|
Радуйтесь, ибо Господь грядет судить |
|
 |
|
Rus |
|
Eng |
|
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
   |
 |
 |
 |
 |
Священник Владимир Зноско.
Христа ради юродивый иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры.
к оглавлению
К читателю 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...
Глава 7
Многи скорби праведным и от всех их избавит я Господь. (Пс. 33, 20).Помянув здесь о правилах и обычаях блаженного Феофила и о способах обращения его со своими поклонниками, не лишним считаю сказать, что подобные сношения с людьми и громкая слава, которой пользовался блаженный, вызывала зачастую озлобление завистливых лиц, превратными толкованиями стремящихся заклеймить достохвальное и непорочное имя блаженного старца.
Особенно ожесточался против него начальник пустыни иеросхимонах Иов. Предполагая во всех действиях и поступках блаженного одно только «ханжество и суеверие»" он преследовал старца на каждом шагу и, причиняя ему различные досаждения и скорби, надоедал Владыке постоянными на него жалобами и доносами. Видя, что блаженного постоянно окружает толпа богомольцев, Иов выбегал во двор и, укоряя толпу в суеверии, заставлял ее разойтись. Когда же и это не помогало, приказывал запирать после обеда монастырские ворота, чтобы любопытная толпа не окружала блаженного и не подходила к его келье. Но это не все. Зачастую Иов врывался к блаженному в жилище и, гневно обличая его за женщин, забирал принадлежащее старцу белье, вынуждая его не отдавать белья женщинам-прачкам. Старец же отговаривался только кротостью, молчанием, выставляя притчами различные Евангельские доводы. Когда же начальник не унимался и продолжал досаждать ему, то, стараясь оградить его от напрасного гнева и бесовского искушения, зачастую не отворял ему дверей.
– Пантелеймон,– говорил в таких случаях блаженный своему келейнику,– затвори дверь. Сейчас наш враг придет...
Пантелеймон ведал уже, что это за «враг» такой, и спешил задвинуть клямку в дверях как можно прочнее. Тогда Иов, чтобы еще более досадить блаженному и доказать свои права и власть, переместил старца вниз большого корпуса, поближе к своему дому, и хотя здесь было четыре вместительных комнаты, блаженный был этим крайне недоволен, так как подобная перемена в жилье и местности препятствовала старцу творить все то, к чему призвал его Господь. Когда же, на беду, был прислан из Лавры иеродиакон Феодосии Тупицын, требовавший особого присмотра по болезненному состоянию своих умственных способностей, и был помещен со старцем во вторую переднюю комнату, то блаженный не выдержал и немедленно удалил его от себя. Раздраженный таким своеволием начальник пустыни Иов вторично привел присланного и, входя в дверь к Феофилу, тихо произнес:
– Отец Феодосий! С преподобным преподобен будеши и со избранным избран будеши... Благословись у отца Феофила, он тебя наставит, и живите в мире...
Но блаженный, выскочив из внутренней комнаты, снова удалил Феодосия, а Иову кричал:
– Ты грамоте знаешь, знаешь?..
– Кабы не знал, начальником не поставили бы,– с улыбкой отвечал Иов.
– И библейские книги читал? А?
– Не только читал, а и на память многое знаю.
– За что Каин убил своего брата Авеля? Скажи! Отвечай! За что?
И проводив Иова из комнаты, захлопнул за ним дверь. Оскорбленный до глубины души начальник немедленно рапортовал о том митрополиту Филарету и, перечисляя все неблаговидные юродственные выходки Феофила, просил удалить его из мирной и уединенной Китаевской пустыни.
Из этой жалобы1 видно, как мало понимали тогда Феофила окружающие его люди. Да и не мудрено: тот, кто не познал собственной души, едва ли может познать душу ближнего своего. Ибо когда мир своею мудростию не познал и Бога в премудрости Его (1 Корин. 1, 21), то едва ли возможно людям этого мира познать и верного слугу Господня. Да еще такого великого избранника и слугу, как блаженный старец Феофил, которому еще от чрева матери своей суждено было стать светильником веры Христовой и вся жизнь которого, начиная с раннего детства, была сплетена из разных чудес и необычайностей и своим течением напоминает нам детство одного их величайших угодников земли Русской – святителя и чудотворца Николая.
