|
Радуйтесь, ибо Господь грядет судить |
|
 |
|
Rus |
|
Eng |
|
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
   |
 |
 |
 |
 |
Священник Владимир Зноско.
Христа ради юродивый иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры.
к оглавлению
К читателю 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...
Глава 3
Се удалихся бегая, и водворился в пустыни.
(Пс. 54, 8).1 декабря 1844 года иеросхимонах Феофил, «по старости своих лет и ради крайнего ослабления сил» стал проситься о перемещении его из Киево-Братского монастыря в Киево-Печерскую Лавру с назначением его в Больничный монастырь. Но вместо того был определен Высокопреосвященным Филаретом в находящуюся близ Киева Голосеевскую пустынь и помещен в «ту келью, которую занимал покойный иеродьякон Евстафий». В том же году был послан в Духовную Консисторию запрос о доставлении в Лавру его послужного списка, а в следующем году просьба эта повторена, но не смотря на двукратное отношение, послужной список прислан из Консистории не был, почему иеросхимонах Феофил до самой смерти оставался из Киево-Братского монастыря в Киево-Печерскую Лавру как бы не переведен.
Минула зима, наступила весна и лето. Молва о подвижнике росла все более и стала привлекать в очаровательную по своему местоположению Голосеевскую пустынь множество усердствующих людей. Не может град укрытися верху горы стоя (Матф. 5. 14),– сказал Спаситель. Невозможно скрыть благоухающего цветка даже в дикой траве. Его найдут по благоуханию и запаху. Так не мог укрыться и блаженный Феофил в своем пустынном уединении. Далеко стало разноситься благоухание его святой жизни, и это благоухание ощутили все ищущие духовного совета и утешения. А потому всякий, кто приезжал в Киев для поклонения его святыням, стремился также и в Голосеевскую пустынь, чтобы видеть старца Феофила и беседовать с ним. Но чтобы избежать славы мирской и постоянного общения с народом, блаженный еще более увеличил юродство. Монастырское начальство с первых дней поступления Феофила в Лавру мало обращало внимания на его «причуды». По рекомендательным спискам начальника пустыни игумена Григория он отмечен за 1845 год так: «К послушанию способен и исправен, в поведении добропорядочен, кроток и смирен». За 1846 год: «Мало способен, неисправен, самомнительный и своевольный». За 1847 же год иеросхимонахом Моисеем так: «Мало способен, в церковь ходит, спокойно и тихо живет». А за 1848 год, когда воздвиглись на блаженного гонения и разные неудовольствия за его странную жизнь, отмечен так: « Вовсе ни к чему не способен, находится без всякого послушания, упрям и самочинен; от роду ему 59 лет...»
Чтобы проверить на деле подобные отзывы Голосеевских начальников, митрополит Филарет приказал начальнику пустыни иеросхимонаху Каллисту «испытать способности Феофила», вследствие чего и было представлено донесение от 20 октября 1848 года, что иеромонах Феофил «занимал седмицу очередного богослужения и по усмотрению оказалось, что он, Феофил, совершенно не может правильно и благочинно отправлять священнодействие», с чем митрополит и согласился, запретив блаженному принимать участие в богослужении, и дозволил ему только каждую субботу в священническом облачении приобщаться Святых Тайн «для спасения души».
Несть пророк во отечестве своем!..
После этого распоряжения Феофил был из пустыни удален, и его переместили в так называемый Новопасечный сад. Здесь старец чувствовал себя весьма хорошо, только в церковь было чрезвычайно далеко ходить. Но несмотря на такое препятствие, блаженный не пропускал ни единого богослужения и являлся в храм Божий всегда до звона.
– «Возлюбих, Господи, благолепие Дому Твоего и место селения славы Твоея... Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его...»
Войдя в церковь, он обыкновенно клал посреди нее три земных поклона. Затем познаменовавшись у аналойной иконы, становился на краткое время или в форму, или перебегал за полуденные двери. Если же тут его окружали женщины, уходил к западной двери и при этом осенял воздух крестным знамением, как бы изгоняя силою креста кого-то прочь.
– Куды вас столько набралось, нечистая сила!? Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...– гневно произносил старец вслух.
Затем, перед самым началом шестопсалмия, восходил на клирос и принимался читать псалмы. Чтец, увидя перед собой непрошенного пособника, старался Феофилу в этом воспрепятствовать. Но получив «на булочку», предлагал старцу книгу... Блаженный читал с большим вдохновением, но чрезвычайно глухим голосом и недовольные его чтением клирошане с досадой ему замечали:
– Читайте, батюшка, громче... Ничего не слышно.
Но старец, наоборот, понижал голос и читал еще тише. Затем, прочитав три псалма, поспешно закрывал книгу и уходил с клироса на середину церкви, оставляя и чтеца и всех в великом недоумении...
