Радуйтесь, ибо Господь грядет судить

	Кредо	Переписка	Календарь	Устав	Аудио
	Имя Божие	3000 вопросов	Богослужения	Школа	Видео
	Библиотека	Проповеди	Тайна ап.Иоанна	Поэзия	Фото
	Публицистика	Дискуссии	Эра Духа Святого	История	Фотокниги
	Апостасия РПЦ МП	Свидетельства	Иконы	Стихи о.Олега	Стримы
	Жития святых	Книги о.Олега	Исповедь	Библия	Избранное
	Молитвы	Слово батюшки	Новомученики	Пожертвования	Контакты

Священник Владимир Зноско.

Христа ради юродивый иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры.

к оглавлению

К читателю     1     2     3     4     5     6     7     8     9     10     ...

Глава 8

Всякий унижающий себя возвысится. (Лук. 14, 11).

Вскоре однако случилось так, что доселе сомневавшийся в святости жизни и прозорливости блаженного старца митрополит совершенно изменил свой ошибочный взгляд в противоположную сторону.

Как известно, молитвенное правило Высокопреосвященнейшего Владыки Филарета было чрезвычайно продолжительно¹ и на выполнение его требовалось шесть–семь часов в сутки. «Не понимаю,– так говорил он в личных беседах с Лаврскими старцами,– как старики вообще, а монахи особенно проводят жизнь свою, если не приобрели навыка и вкуса к молитве! Это должно быть для них чрезвычайно тяжело и скучно. Поэтому, ах, как необходимо заранее всем, желающим в старости проводить жизнь не безотрадную, привыкать к молитве», И следуя такому совету, сам первый неукоснительно соблюдал все это на деле... Как-то раз понадобилось Владыке побывать экстренно в Китаеве. Утружденный накануне различными делами, митрополит встал на полчаса позднее обыкновенного и чрезвычайно торопился, чтобы поспеть к назначенному времени. Когда он прочитывал утреннее правило, в молельную комнату его вошел келейник иеромонах отец Назарий и доложил Владыке, что лошади поданы. Не желая медлить и не имея возможности дочитать молитвенное правило, митрополит приказал подать рясу и, усевшись в карету, уехал. Через полчаса он был уже в Китаевском лесу и, опустив каретное окно, с жадностью вдыхал в себя чудный аромат свежего утреннего воздуха. Вдруг взгляд его упал на одно большое, близко стоящее дерево. Там. взобравшись на самую верхушку его, преспокойно сидел Феофил, с молитвословом в руках.

– Ты что здесь делаешь? – крикнул изумленный Владыка.

– Келейное правило дочитываю, спокойно отвечал сверху Феофил.

– Что, что ты сказал? Говори громче! Не слышу!

– Келейное правило, говорю, дочитываю!! – во весь голос закричал тогда блаженный.– Дома некогда было, поездка помешала, так вот хоть по дороге дочитаю!..

– Да... Да... Это ты про меня говоришь, значит? – догадался Владыка.– Ну, спасибо тебе, проказник, что меня, старика, надоумил. Слезай назад поскорей. Теперь я уже сам дочитаю...

После описанного случая Владыка чрезвычайно заинтересовался личностью блаженного и стал к нему присматриваться. Имея намерение посетить старца в его келье, чтобы лично убедиться в справедливости возводимой на него клеветы, он нередко отправлялся к его жилищу, по всякий раз Феофил старался не допустить Владыку до такого праздного любопытства и однажды, перед приходом его, даже заделал двери хворостом и стал замазывать глиной, так что митрополит волей-неволей должен был возвратиться назад.

Но однажды случилось так, что Владыка, внезапно явившись к старцу со своим келейником, застал Феофила дома. Блаженный принял высокого гостя весьма радушно и, как бы желая выразить свою глубокую радость, посадил его на скамью, а сам принялся ставить самовар. Когда вода начала закипать, он перенес самовар на середину комнаты, на пол и подставил под кран глиняную миску. Затем взял у Архипастыря его деревянную клюшку и внимательно осмотрел ее со всех сторон.