Не будем удивляться тому. Мир во зле лежит. Не видя в подвижниках благочестия деятельных сынов Отечества и государственных мужей, он презирает и ненавидит их. Но справедлив ли мир, когда ненавидит людей, которые, отрекаясь от мира, всю свою жизнь посвящают молитвам за него?.. Среди нас – беды неисчислимые! Среди нас – скорби неистощимые! Среди нас – горе безысходное!.. Враг нашего рода дьявол всеми силами воздвигает против нас свои полчища и окружил нас своими легионами. Обыдоша нас пси мнози, сонм лукавых одержаша нас. Отверзоша на нас уста своя, яко лев восхищаяй и рыкаяй. (Пс. 21, 14–17). Молитвы же праведников суть для нас стрелы сильных, прогоняющие от нас всякого врага и супостата.
Ибо они своими молитвами и заслугами покрывают перед Богом постыдную наготу нашей жизни, украшая ее драгоценными одеждами и благодатью, и, восполнив ею нашу душевную скудость, делают ее чистою и благоугодною пред очами Господними. Когда же за грехи и беззакония наши постигает нас кара Господня, они своими чистыми молитвами и тайными подвигами отводят от мира громы и гнев раздраженного неба. Много бо может молитва праведного поспешествуема. (Иак. 5, 16). А мир, не зная собственных выгод, отвергает, презирает и гонит своих благодетелей!
Да, многие скорби претерпевают тогда от нас эти рабы Божии! Положив себе задачей жизни быть искренними последователями учения Христова, они с молчанием на устах мужественно переносят от руки врагов всякого рода обиды и притеснения, твердо памятуя Евангельские слова: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, потому ненавидит вас мир.» (Иоан. 15, 19). Но терпение это продолжается до тех пор, пока гонение на людей Божиих совершается без вреда для самого пути Божия, по которому они идут. Когда же дело выходит наоборот, они возвышают свой голос и, как бы от лица Божия, начинают проявлять самостоятельность своей воли. Ибо кому только неизвестно из нас, каким подавляющим гнетом ложатся эти притеснения на душу людей. Они отнимают энергию не только у мужественных натур, но расслабляют даже самые многодельные руки и ноги...
Тоже случилось и со старцем Феофилом. И как задавленный чем-либо тяжелым ищет простора и свободы, так и угнетаемая постоянными нападками начальника Иова боголюбивая душа блаженного немолчно стала вопиять к Богу; «Отыми от мене понос и уничижение, Господи!» И стараясь вразумить строптивого и неразумного начальника, он ограждался от него различными юродствами и даже позволял себе иногда обращаться небрежное достоинством его сана. Но что же из того? Разве не святитель Николай ударил некогда по лицу злочестивого Ария на одном из Вселенских Соборов?..
И вот начальник Иов, сознавая, что поношениями и уничижениями ничего старцу не сделаешь, придумал иной план: он стал собирать различные клеветы на него, надеясь хоть этим удалить старца из пустыни. Премудрый Соломон, указывая на такие совещании недобрых людей, говорит: «Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания. Он пред нами обличение помыслов наших. Тяжело нам смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других и отличны пути его. Он считает нас мерзостью и удаляется от путей наших как от нечистот.» (Прем. 2, 12, 14– 16). Не знаю, сознавал ли Иов напраслину гнева своего на праведника, но по донесению его видно только одно, что из желания придать клевете вид настоящей правды юродственная жизнь блаженного старца Феофила истолковывалась совершенно превратно. Он писал митрополиту, что иеросхимонах Феофил «наносит поношение монашеству и своим небрежением о сане совершенно отвергает себя от оного, распространяет суеверие и ханжество, а сокрытием внутреннего быта своей жизни, дерзостью и буйством подает сомнение в самом его веровании и здравом состоянии умственных способностей...» Что же может быть ниже подобного ослеплении человеческого ума? Не таким ли точно образом, как поступали враги Феофила, собирали лжесвидетельства и на Иисуса Христа? Но души праведных в руке Божией. Сколько ни старались недоброжелатели блаженного старца, они не могли достигнуть желаемого успеха.