Иногда блаженный вбегал в храм во время «Великого славословия» или же в конце службы, во время пения «Под Твою милость», а если богослужение было литургийное, то в начале «Херувимской песни» и, растолкав народ, становился впереди на колена, поднимал руки вверх и, обращая взор свой к небу, громко произносил молитвенные слова. Затем поспешно выходил из церкви, увлекая за собой толпу богомольцев.
Сила молитвы блаженного на страждущих и обремененных недугами плоти, говорят, была необычайна. По ее действию выздоравливали больные и исцелялись искалеченные с детства. Одна вдова – чиновница Марья Григорьевна N – была одержима по временам беснованием. Когда она обратилась за помощью к блаженному, старец прочитал над нею св. Евангелие и, крепко ударив им больную по голове, так что та от боли даже присела, громко произнес:
– Именем Господа Иисуса Христа, аз повелеваю тебе – выйди!.. И больная тотчас почувствовала себя хорошо.
– Если хочешь быть здорова,– сказал старец, отпуская ее,– живи в Китаевской пустыни и не выезжай отсюда никуда...
И, действительно, исцеленная им Марья Григорьевна до самой смерти проживала вблизи Китаевской пустыни и ежедневно являлась туда в церковь на богослужение. Ныне ее нет уже в живых...
Митрополичий певчий Н. К-лов был одержим плотской страстью. Блудные помыслы не давали ему покоя и смущали его день и ночь. Весной, во время прогулки по лесу, встречает он старца Феофила, но чтобы уклониться от разговоров и неизбежного обличения, старается свернуть в сторону.
– Эй, Николай, погоди,– вдруг кричит ему блаженный,– куда ты? Ступай сюда, ко мне. Будем вместе с тобою блудными помыслами услаждаться...
К-лов, чувствуя себя обличенным, со слезами начинает перед старцем раскаиваться.
– Ну, ничего. Господь милосерд,– говорит ему в утешение старец.– Пойдем помолимся Ему.
И опустившись на колена, начинает творить молитву... Через полчаса подымается и, с ласковым лицом обращаясь к страждущему, говорит:
– Ну, теперь ступай. Блудные помыслы не будут больше смущать тебя.
Тотчас после этого юноша от недуга своего исцелился. И хотя страсти иногда и возвращались к нему потом, но едва начинал он поддаваться влиянию блудного беса, как всем телом его овладевала такая сильная лихорадка, что в ту же минуту всякие нечистые мысли исчезали вон из головы и обессиленное страданиями молодое тело огнем блудной страсти более не распалялось...
Свыше полугода прожил блаженный Феофил в Новопасечном саду и, наконец, по словесному приказанию Его Высокопреосвященства, 29 апреля 1849 года был перемещен в находящуюся близ Киева Китаевскую пустынь.
Здесь, не оставляя подвига юродства, а напротив еще более увеличив его, старец Феофил хотя и нашел для себя новый крест различных испытаний и гонений со стороны начальствующих лиц, но получил и утешение уединения. Благодаря пустынному местоположению Китаевской обители, окруженной высокими горами, поросшими густым лесом, старец Божий уходил в глубь его, и там, в богомысленном уединении, изливал душу свою в молитвах Тому, Чьи очи в десять тысяч крат светлее солнца и взирают на все пути человеческие и проникают в места сокровенные. (Сирах. 23, 27–28). Часто прогуливаясь по лесу, он отыскал себе там большое срубленное дерево и по целым суткам простаивал на этом пне коленопреклоненный, неустанно воздыхая о растлении века сего и молясь о прощении грешного мира, не ведающего, что творит.1
Постоянно и исключительно занимаясь богомыслием и молитвою, Феофил не обращал ни малейшего внимания на свою внешность. Заботясь о красоте души, он нисколько не заботился о чистоте тела. Одежда его была ветха, со многими заплатами, пришитыми белыми нитками, и вся была выпачкана тестом и маслом. На ногах его были изорванные туфли, а то на одной – истрепанный сапог, а на другой – валенок или лапоть, голова же была повязана грязным полотенцем.
Многие насмешники, заметив на голове старца замаранную повязку, с хохотом спрашивали его:
– Отец Феофил! Вы чем сегодня больны?
– А ты разве лекарь? – сурово отвечал на это блаженный и уходил от них прочь.
В другой раз, наоборот, желая показаться чересчур здоровым и как бы изобличая этим сытых, чревоугодливых людей, накладывал себе на живот пуховую подушку и в этаком виде с важностью расхаживал по двору. Затем, выходя через монастырские ворота в лес и встречаясь там с праздно беседующими послушниками, укоризненно качал головой:
– Зачем осудили мытаря и фарисея?
Но веселая молодежь, заметив на юродивом большой искуственный живот, в ответ заливалась неудержимым хохотом.