– А что стоит эта палка? – спросил блаженный, не глядя на Владыку.

– Ничего не стоит,– отвечал на это митрополит.

– Нет,– сказал тогда старец,– она стоит целых двадцать пять рублей.

И с этими словами положил клюшку на стоявшую под самоваром миску, а из самовара вынул кран и забросил его в угол. Вода полилась на палку, переполнила крап миски и полилась ручьем на пол. Владыка поднялся со своего места и в крайнем смущении проходя по мокрому полу, поспешил из кельи во двор...

С тех пор прошло несколько дней. На дворе стоял июнь. Погода была тихая, ясная, приятная. Владыке вздумалось прогуляться по лесу, и, не взяв с собою никого из келейников, митрополит отправился в путь².

В конце Голосеевского леса (где ныне Ореховатский сад) был пригород и возле ограды из частокола стояла простая садовая скамейка, на которой Владыка всегда отдыхал. Это место было самым излюбленным местом Высокопреосвященного Владыки, ибо отсюда открывался великолепный вид – и город, и святая Лавра были видны как на ладони. Пользуясь уединением, митрополит просиживал здесь по целым часам и, воздевая к небу свои святительские руки, возносил к Богу тайную молитву о благоденствии живущих во святем граде и обители Печерской. Желая и на этот раз сотворить свою обычную молитву, Владыка опустился на колени, но из-за кустов вышел человек с палкой и, подходя к старцу и указывая на свою дубину, спросил:

– А что стоит эта палка?..

Владыка хотел осенить его благословением, но незнакомец сказал:

– Не надо. Давай что у тебя есть...

Митрополит преспокойно вынул кошелек, в котором находилось двадцать пять рублей, и отдавая его, сказал:

– Ну, брат, жалко мне тебя. Тут, должно быть, мало.

Но когда он распахивал полу, чтобы вынуть из кармана кошелек, незнакомец заметил на нем золотые часы с цепочкой и дерзновенно сказал:

– Коли говоришь мало, так давай вдобавок и часы. Владыка преспокойно исполнил требование.

– Эге! – сказал незнакомец,– да они, кажись, золотые...

– Так что же? Для тебя, брат, выгоднее.

– Как же так: ты – монах, а у тебя часы золотые... Или ты не из простых? Может быть, ты казначей или еще кто-нибудь?..

– Нет, не казначей.

– Так кто же ты?

– По правде сказать меня зовут митрополитом.

– Митрополитом?! – остолбенел незнакомец.

– Ну, да. Что же ты, любезный, так переполошился? Господь с тобой... Незнакомец повалился ему в ноги.

– Ну, брат. Встань-ка, встань, да проводи меня домой и не бойся, пожалуйста, ничего.

Когда они подходили к пустыни, Владыка снова обратился к несчастному с речью:

– Вот что, брат... Отдай-ка мне часы. Они ведь именные. Неровен час, попадешь в беду, когда продавать станешь... А лучше ты постой здесь немного, а я позову тебя к себе как странника и прибавлю еще несколько денег.

Незнакомец отдал часы. А Владыка приказал на крыльце келейному отцу Сергию идти скорее к воротам и позвать стоящего там странника, который был настолько добр, что проводил его. Келейный пошел за ворота, но незнакомца уже не было: его и след простыл.

– Экой недобрый! – сказал на это митрополит.– Ну да Господь с ним! Отсидевшись на стуле и немного успокоившись. Владыка приказал привести к нему Феофила и, когда тот явился, то, указывая рукой на свою клюшку, с улыбкой сказал:

– Твое предречение, Феофил, сбылось. Палка стоит не менее двадцати пяти рублей... Но это ещё не беда, друг мой, а в том заключается страх, что злоумышленник мог бы выпустить из меня столько крови, сколько ты выпустил тогда кипятку из своего самовара.

