами Архипелага твердостью своего построения. Многие из жителей Патмоса сделались наконец довольно зажиточными купцами; но иго мусульман, налегшее на весь Восток, привело их наконец и то бедное состояние, в котором они теперь находятся, и ладьи рыбаков заменили в прекрасных гаванях Патмоса его купеческие корабли ^[6].

Монастырь св. Иоанна, венчающий сумаю высокую вершину горного Патмоса, господствует, как цитадель, над скромным городом. Вид с этой вершины обнимает обширный горизонт Эгейского моря с рассеянными по нем островами. Конечно, взоры Божественного Евангелиста часто устремлялись к столь близкому отсюда берегу Малой Азии, где он лелеял как кокош птенцов своих те семь церквей, которых символ он видел на небе и за которые он предстательствовал перед Сыном Божиим, возвещая им Его глаголы, полные Любви и Суда. «Иоанн, сын громов, возлюбленный Иисуса, столп всех церквей мiра, имеющий ключи неба, приобщившийся чаши Христовой, крещенный его крещением, возлегавший, с полною верою, на персях Господа» ^[7], ещё при жизни своей видел исполнение пророчеств над Иерусалимом и Божественная душа его скорбно провидела судьбы, ожидающие семь церквей Азийских!

Оставляя Малую Азию и возвращаясь на родину, я услаждал себя тем, что имев утешение видеть землю Ветхого и Нового Завета, я посетил также и ту страну, которой принадлежат несколько страниц Божественного Откровения Иоанна, той священной книги, которая указывает нам на новый, небесный Иерусалим и на светлую для надежд верующих Вечность.

Примечания.

[1] Св. Иоан. XXI. 21-23

[2] Spence Hardy

[3] Hieronym. prolegom. in. Matt. – Chrysost. homil. 67. – Baronius. Initio an. C. 99

[4] Chronica Alex. et. Ms. fragm. de Paschate apud Petav. et Usser

[5] В начале 18-го столетия там было 100 монахов, а в конце того же столетия это число удвоилось. Довольно значительная часть монахов рассылается для сбора в разные страны (см. Tavernier и Pococke).

[6] Dapper. Descript. de l’Archipel. P. 179-182

[7] Иоанн Злат. 1 Беседа на Еван. Иоанна