Но и это, постоянно видимое и всеми порицаемое неряшество, имело у Феофила своеобразное значение. Замечали, что чем неопрятнее он одет, тем неспокойнее внутреннее состояние его духа, тем усиленнее его пламенная молитва, тем многодумнее его старческое чело...
Молился блаженный всегда втайне. Приступая к исполнению келейного правила, он облекался в мантию, а когда читал Евангелие и акафисты, возлагал на себя фелонь и епитрахиль и зажигал три лампадки. Тело его было препоясано железным поясом со вделанной в него и никогда не снимаемой иконой Богоявления.2 Чтобы ни единой минуты не оставаться праздным, блаженный сучил шерсть, вязал чулки и ткал холст, который отдавал преимущественно иконописцам для их работы. Во время же рукоделия читал Псалтирь, которую знал наизусть, и разные молитвы. Ежедневно полагая перед образами бесчисленные поклоны, старец Феофил давал только самый краткий отдых своей утружденной плоти. Для этого он или прислонялся спиной к стене, или ложился на лежанку, поперек которой клал полено, или садился на короткую, чрезвычайно узкую скамью, которую ставил посреди комнаты, так что при малейшем дремании падал, немедленно вставая затем на молитву...
Однако начальник пустыни иеросхимонах Иов, не любивший блаженного за его подвиг юродства и неуклонно наблюдавший за его жизнью и поведением, никогда не мог застать блаженного в молитве и спасительном упражнении. Когда бы ни посещал он его в келье, прозорливый старец, всегда предугадывая приход начальника, разоблачался и, опрокинувшись на скамью, притворялся спящим. Таким образом, он как бы поступал по слову Самого Господа, Который говорит: Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. (Матф. 6, 6). Ибо тайными молитвенными трудами и подвигами он как бы готовил себе будущее блаженство и строил на небеси вечный дом, предпосылая туда провиант на всю вечность...
Келья блаженного старца вовсе не показывала, чтобы о ней заботилась хозяйская рука – вся была загромождена и засыпана слоем мусора и грязи. Когда его спрашивали, для чего он так делает, старец отвечал:
– Для того, чтобы все вокруг меня находящееся, непрестанно напоминало мне о беспорядке в моей душе.
Некоторые из лаврских старцев, еще доселе здравствующие и лично присутствовавшие некогда в келье сего человека Божия, передают, что она сплошь была заставлена целыми рядами различных горшков и черепков, в которых хранились заранее приготовляемые им для посетителей съестные припасы. Чего только не было тут! Крупа, чай, масло, мука, сахар, булки, пироги, мед, икра, фрукты, селедки, рыба, виноград, свечи и проч.
Понятно, что такое собрание различной провизии зачастую возбуждало завистливые очи монастырской молодежи, которая тайком и посягала на эти продукты. Но все это делалось ими с хитростью, по ранее обдуманному плану. Заметив, например, что начальник пустыни питает неприязнь к Феофилу, они подстрекали любимца его, пономаря Поликарпа, походатайствовать перед Иовом о перемещении старца в другую келью. Пономарь Поликарп и сам был рад это сделать, ибо не менее своего начальника не любил блаженного. Чем же досадил ему отец Феофил? А вот чем. Насобирает, бывало, в подстилку целую кучу червей, тараканов, жуков да прусаков, принесет их в церковь да всю этую движущуюся армию на пол там и разбросает. Живые твари по всем углам расползутся, а пономарю – беда: надобно их разыскивать да на двор выметать. Что делать? Накинется тогда Поликарп с бранью на блаженного и давай его бить... А старец остановится перед ним, скрестит на груди руки и молчит.
У коварного и действия гибельны: – говорит пророк Исайя,– он замышляет новы, чтобы погубить бедного словами лжи, хотя бы бедный был и прав. Так поступал в данном случае и пономарь Поликарп. Возведши на блаженного пред начальником клевету и получив от него приказание перевести виновного в другую келью, Поликарп с ядовитой улыбкой тотчас появлялся перед старцем.
– Отец Феофил! Начальник приказал вам перебираться в другую келью.
– Стопы моя направи по словеси Твоему,– смиренно отвечал на это старец. И взяв под мышку мантию, а в руки икону или Псалтирь, немедленно переходил в указанную ему келью. А послушники только и ждут того. И под видом перенесения «мебели»3 начинают истребление провизии. А старец Феофил, нисколько не мешая предаваться лакомству, в незлобии ангельского сердца восклицал:
– Дивны дела Твоя, Господи!..
[1] Цел ли в настоящее время пень и где находится этот безмолвный свидетель великих подвигов чудного старца – неизвестно.
[2] В память троекратного спасения своего от воды.
[3] Блаженный, кроме аналойчика, скамьи и простого стола, ничего в келье не имел.
к оглавлению
К читателю 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...
|
|
|
|
|
|
|
|
 |
|
 | |||||||||
|
Код баннера © 2000-2024 Церковь Иоанна Богослова |
|