– Дивны дела твои, Господи! – отвечал на это блаженный своей любимой поговоркой...

В заключение расскажу вам еще один случай, который окончательно убедил митрополита Филарета в том, что старец Феофил был необыкновенный человек и что свойства душ 11 его были преисполнены благодати и даров Духа Святого...

Проезжая как-то раз в экипаже по лесу. Владыка приказал кучеру повернуть в Китаев и, остановившись здесь на часок, направился в келью начальника пустыни, чтобы поговорить с ним о каком-то деле. На пути встретил его старец Феофил и вместо того чтобы принять от митрополита благословение, вынул из-под полы обгоревшую головню и бросил ее Архипастырю под ноги. Окружающие лица пришли в изумление и думали, что Владыка разгневается, а Феофилу не сдобровать; но митрополит не обратил на это ни малейшего внимания и как ни в чем не бывало поспешил своею дорогой. Вскоре после этого Владыка вторично был в Китаеве и, встретив Феофила в монастырском дворе, остановил его и сказал:

– Ну, проказник, давно я не бывал у тебя в келье. Сегодня после обедни зайду к тебе на чай. Только гляди, не угости меня таким чаем, каким угостил в прошлый раз...

– Милости просим, Ваше Высокопреосвященство,– отвечал на это Феофил, кланяясь Архипастырю до земли.

Неизвестно, было ли у митрополита действительное намерение побеседовать с блаженным или же, вспомнив брошенную тогда под ноги головню, он пожелал узнать у него значение этого поступка, только, выйдя из церкви после обедни, Владыка направился прямо к Феофилу... Что же сделал блаженный? По возвращении своем в келью, он тотчас приказал келейнику наполнить бочку водой и набросать туда песку. Когда получилась изрядная «каша», блаженный обляпал грязью стены своего жилища, вымазал двери и косяки, густо налил грязи на пол, сам выпачкался, как арап, и уселся посреди комнаты на скамью в торжественном ожидании высокого гостя... Через полчаса дверь в келью отворилась, и вошедший в нее митрополит остановился на пороге в изумлении: повсюду грязь и беспорядок, а сам хозяин кельи был похож не на монаха, а на человека, вылезшего из дымовой трубы.

– Это что такое? – гневно вопросил Архипастырь.

– Не сомневайтесь, Ваше Высокопреосвященство. Пожалуйте! Это я после пожара так. У меня пожар случился, так я его поливал, поливал, да и перепачкался...

Разгневанный Владыка бросил на юродивого презрительный взгляд и поспешно удалился. Но перед тем как ему садиться в карету, подбегает к митрополиту келейник Феофила Иван и подает ему три бутылки воды.

– От кого? Зачем это? – спрашивает митрополит.

– От старца Феофила, Ваше Высокопреосвященство. Гостинец вам передать велел.

Скажи, говорит, что головню заливать пригодится.

– Головню заливать? Это еще что такое?

– Истинно так, Ваше Высокопреосвященство.

– А в бутылки чего налил? Испробуй!

Вода,– отвечал келейник.– Простая вода, Владыко святый. Простая вода?

– Истинно так, Ваше Высокопреосвященство.

– Ну так положи ее кучеру, на передок. Видно напророчить, проказник, что-то захотел...