Как же смотрел на подобную клевету сам блаженный? Видя, что на него клевещут напрасно, он нисколько не скорбел духом, а наоборот – веселился и вспоминал апостольские слова: «Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух славы, Дух Божий почивает на вас: теми (то есть нашими врагами) он хулится, а вами прославляется. Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, а прославляй Бога за такую участь. » (1 Петр. 4, 14–16). «Ибо блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах.» (Матф. 5, 10–11).
Когда же подошел к нему келейник Иван и, сочувствуя старцу в беде, пожелал узнать о причине такого его равнодушия к скорбям, старец отвечал:
– Эх, Иване, Иване... Лучше потерпеть несправедливость, нежели совершить ее самому. Слушай, что говорит о том слово Божие: « Горе богатым, насыщенным, хвалимым; но благо тем, которые терпят всякую напраслину, побои, ограбления, насильственные утруждения, ибо мзда их многа на небеси».
– А если терпят напрасно, за ничто, батюшка?
– Так что же из того? Нельзя противиться злому. Грешно предаваться грусти. Мы изгнанники на земле. А изгнанникам не дивны оскорбления и обиды... Мы у Бога под епитимиею, а епитимия заключается в лишениях и трудах. Мы больны душой и телом, а больным полезны горькие лекарства...
И вот, чтобы угасить в сердце своем всякую неприязнь к обидчикам и дабы выполнить на деле Евангельский совет, выраженный словами: Солнце да не зайдет в гневи вашем,– блаженный старец тотчас после начальнических угроз, притеснений и вспышек, составлял Иову письменные ответы и, выставляя себя в них единственным виновником происходящего «зла» и тем самым как бы сознаваясь в своих «бесчиниях», давал ему обязательство изменить образ своей жизни, но еще более после того увеличивал подвиг юродства, объясняясь с ним при встрече, что «Бог так велит».
Правда, не одного только начальника Иова, но и многих соблазняла несколько странная манера старца стоять в церкви. Блаженный обыкновенно отворачивался от людей к стене и ни в каком случае не поднимал опущенных очей. При личном же участии в Богослужении он поступал еще более странно. Не будем распространяться о том, а передадим это словами самого начальника Китаевской пустыни Иова, которыми он описывает поступки блаженного в своем донесении на него митрополиту Филарету. «Приготовляясь к соборному священнослужению, пишет Иов,– Феофил нарушает правило и порядок: никогда, при начатии великой вечерни или утрени, несмотря на мои подтверждения, не стает в алтаре, и где светильничные молитвы читает – неизвестно. Едва участвуя в бытии на Литургии или величании, во время кафизм уходит или стает за полуденные двери, вне, и при помянутом сослужении не стоит прямо, но отворачивается на восток. Лица и рук своих Феофил, по-видимому, никогда не умывает. Даже стоя пред престолом в Литургии, как бы изумленный, требует непрестанных указаний, облачаясь часто с заплетенною косою. Держа книгу пред собою – не показывает, чтобы вычитывал должные молитвы, и весьма редко творит поклонения, а утерши нос рукою наклоняется и утирает его одеждою со святого престола. При произношении же: «Христос посреде нас» – все делает не сообразуясь с прочею братиею. Причащается Святых Тайн Феофил весьма торопливо. По причащении же, став пред престолом, но обратясь в отворенную пономарскую дверь и смотря на народ (как бы напоказ), читает благодарственные молитвы. В высокоторжественные же дни, хотя и участвует в Богослужении, но не выходит на молебны, а разоблачаясь, уходит из церкви, за что неоднократно был лишаем и трапезы... Даже в проскомидии он полагает святой хлеб не на середину, а на левый край, отчего все может легко опрокинуться, а прочие места занимает частицами и в них не наблюдает порядка. В Литургии, обратясь к аналою, не смотрит в служебник и как бы отвращается от святого престола и при выходах из алтаря требует напоминания. При великом же выходе, по перенесении Святых Даров, не держит служебника пред собою и не обращает очей и сердца к святому престолу, совершая подобающее поклонение, а все смотрит в книгу, лежащую на аналое, и трудно бывает возбудить его в ту минуту, чтобы положил хотя три поклонения, благоговейно благословил приносимые Дары и, раздробляя оные, не спешил, а тщательно губкою отер свои руки от прилипших крупиц... Поспешность его в Богослужении ни с чем несогласна. При возглашении же диаконом: «Исполни, владыко, святый потир» - он, даже не смотря на потир, отделенную часть Святого Агнца как бы бросает в него, что не позволяет ему и отправления чреды...»
И митрополит Филарет верил этому. Верил потому, что неоднократно сам убеждался в том при совместном служении с Феофилом.
– Поверни его на место,– говорил он в таких случаях своему архидиакону, когда блаженный оборачивался по обыкновению на восток, в то время, когда другие стояли на запад. И не подразумевая в поступках блаженного сокровенно-загадочного смысла, делал мысленное предположение, что Феофил поступает так не по каким-либо другим, ему одному ведомым тайнам, а по своему «малограмотству».
Не лишним будет сказать здесь, что господствующей чертой в управлении Лаврой у Высокопреосвященного Владыки Филарета было то, что он во всех своих распоряжениях являл себя не как власть имеющий, но как неуклонный и ревностный последователь и смиренный послушник всем уставам, правилам и обычаям, переданным инокам от святых преподобных Печерских. Поэтому образ жизни лаврской братии Владыка сводил в своих распоряжениях как бы к тому, что «первоначальницы святые чудотворные Киево-Печерские Лавры, Духом Святым просвещенные, установили и заповедали», и был для братии не как митрополит и даже как бы не настоятель, а как отец или старший собрат, словом – авва, как назывались отцы древне-иноческого подвижничества. Его всегдашнее обращение, беседы, наставления, даже замечания и предостережения – все было исполнено кротости, терпеливости и снисхождения. Он никому не внушал боязни или недоверчивости к себе, наоборот - все стремились к нему с радостью и откровенностью.2
Точно так же и здесь, понимая, что хотя жалоба начальника Иова и носила по внутреннему содержанию дух стремления к ненарушимости правил монастырского устава, но могла быть составлена и с примесью личной вражды к досадителю-блаженному, миролюбивый и кроткий Владыка, чтобы не выйти из границ начальственного жестокосердия, призывал блаженного к себе и подвергал его тайному допросу:
– Феофил! – так говорил ему кроткий Архипастырь,– там на тебя опять пошли жалобы.
– Сильный возсташа на мя и крепцыи взыскаша душу мою,– тихо отвечал на это блаженный, потупив глаза.
– Однако что же мне прикажешь делать с тобой?
– Дивны дела Твоя, Господи! – снова отвечал Феофил.
– Пишут, что ты разводишь суеверие, соблазняешь братию.
– Избави мя от клеветы человеческия...
– Да ты не «избавляйся», а рассуди, брат... Начальство пристает, требует наказать тебя...
– Господь прибежище мое и Спаситель мой, кого убоюся?
– Ну, смотри у меня, – заключал митрополит Филарет.– Я с тобой рассчитаюсь, проказник.
– В Господе мзда моя и утешение мое у Вышнего...
На этом разговор обрывался и, поклонившись митрополиту в ноги, блаженный поспешно выходил из покоев, оставляя маститого Архипастыря в таком же неведении относительно своей невинности, в каком Владыка находился и прежде...
Но насколько не любил первоначально святитель Филарет блаженного старца Феофила, настолько уважал старца Парфения. Каждое лето, отправляясь с ним в Голосеевскую пустынь, он возвращался в Лавру только на праздники и но окончании их уезжал назад. Там в самом уединенном углу пустыни, среди глубокой чащи тенистого сада, стояла келья Парфения. Тотчас по совершении ранней Литургии в домовой церкви Архипастыря, он удалялся в лес, где и совершал свое молитвенное правило, прочитывая дорогой всю Псалтирь. Составитель жизнеописания старца иеросхимонаха Парфения кратко, но глубоко и верно изобразил духовные отношении его со святителем Филаретом, выразив их в следующих назидательнейших чертах: «Велика была любовь Святителя к старцу, но беспредельна и преданность старца к Святителю. И этот духовный союз составлял для обоих утешение в их подвижническом странствии в житии сем. Душа-Архипастыря, утомлявшаяся нередко многотрудными занятиями своего сана, отдыхала в беседе просвещенного духом старца. А душа старца с безусловным доверием опиралась о мудрость Архипастыря».