Прошло несколько недель. На дворе стояла глухая осень. В двенадцать часов ночи с 18 на 19 ноября 1844 года, послушник Лавры Роман Баранов затопил в просфорне печь и вместе с остальными послушниками стал заготовлять тесто для печения просфор. Смотритель же просфорни рясофорный монах Василий Титов и смотритель хлебни рясофорный монах Леонид Затворный, приготовляясь к принятию Святых Тайн, отправились к заутрени и по выходе из церкви прошли в кельи для прочтения установленных молитв. Вдруг, в три часа ночи, суточный сторож послушник хлебни Иосиф Алферов, проходя по коридору, отделявшему просфорню от хлебной, услыхал запах едкого дыма. Встревоженный Алферов побежал осматривать заднюю часть двора, где был дровяной склад и стояли деревянные пристройки, но не найдя там ничего подозрительного, заглянул в замочную скважину дверей, которые вели по лестнице на чердак, и увидел там сильный огонь. В ту же минуту он бросился за ключем, и когда отворил дверь, дым с такой силой ударил в лицо, что Алферов в испуге отшатнулся. При тщательном осмотре тотчас обнаружилось, что это загорелся деревянный помост возле борова, проведенного из просфорной печки в дымовую трубу... Сбежалась братия с ведрами, и дружными усилиями все принялись за тушение огня, но по неудобству хода и устройства железной крыши труды их оставались тщетными. Огонь разгорался все сильнее и сильнее и охватил всю просфорню и хлебню. К довершению несчастья в ту ночь была такая сильная буря, что горящие головни летали даже на Подол и доносились до Флоровского монастыря. Утром 19 ноября пожар распространился еще далее и проник под железной крышей в Лаврскую типографию. Испуганный Владыка митрополит, видя, что огонь принимает все большие и большие размеры и угрожает не только остальным строениям Лавры, но даже и самому зданию Великой Лаврской церкви, и не надеясь более на слабые силы человеческие, приказал отворить Великоцерковную дверь и вошел туда для молитвы... Долго и слезами молился Владыка, стоя на коленях пред святым чудотворным образом Успении Богоматери и громким гласом взывая к Ней о помощи и заступлении. Через некоторое время он, утомленный, встал.

– Ну, что? – с дрожью в голосе спросил митрополит у стоявшего в стороне пономаря.

– Слава Богу! – отвечал пономарь.– Вашими святыми молитвами Лавра спасена.

Митрополит перекрестился и облегченно вздохнул. Затем вышел из церкви и направился к месту несчастья. Собравшиеся во множестве нижние чины полицейско-пожарных крепостных, арсенальных и гарнизонных команд работали дружно, и пожар понемногу стал утихать. Через несколько часов Лаврская типография и другие здания были затушены совсем...³

После этого события Владыка настолько привязался к блаженному душой, что в доказательство своего почитания и любви поместил Феофила вместе с иеросхимонахом Парфением у себя на покоях, в Голосеевской даче.

Вас только двое у меня: ты – схимник, Парфений-схимник и я – схимник⁴.

Будем жить во имя Пресвятой Троицы,– с отеческой нежностью говорил блаженному митрополит, поселяя его у себя.

Но блаженный, чтобы уклониться от такого «триипостасного» общения, при первом же удобном случае развел в комнате такую сырость и грязь, что испортил обои и крашеный пол и расплодил массу клопов. И не проходило ни одного дня, чтобы он не выкинул какую-нибудь «штуку». Так, например, когда они садились втроем за трапезу, Феофил старался разлить как можно больше на скатерть, для чего, иногда как бы нечаянно, опрокидывал спою посуду на стол и заставлял этим Владыку и отца Парфения преждевременно вставать из-за стола. Если же и этого было недостаточно, притворялся больным и начинал громко и часто «икать», стараясь испортить этим Владыке аппетит. Старцу же Парфению досаждал тем, что во время ночного покоя надевал на себя его сапоги и взамен того незаметно подставлял ему лапоть или валенок, сам же скрывался на целый день и лес. Или же среди ночной тишины, когда все обитатели дачи были погружены в глубокий сон, вскакивал с постели и начинал во вес голос петь:

– «Се жених грядет в полунощи!.. И блажен раб его же обрящет бдяща... Кроме того, с первых же дней своего переселения на дачу, несмотря на летнее время, принимался топить в комнате печь и всегда в такое время, когда митрополит был занят молитвой или письменными делами, и при этом напускал столько едкого дыма, что келейники вынуждены были отворять и двери, и окна и душники, чтобы хоть чуть проветрить комнаты; сам же Владыка просиживал все это время в саду, находясь в томительном ожидании... Раннюю обедню в домовой церкви митрополитской дачи отправлял обыкновенно старец Парфений. Феофил же являлся туда на четверть часа раньше его прихода и, облачившись в священнические одежды, начинал с пономарем служение, так что когда появлялся в церкви Парфений, то ему оставалось быть только свидетелем церковного Богослужения, но отнюдь не участником его... И многое другое творил Христа ради юродивый Феофил и тем привлекал к себе большую толпу народа.

Тогда митрополит, видя, с одной стороны, что богомольцы неизменно толпятся около крыльца его дачи и с нетерпением ожидают выхода и общения с любимым старцем Феофилом, и не желая, с другой стороны, причинять себе и окружающим лицам ежедневного беспокойства поступками его, не стал более удерживать старца у себя и, призвав его однажды после утреннего чая, сказал:

– Ну, брат Феофил, Бог тебя благословит. Собирайся, старый воробей, на прежнее гнездышко, в Китаев. Там тебе вольготнее будет...

– Стопы мои направи по словеси Твоему,– отвечал на это Феофил, как говаривал в таких случаях и прежде, когда его переводили с места на место и, усердно помолившись на образа, собирался в указанный путь.

С этих пор блаженный переселился на долгое время в Китаев и жил там очень спокойно. Никто не обращал внимания на его образ жизни. Никто не стремился прекратить его юродственные выходки. Находившийся под спудом светильник снова был поставлен на свещнице и стал светить всем...

---

[1] Вот это правило. Вечернее: I ) Повечерие и вслед за ним 2) Поклонение св. Троице 3) Поклонении Иисусу Христу (из творений св. Димитрия Ростовского) и 4) Молитва пр. Евстратия из полуношницы субботней: потом 5) Акафист Иисусу Сладчайшему (одни икосы и кондаки), 7) Поклонение Пр. Богородице (св. Димитрия Ростовского) 8) Акафист Пр. Богородице (Благовещенский). Затем - 9) Благодарственные страстей Христовых воспоминания (из св. Дм. Ростовского). Его же: богомысленное размышление; далее 11) Молитвы на сон грядущий и 12) в заключение всего целование ран Господа нашего Иисуса Христа. Утреннее: 1) Молитвы утренние, вслед за тем 2) Поклонение св. Троице и 3) Поклонение Иисусу Христу. Потом — 4) Акафист Сладчайшему Иисусу, 5) Поклонение Пр. Богородице и 6) Акафист Ей же. Далее благодарственные страстей Христовых воспоминания. 7) Канон ко св. Причащению. 8) Акафист ко св. Причащению. 9) Молитвы ко св. Причащению. После того: 10) Богомысленное размышление. 11)В заключение — целование ран Христовых и 12) Слушание Литургии, которой никогда не опускал.

[2] Высокопреосвященный Филарет по внешнему своему одеянию почти ничем не отличался в Голосееве от прочих собратий. Всегда в обычной шапочке, простой рясе, со старческим костыльком в одной руке, а в другой с Евангелием или Апостолом. Владыка был скорее похож на простого скитского старца.

[3] Убытки, понесенные Лаврой от пожара в зданиях, были незначительны, так как на них сгорели только кровли, а стены остались целыми. Но когда были подсчитаны убытки от уничтоженного пожаром громадного запаса типографских книг и порчи типографских машин, то сумма получилась довольно значительная: около 80 000 рублей (Архив К.-П. Лавры. Дело № 2520).

[4] За семнадцать лет до кончины своей в Бозе-почивший Архипастырь Филарет принял великий ангельский образ —схиму с имением Феодосия и хранил это втайне до последних дней своей жизни.

к оглавлению

К читателю     1     2     3     4     5     6     7     8     9     10     ...