Отчего же, спросите вы, при таком «монахолюбии» Высокопреосвященного Владыки Филарета и при истинно братском духе общения его с иноками Киево-Печерской Лавры он оставался так хладнокровен к выдающейся личности блаженного Феофила? Отчего он, питая великую любовь к иеросхимонаху Парфению, к подвигам старца Феофила оставался вначале почти равнодушным?
На это мы ответим так.
Иеросхимонах Парфений явил в лице своем образ жития, подобного древним великим подвижникам. Весь путь своего духовного усовершенствования проходил он почти на глазах Владыки – Архипастыря, который, уразумев в нем истинно-пламенного ревнителя святоподвижничества, собственными руками облек его в схиму в пещерах преподобного Антония и наименовал Парфением. Впоследствии оба эти лица настолько скрепили своп духовный союз, что маститый Архипастырь решил избрать себе Парфения даже в духовного отца... Старец же Феофил как переведенный в Лавру уже в звании иеросхимонаха, хотя и мог показать в своем лице назидательный образец возвышенного духовного настроения, но, скрывая в подвиге Христа ради юродства безукоризненную чистоту невинной детской души и всеми способами уклоняясь от духовного общения со Святителем, не давал ему возможности заглянуть в недра своего странного характера и тем самым препятствовал Владыке уразуметь духом благодать, сущую в нем, ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?
И вот, разочарованный Архипастырь, чтобы хоть немного приподнять таинственную завесу, скрывавшую истинный смысл речей и поступков блаженного, призывал к себе начальников и советчиков и уже при содействии посторонних лиц тайно расспрашивал обо всем, что только могло послужить поводом к оправданию или обвинению старца.
И дело объяснилось очень скоро. Когда один брат, с которым Фёофил был более других откровенен, приступил к нему и спросил о причине его странного поведения во время церковных богослужений, старец отвечал:
– Бог видит мою простоту. Я литургисаю по порядку, вычитываю все определенные молитвы, предстоятеля уважаю как моего приставника, но когда углубляюсь мыслию в совершаемое таинство, то забываю самого себя и все, что вокруг меня. Я вижу во время божественной Литургии луч, крестообразно сходящий с высоты и осеняющий предстоятеля и служащих с ним, но иногда не всех. Вижу некую росу, сходящую на Священные Дары и пресветлых Ангелов, парящих тогда над престолом и глаголющих: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея». И тогда все существо мое восторгается неизреченно, и я не в состоянии бываю оторваться от сладостного видения... Брате! Я не оправдываю себя, а говорю истинную правду. Только молю тебя, не открывай до времени сказанного мною, да не блазнятся о мне грешнике смердящем.
О таком ответе блаженного старца тотчас донесли митрополиту Филарету. И заинтересованный Архипастырь, уже намеревавшийся перевести Феофила «как не состоящего в числе Лаврской братии» в Мошногорский Вознесенский монастырь, немедленно пригласил к себе наместника Лавры архимандрита Иоанна и экклесиарха Лавры иеромонаха Мелетия и стал с ними совещаться.
– Зачем тревожить праведника,– отвечал на вопрос Владыки экклесиарх Мелетий, особенно ратовавший в защиту Феофила.– Пускай просвещает нас. Ведь никто не знает, кому осталось на свете больше жить: вам или ему...3
Владыка строго посмотрел на дерзкого советчика, но немного поразмыслив, сказал:
– Да! Твоя правда. Все мы под Богом ходим...
И тотчас отдал предписание Духовному Собору Лавры остановиться с исполнением положенной им ранее резолюции о Феофиле впредь до особого на то приказания. Таким образом, блаженный старец Феофил остался жительствовать на прежнем месте.
[1] Архив К.-П. Лавры. Дело № 565/344.
[2] Красноречивым свидетельством тому может служить рассказ Лескова «Владычный Суд».
[3] На другой день после описанного случаи блаженный Феофил прислал Мелетию через своего келейника большой арбуз. Что же предвещал он? А вот что: в следующее воскресенье, на литургийном служении митрополит Филарет без всякого предварительного извещения и без разрешения Святейшего Синода собственною властью возложил на иеромонаха Мелетия митру и возвел в сан архимандрита.
к оглавлению
К читателю 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...
|
|
|
|
|
|
|
|
 |
|
 | |||||||||
|
Код баннера © 2000-2024 Церковь Иоанна Богослова |
|
